— Да, мы попали в переплет, что и говорить, — произнес Эндрю.

Настроение у всех было подавленное, лица выдавали крайнее утомление.

— Давайте начнем с вас, доктор. В каком состоянии люди?

Эмил сокрушенно покачал головой:

— От Пятого Суздальского и двух батарей практически ничего не осталось. Восемьдесят пять процентов убитых и раненых. Можно считать, что этих подразделений больше не существует.

Эмил замолчал и посмотрел на Винсента, Лицо молодого человека распухло и было сплошь покрыто ссадинами и шрамами. Но что действительно вызывало беспокойство — это выражение, застывшее в его глазах. Какая-то холодная пустота. Эндрю рассказал ему об инциденте с мерком. Что-то с мальчишкой было явно не так. Но проводить с ним душеспасительные беседы сейчас не было никакой возможности.

— Что касается остальных, то тут тоже мало радости, — продолжил Эмил. — Мне еще никогда не приходилось участвовать в таком жутком марше. Хуже, чем под Геттисбергом. Насколько мне известно, почти сто человек погибло, в основном от жары, не считая потерь, обычных для таких случаев, — попали под поезд, стали жертвой непреднамеренного выстрела или были зарезаны в пьяной драке вчера вечером.

Эмил взглянул на Марка.

— Когда встречаются солдаты разных воюющих сторон, особенно если военные действия происходили недавно, подобные стычки неизбежны, — сказал консул.

Эмил помотал головой, не соглашаясь, но продолжил свой отчет:

— Людям надо отдохнуть хотя бы дня три, прежде чем они будут на что-нибудь способны. Они вымотаны до предела, Эндрю. Если ты попытаешься загрузить их работой раньше, они начнут выходить из строя тысячами. Скажи еще спасибо, что карфагеняне не оказали нам почти никакого сопротивления.

— На это и был расчет, — отозвался Эндрю. — Я хотел воздействовать на них уже самим фактом нашего стремительного наступления. Правда, нам пришлось заплатить за это немалую цену. Сейчас у нас здесь более девятнадцати тысяч боеспособных воинов. Киндред докладывает, что у него в Испании четыре тысячи с пятнадцатью пушками. Еще пятьсот человек оставлено у моста через Кеннебек, по двести у Пенобскота и Волги и пятьсот — на заправочных пунктах. Около тысячи отставших рассеяно вдоль всей Аппиевой дороги. Так что в итоге у нас набирается не так-то уж много народа, джентльмены.

— А легионеры? — спросил Эмил. Эндрю посмотрел на Марка.

— Я распустил легион, — резко бросил консул. — Я не могу на них положиться.

— Главное, не выплеснуть ребенка вместе с водой, — заметил Эмил.

— Надо будет разобраться, кто есть кто. Трибуны арестованы. Рядовой состав можно будет использовать для обучения новых подразделений по мере их формирования. — Помолчав, Марк добавил: — После того как у нас будет оружие.

— С этим придется немного подождать, — отозвался Винсент. — Прежде всего нам надо спасать Суздаль. Но вашу пехоту надо готовить немедля. Вооружите их копьями и топорами — всем, что найдется. Нет никакой гарантии, что Кромвель не вернется сюда после нашего ухода.

— Ухода? Но я же подтвердил свою верность нашему союзу. А вы собираетесь кинуть нас на произвол судьбы. Мне не обойтись без вашей поддержки.

— Если падет Суздаль, — ответил Эндрю спокойно, — то нам останется только сжечь за собой все мосты и уходить в леса. И тогда их будет уже не остановить. Главное сражение предстоит в Суздале. Так что именно там мы и можем оказать вам настоящую поддержку.

— Значит, он все-таки перехитрил вас, — произнес Марк с сожалением.

— Да, что есть, то есть, — вынужден был признать Эндрю.

— И как же вы собираетесь переломить ход дела в свою пользу?

— Пока точно не знаю, — откровенно ответил Эндрю. — Для этого я и созвал это заседание штаба. Единственное, что приходит мне в голову, — идти обратно в Испанию, погрузиться на поезд, доехать до Кеннебека и перебраться через него, а дальше пешком.

— Это вряд ли осуществимо, — вмешался Майна.

— Почему, Джон? Ну-ка поделись с нами.

Джон вытащил целую кипу телеграмм, документов и записей:

— По целому ряду причин. Мы взяли с собой двадцатипятидневный запас провизии и восьмидневный уже проели. Я обследовал здешние хранилища. Когда сюда приходили Тугары, погибло много коров и свиней. Поля не были засеяны. Местные жители едва пережили последнюю зиму. Мы можем достать зерно, наскрести какое-то количество говядины и свинины и даже доставить все это до железной дороги. Но тут-то и начнутся проблемы. — Он взял одну из телеграмм. — Это от Киндреда: «В соответствии с вашим приказом вдоль железнодорожной линии был выслан на разведку состав. Обнаружены многочисленные разрывы телеграфного провода к востоку от Кеннебека. Не доезжая тридцати миль до Кеннебека, поезд пришлось остановить, так как железнодорожное полотно разрушено в нескольких местах. Затем связь с поездом прервалась, и больше сообщений не поступало».

— Черт бы их побрал! — бухнул Эндрю кулаком по столу.

— Можно предположить, — продолжил Майна, — что к настоящему моменту выведено из строя миль шестьдесят полотна; так что линия обрывается в добрых двух сотнях миль от нашей границы. Это минимальное расстояние, которое нам придется пройти пешком.

— Делая, как обычно, по пятнадцать миль в день, мы могли бы покрыть этот путь дней за двадцать, а может быть, и меньше, — сказал Эмил с надеждой в голосе.

— Ну что ж, давайте прикинем, — с радостью ухватился Джон за возможность поделиться своими расчетами с аудиторией. — Армия потребляет примерно тридцать тонн пищи в день. Взвалить весь восьмидневный паек на плечи солдат — значит превратить их во вьючных верблюдов. Это нереально. К тому же солдат есть солдат. Он сожрет весь запас за один присест или выкинет лишнее, особенно если его будет донимать жара. А разживиться чем-либо по пути практически невозможно. Это почти то же самое, что идти через пустыню. Для того же, чтобы без железной дороги перевезти только хлеб, необходимый на один день, потребуется тридцать подвод. И я уже проверял — в Риме нет достаточного количества крупных пароконных повозок. Да и лошадей тоже мало, и к тому же они чертовски дорога. Если же впрячь волов, то мы сможем делать максимум десять-двенадцать миль в день — больше эти животные не способны пройти. Теперь мясо. Для перевозки двухдневного запаса потребуется шестьдесят подвод.

— Я что-то не улавливаю, откуда это следует, — вмешался Винсент.

— Очень просто. Освободив в конце первого дня часть подвод, нам придется возвращать их назад, на что уйдет еще один день. И с каждым днем затраты времени будут возрастать. Когда мы проделаем четырехдневный путь, нам потребуется четыре дня на то, чтобы отправить обратно подводы, и еще четыре, чтобы вернуться. Пройдем мы при этом каких-нибудь сорок-пятьдесят миль, а подвод используем более двух сотен. Теперь прикиньте, сколько нам понадобится подвод для того, чтобы пройти двести пятьдесят миль, и вы легко представите себе, во что это выльется.

Все молчали, потрясенные картиной этого снабженческого кошмара. Джон злорадно ухмылялся, как учитель математики, заставивший учеников решать задачку, не имеющую решения.

— Так что теперь вы сами видите, почему я сопротивлялся, когда вы назначили меня ответственным по тылу и промышленному обеспечению, — сказал он. — Ну ладно. Продолжим. Есть все основания полагать, что по этой территории шныряют карфагеняне. Если они перехватят хотя бы один наш караван, армия очень скоро начнет голодать. Стало быть, придется по всему пути выставлять охрану. Вы, наверное, помните, сколько неприятностей доставил нам в шестьдесят четвертом году Мосби всего с сотней людей? То же самое повторится и здесь. Лошадей у нас совсем мало. А Кромвеля эти проклятые мерки наверняка снабдили с избытком. Не исключено, кстати, что верховые тугары и мерки тоже крутятся там. Поэтому нам потребуется целый полк с парой пушек, чтобы охранять ежедневную доставку продуктов, и не менее сотни для охраны подвод на обратном пути.

