– Все собрала? Вечером у нас не будет времени.
Сирина подняла голову и взглянула на Руди. Он завязал галстук и теперь прихорашивался перед зеркалом, оглядывая себя с разных сторон. Многие считают, что для мужчины смешно так заботиться о внешности. Но Сирина знала, что это неправда: ведь сейчас этим занимался Руди, а все, что делает Руди, – прекрасно. И разве удивительно, что он любуется собой? Ведь она тоже глаз от него отвести не может.
Руди умел носить хорошие вещи. Богатство было ему к лицу; рядом с ним и Сирина не так стеснялась своих новых дорогих нарядов.
– Если хочешь стать моделью, ты должна и одеваться как модель, – весело объявила Дейни и повела Сирину в магазин. Она сама выбирала платья, говорила: «Померяй это», «Надень», «Сними», – и Сирина покорно надевала и снимала, и не чаяла дождаться, когда же кончится эта пытка. Зато теперь исполнилась ее давняя мечта: Сирина выглядела почти как Дейни Кортленд. Только почему-то счастливее она от этого не стала.
– Солнышко! – Руди положил ей руки на плечи и нежно притянул к себе. – Ты меня слышишь?
– Слышу, – прошептала Сирина и положила голову ему на плечо. Зачем все это? – думала она. К чему наряды, богатство, успех, когда есть Руди и его любовь? Если вся эта мишура вдруг исчезнет, она и глазом не моргнет. Если исчезнет Руди – ей незачем станет жить. – Я все собрала.
Руди повернул ее лицом к себе.
– Ты о чем-то задумалась?
– Да.
– Мечтаешь о Мексике?
Сирина покачала головой. Чистый лоб ее перерезала морщинка.
– Нет. Совсем нет.
– Сирина! – Руди приподнял ей подбородок и заботливо вгляделся в лицо. – Ты на меня сердишься?
– Нет, что ты! – почти с ужасом ответила Сирина – она такого и вообразить не могла.
– Тебе не нравится то, что делают Блейк и Дейни? Скажи мне, милая, и мы все исправим.
– А как? – улыбнулась Сирина, но улыбка вышла робкой и неуверенной. И Блейк, и Дейни, и Руди – все говорили, что Сирина великолепна, что она совершенно естественно держится перед камерой. А она перед каждыми съемками умирала от страха и стыда.
– Скажи мне, в чем дело, – настаивал он. – Тебе не нравится зеленый пляжный халат? Купим розовый. Гардеробная на колесах маловата? Сделаем побольше. Я готов на все, чтобы моя звездочка засияла еще ярче. – Невольный вздох вырвался из груди Руди; он сжал ее в объятиях, словно испугался, что она исчезнет. – Ты так прекрасна, Сирина. Так прекрасна. Я горжусь тем, что ты меня любишь. И боюсь… – Руди запнулся. Ему нелегко было признаться в любви и еще труднее – в страхе. – Сирина, ты ведь не бросишь меня, когда прославишься на весь мир? Понимаешь, я все время боюсь, что ты куда-нибудь денешься…
Он сбился и замолчал, прижавшись щекой к ее щеке. Сирина тоже молчала, переполненная радостью и тревогой. Он гордится ее любовью! Он боится ее потерять!.. А разве сама она не боится потерять себя? Разве не чувствует, что с каждым днем от нее все дальше уходит что-то важное?
Несколько минут они стояли, тесно обнявшись, словно слились воедино. Наконец Руди опомнился и осторожно отстранил Сирину.
– Осторожней, помнешь новое платье.
– Да. Я только…
– Что? Чего ты хочешь, Сирина? Мы позвоним Блейку и Дейни, и к нашему приезду они все устроят. Как в сказке. – Он со смехом прищелкнул пальцами. – Приказывай, принцесса, я все исполню.
Сирина покачала головой.
– Ничего. – Она улыбнулась, от души надеясь, что улыбка получилась искренняя. – Ничего.
Она отвернулась от Руди и принялась застегивать чемодан.
– Ты не слышал новостей? – спросила она так весело и беззаботно, как только могла. – Результатов выборов еще не объявляли? Я надеюсь, сенатор Грант победит.
