– Господи, Джесси, – прошептал Люк, глядя на бледную, хрупкую женщину, в изнеможении лежавшую на траве. Жилка билась на ее щеке, и тонкие голубые вены на закрытых веках, казалось, тоже трепетали. – Это ведь была не ты, Джесси. Это не могла быть ты. Это невозможно.

Он никогда бы не спутал двух женщин. Шелби было девятнадцать, она была старше его почти на год. Она была чувственной и искушенной в любви. Джесси же тогда была еще шестнадцатилетней девочкой, которая неизменно краснела от одного разговора с молодым человеком. Он не мог сделать этого с Джесси. Кроме того, она, в отличие от Шелби, никогда не возбуждала в нем тех похотливых, жадных инстинктов. Она была для него сестрой, которую он должен был защищать.

– Ответь мне, ради всего святого. Той ночью это была ты? Люк протянул руку, пытаясь дотронуться до нее, но Джесси отпрянула назад.

– А как ты думаешь, кто это был? Он заколебался, не зная, что ответить.

– Я не знаю. Мне кажется, я убедил себя в том, что это был сон – дикий, пьяный сон о Шелби, вызванный алкоголем и раной в голове. У меня было сотрясение, Джесси. Я совершенно потерял голову и не знал, кто передо мной. Я не знал, кто я сам…

– Это была я, – еле слышно произнесла Джесси. – Я, черт тебя побери!

– Мы занимались любовью?

– Не любовью. Это не была любовь. Он был все еще между ее ног, внутри нее, и изучал ее недоверчивым взглядом из этого положения. Сердце билось и болело. То немногое, что он помнил из ночи, которую провел в полубессознательном состоянии, было покрыто мраком. Может быть, Люк сам убедил себя в том, что тогда ничего не произошло, потому что он не хотел поверить, что способен на грубое обращение с женщиной. В ту ночь он испытывал боль – тупую, беспричинную, варварскую боль. Шелби не просто бросила его – она выпотрошила его до дна и смертельно оскорбила своим грубым отказом. А потом Хэнк Флад опрометчиво затеял с ним драку. Накопленные за много лет издевательств кипящая ненависть и тщательно подавляемый гнев образовали взрывчатую смесь. Люку захотелось кого-нибудь убить.

– Выпусти меня, – выдохнула Джесси, пытаясь оттолкнуть его.

– Нет. – Инстинктивно, не обдумывая своих действий, Люк прижал ее локтем к земле. Всего несколько мгновений назад она прижималась к нему, шепча и крича от страсти, а теперь она снова стала ледяной, как в ту ночь, когда она ранила его из «беретты». У Люка было ужасное чувство, что, если он отпустит Джесси, она исчезнет. Он терял ее, так и не поняв почему. Он вообще перестал что-то либо понимать – ведь они только что друг друга нашли.

– Тогда, по крайней мере… – Ей явно было неуютно от того, что он все еще находился в ней, и Люк беспрекословно подчинился ее просьбе. Быстрыми искусными движениями он поправил на ней блузку, прикрыл ноги юбкой и застегнул брюки. Почувствовав, как она содрогнулась, Люк все же не выпустил ее из своих объятий. Он не мог ее так просто отпустить.

– Ты никогда не говорила мне, что это была ты, – сказал он. – Даже потом. Почему?

– Я ненавидела тебя. – Джесси отвернулась, не желая на него смотреть, но на лице ее была написана такая боль, что Люку стало окончательно не по себе. Она не в состоянии была скрывать свои чувства. Рот скорбно сжат, лицо грязное, в потеках слез.

– Расскажи мне, что произошло. – Люк слегка ослабил хватку, обняв ее за плечи. Мягкая грудь Джесси касалась его предплечья, и она отодвинулась, словно желая показать, что даже случайное соприкосновение оскорбляет ее.

– Что случилось, Джесси? Я не помню.

– Ты изнасиловал меня, – прошептала она. Люку показалось, что его ударили в живот. Первым его порывом было отпустить ее, позволить убежать, чего она явно очень хотела. И в этом случае им не нужно будет как-то расправляться с той отвратительной тайной, которую они делили. Но Люк не мог позволить этой женщине ускользнуть от него. Он только начал понимать, какой глубины чувства он к ней испытывает. У них были насыщенные и непростые отношения, тянувшиеся с детства, но теперь они наполнялись новым содержанием с такой силой и скоростью, что Люк был совершенно потрясен этим.