— Да-а, это черт знает сколько народа, — протянул Эндрю. — Полков двадцать, если не больше. Использовать почти половину людей только для того, чтобы прикрывать собственный хвост, — это смешно.

— И это еще не все — продолжил Майна. — Надо будет также охранять железную дорогу на всем ее протяжении. Достаточно нескольких всадников, чтобы разобрать пути или, не дай бог, подстроить аварию, и все застопорится. И еще один немаловажный момент. На нашем пути есть участок длиной миль пятьдесят, где практически не встречается никаких речек. Если считать, что человеку требуется две кварты воды на день пути…

— В такую жару это чертовски скудная норма, — вставил Эмил.

— И даже исходя из этого минимума… — Джон замолчал и сверился со своими записями, — люди смогут взять с собой запас воды всего на два дня. А когда они истекут, нам понадобится дополнительно двести подвод, каждая из которых повезет тысячу фунтов, — и это только для того, чтобы обеспечить водой людей. Самое веселое, что потребуется еще по пятьдесят подвод с водой на каждые четыре дня пути, чтобы напоить тягловый скот, и еще сто подвод для лошадей. Вдобавок ко всему, когда мы достигнем этого безводного участка, придется существенно снизить количество продовольствия на подводах, так как на них надо будет погрузить по четверти тонны воды на каждого вола. Еще одно соображение. Сюда мы ехали налегке и везли все боеприпасы для артиллерии и пехоты поездом, а на обратном пути надо будет тащить все это на себе, раз в конце пути вы хотите сражаться. То есть это еще сотни и сотни лошадей, подвод со снаряжением, кормом и водой для животных. Как видите, все это возрастает в геометрической прогрессии. И последнее. Где, хотел бы я знать, мы возьмем все эти подводы, не говоря уже о тягловых животных? На то, чтобы собрать их со всей римской территории, уйдут недели. А между тем приближается сбор урожая, и нельзя оставлять местных жителей без лошадей. И даже если мы найдем волов, то для перевозки их до конечной станции у нас имеется чуть больше двухсот железнодорожных платформ. Это значит, что в течение нескольких дней надо будет гонять взад и вперед по десять составов ежедневно только для того, чтобы иметь возможность отправиться в путь. А я ведь еще ничего не сказал о самих людях, тоннах продовольствия для них, тысячах баррелей воды и топливе для паровозов. Иными словами, — заключил Джон невозмутимо, — все это просто-напросто невозможно.

— В прошлый раз ты так ловко со всем справился, что казалось, любая транспортная проблема нам по плечу, — посетовал Эндрю, качая головой. — Тогда у меня был составлен план ликвидации непредвиденных затруднений на несколько месяцев вперед, — ответил Майна. — Мы начинали свой путь оттуда, где у нас хранились все запасы. Продовольствие было заготовлено, упаковано и складировано, а не свалено в одну кучу, как сейчас. Один железнодорожный состав может перевезти за день более сотни вагонов груза и обеспечить всем необходимым целую армию. А для перевозки на более дальние расстояния — скажем, миль на пятьсот — будет достаточно четырех составов. Железная дорога совершила настоящую революцию в снабжении армий всем необходимым. Наш первоначальный план строился в расчете на то, что имеется прямой безопасный путь до самой римской границы. А Кромвель перечеркнул все наши расчеты с помощью какой-нибудь тысячи своих людей.

— Или тугар, — вставил Марк, обескуражено качая головой.

— Один умный человек как-то сказал, что неопытные генералы изучают тактику, а опытные — вопросы снабжения, — произнес Эндрю сокрушенно. — Я тоже увлекся разработкой военных операций, а на материальное обеспечение не обращал достаточного внимания.

Майна открылся перед ним в новом свете. Эндрю понял, что у них гораздо больше общего, чем это представлялось ему раньше. Он сам зачастую с трудом засыпал, пытаясь предусмотреть все многообразные ситуации, которые могут возникнуть на поле боя, и свои действия. По всей видимости, Джон тоже прикидывал так и этак, без конца прокручивая в уме множество цифр и думая о том, насколько они в действительности бедны. «И как я мог оказаться таким дураком, что не предвидел этого?» — сокрушался Эндрю. Было ясно, что от Кромвеля можно ожидать всего, но Эндрю почему-то уверовал, что этот тип навсегда ушел куда-то на юг и о нем можно забыть. Ему и в голову не могло прийти, что тот договорится с мерками, вооружит их приспешников и, построив целый флот броненосцев, нападет на Суздаль.

— До появления железных дорог, — продолжил свою лекцию Джон, — армии, как правило, развертывали военные действия в радиусе пятидесяти миль от своей базы. На большем удалении от нее армия становилась неуправляемой. Единственной альтернативой было — добывать практически все по дороге. Так поступали и Наполеон, и Билли Шерман. Нам же надо пройти пятьсот миль, и на всем пути мы можем найти припасов от силы на два дня.

— А нельзя надеяться на то, что Ганс со своими войсками доберется по железной дороге до Кеннебека? — спросил Эмил. — Тогда расстояние, которое нам надо пройти, сократится до шестидесяти миль.

— Я не могу подставлять армию под удар, основываясь в своих расчетах на надежде, — ответил Эндрю. — К тому же Ганс располагает всего одной регулярной дивизией, а железнодорожных составов у него вообще нет — мы задействовали все, что было. Таким образом, джентльмены, — заключил он устало, — мы убедились, что этот план неосуществим. Кромвель рассчитал все очень точно. Давайте искать другие варианты.

Его прервал стук в дверь. Он улыбнулся, увидев входящего несколько скованной походкой Фергюсона в сопровождении Буллфинча.

— Как доехал? — спросил Эндрю, ехидно улыбаясь.

— Хм… «Как доехал». Вы требуете, чтобы я добрался сюда из Испании меньше чем за день, а я в жизни ни разу не садился на лошадь. И теперь уж я ни за какие коврижки не соглашусь приблизиться к этим тварям даже на пушечный выстрел.

Найдя свободный стул, он осторожно опустился на него и состроил гримасу, соприкоснувшись с жестким сиденьем.

— Не найдется ли у кого-нибудь выпить? — простонал он.

Эмил вопросительно посмотрел на Эндрю, и тот кивнул. Доктор вытащил из кармана фляжку и пустил ее по столу в сторону Фергюсона. Чак сделал большой глоток и, заметив, что Эндрю укоризненно качает головой, воздержался от второго. — Спасибо, сэр, сразу полегчало.

— Вылью остальное на твою филейную часть, когда мы покончим с делами, — отозвался Эмил, забирая фляжку под дружный хохот всех присутствующих, который разрядил гнетущую атмосферу, воцарившуюся после лекции Майны.

— Так какие будут предложения, джентльмены? — спросил Эндрю.

— А что если пойти чуть севернее, краем леса? — сказал Эмил. — Добавится не больше шестидесяти миль, но зато идти будет легче, чем по степи, и проблема с водой решится. Будем высылать вперед разведчиков на ее поиски.

— Если они отправят войска нам навстречу, то в лесу мы попадем в настоящую ловушку, — возразил Эндрю. — В степи, по крайней мере, мы можем увидеть их издали. И, кроме того, чтобы перебраться через Кеннебек и Пенобскот, нам нужен мост — или хотя бы его остатки. У меня есть одна идея, но боюсь, Майна не оставит от нее камня на камне. Джон, как насчет того, чтобы захватить с собой какое-то количество рельсов, восстановить разрушенные участки, а также мост через Кеннебек?

— В Испании у нас хранится миль сорок рельсов, — ответил Майна. — По нескольку миль в день можно прокладывать, если не обращать внимания на точность подгонки и соединений. Но восстановить мост — это задачка потруднее. Надо заготовить несколько сотен тысяч погонных футов пиломатериалов. На это уйдут месяцы. Мост через Пенобскот тоже, возможно, разрушен. У Гаупта в Штатах все материалы были заготовлены заранее, а мы лишены этой роскоши. Можно было бы плюнуть на мост и переправить пару паровозов с составами и рельсами на паромах, чтобы они обеспечивали все поставки. Войскам же все равно придется идти пешком.