– Слышал. – Руди вернулся к зеркалу. Все пылинки с темно-синего пиджака он уже стряхнул и теперь наводил глянец на ботинки. – Он лидирует. Вечером будем праздновать победу. А завтра – снова за работу.
Сирина захлопнула чемодан и повернулась к Руди. Надежда вновь затеплилась в ее сердце.
– Знаешь, если бы мы могли уехать на несколько недель… Одни. Или давай останемся здесь. Только не будем думать ни о сенаторе Гранте, ни об «Эшли Косметикс». Забудем о работе. Станем, как раньше, просто Руди и Сирина. Хорошо?
– Отлично придумано, – рассмеялся Руди и взял Сирину за руки. Руки ее были холодны как лед. – Только не сейчас. Когда все будет позади. Подождем, пока сенатор победит на выборах, выйдет в свет кампания «Эшли» и весь мир увидит твое прекрасное личико. И когда все это кончится, мы уедем куда-нибудь вдвоем. Обещаю. Съездим в Париж. Или запремся здесь. Останемся одни, как Адам и Ева в раю. Обещаю, Сирина. Как только все кончится.
– Милый, тебе не кажется, что пора спускаться к гостям?
Полли просунула голову в дверь. Но Александер не замечал ни ее роскошного наряда, ни вымученной улыбки: он не отрывал взгляда от телеэкрана.
Шли десятичасовые новости. Противник Александера явно проигрывал. Не оставалось сомнений, что сенатором от штата Калифорния станет кандидат от демократической партии Александер Грант. Привет мамочке. Видишь, Маргарет, твой сын – не такое ничтожество, как ты думала.
Александер повернулся к зеркалу и начал завязывать галстук. В зеркале отражался телевизор, и сенатор не боялся что-то пропустить. На экране замелькали знакомые кадры.
Со счастливой улыбкой Александер повернулся к телевизору. Он смотрел свой рекламный ролик: слышал, как Полли произносит перед школьниками взволнованную речь, видел себя самого, пожимающего руки старшеклассникам. Затем на экране появился Льюис Бассет, и Александер громко расхохотался.
Сзади послышались шаги, и рука Полли легла ему на плечо. Ее любимый жест. Несколько месяцев назад она робко дотрагивалась кончиками пальцев до его рукава – теперь же клала руку на плечо так уверенно, словно Александер – ее личная собственность. А вот лицо у нее не менялось: на нем всегда отражалась обида, и Александеру приходилось гадать, чем он не угодил на этот раз. Господи, а ведь прошло только полгода! Что же будет дальше? Как они уживутся вместе? Но Александер тут же сообразил, что «уживаться» придется ему. Полли не чувствует никакого дискомфорта. Она жизни не мыслит без обиды на мужа и жалости к себе.
– Позволь мне, милый. – Полли потянулась к уже завязанному галстуку. Александер дернулся в сторону, но тут же вспомнил, что должен следить за собой.
– Полли, я уже завязал. Все в порядке. Я думал, ты внизу, развлекаешь гостей.
– Я так и делаю, но, мне кажется, пора ехать, а то они выпьют весь ликер. А ведь мы заказали еду и напитки в отеле. Заплатили целое состояние, – посетовала Полли.
Александер издал тяжкий вздох.
– Полли, банкет в отеле оплачен из фонда кампании. Нас это не разорит. Так что успокойся.
– Александер, не надо меня одергивать! – На этот раз в голосе Полли звучала не обида – скорее нешуточный гнев. Александер удивленно взглянул на нее, натягивая пиджак, но Полли уже вернулась к обычному плаксивому тону. – Мне не жалко ликера, мне важно, как они к нам относятся. Твой Эрик – грубиян. Мисс Кортленд смотрит на меня так, словно ждет, что я бухнусь перед ней на колени. Мистер Синклер распоряжается, будто у себя дома. И все они такие наглые. Не понимаю, как ты можешь приглашать в дом подобных людей.
Александер долго молчал, пристально вглядываясь в лицо жены. Наконец губы его раздвинулись в злой, насмешливой улыбке.
– Ты, Полли, переходишь все границы, – скучным голосом сказал он. – Мои гости – очень милые люди, и они помогли мне победить на выборах. Если ты, Полли, хочешь быть женой сенатора, тебе нужно научиться ладить с самыми разными людьми. Пока что ты не умеешь ладить ни с кем. Так мы с тобой далеко не уедем. Ты кончила жаловаться? Тогда приклей на губы улыбочку и спускайся к гостям. И по крайней мере притворяйся, что рада моей победе.
