В «век собственности» даже у собственника случаются горькие минуты. Когда грозит переезд, мебель становится нелепой. Теперь Маргарет не могла уснуть ночами, ломая себе голову, куда, куда же, Бог мой, в будущем сентябре денутся все их вещи. Стулья, столы, картины, книги, свалившиеся на них, громыхая, от прошлых поколений, должны были вновь с грохотом покатиться вперед, словно гора мусора, которую ей хотелось пнуть как следует, безвозвратно отправив прямиком в море. Но в доме оставались все отцовские книги — сестры их никогда не читали, но они принадлежали отцу и их следовало сохранить. Была шифоньерка с мраморным верхом — она имела какую-то ценность для матери, правда, никто уже не помнил какую. Каждая дверная ручка или диванная подушка в доме пробуждали сентиментальные воспоминания; эти воспоминания иногда были сугубо личными, но чаще служили своего рода данью усопшим, продолжением ритуалов, которые вполне могли бы завершиться еще на кладбище.

Если задуматься, в этом был какой-то абсурд. Но задумывались Хелен и Тибби — Маргарет была слишком занята с агентами по найму жилья. Феодальное землевладение все-таки придавало людям достоинства, тогда как современное обладание движимым имуществом вновь низводит нас до орд кочевников. Мы возвращаемся к багажной цивилизации, и будущие историки отметят, как средние классы, не укореняясь в земле, обрастают вещами, и, возможно, увидят в этом причину скудости их воображения. С утратой дома на Уикем-плейс Шлегели, несомненно, стали беднее. Дом вносил равновесие в их жизнь и, даже можно сказать, подсказывал, что делать. Однако владелец земли, на которой дом стоял, не стал духовно богаче. На этом месте он построил апартаменты для сдачи внаем, его автомобили стали ездить гораздо быстрее, а его критика социализма зазвучала язвительнее. Но он расплескал драгоценную эссенцию, несущую аромат прошедших лет, и никакая химия не сможет вернуть ее обществу.

Маргарет расстраивалась все больше. Она торопилась выбрать жилье до их ежегодной загородной поездки к тетушке Мант. Ей нравились визиты в Суонидж, и она хотела, чтобы в это время у нее не болела голова от связанных с переездом проблем. В Суонидже, хоть и скучноватом, жизнь текла размеренно, а в этом году Маргарет, как никогда, не хватало свежего воздуха и великолепных холмов, охраняющих городок с севера. Но Лондон срывал ее планы. Она никак не могла сосредоточиться в городской атмосфере. Лондон способен лишь дать толчок, но не поддерживать ваши усилия. И Маргарет, торопливо скользя по поверхности в поисках дома, но толком не зная, какой именно дом ей нужен, платила за многочисленные увлечения прошлого. У нее никак не получалось отказаться от культуры, и она тратила время на концерты, которые было грех пропустить, и на приглашения, которые нельзя было не принять. В конце концов она совершенно отчаялась и дала себе слово, что больше никуда не будет ходить и что ее ни для кого не будет дома, пока не отыщется подходящее жилье, но через полчаса это слово было нарушено.

Когда-то она шутя сетовала, что никогда не была в ресторане Симпсона на Стрэнде. И тут как раз пришла записка от мисс Уилкокс с приглашением к Симпсону на ленч. Ожидался и мистер Кахилл; они втроем приятно поболтают и, возможно, потом отправятся на ипподром. Маргарет никогда не испытывала особой симпатии к Иви и не имела желания знакомиться с ее женихом. К тому же она была удивлена, что Хелен, которой еще больше не давал покоя Симпсон, не была приглашена вместо нее. Но записка тронула ее своею искренностью. Следовало бы лучше узнать Иви Уилкокс, и, сказав себе, что она «просто должна» туда пойти, Маргарет приняла приглашение.