Он еще даже не пытался разобраться в своих ощущениях. Даже если бы они не были сложными сами по себе, все равно существовала история, достойные средневековой драмы отношения между их семьями, трясина любви, смерти, тайн и предательств. Люк не мог отпустить Джесси именно потому, что той ночью он имел дело с ней. Она помнила все. Джесси Флад могла ответить на все загадки, которые преследовали его.

– Я должен знать, что произошло, – повторил он. – Ты должна рассказать мне все.

Откинув голову, Джесси посмотрела на него взглядом затравленного животного.

– И ты считаешь, что я буду тебе что-то рассказывать?

– Именно так я и считаю, – тихо ответил Люк, стараясь не обращать внимания на сотрясавшую ее дрожь. Это требовало огромного усилия воли, но ведь Джесси только что обвинила его в изнасиловании. Если он действительно сделал это, то был способен на все, в том числе и на убийство Хэнка. У него не было никакого желания причинять им обоим дополнительную боль, но он должен был все узнать.

– Почему ты той ночью пришла в сторожку? – спросил он. – Ты не могла знать, что я был там.

Джесси молчала, замкнувшись в себе и мечтая оказаться в таком месте, где бы он ее никогда не нашел. Теперь уже не было смысла скрывать от него истину. Она уже ударила ею Люка, как хлыстом. Ей хотелось причинить ему боль, и она добилась этого, но какой ценой? Это только усилило его подозрения. Теперь он не отстанет от нее, пока не узнает все. Он заставит ее вернуть к жизни этот кошмар.

«Так скажи ему, – в отчаянии подумала она. – Он уже знает, что произошло. Теперь поведай ему, как это случилось. Расскажи ему, какой он бессердечный сукин сын».

И Джесси начала свой горький рассказ о той ночи.

– Я вернулась в дом сразу же после твоей драки с Хэнком. Шелби сказала мне, что ты ранен и куда-то спрятался, и я отправилась тебя искать.

– А Хэнк? Когда ты пришла, он был мертв или еще нет?

– По словам Шелби, мертв. Я ей поверила. Сдавленный вздох Люка доставил Джесси угрюмое удовольствие. Он не хотел этого слышать. Хорошо. Потому что это было только начало. Ему еще предстоит узнать много интересного.

– А к тому моменту, когда ты нашла меня в сторожке, я был без сознания.

– Да, и сначала я подумала, что ты тоже мертв. Из раны на голове шла кровь, и ты весь похолодел. Я нашла какие-то бинты и стала тебя перевязывать, и тут ты пришел в себя и попросил – даже стал умолять, – чтобы я тебя не покидала.

– А я знал, с кем я разговаривал?

– Я думала, что ты знаешь. В противном случае я бы не осталась.

«К тому моменту ты уже причинил мне достаточно боли своим романом с моей собственной сестрой».

– Я звал тебя по имени? – спросил Люк.

– Нет, мерзавец, ни разу! – От боли Джесси даже не сразу смогла ответить. – Ты был ранен и весь посинел от холода. Если бы я не осталась, ты бы замерз насмерть.

Она продолжала свой рассказ, не ответив на его вопрос. Он бредил, то теряя сознание, то вновь приходя в себя. Джесси хотела отправиться за помощью, но он не отпускал ее, и в конце концов они оба уснули.

– А когда я проснулся? – спросил Люк, изучая ее лицо. Джесси сердито отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом. Продолжать было все труднее и труднее.

– Все было не совсем так, – сказала она прерывающимся голосом. – Я проснулась от того, что ты целовал меня и говорил мне о том, как сильно ты во мне нуждаешься. И после этого все произошло очень быстро. Прежде чем я поняла, что ты делаешь, все уже было кончено. Ты был уже…

«В тебе?» – молча, одними глазами, спросил Люк. Но вслух он задал совсем другой вопрос, единственный, на который она не могла ответить честно.

– Ты пыталась остановить меня?

– Да, – ответила Джесси таким образом, как будто это слово далось ей с величайшим трудом. Кровь прилила к затылку, уязвленная гордость закипала в ней. Она говорила правду – по крайней мере, ту правду, которую Люк должен был знать. В ее теперешнем состоянии Джесси не могла унизиться настолько, чтобы рассказать ему, что сначала она хотела заниматься с ним любовью, что мечтала об этом с того самого вечера, когда он впервые поцеловал ее в залитом луной заливе. И тогда, в сторожке, она проснулась от счастья, от баснословного ощущения его горячих губ на своей шее. Люк прижимал ее к себе, гладя по волосам и стеная от желания. И она выпустила на волю свое собственное влечение. Его страсть расплавила ее… пока Люк не вымолвил чудовищные слова, которые она никогда не сможет забыть.