– А разве я не рада?.. – начала Полли, но Александер уже вышел из комнаты.
Полли спустилась за ним. Внизу она увидела, как ее муж под аплодисменты гостей заключает в объятия Дейни Кортленд.
Шумная толпа вывалилась в прихожую. Возбужденные голоса слышались уже на лестнице. Уходя, Александер забыл выключить телевизор – и забыл о Полли. Несколько секунд она стояла неподвижно в пустой комнате. Затем выключила телевизор и вышла из дома вслед за всеми.
– …Обещаю заботиться не только о процветании нашего великого штата, но и о благополучии каждого его жителя. Вы все дороги мне – так же, как были дороги моей матери, когда она служила народу в Вашингтоне. Благодарю вас от всего сердца. Спасибо за вашу работу, спасибо за поддержку. Спасибо за то, что верите в меня.
Александер сделал шаг вперед, взял Полли за руку и поднял вверх в знак победы и единства. Лицо его сияло улыбкой, глаза излучали серебристый свет. Сейчас он был по-настоящему красив. Рука об руку с Полли Александер спустился с возвышения – и утонул в море красных, синих, белых воздушных шаров. Зал встретил его речь аплодисментами: отовсюду неслись бурные, несмолкающие приветственные крики.
Дейни, поддавшись общему ликованию, размахивала руками и что-то кричала вместе с прочими. Рядом улыбался во весь рот Блейк. Дейни обернулась к нему и что-то прокричала, но в многоголосом гуле Блейк не слышал ее голоса. Она обняла его за шею, пригнула к себе и крикнула ему в ухо:
– Я, кажется, заметила Сирину и Руди! Пойду поздороваюсь!
– Отлично! – прогудел Блейк, перекрывая шум. – И веди их прямо в бар. А я закажу выпить на всех.
Дейни кивнула и исчезла в толпе. Несколько минут она продиралась сквозь плотные ряды людей, сгрудившихся у возвышения, пока наконец не выбралась из толчеи. В зале было посвободней; малознакомые и вовсе незнакомые люди сновали туда-сюда, занимали места, болтали в ожидании угощения, выпивки и танцев. «И ничего этого не было бы, если бы не агентство Грина», – думала Дейни, и сердце ее сладко сжималось. Толпа на миг расступилась, и Дейни увидела у входа в зал Руди и Сирину: они нерешительно мялись в дверях, словно не знали, куда идти. «Заработались, бедняги, – весело подумала Дейни. – Сейчас мы их взбодрим!»
Она обогнула толстуху в ярко-красном платье – и тут же врезалась в статного джентльмена с великолепной серебристо-седой гривой.
– Мистер Суини! – выдохнула Дейни. Наконец-то она своими глазами увидела человека, согласившегося работать на Александера безвозмездно. – Простите…
– Все в порядке, милочка. – Суини поддержал Дейни под локоть. В следующую секунду его рука уже скользнула к ее талии. Дейни предусмотрительно отступила на шаг. «Больно прыток для «благородного отца», – подумала она.
– Я – Дейни Кортленд, совладелица агентства Грина.
– Да-да, рад с вами познакомиться, – протянул Суини. Похоже, он сообразил, что Дейни не собирается падать к нему в объятия, и был совершенно ошеломлен этим обстоятельством.
– Мне очень жаль, что я не смогла присутствовать на съемках, – заговорила Дейни. – Я так хотела поблагодарить вас лично! Вы совершили невероятно благородный поступок – бескорыстно пожертвовали время и силы в пользу сенатора. Должно быть, вы чрезвычайно высоко его цените. Если мы можем как-нибудь вас отблагодарить…
Актер выпучил глаза, да так и остался. Должно быть, целую минуту они стояли, пожирая друг друга взглядом. Где бы ни появлялся Дэниел Суини, вокруг него собиралась толпа: и теперь вокруг сгрудились люди. Толпа все увеличивалась: запахло скандалом. Наконец Дэниел рассмеялся и наклонился к Дейни, словно хотел сказать ей что-то по секрету. Разочарованная толпа рассосалась.