Но когда у входа в ресторан она увидела Иви, с яростным видом, на манер физкультурниц, вперившуюся в пустоту, у нее снова дрогнуло сердце. После помолвки мисс Уилкокс заметно изменилась: голос ее стал грубее, манеры решительнее, — к тому же она взяла за правило вести себя покровительственно с бестолковой девицей Маргарет. А той хватило глупости на это обидеться. Пребывая в унынии из-за своей оторванности от привычной жизни, Маргарет видела не только дома и мебель, но и то, как целый корабль жизни проплывает мимо нее, увозя на борту таких людей, как Иви и мистер Кахилл.

Бывают моменты, когда мудрость и добродетель нам изменяют, и именно это случилось с Маргарет в ресторане Симпсона на Стрэнде. Пока она шла по узкой, покрытой толстым ковром лестнице и входила в зал, где на сервировочных столиках подвозили седла барашка к сидящим в ожидании священникам, она испытывала сильное, хотя, быть может, и ошибочное убеждение в собственной никчемности и думала, что лучше было бы никогда не выбираться из своей тихой заводи, в которой ничего не происходит, кроме событий искусства и литературы, в которой никто не выходит замуж и не проявляет чудеса ловкости, сохраняя помолвку. Но тут ее ждал небольшой сюрприз. «Папа может к нам присоединиться». И он в самом деле присоединился. С радостной улыбкой Маргарет двинулась вперед, чтобы поздороваться с мистером Уилкоксом, и ощущение покинутости исчезло.

— Я подумал, что загляну, если получится, — сказал он. — Иви посвятила меня в свой маленький план, поэтому я проскочил первый и занял столик. Всегда сначала следует занять столик. Иви, не притворяйся, что ты хочешь сидеть со стариком отцом, потому что это неправда. Мисс Шлегель, сядьте со мной — из чувства сострадания. Боже мой, вы совсем замученная! Все беспокоитесь о ваших юных клерках?

— Нет, о домах, — ответила Маргарет, пробираясь мимо него на свое место в отдельном кабинете. — Я не замученная, а голодная. Могу съесть слона.

— Прекрасно. Что закажете?

— Пирог с рыбой, — сказала она, бросив взгляд в меню.

— Пирог с рыбой! Подумать только — прийти к Симпсону за пирогом с рыбой! Это совсем не то, что здесь надо заказывать.

— Тогда закажите что-нибудь за меня, — попросила Маргарет, снимая перчатки. Настроение у нее улучшилось, а то, что мистер Уилкокс упомянул Леонарда Баста, странным образом пробудило в ней теплые чувства.

— Седло барашка, — сказал он после долгого раздумья, — а из напитков — сидр. Это как раз то, что вам нужно. Я люблю бывать в этом ресторане, так, иногда, ради шутки. Он такой старомодно английский. Не согласны?

— Согласна, — ответила Маргарет, хотя думала совсем иначе. Заказ был сделан, блюдо подкатили, и официант под руководством мистера Уилкокса нарезал мясо в тех местах, где оно было наиболее сочное, а потом выложил куски горой, заполнив тарелки. Мистер Кахилл поначалу настоял на филее, но позже признал свою ошибку. Вскоре они с Иви повели беседу в духе «нет, я не делал» — «нет, ты сделал», беседу, которая, хотя и увлекательна для ее участников, не требует, да и не стоит внимания других.

— Золотое правило — дать на чай официанту, который режет мясо. Везде давать на чай — вот мой девиз.

— Возможно, это делает жизнь человечнее.

— В этом случае вас быстрее запомнят. Особенно на Востоке. Если вы даете на чай, местные молодцы будут вас помнить не один год.

— Вы бывали на Востоке?

— В Греции и в Леванте. Я ездил на Кипр заниматься спортом и по делам. Там есть что-то вроде военного общества. Несколько пиастров, правильно распределенные, хорошо освежают память. Вы, конечно, думаете, что я ужасно циничен. Как ваше дискуссионное общество? Сочинили какие-нибудь новые утопии?

— Нет, я занимаюсь поисками дома, мистер Уилкокс, как я вам уже однажды говорила. Вы знаете какие-нибудь дома, которые можно снять?

— Боюсь, что нет.

— Тогда какой же смысл быть человеком практичным, если вы не можете найти дом для двух отчаявшихся женщин? Нам всего-то нужен маленький дом с большими комнатами и чтобы этих комнат было много.