— Дикая идея, — выразил свое мнение Эмил.

— Не такая уж дикая, как кажется, — отозвался Майна. — Однако несколько недель для этого потребуется, да к тому же не исключено, что они будут делать дырки в полотне быстрее, чем мы будем успевать штопать их. Так что проблема охраны линии по всей длине остается. Я уж не говорю о мосте. Пройдут месяцы, прежде чем какой-нибудь состав сможет пересечь по нему реку. Самое гнусное во всем этом то, что весь наш подвижной состав находится в данный момент на этом берегу. И стоит нам углубиться на запад, как проблема охраны встанет очень остро. Потеряв же наши поистине драгоценные паровозы, мы будем обречены.

— «Один посуху, два по морю», — многозначительно продекламировал Фергюсон.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эндрю, пряча улыбку.

— Видите ли, сэр, я тут на досуге поразмышлял…

— Нашел чем удивить, — усмехнулся Майна. — Ты только этим и занимаешься день и ночь напролет.

— Дело в том, что размышлять на военные темы меня не учили. Пока не началась война, я изучал в колледже инженерное дело. Но, слушая вас, я убеждаюсь, что и вы почему-то не затрагиваете вопроса о том, какой стратегии нам следует придерживаться в войне с Кромвелем.

— Чак, неужели ты действительно собираешься предложить то, о чем я думаю? — спросил Эндрю.

Улыбнувшись, Фергюсон кивнул.

— Вот почему я хотел, чтобы он присутствовал на этом собрании, — сказал Эндрю, радуясь тому, что Чак не обманул его ожиданий.

— О чем, черт побери, вы оба толкуете? — не выдержал Эмил. — Откровенно говоря, моя идея с лесом представляется мне все-таки оптимальной.

— Как я понимаю, мистер Фергюсон предлагает нам построить свой флот, — спокойно объяснил Эндрю.

Он сам, вопреки всякому здравому смыслу, подал Чаку эту безумную идею и велел обдумать ее по дороге из Испании. Теперь весь вопрос заключался в том, насколько это было осуществимо.

— У Кромвеля на руках все козыри, и пока что, надо признаться, он обыграл нас в чистую, — сказал Эндрю. Мысль об оставленной в сенате записке доставляла ему острую боль. Угроза насчет Кэтлин и Тани была ударом ниже пояса, от которого, он надеялся, Тобиас воздержится. И что его особенно заедало — это концовка, «шах и мат». С первого же момента их знакомства Кромвель видел в нем своего соперника. И теперь, когда их соперничество действительно развернулось благодаря ему не на шутку, он обставил Эндрю по всем пунктам. Так что записка беспокоила его гораздо больше, чем ему хотелось бы.

— Он ожидает, джентльмены, что мы будем пробиваться обратно, — это единственный логичный ход в нашем положении. Он тщательно продумал все ответные ходы. И поэтому нам нужно сделать то, чего он не ожидает.

Винсент, переводивший на латынь для Марка все сказанное по-русски и по-английски, прервал его:

— И к тому же нет никакой гарантии, что после того, как мы двинемся обратно в Суздаль тем же путем, что пришли сюда, Кромвель не повернет свои корабли и не вернется в Рим.

— Да, Рим не выдержит еще одного такого нападения, — согласился Эндрю. — Мы должны обеспечить его безопасность даже в том случае, если нам самим придется туго. Давайте не будем забывать об этом. Мы должны каким-то образом блокировать его возвращение сюда.

Марк расплылся в улыбке, когда Винсент перевел ему эти слова. Было видно, что напряжение, в котором он пребывал, ослабло. До сих пор все действительно выглядело таким образом, будто русская армия убирается восвояси, бросив его на растерзание врагам.

— Построить флот? — переспросил Майна. — Чак, до сих пор мне казалось, что у тебя есть голова на плечах. Железная дорога — это была твоя идея, и большинство машин, работающих у нас повсюду, сконструированы тобой. Но флот? Ты, по-моему, просто не в себе.

— Давайте выслушаем его, — предложил Эндрю, — и тогда уже решим, свихнулся он или нет.

— Прежде чем отправиться сюда из Испании, я послал телеграмму Джону Буллфинчу. Он сообщил мне, что мы захватили больше дюжины карфагенских галер. Кроме того, у нас есть восемнадцать римских галер и штук двадцать-тридцать транспортных судов. Это крупные, прочные плав. средства для перевозки зерна.

— Этим остолопам следовало сжечь их все до одного, — заметил Буллфинч.

— Освобожденный римский народ помешал этому, — ответил Эндрю, посмотрев на Марка с улыбкой.

— Карфагенские суда очень неплохи, — продолжил Буллфинч. — Большинство их с двумя рядами банок и двумя гребцами на каждом весле. На более крупных галерах — до двух сотен гребцов; возможно, они могут взять еще по двадцать-тридцать человек. На всех судах, какие есть, поместится тысячи четыре пехотинцев.

— Можно было бы перевезти на них материалы, необходимые для строительства мостов через Кеннебек и Пенобскот, — оживился Майна.

— Кромвель может поставить в устье реки один из своих броненосцев, который перестреляет нас, как куропаток, — возразил Эндрю.

— Тогда какой от них вообще толк? — спросил Эмил.

— Мы используем их, чтобы создать новый флот! — с торжеством объявил Фергюсон.

— Каким образом?

— Я не такой уж знаток истории, но парочку курсов по этому предмету мне пришлось прослушать, хотя на кой ляд все эти дурацкие подробности давно минувших событий студенту инженерного факультета — никому не известно.

— Не забывай, сынок, что я до войны преподавал историю, — невозмутимо заметил Эндрю, — так что давай лучше не заводить спор на эту тему. Всякий дурень технарь вроде тебя неизбежно его проиграет.

Фергюсон смутился, в то время как все остальные покатились со смеху.

— Как я уже сказал, сэр, — продолжил Чак, — мне посчастливилось прослушать два чрезвычайно интересных и полезных курса по истории.

— Ну вот, это другое дело, — прогудел Эндрю в лучшей профессорской манере. — Как бы то ни было, но мне почему-то запомнилось описание того, как эти древние римляне, — он кивнул в сторону Марка, — сражались. Я, правда, забыл, что это была за война, — они, похоже, только и делали, что воевали.

— Первая Пуническая война, — подсказал Винсент на латыни.

Эндрю одобрительно кивнул ему, как учитель, довольный хорошим ответом ученика.

— У карфагенян было полное преимущество на море, — сказал он, — потому что римлянам никогда до этого не приходилось участвовать в морских сражениях. Римляне захватили карфагенскую галеру, разобрали ее на части и использовали их как шаблон. Затем они соорудили конвейер — первый в истории — и построили целый флот, а римские пехотинцы в это время учились грести в песке, сидя на скамейках на берегу моря.

Марк просиял:

— Да, это был первый флот, построенный нашими предками. Тот, на котором они попали в Валдению во время великой войны с Карфагеном, был уже вторым по порядку. Так гласит легенда Вария.

— Что это за легенда Вария? — заинтересовался Эндрю,

— В ней описывается, как наш флот, отправившийся на войну с Карфагеном, был захвачен потоком света и перенесен сюда. То же самое произошло и с карфагенянами. Здесь они поплыли к югу, а мы обосновались на этом месте. Все это написано в наших исторических хрониках. Так, значит, вы знали обо всем этом? — спросил он возбужденно.

Эндрю кивнул ему.

— Так скажите мне, победили ли наши предки, ведомые великим Цинциннатом?

— Вы разгромили Карфаген, — ответил Эндрю. Сам он всегда симпатизировал карфагенянам в их борьбе с Римом, длившейся целое столетие, но сейчас, разумеется, не признался бы в этом.

— Ну вот, значит, так все и было, — пробормотал Фергюсон, несколько разочарованный тем, что за него все рассказали. — И мне пришла в голову мысль, не разобрать ли и нам одно из карфагенских судов. Можно пронумеровать все части и устроить сборочную поточную линию. Естественно, мы будем строить корабли усовершенствованным способом. У нас вполне достаточно металла для гвоздей, так что мы быстренько прибьем всю обшивку.