– Милая леди, – сказал он вполголоса, – никогда в жизни я не стану агитировать за политика бескорыстно. Мне заплатили, и очень недурно. Я получил от вашего агентства ровно сто пятьдесят тысяч. Так что, мэм, передайте мою благодарность мистеру Грину.
Актер чмокнул ее в щеку и, похохатывая, удалился. А Дейни осталась посреди зала, словно вросла в землю. В зале было тепло, но ее била дрожь. Вокруг сновал народ, но она была совсем одна. Люди обтекали ее, как поток обтекает торчащий из воды камень; кое-кто натыкался на нее и вполголоса выражал недовольство. Но Дейни не двигалась с места. Ни ноги, ни рассудок ей не повиновались.
– Дейни, что с тобой?
Над ухом послышался знакомый голос, и чья-то рука легла на плечо. Дейни с трудом повернула голову. Перед ней стояла Лора Принс. Она что-то спрашивает… Чего-то хочет…
– Ничего. Со мной все в порядке. – Увидев давнего недруга, Дейни словно очнулась. Побежали бессвязные мысли. Что знает Лора? Что, если знает все? Может быть, Руди и Лора все это время были в заговоре? Да нет, ерунда. У них все кончено. Лора обижена на него и ревнует к Дейни… Нет, она ничего не знает. Теперь понятно, почему Руди не подпускал Дейни к кампании Гранта…
– У тебя очень расстроенный вид, – заметила Лора. В голосе ее сквозило явное злорадство.
Дейни кивнула. Что ж, по крайней мере, один человек не изменился.
– Лора, сделай мне одолжение. Найди Блейка. Скажи, что мне надо уехать и я буду ждать его дома.
У Дейни не было сил соблюдать приличия: даже не попрощавшись, она бросилась вон из зала. Однако Лора двинулась за ней.
– Я тебе, знаешь ли, не секретарша… – сварливо начала она. Одним взглядом Дейни заставила ее замолчать. – Он спросит, что случилось, – заметила Лора тоном ниже.
– Скажи ему… – Дейни запнулась. Что же, в самом деле, передать Блейку? Что она опять проиграла? Что вся ее работа была бессмысленна, потому что Руди Грин, наплевав и на партнерство, и на дружбу, вел грязные игры у нее за спиной? Дейни вздернула подбородок. Нет, она не скажет Блейку о своем поражении. Только если не будет другого выхода.
– Скажи ему, что я кое-что забыла в офисе.
Дейни поспешила к выходу. У дверей она заметила Руди и Сирину: они беседовали, склонившись друг к другу, и, казалось, не замечали никого вокруг. Дейни уже было повернула к ним – но остановилась. Не здесь и не сейчас. В кои-то веки она поступит правильно. Она выяснит, что именно произошло, все тщательно проверит, а потом скажет мистеру Руди Грину пару ласковых слов.
Окидывая взглядом тихое темное здание, Дейни пыталась понять, зачем она сюда приехала. Дейни сама не знала, что, собственно, хочет найти. Она заглянула в кабинет Руди, затем в зал совещаний и, наконец, решила начать поиски с кабинетика миссис Питерсон. Ключ у нее был. Словно оттягивая страшный миг, Дейни сняла с полки и перелистала несколько бухгалтерских книг – и наконец, решившись, зажгла настольную лампу, выдвинула ящик стола и достала оттуда толстенный гроссбух под названием «Оплаченные счета». Вот и он, счет Александера Гранта.
Дейни просмотрела счета дважды, затем села, устало откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Счета были в полном порядке. Отмечено все, в том числе и выплата Дэниелу Суини. Не сто пятьдесят тысяч, конечно: Суини был пьян, да и вообще актеры – любители приврать. Не сто пятьдесят тысяч, но сумма порядочная.
Дейни сама не знала, сколько просидела в кресле. К горлу у нее подступала тошнота: в какой-то миг Дейни поднесла руку ко рту, испугавшись, что ее вырвет. Наконец она встала и убрала документы. Ей хотелось бежать отсюда без оглядки; но еще сильнее хотелось узнать правду. Если Руди солгал о Суини, он мог солгать и о тех счетах с телевидения. Дейни отворила дверь в кабинет Руди и минуту неподвижно стояла на пороге. Наконец, взяв себя в руки, зажгла свет, вошла и принялась за работу.
