Миссис Мант благодушно проигрывала в уме, как она выполнит возложенную на нее миссию. Племянницы были девушками независимыми, и ей далеко не всегда удавалось им помочь. Дочери Эмили всю жизнь отличались от других девиц. Когда родился Тибби, они остались без матери; Хелен тогда было пять, а Маргарет — тринадцать. В то время закон, разрешающий жениться на сестре покойной жены, еще не был принят, так что миссис Мант могла, не нарушая приличий, предложить свою помощь по ведению хозяйства в доме на Уикем-плейс. Но ее зять, человек своеобразный и к тому же немец, переадресовал ее предложение Маргарет, которая с присущей юности резкостью ответила отказом, заявив, что они прекрасно справятся сами. Через пять лет умер и мистер Шлегель, после чего тетушка повторила свое предложение. На этот раз Маргарет была очень мила и без всякой резкости выразила тетушке благодарность, но суть ее ответа не изменилась. «Я не должна вмешиваться в третий раз», — думала миссис Мант. Однако у нее это, конечно, не получалось. К своему ужасу, она узнала, что Маргарет, ставшая совершеннолетней, изымает свои вложения из старых надежных компаний и инвестирует их в иностранные фирмы, которые вечно терпят банкротство. Молчать было бы преступлением. Собственные средства миссис Мант были вложены в британские железные дороги, и она с особенной пылкостью умоляла племянницу последовать ее примеру: «Тогда мы с тобой будем вместе, дорогая». Маргарет из вежливости вложила несколько сотен в «Железную дорогу Ноттингема и Дерби», и хотя ее иностранные вложения приносили изрядный доход, а «Ноттингем и Дерби» медленно, но верно, с достоинством, присущим исключительно британским железным дорогам, приходили в упадок, миссис Мант не переставала радоваться и повторять: «В конце концов, мне удалось ее уговорить! Когда грянет банкротство, у бедняжки Маргарет останутся сбережения, на которые можно рассчитывать». В этом году, когда Хелен стала совершеннолетней, с ней произошла точно такая же история: она переместила свои вклады, отказавшись от государственных ценных бумаг, но, так же как и Маргарет, почти без уговоров, вложила небольшую часть средств в акции «Железной дороги Ноттингема и Дерби». Так что в этом вопросе пока было все в порядке. Однако в светских делах тетушке ничего добиться не удалось. Рано или поздно девицы войдут в тот возраст, когда каким-нибудь неудачным знакомством загубят свою жизнь, и если до сих пор они не спешили с подобными знакомствами, это лишь означало, что в будущем они пустятся во все тяжкие с особенной прытью. Слишком многие посещали их на Уикем-плейс — небритые музыканты, даже одна актриса, немецкие кузены (а мы знаем, что такое иностранцы) и знакомцы из разных европейских отелей (про этих мы тоже все знаем). Такая жизнь была интересной — а в Суонидже никто не ценил культуру более миссис Мант, — но в то же время и опасной, а значит, все предвещало неминуемую катастрофу. Как она была права и какое счастье, что она оказалась рядом в тот самый момент, когда эта катастрофа разразилась! Поезд мчался на север в бессчетных тоннелях. Путь занимал всего час, но миссис Мант приходилось снова и снова поднимать и опускать окно. Она проехала сквозь Южный Уэлуинский тоннель и лишь на мгновение успела увидеть свет, как поезд вошел в печально известный Северный Уэлуинский тоннель. Она проехала по огромному виадуку, аркада которого протянулась по девственным лугам и неторопливо бегущим водам Теуина, обогнула парки, где собирались политики. Иногда рядом с ней появлялось тянувшееся неподалеку Большое северное шоссе, которое еще сильнее наводило на размышления о бесконечности, чем любая железная дорога, и пробуждало в вас — после столетней дремы — ощущение той жизни, что даруется зловонными автомобилями, и ту культуру, что порождается рекламой противожелчных таблеток. К истории, трагедии, прошлому и будущему миссис Мант оставалась одинаково равнодушной. У нее была одна задача — не забывать о цели своего путешествия и спасти бедняжку Хелен от кошмарного недоразумения.