— Они будут пропускать воду, как решето, — возразил Буллфинч. — И где нам взять сухую выдержанную древесину?

— К черту выдержанную древесину. Возьмем, какая есть. Скорее всего и древние римляне строили свой флот из невыдержанной. И что с того, если корабли будут течь? Будем всю дорогу непрерывно вычерпывать воду. Они нужны нам только для того, чтобы добраться до Суздаля и разбить карфагенян. Настоящие корабли мы построим потом.

— А где, ради всего святого, ты собираешься добыть всю эту древесину, пускай даже невыдержанную?

— Вниз по Тибру, у самого леса, есть лесопилка. Она уже выпускает шпалы для железной дороги. За несколько дней мы напилим все необходимые ребра и доски для обшивки. Там уже заготовлено много хорошей древесины, которую собирались пилить на шпалы.

— Лучше не придумаешь! — саркастически бросил Эмил. — Мы изготавливаем эти деревяшки, отплываем на них, встречаемся с одним из этих проклятых кромвелевских броненосцев, и все, что от нас остается, — это куча щепок, а двадцатитысячная армия погружается на дно.

— Не совсем так, — вкрадчивым тоном отозвался Фергюсон. — Мы ведь построим броненосцы.

— Ха! Он таки действительно свихнулся! — воскликнул Майна.

— Как знать, может быть, для нашего спасения как раз это и требуется, — серьезно возразил Эндрю. — Продолжай, Чак. Я слушаю тебя.

Все потрясено молчали.

— Сэр, что сделал Кромвель? Он срезал все надстройки с «Оганкита» и превратил его в броненосец, то есть совершил то же самое, что и мятежники с «Мерримаком».Почему бы и нам не последовать его примеру? Для начала можно взять, скажем, эти зерновозы.

— Они не выдержат такого веса, — заметил Буллфинч.

— Значит, мы усовершенствуем их, чтобы выдержали. Мы запросто можем сделать "гладкую палубу наподобие той, что на «Мониторе», с орудийной башней. Если бы не поджимали сроки, я бы попробовал соорудить вращающуюся башню, но даже Эриксону потребовалось для этого четыре месяца, а мы, как я понимаю, таким временем не располагаем. Таким образом, мы делаем гладкую палубу, а наверху, в самой середине, небольшую орудийную башню. И вовсе не обязательно, чтобы она вращалась. Прорежем окошки со всех четырех сторон.

— Говорят, что на Миссисипи за какой-нибудь месяц строили канонерки буквально из металлолома, — подхватил Буллфинч, заразившись от Чака энтузиазмом.

— Ты думаешь, что сможешь сделать то же самое? — спросил Эндрю.

— Ну, это можно выяснить только одним способом, сэр, — усмехнулся Фергюсон.

— Минуточку! — вскричал Майна. — Где, скажи на милость, мы возьмем броню, двигатели, паровые котлы, пушки, боеприпасы?

— Все это дожидается нас в Испании, сэр, — ответил Чак невозмутимо.

Джон издал несколько нечленораздельных звуков, плюнул и, подняв кверху руки, бессильно откинулся на спинку стула.

— Я продумал все это, пока скакал верхом по этой треклятой Апелевой дороге, или как там вы ее называете.

— Аппиевой, — сказал Винсент.

— Ну да, Аппиевой. Так вот, у нас уже есть двадцать миль насыпи вдоль этой дороги, начиная от Испании. Надо быстренько проложить по ней рельсы, а когда насыпь кончится, перейти на дорогу и класть их дальше прямо по ней. Делаем так. Подгоняем друг за другом все паровозы, какие есть, разбираем проложенный позади них путь и переносим рельсы вперед. И так далее, до самых причалов. Там снимаем паровозы с рельсов, ставим их на канонерки — и вот вам готовые судовые двигатели. Паровозы новой модели будут гонять суда по морю с адской скоростью. И при этом у нас будет шестьдесят миль рельсов и шпалы, из которых можно будет изготовить и броню, и все, что нам надо.

— Боже милостивый! Эндрю, неужели ты позволишь ему сделать это? — не выдержал Майна. — Чак, — горячо обратился он к Фергюсону, — мы с тобой дружим и трудимся вместе уже много лет. А теперь ты хочешь уничтожить все, что мы создали. Это конец нашей дружбы.

— Джон, давай оставим эмоции, — спокойно урезонил его Эндрю. — Скажи лучше, считаешь ли ты, что это выполнимо.

— Послушай, Эндрю, — произнес Майна возбужденно, — самое большее, что удавалось проложить нашим рабочим до сих пор, — чуть больше полутора миль рельсов в день. При таких темпах нам потребуется месяц, чтобы добраться до Рима.

— Да, если мы будем прокладывать постоянную линию, — сказал Чак. — А мы не будем. Мы проложим временную. Шпалы набросаем как попало, гвозди будем забивать только в каждую четвертую или пятую — лишь бы рельсы не разъехались. Рельсов и шпал, которые хранятся в Испании, хватит на сорок миль. Еще двадцать возьмем с построенной железной дороги. На топографические работы наплюем. Аппиева дорога прямая, как стрела. Известно, что римляне умели строить дороги. Я думаю, мы вполне сможем проходить по четыре мили в день, если будем работать посменно днем и ночью. Таким образом, мы доберемся до Рима за две недели.

— Джон, это возможно? — поспешил задать вопрос Эндрю, прежде чем Майна успел взорваться в очередной раз.

— Да, это возможно. Но насколько вероятно — это другой вопрос.

— Но мы можем это сделать? — настаивал Эндрю. Майна сердито посмотрел на Чака и неохотно кивнул.

— Ну хорошо, — обратился он к нему. — Мы приволокли рельсы и паровозы в город. Что дальше? — Я тут прикинул в уме кое-что. Один фут рельсов весит двадцать фунтов. На одну милю получается немного больше ста тонн. Буллфинч, как ты думаешь, сколько груза могут выдержать эти транспортные суда?

— Ну, может быть, несколько сотен тонн каждое.

— Тогда проблема решена. Покрываем судно рельсами и прибиваем их костыльными гвоздями. Сооружаем орудийные башни из шпал, поверх которых кладем несколько слоев рельсов. Для простоты делаем квадратные башни со стороной восемнадцать футов, по длине рельса. Вся броня будет весить около полутора сотен тонн. Что касается двигателя, то мы просто снимаем его с рамы, точно так же как мы делаем это в мастерских. Я не очень-то разбираюсь в кораблевождении — тут я надеюсь на вашу помощь, Буллфинч.

Буллфинч, поглядев на Фергюсона, расплылся в улыбке:

— Ну надо же, флот! Черт побери, целый флот, который пустит на дно этого подонка! Да он был мне противен с того самого дня, когда я впервые ступил на палубу «Оганкита», и с тех пор нисколько не стал приятнее.

— Давайте вернемся к делу, мистер Буллфинч, — обратился к нему Эндрю с улыбкой.

— Прошу прощения, сэр, — сказал моряк и возбужденно продолжил: — Есть два пути. Во-первых, можно строить суда с гребными колесами — их делать легче, но надо обшивать со всех сторон броней. Винтовые суда, конечно, лучше, но я их практически не знаю. Каковы должны быть их размер и вес относительно мощности двигателя — не имею понятия. Все это знает Кромвель, а я по этому делу не специалист. Я могу только предполагать, как все должно быть. Я видел один из мониторов Эриксона в сухом доке. Там винт был аж футов восемь в диаметре. Но делать такие винты было бы рискованно. Установка паровозных двигателей на суда — это особая статья. У них небольшие цилиндры с высоким передаточным числом. Двигатели на судах значительно крупнее, но делают меньше оборотов, так что придется установить редукционные шестерни. Заставить гребное колесо крутиться со скоростью двести оборотов в минуту невозможно.

— Джон, мы сможем изготовить шестерни?

— За то время, что вы мне отводите, это сложно. Надо будет использовать кожаные приводные ремни, чтобы уменьшить силу, действующую на винт. Можно попробовать снять колеса с вагонов, обрезать их и напилить зубцы — не исключено, что они будут работать.