Увлеченная своими поисками, она не слышала, как отворилась входная дверь. Не слышала тихих осторожных шагов в коридоре. На миг ей показалось, что кто-то следит за ней из темноты; но Дейни приписала это своим расстроенным нервам. Узнав все, что хотела знать, она убрала бумаги и вышла из офиса, захлопнув за собой дверь.
Из темноты вынырнула Лора Принс. Вошла в кабинет Руди, открыла ящик стола – тот же, который, как она видела, только что открывала Дейни. Через несколько минут Лора знала все. Дейни Кортленд умрет. Лора держала в руках ее смерть. Правда, пострадает и Руди, но судьба мистера Руди Грина с некоторых пор стала Лоре глубоко безразлична.
Полли довольно долго проторчала в дамской комнате. Постояла немного у бара. Дважды выходила на балкон и трижды – в коридор. Она повсюду следовала за рыжеволосой женщиной. Весь вечер не выпускала ее из виду. Конечно, это было нелегко. Все, кто видел Полли, считали своим долгом остановить ее и долго поздравлять с успехом мужа. Однако она узнала все, что хотела знать.
Женщина была развязной и наглой. Ее звали Корал. Подходящее имечко. В самый раз для уличной девки. Полли видела, как с ней танцевал Эрик. Они о чем-то разговаривали, а едва окончился танец, Эрик пробился сквозь толпу к Александеру и что-то прошептал ему на ухо. Александер слушал, а сам не спускал глаз с рыжей. А потом она вышла. И тут Полли стало плохо. Она вся взмокла: в какой-то миг она уже готова была расстегнуть платье прямо посреди зала, но сообразила, что это будет неприлично. Тогда она снова бросилась в дамскую комнату. Но скоро поняла, что не сможет просидеть там всю ночь, и вышла. У дверей ее ждал Эрик.
– Миссис Грант, впереди долгая ночь, и сенатор полагает, что вам лучше ехать домой…
Полли упрямо покачала головой. Ей хотелось свернуть шею этому наглецу. Этому своднику. Этому хорьку с острой мордочкой и хитрыми глазками. Она несколько раз глубоко вдохнула через нос, чтобы успокоиться. Но Эрик заметил, что она не в себе.
– Миссис Грант, с вами все в порядке? – Испугался! Правильно. Пусть подрожит. Как хотела бы Полли, чтобы все, все они дрожали перед ней… – Я схожу за сенатором. Он должен…
– Нет! – слишком громко воскликнула Полли и слишком быстро выдернула руку. Нет, так нельзя. Пусть думает, что с ней все в порядке. Она похлопала его по плечу. – Нет, Эрик, спасибо, не надо. Со мной все в порядке. Я просто устала. Пожалуйста, не беспокойте Александера.
– Ну, если вы уверены… Понимаете, не хотелось бы, чтобы вы в таком состоянии попались на глаза репортерам. Они ведь уцепятся за пустяк и раздуют Бог знает что. Пожалуй, напишут, что вы уже лежите в клинике Бетти Форд.
Эрик издал нервный смешок. Полли смотрела на него и думала о нем и об Александере. И обо всех этих людях. Тех людях, что рвутся к власти. Что говорят одно, а делают другое. Что клянутся в верности народу, а сами предают на каждом шагу. Как, оказывается, они уязвимы! Достаточно скандала – нет, даже намека на скандал…
– Не понимаю, Эрик, чем вы так встревожены? Миссис Форд – замечательная женщина, разве нет?
– Разумеется, – покорно согласился Эрик. У него глаза разбегались – столько было в зале соблазнительных женщин. А он должен, как дурак, стоять тут и уламывать эту ненормальную!
– Эрик, вы меня слушаете? – В голосе Полли вновь прорезался гнев. Боже, как она ненавидела этого юнца! И Александера. И всю эту мышиную возню. И женщину с рыжими волосами.
– Да, миссис Грант. Извините. Мне показалось, что я увидел в толпе старого друга.
– И поэтому вы не обращаете внимания на жену вашего босса? – Голос ее стал визгливым.