Чтобы попасть в Говардс-Энд, нужно было выйти в Хилтоне, одном из небольших городков, стоящих друг за дружкой вдоль Северного шоссе и обязанных своими размерами лишь тому обстоятельству, что сквозь них проходит большое количество транспорта. Расположенный неподалеку от Лондона Хилтон не разделял общий упадок сельских районов, и его длинная Хай-стрит разветвлялась вправо и влево, ведя к пригородным усадьбам. На протяжении мили перед невнимательным взором миссис Мант проплывали ряды крытых черепицей или шифером домов, ряды, разорванные лишь в одном месте шестью датскими курганами, — это были могилы воинов, выстроившиеся плечом к плечу вдоль дороги. За ними дома уже стояли теснее, и наконец поезд остановился у железнодорожного узла, который почти можно было назвать городом.
Станция, как и окружающий пейзаж, как и письма Хелен, вызывала смутные ощущения. В какую страну лежит отсюда путь — в Англию или Провинциалию, страну предместий? Станция была новой, здесь имелись островные платформы и подземный переход, а также необходимые деловым людям минимальные удобства. Но ощущалась также и атмосфера местной жизни, личных связей, которую не могла не заметить даже миссис Мант.
— Я ищу дом, — доверительно обратилась она к мальчишке-билетеру. — Он называется Говардс-Лодж. Ты не знаешь, где он?
— Мистер Уилкокс! — позвал мальчик.
Молодой человек, стоявший перед ними, обернулся.
— Она ищет Говардс-Энд.
Миссис Мант ничего не оставалось делать, как вступить в разговор, даром что она была слишком взволнована, чтобы разглядеть незнакомца. Но, вспомнив, что в семействе Уилкоксов два брата, она посчитала необходимым уточнить:
— Простите мне мой вопрос, но вы — старший или младший Уилкокс?
— Младший. Чем могу быть полезен?
— Ах что вы… — Миссис Мант с трудом сдерживала волнение. — Ну, в самом деле. Так, значит, это вы? Я… — Она отошла от мальчишки и понизила голос: — Я тетка девиц Шлегель. Мне следует представиться, не так ли? Меня зовут миссис Мант.
Она смогла заметить, что он приподнял кепи, и услышала его сдержанный голос:
— Ах да. Миссис Шлегель у нас в гостях. Вы хотели ее видеть?
— Возможно.
— Я вызову кеб. Нет, погодите. Авто… — Он задумался. — Здесь наш автомобиль. Я вас подвезу.
— Очень мило с вашей…
— Ничего. Только вам придется подождать, пока мне принесут посылку. Пойдемте сюда.
— Моя племянница, случайно, не с вами?
— Нет. Я приехал с отцом. Он отправился в северном направлении на вашем поезде. Вы встретитесь с мисс Шлегель за ленчем. Надеюсь, вы останетесь на ленч?
— Я бы осталась, — сказала миссис Мант, которая не желала думать о еде, прежде чем ей удастся лучше изучить возлюбленного Хелен. Он производил впечатление джентльмена, но так ошеломил тетушку, что ее способность наблюдать притупилась. Украдкой она взглянула на молодого человека. На ее женский взгляд, у него не было никакого изъяна ни в резких складках в уголках губ, ни в строении несколько квадратного лба. Он был смугл, чисто выбрит и, казалось, любил командовать.
— Впереди или сзади? Где вы предпочитаете? Впереди может дуть.
— Впереди, если позволите. Тогда мы сможем поговорить.
— Но, прошу прощения, подождите одну секунду, не могу понять, что они там делают с моей посылкой. — Широким шагом он вошел в контору и позвал совсем другим голосом: — Эй, вы там! Мне что, целый день ждать? Посылка для Уилкокса, Говардс-Энд. Ищите внимательней! — Выйдя, он сказал несколько спокойнее: — Работа на станции организована отвратительно. Моя воля, всех уволил бы. Позвольте вам помочь.
— Очень мило с вашей стороны, — ответила миссис Мант. Она села в роскошное автомобильное нутро из красной кожи и позволила себя укутать пледами и шалями. Она вела себя любезнее, чем намеревалась, но молодой человек был и в самом деле очень славный. Более того, миссис Мант даже слегка его побаивалась: такое самообладание показалось ей исключительным.