— А если сделать суда обоих типов — и колесные, и винтовые? — спросил Эндрю.

— С технической точки зрения это здравая идея, сэр, — ответил Фергюсон. — В чрезвычайных обстоятельствах неплохо иметь запасной вариант. Если одна из систем откажет, можно будет обратиться к другой.

— Винсент, сколько у него броненосцев?

— Я видел тринадцать небольших канонерок с одной или двумя пушками, сэр. «Оганкит» по сравнению с ними, конечно, монстр — на нем не менее десяти орудий.

— У нас достаточно орудий, чтобы построить по десятку судов обоих типов, — сказал Эндрю. — Но остается проблема с «Оганкитом». Как насчет этого, Фергюсон?

— Дайте мне несколько месяцев, сэр, и я построю что-нибудь адекватное.

— Откуда я возьму несколько месяцев?

— Тогда сколько, сэр?

— А сколько надо, чтобы построить суда поменьше?

— На броненосцы — тридцать дней. Ну и, может быть, удастся сделать штук семьдесят-восемьдесят гребных транспортных судов.

— В таком случае даю тебе тридцать дней.

— Так вы что, всерьез намерены ввязаться в эту авантюру? — воскликнул Майна.

— Джон, если у тебя есть более удачное предложение, я готов его выслушать.

— А как быть с орудиями, Эндрю? — спросил Джон. — С нашими четырехфунтовками мы будем выглядеть довольно бледно.

— Ты можешь отлить более крупные? — Ну, во-первых, Кромвель оставил нам две пятидесятифунтовки. Жуткое дело. Здешняя литейная выпускает несколько тонн металла в день. Думаю, мы могли бы отлить еще шесть или семь таких пушек.

— Я бы предложил карронады, сэр, — вмешался Буллфинч.

— А это что такое?

— Короткоствольные орудия. Их начали устанавливать на морских судах во время Войны за независимость. Поскольку они небольшие, то подходят для тех орудийных башен, о которых говорил Фергюсон. И металла на них уйдет вдвое меньше.

— А в чем они уступают другим?

— В дальности стрельбы. На расстоянии больше трех-четырех сотен ярдов от них мало толку, в то время как тяжелые пушки стреляют на целую милю. Но зато их можно быстрее заряжать, и на одну двухсотфунтовую карронаду уйдет столько же металла, сколько на обычную сорокафунтовку. Учтите при этом, что когда «Монитор» сражался с «Мерримаком», расстояние между ними по большей части не превышало ста ярдов, а порой они подходили почти вплотную друг к другу.

Эндрю вопросительно посмотрел на Джона.

— Если вы дадите мне металл, я отолью их. Но для надежности их придется сделать сверхмассивными. И канал ствола получится черт знает каким изогнутым. Сделать его идеально прямым в этих условиях нет никакой возможности. Правда, при тех расстояниях, о каких говорит Буллфинч, точность стрельбы не имеет особого значения.

— А как насчет пороха? — спросил Эмил. — Эти большие пушки будут жрать его со страшной скоростью.

— Будем действовать так же, как в прошлую войну. Перероем отхожие места, чтобы добыть нитраты. Уголь достанем в лесу. Вот не знаю, где взять серу. — Он вопросительно посмотрел на Винсента, который быстро перевел вопрос Марку.

Консул на минуту задумался, затем ответил что-то на латыни.

— У них есть залежи в Брендузии, — обрадовано перевел Винсент. — Это в сотне миль отсюда по берегу моря и еще двадцать вглубь территории.

— Еще один важный момент, — сказал Буллфинч. — Какой толщины их броня?

Все опять обратили свои взоры на Винсента.

— Не имею понятия, — ответил он. — Те карфагеняне, которых нам удалось взять в плен, были простыми пехотинцами с луками и пиками. Они, естественно, никогда не бывали ни на «Оганките», ни на канонерках и говорили, что все связанное с постройкой судов хранилось в строжайшей тайне.

— А лично у вас есть какие-нибудь предположения на этот счет? — спросил Эндрю у Буллфинча.

— Наверное, мне надо обсудить это с полковником Майной, сэр, — ответил Буллфинч. — Проще всего вооружиться пятидесятифунтовками. У нас уже есть две захваченные пушки и две сотни ядер к ним. Но если бы мы могли сварганить что-нибудь покрупнее, я чувствовал бы себя увереннее.

— Тут все зависит от того, сколько у нас будет металла, — отозвался Майна. — А также от того, что у меня получится. Мне никогда еще не приходилось отливать пушки большого калибра, а времени на то, чтобы проводить испытания, нет. Устанавливать что-либо мельче пятидесятифунтовок, на мой взгляд, рискованно. Орудия, захваченные у Тобиаса, в хорошем состоянии, и мы изготовили с них шаблоны. Карронады обладают меньшей пробивной силой. Весь вопрос в том, что за броня у Тобиаса. Если он делал ее в расчете на наши двенадцатифунтовки, то мы наверняка потопим его.

— Не думаю, чтобы он был настолько глуп, — заметил Эндрю.

— Да и я тоже, — согласился Джон. — Однако ты и так уже хочешь от меня слишком многого, Эндрю. Я подумаю о семидесятипятифунтовках. Дай мне день на то, чтобы произвести кое-какие расчеты, и не исключено, что я сумею отлить достаточное количество орудий, чтобы вооружить все суда. Но беда в том, что увидеть, на что они способны, мы сможем только после того, как вступим в бой.

Все замолкли, размышляя о трудностях, связанных с неопределенностью их положения.

— А что с нашими старыми пушками? — спросил Эндрю напоследок.

— У нас будет около сотни судов, — отозвался Фергюсон, — и сто орудий мы уже имеем. Все очень просто. У галер толщина борта два дюйма — как у их, так и у наших. На близком расстоянии четырехфунтовое ядро или массированный огонь из мушкетов могут запросто пробить его.

— Ну что ж, будем в основном придерживаться того плана, который вы тут наметили, — сказал Эндрю. — С некоторыми поправками.

— А какое участие будет принимать во всем этом Рим? — спросил Марк.

— Самое непосредственное, — рассмеялся Эндрю. — Без вас, Марк, мы вообще ничего не сможем сделать. Для начала было бы неплохо, если бы вы дали нам пять тысяч человек для доставки паровозов и еще десять для строительства судов — при этом с таким расчетом, чтобы они работали посменно круглые сутки.

— Круглые сутки?

— Не беспокойтесь, они приспособятся. Еще несколько тысяч понадобятся нам на работах по добыче селитры, очистке серы и пилке леса. Поговорите об этом с Джоном после того, как мы закончим, — он поможет вам организовать это дело.

— А участие в боевых операциях? — спросил консул с подозрением.

И тут Эндрю впервые осознал, что, не считая Буллфинча и еще нескольких человек во всей армии, никто из них не имеет никакого представления о том, как ведется морской бой. Так что без римлян они поистине не могли обойтись.

— Ну там-то ваши люди понадобятся в первую очередь, сэр. Я рассчитываю, что они будут командовать большинством кораблей и составят значительную часть экипажа на всех судах.

— Значит, мы вам все-таки нужны в бою, — констатировал Марк с глубоким удовлетворением. — Вы помогли мне спасти мой город, и я хочу отплатить вам тем же, чтобы союз между Русью и Римом был содружеством равных.

Эндрю улыбнулся ему в ответ. Если мерки действительно нападут на них большими силами, то наличие контингента римлян может стать решающим фактором — особенно теперь, когда в распоряжении орды были и пушки, и огнестрельное оружие, и энергия пара.

— Вы сказали, что хотите внести в план какие-то поправки? — спросил Марк.