— Нет, Иви, ты подумай! Мисс Шлегель хочет, чтобы я стал ее агентом по недвижимости!

— Что такое, отец?

— К сентябрю мне нужен новый дом, и кто-то должен его найти. Я не могу.

— Перси, ты слышал про какой-нибудь дом?

— Пожалуй, нет, — сказал мистер Кахилл.

— Как это на тебя похоже! От тебя никогда толку не добьешься.

— Толку не добьешься? Вы только ее послушайте! Толку не добьешься. Ну, знаете ли!

— Да, не добьешься. Правда ведь, мисс Шлегель?

Поток их любви, уронив эти несколько капель на Маргарет, побежал по старому руслу. Теперь этот поток был ей приятен, ибо ее настроение улучшилось, а с ним вместе вернулась и доброжелательность. Разговоры и молчание равно доставляли Маргарет удовольствие, и пока мистер Уилкокс расспрашивал официанта про сыр, она разглядывала ресторан, восхищаясь хорошо продуманными деталями, в которых чувствовалась дань уважения нашему славному прошлому. Хотя ресторан был не более старомодно английским, чем стихи Киплинга, эти памятные символы были отобраны так удачно, что попытки Маргарет их раскритиковать улеглись сами собой, а посетители, которых потчевали в имперском духе, стали ей своим видом напоминать пастора Адамса или Тома Джонса. Однако обрывки их разговоров странно резали слух. «Вы правы! Вечером пошлю телеграмму в Уганду!» — доносилось из-за столика справа. «Их император хочет войны. Что ж, он ее получит!» — заявлял священник. Маргарет улыбнулась этому несоответствию.

— В следующий раз, — сказала она мистеру Уилкоксу, — вы должны пойти со мной на ленч к Юстасу Майлсу.

— С удовольствием.

— Нет, вам там не понравится, — сказала она, придвинув к нему бокал, чтобы он налил ей еще сидра. — Одни протеины и прочие полезные вещества. Люди подходят к вам и… простите, но у вас такая прекрасная аура!

— Что прекрасная?

— Никогда не слышали про ауру? О, какой вы счастливчик! Я чищу свою часами. А об астральной плоскости слышали?

Об астральных плоскостях он слышал и порицал их.

— Так вот. К счастью, это была аура Хелен, а не моя, и сестре надо было холить ее и лелеять. А я сидела, зажав рот платком, чтобы не рассмеяться, пока специалист по ауре не ушел.

— Удивительные с вами обеими случаются истории. Меня еще никто не спрашивал про мою… как она там называется? Может, ее у меня нет.

— Ауры не может не быть, но у вас она, наверное, такого ужасного цвета, что никто не осмеливается о ней даже упомянуть.

— Но скажите мне, мисс Шлегель, вы действительно верите в сверхъестественное и тому подобное?

— Очень трудный вопрос.

— Почему? Вам сыр «Грюйер» или «Стилтон»?

— «Грюйер», пожалуйста.

— Лучше возьмите «Стилтон».

— «Стилтон». Потому что, хотя я не верю в ауры и считаю, что богословие — это лишь остановка на полдороге…

— …все-таки, возможно, в этом что-то есть, — нахмурившись, закончил он за нее.

— Даже не совсем так. Вполне может статься, что это неправильный путь. Мне трудно объяснить. Я не верю во все эти модные фантазии, и все же не могу себя заставить сказать, что я в них не верю.

Похоже, мистеру Уилкоксу этого было недостаточно.

— Значит, вы не дали бы мне слово, — продолжал он, — что вы не являетесь адептом астральных тел и всего такого прочего?

— Дала бы, — сказала Маргарет, удивившись, что эта тема оказалась для него такой важной. — В самом деле, я даю вам слово. Когда я говорила, что чищу свою ауру, я просто пыталась пошутить. Но почему вы хотите определенности в этом вопросе?

— Не знаю.

— Нет уж, мистер Уилкокс, знаете.

«Да, я», «нет, не ты», — послышалось от сидевших напротив влюбленных. Маргарет секунду помолчала, а потом сменила тему.