— Правда очень мило, — повторила она и добавила: — Другого я и не желала бы.
— Спасибо вам за такие слова, — ответил он с легким недоумением, на которое миссис Мант внимания не обратила, как обычно не обращала внимания на брошенные мимолетом взгляды. — Я как раз подвозил отца к поезду.
— Видите ли, сегодня утром мы получили письмо от Хелен.
Молодой Уилкокс заливал бензин, включал зажигание и совершал другие действия, не имеющие отношения к нашей истории. Большая машина начала колыхаться, и фигура пытавшейся объясниться миссис Мант на мягком красном сиденье принялась раскачиваться в такт этим колыханиям.
— Родительница будет рада вас видеть, — пробормотал он. — Эй, вы там, послушайте! Посылка в Говардс-Энд. Принесите! Эй!
Появился бородатый носильщик с посылкой в одной руке и учетной книгой — в другой. С нарастающим гулом мотора восклицания Уилкокса становились все менее разборчивыми.
— Надо расписаться, да? За каким… я должен подписывать после этой волокиты? У вас и карандаша нет? Имейте в виду, в следующий раз я буду жаловаться начальнику станции. Мое время стоит дорого в отличие, как я вижу, от вашего. Возьмите.
Последнее относилось к чаевым.
— Прошу меня простить, миссис Мант.
— Ну что вы, мистер Уилкокс.
— Вы не против, если я поеду через деревню? Довольно большой крюк, но у меня там есть несколько дел.
— Я с удовольствием проеду по деревне. Само собой разумеется, я хочу кое-что с вами обсудить.
После этой фразы тетушке Джули стало совестно, ибо она пошла наперекор наставлениям Маргарет. Однако, без сомнения, она нарушила только их букву, но не дух. Маргарет просила ее не обсуждать случившееся с другими членами семьи. А потому не было ничего дурного или «нецивилизованного» в том, чтобы обсудить это дело с самим молодым человеком, раз уж судьба свела их вместе.
Скрытный молодой человек ничего не ответил. Усевшись рядом, он надел защитные очки и перчатки, и они покатили по дороге, а бородатый носильщик — жизнь полна странностей — с восхищением глядел им вслед.
По пути от станции ветер дул в лицо, и пыль слепила глаза миссис Мант. Но как только они повернули на Большое северное шоссе, тетушка Джули перешла в наступление.
— Можете себе представить, — заговорила она, — какое мы испытали потрясение, получив эту новость.
— Какую новость?
— Мистер Уилкокс, — прочувственно произнесла миссис Мант, — Маргарет все мне рассказала — все! Я видела письмо Хелен.
Он не мог посмотреть ей в лицо, поскольку следил за дорогой. Машина мчалась по Хай-стрит на предельно допустимой скорости. Но он склонил голову в сторону своей спутницы и произнес:
— Прошу прощения, но я не совсем понимаю.
— Я говорю о Хелен. О Хелен, о ком же еще? Она редкая девушка. Уверена, вы мне позволите это сказать, если иметь в виду ваше к ней отношение. Все Шлегели — люди редкие. Я приехала без всякого желания вмешиваться, но мы были потрясены.
Автомобиль остановился у суконной лавки. Ничего не говоря, Уилкокс обернулся и уставился на облако пыли, которое они подняли, проезжая по деревне. Пыль опустилась, но не только на дорогу. Часть ее проникла сквозь открытые окна, часть покрыла белым налетом розы и крыжовник в придорожных садах, а немалое количество осело в легких местных жителей.
— Интересно, когда они сообразят, что дороги следует покрывать гудроном, — прокомментировал Уилкокс.
В это время выбежавший из лавки человек вручил им рулон клеенки, и они снова тронулись в путь.
— Маргарет не смогла приехать сама из-за бедного Тибби, поэтому я явилась в качестве ее представителя, чтобы обстоятельно обо всем поговорить.
— Простите мою несообразительность, — сказал молодой человек, вновь останавливаясь у какой-то лавки. — Но я все-таки не совсем вас понимаю.
— О Хелен, мистер Уилкокс, о моей племяннице и вас.