— Да, и тут опять же потребуется ваша помощь. Дело в том, что нам надо перехитрить Кромвеля. Если только он заподозрит, чем мы тут занимаемся, то может за какие-нибудь два дня махнуть сюда и устроить нам веселую жизнь. Необходимо, чтобы наше появление в Суздале было для него полной неожиданностью. Поэтому я хочу организовать вокруг Рима — по крайней мере в радиусе пятидесяти миль — густую сеть патрулей. Для этого понадобятся тысячи людей. И важно, чтобы сами патрульные не знали о том, что делается в городе, — на тот случай, если их захватят в плен. Самое главное, чтобы Кромвель думал, что мы возвращаемся в Суздаль по суше. Я хочу отправить на запад по крайней мере три-четыре состава и два из них бронировать, как мы это делали во время войны с Тугарами. Два бронированных вагона у нас уже имеются. Понадобится также команда в две тысячи человек плюс охрана по всей линии. Командовать ими поручим Киндреду. Я выделю ему бригаду русских войск, но нужны еще несколько тысяч римлян — только не легионеров. Достаточно одному из них дезертировать, и все пропало. Будем продвигаться на запад, приводя в порядок разрушенное полотно, и попытаемся даже переправить один паровоз через Кеннебек. Поезд также будет сопровождать охрана.

— Ты хочешь поставить сразу на двух лошадей, Эндрю, как я понимаю? — заметил Эмил.

— Я вынужден это делать, — объяснил Эндрю. — Как сказал Фергюсон, в чрезвычайных обстоятельствах надо иметь запасной вариант. Все материальное обеспечение этой железнодорожной операции будет осуществляться из Испании. Ближайшую к ней часть полотна придется разобрать, чтобы иметь рельсы для восстановления путей, разрушенных западнее.

— Мало мне головной боли с флотом, так теперь еще и эта железнодорожная афера! — возмутился Майна.

— Ну, второй вариант не потребует от тебя чрезмерных усилий, Джон, — успокоил его Эндрю. — У Киндреда есть голова на плечах, он и сам может многое решить. Пошли к нему кого-нибудь из своих помощников. Я хочу, чтобы он сегодня же соорудил нечто вроде бронепоезда из того, что попадется под руку. Пусть возьмет полк солдат и проедется по линии. Это дело лучше не откладывать.

— А как насчет оружия для моих людей? — спросил Марк.

— Я дам вам две с половиной тысячи нарезных мушкетов — возьмем их у солдат, которые составят экипаж бронированных судов. Винсент, поручаю тебе подготовку римских пехотинцев. Возьми по два сержанта и офицера из каждого русского полка и поставь их во главе римских подразделений. — Эндрю взглянул на Марка: — Вы не будете возражать против того, чтобы наши люди командовали вашей пехотой — по крайней мере в этой наземной операции?

— Мне трудно что-нибудь возразить, — ответил консул. — Тем более что мои люди будут командовать большинством судов.

— Да, таким образом, мы будем действовать на паритетных началах.

Эндрю со вздохом откинулся на спинку стула и оглядел собравшихся.

— Ну что ж, можно считать, что план операции штабом одобрен? — спросил он.

Фергюсон и Марк энергично закивали в ответ, у остальных же вид был немного растерянный, если не сказать обалдевший.

— Джентльмены, — произнес Эндрю как можно весомее и убедительнее, — от этого зависит сохранение всего, чего мы добились, само будущее нашей республики. Там остались наши семьи. Нам жизненно необходимо сделать то, что мы наметили сейчас, — иначе для нас все будет кончено. Я понимаю, что требую от вас чуда. Но если мы не совершим его, то к тому времени, когда мы доберемся до Суздаля, там не останется ничего и никого.

— О Господи! — вздохнул Эмил. — Дай Гансу сил продержаться этот месяц!

— Если кто и сможет справиться с этим, так это Ганс, — бросил Эндрю. И тут впервые после отъезда из Суздаля он осознал, что его внутренний голос подсказал ему правильное решение, когда он взял с собой рабочих-металлургов, а оборону Суздаля возложил на Ганса и О’Дональда. Пока что это был единственный верный шаг, сделанный им. — Джентльмены, за работу. Джон, первым делом займись распределением рабочей силы. Винсент, начинай как можно быстрее обучение солдат и одновременно помоги Марку с подбором рабочих. Фергюсон, берись за свои расчеты. Все остальные поступают в распоряжение Майны и Фергюсона. Еще до наступления ночи надо выявить в войсках всех, кто имеет какие-либо навыки в судовождении, литье пушек, изготовлении пороха и плотницком деле, и направить их к Джону, который составит из них рабочие бригады. Четверть рабочих, которые были заняты на строительстве железной дороги, отдадим Киндреду, остальные будут участвовать в транспортировке паровозов в Рим. Все металлурги немедленно отправляются на завод. И последнее. Мистер Буллфинч, вы не против того, чтобы стать адмиралом нашего флота? Молодой моряк изумленно вытаращил глаза, не зная, что сказать на это.

— Ничто не сравнится с неожиданным повышением по службе, не правда ли, Джон? — усмехнулся Эндрю.

— Сэр, для меня это большая честь, — взволнованно произнес Буллфинч, обретя наконец дар речи.

— Вы лучше всех знаете Кромвеля, и к тому же вы единственный офицер флота среди нас, — сказал Эндрю и добавил: — Учти только, сынок, если ты потерпишь поражение, нам всем крышка. Буллфинч нервно сглотнул и промолчал.

— Есть еще у кого-нибудь вопросы?

— Утро вечера мудренее, сэр — отозвался Фергюсон. — Завтра их будет миллион.

Все рассмеялись, но многие при этом сокрушенно качали головами.

Эндрю благодарно кивнул Чаку, признательный за то, что он разрядил обстановку.

— В таком случае все свободны.

Большинство тут же кинулось к Джону, засыпая его неотложными вопросами.

Эндрю, откинувшись на спинку стула, посмотрел на Эмила,

— Боюсь, когда-нибудь этот авантюризм сыграет с нами злую шутку, — заметил доктор.

— Да, до сих пор нам везло, просто удивительно везло, — вздохнул Эндрю. — По всем законам логики старина Ивор должен был стереть нас в порошок, как только мы ступили на его землю. И с тех пор мы так и висим на волоске.

— Но ты даже не заикнулся о мерках, — прошептал Эмил. — Если они двинутся на Русь прямо сейчас, то могут оказаться в Суздале даже раньше, чем мы. Кстати, уже больше недели о них ничего не слышно.

— Ох, Эмил, если они действительно повернут к северу, то мы никак не сможем им помешать, тем более находясь здесь. Так что какой смысл тревожить людей понапрасну? Пусть лучше они думают о Кромвеле и будут настроены на победу.

— Как бы только тебя самого не загрызла тревога,

— Я не могу не думать об этом, — тихо ответил Эндрю. — Если они нападут на Суздаль, ему не выстоять, и виноват буду только я, так как я клюнул на их удочку.

— Ты девствовал, исходя из того, что было известно на тот момент, и действовал правильно.

— Я должен был предвидеть это. Я упустил из виду, что они контролируют Внутреннее море, и не учел, какие возможности им это дает.

Эмил успокаивающе похлопал друга по плечу:

— Ты всегда делал все, что было в твоих силах, и даже больше.

— Возможно, этого было недостаточно.

Эмил замолчал. Было видно, что, утешая его, доктор на самом деле тревожится о чем-то другом. Не поднимая глаз, он чуть слышно прошептал:

— Ты действительно веришь, что у нас это получится? Эндрю улыбнулся и ничего не ответил.

— Кстати, Эндрю, я хотел спросить об этом древнеримском флоте, который они построили. Марк сказал, что корабли, попавшие сюда, принадлежали ко второму флоту. А что случилось с первым?

— Его потопили. — Эндрю встал. — Прости, Эмил, у меня еще куча дел. — Кивнув доктору, он медленно вышел.

— И все-таки мне больше по душе марш через лес, — пробормотал Эмил и, вытащив фляжку, медленно сделал большой глоток.

Вокруг все было спокойно. Прислонившись к парапету и глубоко вдыхая ночной воздух, Калин смотрел на Нейпер, который медленно катил мимо него свои воды к морю.

Ему вспомнилось, как он любил эту реку в детстве, когда он еще ни разу не видел тугар и мир еще не потерял для него своей невинности. Отец часто брал его с собой на рыбалку и неторопливо рассказывал ему истории, которыми развлекал бояр, — о приключениях Ильи Муромца, пленении князя Игоря, мести княжны Ольги или о жизни Ивана Ивановича, объехавшего полмира. Поплавки качались перед мальчиком на волнах, и он любил представлять себе, как он спускается по леске под воду, наблюдает за рыбами и плывет вместе с ними до самого моря и дальше, навстречу приключениям.