– Что вы, конечно, нет. – Эрик не на шутку испугался: он понял, что Полли готова устроить скандал. – Только не надо привлекать к себе внимание: это может повредить Александеру. Вы устали. Если позволите, я отвезу вас домой. Где ваша сумочка?
Полли открыла рот, уже готовая закричать. Однако в последнюю минуту задушила так и не родившийся вопль. Так нельзя. Должен быть какой-то другой способ… Улыбнуться ей так и не удалось, но она смогла заговорить почти нормальным голосом.
– Вы правы. Если вы не возражаете, я только пожелаю Александеру доброй ночи.
– Сенатор Грант уже ушел к себе и не хотел, чтобы его беспокоили. Вот почему он попросил меня отвезти вас домой. Он останется здесь на всю ночь. Он просил меня передать, что благодарит вас за помощь и вернется завтра около десяти утра.
– Он… он уехал?
Голос ее прервался. Эрик вздрогнул и отвел взгляд. Трусливый взгляд лжеца. Но Полли не смотрела на него: она рыскала глазами по залу, ища рыжеволосую женщину. Рыжей нигде не было. Она ушла, и вместе с ней вечер покинул Александер.
Полли больше не сопротивлялась. Она дала Эрику вывести себя из отеля, усадить в машину и довезти до лос-анджелесского дома Александера – дома его матери. Они ехали молча. Полли сидела, напряженно выпрямившись, и обдумывала свою месть.
Месть ее будет страшной. Александер испытает такую же боль, какую все эти годы причинял ей.
Когда машина остановилась перед домом, Полли уже знала, что делать.
Не раздеваясь, она прошла в кабинет и сняла со стены картину. За картиной скрывалась дверца сейфа. В сейфе лежало это.
Впервые в жизни Полли помянула покойную свекровь добрым словом.
– Руди, это было чудесно, – прошептала Сирина и потянулась к нему. Руди укрыл ее одеялом и нежно поцеловал.
– Чудесно – не то слово. Боже мой, Сирина, я словно оказался в раю.
– Руди… – прошептала она сонным и счастливым голосом.
– Ты права. Еще лучше. Представляешь, что будет, если он победит? «Никому не известный новичок выиграл выборы с помощью агентства Грина»! Политики повалят к нам толпой! Ах, Сирина, разве жизнь не прекрасна?
Руди сжал Сирину в объятиях. Какой же он счастливчик! Его любит самая прекрасная в мире девушка; на его долю выпал величайший успех – успех, о каком Руди не мог и мечтать. Он хотел, чтобы Сирина разделила его радость, но Сирина уже спала и не видела во сне ни рекламы, ни сенаторов. Ей снился Руди. А еще – свадьба, украшенная цветами церковь и клятвы в вечной любви и верности. Сирина спала как ребенок, со счастливой улыбкой на лице. Только иногда она вздрагивала и вздыхала во сне, когда вспоминала, что все это только сон.
– Это ты, малышка? – пробормотал Блейк, не открывая глаз.
– Да, ложусь спать, – прошептала Дейни и скользнула в теплую постель рядом с ним. Блейк повернулся на другой бок. Дейни хотелось, чтобы он обнял ее, согрел своим теплом, укрыл от всех невзгод в своих крепких объятиях. Но она не осмеливалась попросить его об этом. Потерпев поражение, она стыдилась его, стыдилась самой себя.
– Все в порядке? – пробормотал Блейк и, с трудом подняв отяжелевшую руку, погладил ее по плечу.
Дейни поцеловала его. Нет, все в полном беспорядке. Все летит к чертям. Но Блейк об этом не узнает.
– Давай-ка спать, – сказала она. – Нам предстоят трудные дни. Спокойной ночи.
Она погладила его по волосам, затем положила руку на могучую грудь и почувствовала, как мерно вздымаются и опускаются сильные мускулы. Он заснул; заснул и оставил ее одну. Слезы потекли по щекам: Дейни зажмурилась, но они брызнули сильней. Как мог Руди так поступить с ней? После всего, что она для него сделала… Как мог оказаться таким идиотом? Она и сама виновата. Не проследила, не обратила внимания… Как всегда. Все ее беды оттого, что она не о том думает, не на то обращает внимание, доверяет не тем людям. Или следует не тем образцам. А это ведь так просто! Вот он, положительный пример, – спит рядом с ней. Дейни повернулась и тронула Блейка за плечо.