И тогда Джесси потребовала, чтобы он остановился! Господи, да она умоляла его, но Люк находился в каком-то ужасном заблуждении. Он считал, что рядом с ним Шелби, и ничто больше не имело значения. Он не знал, что лишает Джесси девственности и что это слишком большое потрясение для шестнадцатилетней девочки. Ей пришлось убедить себя в том, что он об этом и не подозревал, иначе она убила бы его при первой же возможности.

– Джесси… – Его суженные глаза смотрели на нее испытующе, а ответный взгляд Джесси был ледяным. Она хотела, чтобы Люк узнал, какую невыносимую боль причинил ей.

– Да, – сказала она. – Я пыталась тебя остановить. Я умоляла тебя остановиться.

– Но я не остановился. Ты ведь это хочешь сказать? Что я принудил тебя, что я тебя изнасиловал? Если это было так, почему ты не подала на меня в суд? Может быть, мои воспоминания о той ночи спутались, но одно я помню четко – женщина в моем сне хотела меня, она была очень страстная. Она не сделала ни одной попытки остановить меня, пока я не…

Люк замялся, смущенный. Кажется, он начал понимать, что именно произошло той ночью.

– Пока ты не сказал ей, что любишь ее и хочешь оставить ребенка? – отрезала Джесси тихим и жестким голосом. – Пока ты не назвал ее именем другой? Именем ее сестры? Господи, Люк, я кричала на тебя, я била тебя, я делала все, что могла, чтобы ты понял, что я не Шелби! Но ты был охвачен яростью. Ты прижимал меня так, как будто пытался что-то доказать, как будто пытался заставить меня – или ту женщину, за которую меня принимал, – ответить на твою страсть. Да, Люк, да! Я считаю, что это было изнасилование.

– Господи, – выдохнул Люк, отстранившись и глядя на нее с недоверием. Чувство вины и раскаяния отразилось на его лице. Он сжал челюсти, как будто на него что-то давило. А потом, явно не в состоянии собраться с мыслями, он наконец выпустил ее из– своих объятий и сел, опустив плечи.

Джесси отвернулась от него. Он не мог сказать ничего, что помогло бы ей забыть ту страшную ночь. Его голос преследовал ее, как пронзительные крики птиц в небе. «Не уходи, Шелби, – хрипло умолял ее Люк. – Я люблю тебя. Я хочу этого ребенка…»

До этого момента Джесси не знала о беременности своей сестры. Она пыталась оттолкнуть Люка, но он словно обезумел. Он держал ее так крепко, почти растянув на полу, как будто это был единственный способ удержать ее, как будто он мог заставить ее признаться в том, что она любила его. И мучительнее всего было то, что она – Джесси – действительно любила Люка. Или любила именно до этого момента.

Теперь, погруженная в молчание, Джесси пыталась стереть это происшествие из своей памяти. Ей нужно было сосредоточиться только на одном – на том, чтобы пережить это испытание. Если она сможет собраться, найти в себе силы встать, ей, возможно, удастся освободиться от него, покинуть навсегда. Сев на земле, она почувствовала, как рука Люка коснулась ее руки.

– Чья она дочь? – спросил Люк. Сердце Джесси замерло. Этого вопроса она страшилась больше всего на свете. Она попыталась вывернуться, но Люк ее не отпустил. Словно внезапно осознав все, он схватил ее за запястье и развернул к себе.

– Я спрашиваю о Мэл, – повторил он упавшим голосом, почти шепотом. – Она моя дочь, Джесси? Наша?

У Джесси не было сил сопротивляться ему, а Люк явно был доведен до того предела, за которым его уже ничто не могло остановить.

– Скажи мне, – потребовал он, до боли сжимая ее руку.

– Нет! Ты обещал мне, что примешь любую версию относительно происхождения Мэл. Ты сказал, что не будешь пытаться ничего узнать. Таков был уговор!

– Да, пока я не узнал, что мы с тобой занимались любовью.

Джесси наконец вырвалась от него и вскочила на ноги, пылая гневом.

– Ради Бога, Люк, мы не занимались любовью. Мне было шестнадцать лет, я была безнадежно влюблена, а ты все разрушил! Разве этого недостаточно? Что еще ты хочешь со мной сделать? Ты заставил меня выйти за тебя замуж, ты угрожаешь отобрать фирму. Оставь в покое Мэл! Или ты хочешь лишить покоя и ее?