Легкий ветерок поднял рябь на воде, и луна бросала на нее красновато-золотистые отблески. Подняв голову, он взглянул на Большое Колесо, которое уже возвращалось в южную половину неба. «Где тот дом, откуда мы все вышли?» — подумалось ему. Однажды он рассматривал ночное небо через телескоп, изготовленный Эмилом, и видел, что блуждающая звезда Александра похожа на крошечную Луну, прибывающую и убывающую, и что вокруг Святого Станислава вращаются другие святые, поменьше. А в самой сердцевине Колеса звезд было столько, сколько снежинок в снежном вихре.

«Интересно, правда ли, что световой туннель достигает всех этих далеких миров? — подумал он. — Музта сказал Винсенту, что доходит, и утверждал, что туннель был сделан Тугарами. Но как они сделали его? Почему он захватывал людей только в определенных местах и в определенное время? Иногда проходило несколько столетий, прежде чем здесь появлялся какой-нибудь новый народ, — так было и в случае с янки».

Это были приятные мысли. Он мечтал о том, что когда-нибудь, оставив президентский пост, он построит башню и будет сидеть там по ночам, наблюдая звездное небо в телескоп и предаваясь размышлениям.

Протянув руку, он обнял Таню, и она тесно прижалась к нему.

— Как ты думаешь, они еще живы?

Вопрос сразу нарушил временно воцарившуюся в его душе гармонию. И успокоить самого президента было некому. Единственным, кому он мог откровенно поведать свои страхи, был Эндрю, но Эндрю не было с ним. Калин чувствовал себя одиноко.

— Я уверен в этом, дорогая.

— А почему ты уверен? — спросила она, совсем как маленькая.

— Кесус и Перм хранят их, и нас тоже. Не может быть, чтобы они позволили нам построить новую жизнь только для того, чтобы отнять ее.

— Но все говорят такие ужасные вещи.

Он выругался про себя. Михаилу удалось-таки растревожить умы значительной части Суздальцев. Калин неоднократно заявлял и в сенате, и на центральной площади, что телеграмма не может не быть ложью, что она послана Кромвелем для того, чтобы посеять смуту и ослабить их дух. Но единственной новостью, дошедшей до них за последние пять дней с востока, было сообщение о том, что враг постепенно разрушает железную дорогу. В конце концов Ганс выслал в восточном направлении полк, который был для них так ценен, и несколько тысяч ополченцев, чтобы сдержать дальнейшее продвижение диверсантов. Однако ни об Эндрю, ни о Винсенте ничего не было слышно.

Он посмотрел, что делается на городской стене. По всей ее длине работали люди, за исключением небольшого участка, где он сидел, — они отошли в сторону, чтобы дать ему возможность отдохнуть в тишине. Но дальше кипела работа — они забрасывали землей бревенчатые заграждения, укрепляли пушечные гнезда, затаскивали бочки с водой на крыши домов, чтобы тушить пожары.

Вчера по его приказу все жители, кроме тех, чье присутствие в городе было необходимо, покинули Суздаль. Более десяти тысяч человек направились в Новрод или разъехались по деревням к друзьям и родственникам, чтобы пересидеть там бурю. Уже были сообщения, что по всей республике распространяется паника, и слова Михаила подливали масла в огонь.

— Таня, то, что говорит Михаил, — чистейшая ложь и ничего больше.

— Да, но это действует. Люди глядят на меня с таким сочувствием, будто мой муж действительно умер.

Калин пожалел, что их конституция запрещает арестовывать сенаторов. Михаил был очень осторожен и никогда не переступал опасной черты, за которой мог быть обвинен в измене, а лишь твердил, что армии больше не существует, что они беззащитны и обречены и что виноват во всем этом их президент.

— Надо еще усерднее молиться об их спасении, — ответил он, целуя дочь в лоб.

— Что толку молиться? Это не разрешит наших проблем.

— Дочка, иногда молитва — единственное, что нам остается. Я, конечно, не знаю, что именно делает сейчас Эндрю, но уверен, что он не сидит сложа руки.«Если только он действительно еще жив», — подумал он.

— Господин президент?

— Я здесь, — откликнулся он устало.

Какая-то неясная фигура приблизилась к нему, миновав охранников, неотступно следовавших за Калином повсюду.

Это был Ганс. Сердце его сжалось, ибо тот факт, что их командующий разыскал его в три часа ночи, мог означать только одно.

— Они уже здесь, — прошептал Калин.

Ганс кивнул и, перегнувшись через парапет, пустил струю жевательного табака в темные воды реки.

— Только что поступило сообщение из Форт-Линкольна. В устье Нейпера замечены корабли противника.

— Итак, это началось, — сказал Калин, стараясь, чтобы его голос звучал со спокойной уверенностью.

— Они двинутся вверх по течению с рассветом и будут здесь поздним утром.

Прислонившись спиной к стене, Калин взглянул на небо. Затем он решительно надел цилиндр и повернулся к сержанту.

— Ганс, нас ждет очень интересный день, — сказал он и, обняв Таню, медленно пошел вместе с ней домой.

Кар-карт Джубади опустил полог шатра и взглянул на щитоносца его старшего сына.

— Почему тебя послали сюда? Почему ты не рядом с моим сыном? — спросил он обеспокоено. — Что случилось?

— С твоим старшим сыном никакой беды не случилось, мой карт, — ответил Тамука с низким поклоном. — Но я больше не служу ему. Он отказался от меня. Поэтому Хулагар решил, что будет лучше всего, если я вернусь сюда и принесу тебе вести.

— Твоя краткость говорит о многом, щитоносец. Раз Хулагар послал тебя сюда в качестве гонца, значит, он тебя ценит. И тогда непонятно, почему мой сын прогнал тебя.

— Это неважно, — ответил Тамука. — Важно то, что делается в Риме.

— Ты дипломат, — сказал Джубади, поняв, что Тамука не хочет жаловаться на зан-карта его отцу. — Расскажи мне, что произошло.

Тамука вкратце изложил ему ход военной кампании, по возможности избегая описания катастрофы, вызванной сыном кар-карта в самом конце.

— Я потерял двух сыновей, — прошептал Джубади. Тамука кивнул.

— Как они умерли?

— Как подобает воинам, разя полчища врагов, — солгал Тамука. Он просто не мог сказать кар-карту правду. Кан, от которого все ожидали многого, был растерзан толпой. Юного Ахарна уволокли живым. Мерк, попавший в плен к скоту, был обречен на вечное бесчестье. На небесах будут насмехаться над ним. — Они летят с ночными ветрами, высоко подняв голову и гордясь своей славой, — решительно произнес Тамука. — Я был бы счастлив оказаться рядом с ними, когда Буглаа спуститься за моей душой.

Джубади пристально посмотрел в глаза щитоносца, чувствуя, что ему не говорят всей правды, но не желая допытываться.

— Ну что ж, ладно. — Кар-карт отвернулся на минуту. — Ты вернешься туда, — сказал он.

— Но, мой карт…

— Тебе надо вернуться туда. Я не хочу, чтобы кого-либо из оставшихся у меня сыновей убил скот. Ты щитоносец, и твой отец был моим щитоносцем.

— Но Вука… — произнес Тамука ровным тоном.

— Мало ли что взбредет в голову Вуке? — бросил Джубади. — Есть еще и Манту.

— Но Вука зан-карт, твой наследник.

— «Зан-карт»!… «Наследник»!… — заорал во весь голос Джубади. — Ты думаешь, я не знаю, как все было на самом деле? Ты думаешь, я не прочел доклад Хулагара прежде, чем говорить с тобой? Ты верный слуга зан-карта, Тамука, но сейчас от тебя требуется верность мне и тем самым всей нашей орде. И я спрашиваю тебя, Тамука: если я вдруг умру сегодня, если следующим сердцем, которого коснется Буглаа, будет мое, станет ли Вука достойным кар-картом? Тамука молчал.

— Отвечай!

— Нет, мой карт, — прошептал он еле слышно.