Подняв на лоб защитные очки, он посмотрел на нее в полном недоумении. Ужас сковал миссис Мант, ибо она только сейчас начала осознавать, что они друг друга не понимают и что она приступила к своей миссии, совершив какую-то ужасную ошибку.
— Мисс Шлегель и я? — спросил он, сжав губы.
— Надеюсь, не произошло никакого недоразумения, — с дрожью в голосе проговорила миссис Мант. — В своем письме она так и написала.
— Что написала?
— Что вы и она… — Миссис Мант остановилась и опустила глаза.
— Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, — холодно проговорил он. — Какая чудовищная нелепость!
— Значит, вы никак не… — Она осеклась, покраснела и готова была провалиться сквозь землю.
— Едва ли, поскольку я помолвлен совсем с другой дамой. — Последовала тишина, затем, охнув, он выпалил: — Боже правый! Только не говорите, что Пол выкинул очередной фортель.
— Но ведь Пол — это вы.
— Нет.
— Тогда зачем вы так представились на станции?
— Я вовсе так не представлялся.
— Прошу меня простить, но вы так сказали.
— Прошу меня простить, я так не говорил. Меня зовут Чарльз.
«Младший» может обозначать либо сына по отношению к отцу, либо второго по старшинству брата по отношению к первому. Можно многое сказать по поводу обоих истолкований этого слова, и несколько позже все это было сказано. Но сейчас перед спорившими встали иные проблемы.
— Вы намекаете, что Пол…
Ей не понравился его тон. Он говорил так, словно обращался к носильщику, и уверенная, что на станции он обманом ввел ее в заблуждение, миссис Мант в свою очередь тоже рассердилась.
— Вы намекаете, что Пол и ваша племянница…
Миссис Мант — такова уж человеческая природа — решила, что должна отстоять влюбленных. Она не станет терпеть грубость этого злобного молодого человека.
— Да, они действительно испытывают нежные чувства друг к другу, — заявила она. — И осмелюсь сказать, вскоре расскажут вам об этом. Мы получили сообщение сегодня утром.
Сжав кулак, Чарльз воскликнул:
— Идиот! Идиот! Глупый мальчишка!
Миссис Мант попыталась выбраться из-под пледов.
— Если таково ваше отношение, мистер Уилкокс, то я лучше пойду пешком.
— Прошу вас этого не делать. Я сейчас же отвезу вас в дом. Но позвольте сообщить вам, что у них ничего не получится и всему этому нужно положить конец.
Миссис Мант редко теряла самообладание — такое случалось лишь в том случае, когда она хотела защитить тех, кого любила.
— Я вполне согласна с вами, сэр! — с горячностью воскликнула она. — Ничего не получится! Я приеду и положу этому конец. Моя племянница — редкая девушка, и я не собираюсь сидеть и смотреть, как она водит знакомства с теми, кто не может ее оценить.
У Чарльза заиграли желваки.
— Учитывая, что она только в среду впервые увидела вашего брата, а с вашими отцом и матерью познакомилась в какой-то случайной гостинице…
— Не могли бы вы говорить тише? Лавочник услышит.
Esprit de class, если можно так выразиться, был весьма силен в миссис Мант. Дрожа от напряжения, она сидела молча, пока представитель низшего сословия укладывал рядом с рулоном клеенки металлическую воронку, кастрюлю и садовый опрыскиватель.
— На заднем сиденье?
— Да, сэр.
И низшее сословие исчезло в облаке пыли.
— Предупреждаю: у Пола нет ни пенса. Это бесполезно.
— Уверяю вас, мистер Уилкокс, нет нужды нас предупреждать. Наоборот, это мы должны кое-кого предупредить. Моя племянница вела себя глупо, а посему я устрою ей хороший нагоняй и увезу обратно в Лондон.
— Пол должен отправиться в Нигерию. В ближайшие годы ему нельзя даже думать о женитьбе, но потом следует выбрать женщину, которая сможет выдержать тамошний климат, да и в других отношениях… Почему он нам ничего не сказал? Конечно, ему стыдно. Понимает, что повел себя как дурак. Дурак он и есть — черт бы его побрал! — Миссис Мант рассвирепела. — А вот мисс Шлегель времени даром не теряла и поспешила обнародовать эту новость.