– Блейк!
Блейк что-то проворчал и отмахнулся. Он хотел спать. Но Дейни чувствовала, что не может ждать. Пришла пора заняться тем, о чем много раз просил ее Блейк, – разобраться в себе и своей жизни. Извлечь урок из прошлых ошибок. И Блейк ей в этом поможет.
– Блейк! Помнишь, ты всегда говорил: все мои беды оттого, что я верю своему отцу? Но ты никогда не говорил мне… как, по-твоему… – Дейни замолкла. Она не знала, хочет ли услышать ответ. Но не стоит останавливаться на полпути. В конце концов, если в сердце живого места нет, что меняет еще одна рана? – Как ты считаешь, отец любил меня?
Ровное дыхание Блейка прервалось. Дейни могла бы поклясться, что слышала, как он открыл глаза. Наконец он вздохнул и перевернулся на спину – ближе к ней. Дейни вдруг вспомнила: прежде каждый раз, когда заходила речь о Питере Кортленде, он тянулся к ней, словно старался ее защитить. Странно, почему она раньше не понимала, что значит этот жест? Но теперь Блейк к ней не прикоснулся. Настало время сказать правду.
Глядя в темноту, Дейни терпеливо ждала, пока Блейк подберет нужные слова. Однако молчание затягивалось. Он не мог найти слов, которые не причинили бы ей боли.
– Нет, Дейни. Думаю, не любил.
Несколько минут они лежали молча, словно придавленные тяжестью этих слов.
– Совсем не любил? – Голос Дейни был еле слышен, и на мгновение Блейку почудилось, что она умирает.
– Совсем.
– Я знала, что ты так скажешь.
– Я не мог сказать иначе.
Дейни кивнула. Все сказано. Между ней и Блейком нет больше лжи, нет трусливых умолчаний и недоговоренностей. И Дейни вздрогнула, внезапно ощутив, как они теперь близки друг другу.
Блейк повернулся к Дейни, положив ладонь под голову, и легонько дотронулся до ее шелковистых волос. Но Дейни лежала неподвижная и напряженная, и Блейк не осмелился к ней прикасаться.
– Дейни, жизнь коротка. Мы с тобой столько времени потеряли зря из-за того, что ты всем сердцем верила своему отцу… – Блейк почувствовал, что Дейни готова броситься на защиту отца, и предостерегающе поднял руку. Время споров прошло. Настало время правды. – Дейни, я ни в чем тебя не виню. И никогда не винил. Но, знаешь, каждый раз, когда ты рассказывала о своем детстве – о жизни в этом мраморном мавзолее с отцом и его очередной женой, – мне становилось жутко. Ты уверяла, что тебе чудесно жилось, но таким голосом… – Блейк покачал головой. Он вспоминал, сколько раз слушал ее рассказы молча, хотя внутри у него все кипело от гнева. – Странный у тебя был голос. Холодный, отрешенный. Я словно воочию представлял себе эти бесконечные анфилады комнат. Холодные каменные стены. Множество прекрасных вещей, которые нельзя трогать – ведь они страшно дорогие. Дейни, не знаю уж как, но твой отец убедил тебя, что это и есть жизнь. А это – смерть. Ты же умная девочка, Дейни. Как ты могла на это купиться?
Дейни молчала. Блейк слышал ее медленное и глубокое дыхание. Видел, как шевелятся ее сцепленные пальцы, словно пытаются оторваться от тела и улететь. Наконец увидел, как раскрылись губы.
– Когда я была маленькая… восемь лет – это же совсем мало, правда?..
Блейк кивнул, хотя знал, что Дейни продолжит и без его согласия. Удивительно: они часто разговаривали о детстве Дейни, но ни разу за все годы любви не говорили о Дейни как о ребенке. Должно быть, она едва ли не с колыбели чувствовала себя взрослой. Ведь ей приходилось бороться на равных с Питером Кортлендом.