— В таком случае ты знаешь, что ты должен сделать. Тамука в ужасе посмотрел на Джубади. В глазах кар-карта было холодное отчаяние. Тамука отвернулся, не в силах выдержать этот взгляд. Щитоносцам случалось иногда выполнять такие поручения. Они были обязаны оберегать кровь всей орды, ибо кар-карт, который не справлялся со своими обязанностями, мог навлечь гибель на всех. Но бывало и так, что недостойный кар-карт обращался за помощью к своему щитоносцу и формально оставался правителем, в то время как все решения нашептывал ему на ухо другой. Вука же прогнал щитоносца, не признав своей вины. Если бы он раскаялся в своей ошибке и извлек из нее урок, Тамука не получил бы этого приказа. Таким образом сорок меркских кланов поддерживали целостность орды, предотвращая междоусобные войны, которые могли вспыхнуть в том случае, если вожди кланов чувствовали, что их доверием злоупотребляет кар-карт, недостойный править ими. Кар-карт мог быть либо достойным правителем, либо мертвым, и тогда вместо него правил другой мерк золотых кровей.

— Ты велишь мне убить его, — сказал Тамука, пытаясь унять дрожь в голосе.

Джубади, не поворачиваясь к нему, молчал. Медленно текли минуты.

— Если он искупит свою вину и докажет, что умеет вести себя достойно, тебе, возможно, не придется этого делать, — прошептал он наконец. — Манту будет править вместо него, — прибавил он тоном, показывавшим, что это окончательное решение.

— Манту сейчас с ним, — сказал Тамука.

— Ты знаешь, кого из них защищать, щитоносец.

— Он догадается.

— Конечно. И если у него еще есть остатки чести, он поймет, что ему пора умереть. — Голос Джубади осекся, он замолчал. Затем повернулся к Тамуке: — Дай ему шанс погибнуть с честью, чтобы его душа могла странствовать в покое. — Он опять замолчал. — В отличие от душ двух других моих сыновей, — прошептал он. Тамука ничего не ответил.

— Они испытывают муки из-за своего брата! — прорычал Джубади. — Кан, радость моей души, вынужден терпеть вечное унижение из-за него!

Он с силой ударил себя кулаком в бок, глаза его блестели от слез.

— Не делай этого собственной рукой, если получится.

Тамука кивнул. Вука не мог причинить ему вред из-за долга крови. Этим он навлек бы на себя вечное проклятие. И потому он не имел права защищаться, если бы Тамука напал на него.

— Мой карт, позволь мне не делать этого. Пусть кто-нибудь другой поедет вместо меня.

— Неужели ты не понимаешь? Он должен знать, что ему было дано время подумать. Если бы приехал другой щитоносец, он ополчился бы на него. Я не могу приказать ему умереть, ибо зан-карта нельзя принуждать. Само твое появление скажет ему, что он должен либо искать почетной смерти, либо полностью оправдаться в твоих глазах и в глазах Хулагара, чтобы иметь право жить дальше.

— А если он не изменится, но и почетной смерти в бою не станет искать?

— Тогда ты убьешь его, — произнес Джубади холодно.

— Но разве он не может искупить свою вину иначе? — возразил Тамука. Хотя Вука вел себя недостойно, у Тамуки сохранилось теплое чувство к нему. Он помнил, как они вместе сражались с бантагами и храбрость зан-карта сияла, как пылающий факел.

— Теперь я сомневаюсь в этом. Ему недостанет ума, — отозвался Джубади. — Все, хватит об этом. — Он подошел к выходу из шатра и знаком велел Тамуке идти за ним.

Их встретило яркое полуденное солнце. Тамука почтительно следовал за кар-картом. — Иди рядом, чтобы выслушать, что ты должен передать Хулагару. — Джубади говорил спокойным и ясным тоном, как будто и не было только что закончившегося разговора. — Поедешь сегодня. Скажешь ему, что пройдет еще несколько недель, прежде чем те два умена отправятся на север.

Тамука посмотрел на него с удивлением. Он ничего не знал об этих планах и чувствовал, что должен признаться в этом кар-карту.

Джубади тихо рассмеялся:

— Да, об этом знал только Хулагар. Я не хотел раскрывать этого нашему янки. Я пообещал ему, что он будет правителем Руси, если сумеет завоевать ее. Если он такой дурак, что поверил, будто я действительно позволю править ему, знающему все секреты янки, — тем хуже для него. Мы договорились с Хулагаром, что после того, как столица Руси падет, ее займут наши умены. Тот, кто может работать с машинами, будет изготавливать для нас оружие, остальные пойдут в убойные ямы.

— Но ты же обещал не трогать карфагенян, а также русских, если Кромвелю удастся подчинить их.

— Обещания, данные скоту, ничего не значат. Впрочем, карфагеняне пусть поживут еще немного. Русских нам хватит на всю зиму.

— Кромвель служил нам хорошо, — произнес Тамука без всякого выражения.

— Все равно он только скот.

— Да, конечно, — сказал Тамука.

— Кроме Хулагара, никому об этом не говори. Те четыре умена, о которых мы говорили вначале, никуда не пойдут. Двенадцать дней назад мы потерпели поражение от бантагов. Мы потеряли пол-умена.

Тамука был ошеломлен этим известием.

— Это надо остановить, — угрюмо произнес Джубади. — Бантаги уже пересекают проливы Внутреннего моря, стремясь преградить нам путь. Пока что они не знают, что у нас есть оружие янки. Узнают, когда придет время. Поэтому мне нужны воины здесь, чтобы прикрыть наши фланги на сорок дней пути к югу и западу.

Так что скажи Хулагару, что два умена будут, но позже, чем мы намечали.

— Хорошо, мой карт.

Они шли по улицам Карфагена в сопровождении воинов Вушка Хуш. Тамука увидел, что судно, на котором он прибыл всего несколько часов назад, уже ждет его. Желудок его сразу запротестовал. По всей вероятности, меркам не было предназначено плавать по водам, и потому Йеша, богиня страдания, набросилась на него, как только они отплыли, и его «пак», хранитель его тела и души, был бессилен защитить его.

— Я хочу показать тебе еще одну вещь, прежде чем ты отправишься в путь. Тугарин Музта говорил мне о ней, а этот скот Кромвель объяснил, как ее изготовить. Но о том, как ее можно использовать, рассказал другой, по имени Хинсен.

Джубади указал на большой сарай с высокой кровлей. Подойдя к боковой стене здания, кар-карт открыл дверь и пригласил Тамуку за собой.

Внутри была темнота, и Тамуке потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к ней.

В полном недоумении он поднял голову, и тут чудище стало медленно шевелиться. Не в силах подавить страх, Тамука отпрыгнул и потянулся за мечом.

— Не делай этого! — остановил его Джубади. — В нем есть какое-то колдовство. Если ты высечешь мечом из него искру, мы все погибнем.

Дрожа, Тамука прошел вперед, под самое брюхо чудовища. С одной стороны к нему был подвешен большой ящик, из которого торчало блестящее металлическое копье с четырьмя распростертыми клинками на конце.

— Не понимаю…— прошептал Тамука и, потрогав клинки, убедился, что они тупые.

— Я тоже, — признался Джубади. — Некоторые части его были найдены в кургане наших предков.

— Ты не побоялся тронуть такое место?

— В одной из наших старинных песен говорится о таких же вещах, какие в этом ящике. У меня есть любимчик, который видел похожую вещь, изготовленную Кромвелем, а янки Хинсен просил отдать ее ему. Но мы вознесли соответствующие молитвы и взяли ее себе.

— Боюсь, как бы это не потревожило покой наших отцов, — сказал Тамука.

— Наши отцы хотят, чтобы мы выжили, — убежденно ответил Джубади. — Расскажи Хулагару о том, что ты видел здесь. Если возникнет необходимость, мы этим воспользуемся.

Тамука кивнул, со страхом глядя на огромного демона.

«Все меняется. Что с нами будет?» — подумал он, двинувшись вслед за кар-картом из сарая.

Проходя мимо копья, он опять коснулся клинков.

Пропеллер медленно провернулся, пока Тамука выходил из ангара.