— Будь я мужчиной, мистер Уилкокс, за ваше последнее замечание я надрала бы вам уши. Вы недостойны даже чистить ботинки моей племянницы, находиться с ней в одной комнате, и вы осмеливаетесь… вы имеете наглость… я отказываюсь разговаривать с таким человеком.
— Я знаю одно — она рассказала, а он нет. К тому же мой отец уехал и я…
— А я знаю…
— Можно мне закончить фразу?
— Нет.
Чарльз сжал зубы и сделал очередной вираж.
Миссис Мант вскрикнула.
Так они продолжили игру под названием «Чья семья лучше», в которую обычно играют, когда любовь должна соединить двух представителей рода человеческого. Но играли они с необычайной страстью, красноречиво доказывая, что Шлегели лучше Уилкоксов, а Уилкоксы — Шлегелей. Приличия были отброшены. Мужчина был молод, женщина оскорблена до глубины души. В характере обоих пробудилась дремавшая до поры до времени способность весьма нелицеприятно отчитать противника. Их перебранка нисколько не отличалась от прочих — в ту минуту она казалась неизбежной, — но впоследствии в нее было трудно поверить. Однако она была не такой пустячной, как обычные ссоры. Через несколько минут все прояснилось. Автомобиль подъехал к Говардс-Энду, и навстречу тетушке выбежала очень бледная Хелен.
— Тетя Джули, я только что получила телеграмму от Маргарет. Я… я хотела вас остановить. Все… все кончено.
Такую развязку миссис Мант выдержать уже не могла. Она разрыдалась.
— Тетушка Джули, дорогая, не надо. Не говорите им, что я так глупо себя вела. Все это пустое. Пожалуйста, держитесь. Ради меня.
— Пол! — закричал Чарльз Уилкокс, сдергивая перчатки.
— Только не говорите! Они не должны ничего знать!
— О, моя дорогая Хелен…
— Пол! Пол!
Из дома вышел юноша.
— Пол, в этом есть хоть крупица правды?
— Я ничего… Я не…
— Да или нет, приятель? Простой вопрос и простой ответ. Мисс Шлегель…
— Чарльз, дорогой, — послышался голос со стороны сада. — Чарльз, дорогой мой Чарльз, никто не задает простых вопросов. Потому что простых вопросов не бывает.
Все замолчали. Это была миссис Уилкокс.
Она шла к ним именно так, как описывала в письме Хелен, — медленно и бесшумно проплывая по лужайке и действительно держа в руках пучок скошенной травы. Казалось, она принадлежала не молодым людям с их автомобилем, а дому и дереву, раскинувшему над крышей свои ветви. Было ясно, что миссис Уилкокс чтит прошлое и что ей передалась естественная мудрость, которую может подарить лишь прошлое, — мудрость, которую мы зовем неловким именем «аристократия». Возможно, она не была знатного рода, но нет сомнения, что почитала своих предков и принимала их помощь. Увидев, что Чарльз зол, Пол испуган, а миссис Мант в слезах, она услышала голос предков: «Разведи этих людей в разные стороны, чтобы они не сделали друг другу больно. С остальным можно и подождать». Поэтому она не задавала вопросов, но и не пыталась сделать вид, что ничего не произошло, как поступила бы многоопытная хозяйка дома. Она просто сказала:
— Мисс Шлегель, не отведете ли вы свою тетушку к себе или ко мне в комнату — туда, где, по-вашему мнению, ей будет лучше. Пол, найди Иви и скажи, что ленч будет в шесть, но я не уверена, что все к нему спустятся.
Когда ее распоряжения были выполнены, она повернулась к старшему сыну, неподвижно стоявшему у трясущейся, отравляющей воздух машины, и ласково улыбнулась, а потом, не сказав ни слова, отвернулась от него и вновь обратилась к своим цветам.
— Мама, — позвал Чарльз. — Ты знаешь, что Пол опять свалял дурака?
— Все в порядке, дорогой. Они разорвали помолвку.
— Помолвку?
— Больше они друг друга не любят, если такое объяснение предпочтительнее, — сказала миссис Уилкокс, нагнувшись, чтобы понюхать розу.