– Так вот, мне было восемь, когда родители развелись. Я очень хорошо это помню. Еще вчера мама была здесь, а сегодня ее уже нет. Она была очень красивая. И добрая. Я так ее любила! Я надеялась, что она вернется, ждала, когда же она придет со мной поиграть. Она мне снилась по ночам. С ней мне было так спокойно! Я так ее любила!.. Но она ушла и не вернулась, и мне было так горько – знаешь, совсем не по-детски. Мне казалось, что она меня предала. После этого я ее видела только раз. В суде. Она молчала – только отвечала на вопросы. Даже не смотрела на меня. И я подумала, что ей все равно. А папа все повторял, как он меня любит, что он для меня сделает, что он умрет, если меня у него отнимут…
– Ну и как, умер?
– Что? – Дейни повернулась к Блейку.
– Он сделал то, что говорил? Он любил тебя? Он умер за тебя? Он дал тебе то, в чем ты так нуждалась, – например, любовь и внимание?
Дейни уронила голову на подушку и уставилась в потолок.
– Нет, – ответила она наконец. – Но он так боролся за меня! А мама не боролась совсем. Просто ушла. Даже не навестила меня ни разу. Как будто ей было все равно…
– Любовь моя, ведь ты не знаешь, что произошло между ними. И я не знаю, хоть и могу предположить. Мне кажется, твой отец боролся за тебя просто потому, что ничего другого не умел. Всю жизнь он только и делал, что боролся. Думаю, он просто стер твою мать в порошок. Ты лучше меня знаешь, как это делается. Ни один человек не устоит, как бы ни старался. Так же он обращался с прочими своими женами, поэтому они так часто менялись. И с тобой. К несчастью, с тобой он развестись не мог. Он использовал тебя в борьбе с матерью, ты досталась ему в награду, но после этого не знал, что с тобой делать. Легче всего было просто не обращать на тебя внимания. Только изредка он вспоминал о родительских обязанностях и начинал тебя по-своему «воспитывать». Радость моя, ты видела равнодушие и решила, что это и есть любовь. Но это неправда. И после всего, что случилось с тобой, я думаю, самое время тебе узнать правду.
– Что значит «после всего, что случилось»?
Дейни приподнялась на локте, испытующе заглядывая Блейку в лицо. Откуда он знает?.. Но Блейк сжал ее руку в своей и тихо ответил:
– Теперь, после долгих трудов и тяжких испытаний, ты наконец достигла всего, о чем мечтала. Всего, что твой отец считал целью жизни. Скажи, ты не чувствуешь, что тебе чего-то недостает? Может быть, даже, что тебя предали?
Дейни беззвучно и горько рассмеялась. Милый Блейк! Как ему это удается? Что называется, не в бровь, а в глаз! Ей хотелось плакать, но она знала, что эту боль не излечить слезами. Эта боль идет из далекого детства – скорбь и обида девочки, доверчивой и ранимой, слишком рано испытавшей горечь предательства.
– Да, Блейк, – тихо ответила она. – «Предали» – хорошее слово. Предали. Обманули. Обвели вокруг пальца.
– Боже, Дейни, как мне тебя жаль! Но, может быть, это хорошо. Хорошо, что ты поняла… Дейни! – начал Блейк, но понял, что ему нечего больше сказать. Он просто взял ее руку и поцеловал поочередно каждый тонкий палец. Завтра у него большой день. Завтра они с Сириной войдут в историю. А сегодня он слишком устал, чтобы и дальше обсуждать роль Питера Кортленда в жизни Дейни. Кажется, она все поняла, и слава Богу.
Блейк повернулся к стене. Он чувствовал, что что-то не так. Дейни слишком расстроена, и в голосе ее звучит боль не только давних воспоминаний. Что-то случилось? Что ж, он во всем разберется завтра. Она сама расскажет. А сейчас он хочет спать…
Дейни лежала рядом, глядя во тьму и моля Бога о сне. Завтра она решит, что делать. Завтра ей понадобится энергия и свежая голова. Она должна выспаться. Наконец пришел сон, но не освежил ее. Во сне человек в черном плаще, с капюшоном, закрывающим лицо, раздел ее и привязал к столбу. Вдалеке она видела Руди, веселого, беззаботного, рядом с ним – Сирину. За ними по пятам шел Блейк с фотоаппаратом. А человек без лица поднес к ее ногам горящий факел, и из-под капюшона сверкнули его глаза.
Глаза Питера Кортленда.