— Как ваш дом?

— С тех пор как неделю назад вы почтили его своим присутствием, там ничего не изменилось.

— Я говорю не о Дьюси-стрит, а, конечно же, о Говардс-Энде.

— Почему «конечно же»?

— Вы не могли бы отказать вашему жильцу и сдать его нам? Мы почти совсем потеряли голову.

— Дайте подумать. Мне хотелось бы помочь. Но я считал, что вы желаете остаться в городе. Вот вам совет: выберите район, потом решите, какая цена вас устроит, и не отступайте от принятого решения. Так я получил и Дьюси-стрит, и Онитон. Сказал себе: «Я хочу жить именно здесь», — так и случилось. Онитон — редкое место.

— Но я-то отступаю от принятых решений. Мужчины, мне кажется, гипнотизируют дома. Запугивают их одним своим взглядом, и те, дрожа, сами идут к ним в руки. Женщины так не могут. Меня вот, наоборот, дома завораживают. У меня нет власти над вещами, наполненными жизненной энергией. Ведь дома — живые. Или вы не согласны?

— Вы меня ставите в тупик, — ответил он и добавил: — Кажется, именно так вы разговаривали со своим конторским служащим?

— Да? То есть да, разговаривала. Более или менее. Я со всеми так разговариваю — или пытаюсь.

— Я знаю. И сколько, вы думаете, он из всего этого понял?

— Это его дело. Я не считаю, что в разговоре нужно подстраиваться под собеседника. Без сомнения, можно найти какое-то средство обращения, которое покажется вполне приемлемым, но оно так же похоже на что-то настоящее, как деньги похожи на еду. В нем не будет ничего питательного. Вы передаете его низшим классам, а они возвращают его вам, и все это называется социальными контактами или общими усилиями, когда на самом деле это взаимное самодовольство, если хотите. Наши друзья в Челси этого не видят. Они говорят, что следует прилагать все усилия, чтобы быть понятным, и жертвовать…

— Низшим классам, — перебил мистер Уилкокс, вклинившись в рассуждения Маргарет. — Ну-ну, стало быть, вы все-таки признаете, что существуют богатые и бедные. Это уже кое-что.

Маргарет нечего было ответить. То ли он был невероятно глуп, то ли понимал ее лучше, чем она сама.

— Вы признаете, что, если богатство разделить на всех поровну, через несколько лет вновь появятся те же самые богатые и бедные. Работяга вылезет наверх, а бездельник скатится на дно.

— С этим все согласны.

— Ваши социалисты — нет.

— Мои-то согласны. Ваши, может, и нет. Но я сильно подозреваю, что ваши вовсе не социалисты, а кегли, которые вы смастерили для собственного удовольствия. Мне трудно вообразить живое существо, которое так легко сбить с ног.

Он возмутился бы, если бы это сказал мужчина. Но женщинам позволено говорить все — таково было одно из его непреложных убеждений — и он лишь парировал с веселой улыбкой:

— Мне решительно все равно. Вы сделали два убийственных предположения, и я от всего сердца готов с вами согласиться.

Когда ленч закончился, Маргарет, извинившись, что не сможет поехать на ипподром, отправилась домой. Иви почти с ней не разговаривала, и Маргарет заподозрила, что встречу за ленчем устроил ее отец. Они оба начали двигаться к более близким отношениям, отдаляясь от собственных семей. Началось это давно. Она была подругой его жены, и поэтому он подарил ей на память тот серебряный флакон для нюхательной соли. С его стороны было очень мило сделать такой подарок. И он, в отличие от многих мужчин, всегда предпочитал ее общество обществу Хелен. Но в последнее время их сближение было поразительно скорым. За неделю они прошли больше, чем за два года, и начали по-настоящему понимать друг друга.

Она не забыла его обещания испробовать кухню Юстаса Майлса и пригласила его, как только смогла договориться с Тибби, чтобы тот составил им компанию. Мистер Уилкокс пришел и смиренно отведал здоровой и полезной пищи.

На следующее утро Шлегели уехали в Суонидж. Новый дом они так и не нашли.