Люк попытался встать, но не смог. Скорчившись на земле с ужасным криком, как будто его сердце, легкие и все прочие внутренние органы сотрясали болезненные судороги, он даже не видел, как Джесси ушла.

Днем Люк уехал в Сан-Франциско после долгих и мучительных раздумий. Это было самое ужасное утро в его жизни. Признание Джесси пошатнуло его душевный покой. Если Мэл – его дочь, то с этим надо что-то делать. Размышления на эту тему преследовали его все утро. И от выяснения истины его удержало только одно – осознание того, сколько вреда он уже успел нанести.

Мало того, что он изнасиловал шестнадцатилетнюю девочку. Этот грех он дополнил тем, что заставил Джесси в деталях вспомнить эту унизительную сцену. Вряд ли он когда-нибудь забудет ее жалкий взгляд, когда она напомнила ему его слова, произнесенные той ночью. Нет, он не должен причинять ей дополнительную боль. Даже если он действительно отец Мэл и сумеет это доказать, ничего хорошего из этого не выйдет. Люк только внесет смятение в душу девочки. Одной искалеченной судьбы с него достаточно.

Перед отъездом он попытался извиниться перед Джесси, чувствуя себя последним идиотом. Произносить какие-либо слова было бессмысленно. Единственным его оправданием могли быть только травма головы и состояние опьянения, но на самом деле это делало его еще большим подонком. Неужели Джесси простит его только потому, что он не знал, что делает и кого склоняет к акту любви? То, что он спутал Джесси с сестрой, не могло его извинить – лишь добавить унижения к той травме, которую он ей нанес.

Люк не мог изменить то, что произошло, но он, по крайней мере, должен был исчезнуть из жизни Джесси и Мэл, чтобы больше не причинять им боли. Его стремление компенсировать страдания, причиненные ему Саймоном, было так велико, что он даже не подумал, как ранит Джесси, заставив ее выйти за него замуж. Люк все еще ненавидел своего покойного отца. Это не могло измениться, но он уже устал раздавать смертельные удары невинным людям, оказавшимся поблизости. Люку было стыдно.

Когда он поставил свой «мерседес» в гараж на улице Франклина, никаких экскурсий, к счастью, поблизости не оказалось. В янтарном свете сумерек тихий и пустынный холм, на котором стоял его дом, казался совершенно одиноким. Люк печально вздохнул, но во вздохе этом было смирение и даже какое-то подобие умиротворенности. Он принял решение. Джесси получит то, чего она хочет.

– Тук-тук.

– Никого нет дома, – сердито сказала Джесси, сосредоточенная на статье, которую писала для садового отдела «Хаф Мун Бэй Монитор». Она узнала голос стоявшего за дверью кабинета человека и уже решила принять его раскаяние, но пока не хотела, чтобы Мэтт Сэндаски об этом знал. В эти дни она была не склонна к прощению, особенно когда речь шла о представителях противоположного пола.

– Я все еще персона нон грата? – спросил Мэтт, входя в комнату.

Джесси повернулась на стуле, подняв бровь.

– Я думала, что ты ищешь Шелби. Она в бассейне, плавает, как щука. Мэтт усмехнулся.

– Я беспокоился. Ты не отвечаешь на мои звонки.

– Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Я не хочу с тобой разговаривать.

И действительно, голос Мэтта на автоответчике преследовал ее все последние дни. За два дня, прошедшие с их последней встречи с Люком, Джесси уже была близка к тому, чтобы снять трубку. Она отчаянно нуждалась в человеке, который бы ее выслушал.

Теперь, наблюдая за тем, как Мэтт играет с узлом своего галстука, Джесси решила, что он достаточно наказан. В своем двубортном костюме в полоску он выглядел безупречно, но если он и дальше будет нервничать и потеть, то эта чистота очень быстро потеряется. Снова.

– Что тебя сюда привело? – спросила она.

– Мне позвонил Джил Стрэттон. Он тоже не мог к тебе пробиться. У него есть весьма интересные новости, Джесси. Он сказал, что с ним связался Люк и сообщил, что хочет дать тебе безусловный развод, если ты не против. Никаких ограничений, никаких разделов имущества, ты совершенно свободна. Он даже согласился позволить Джилу вести это дело для вас обоих.

– Развод? – Сообщение Мэтта явно застало Джесси врасплох. – Но я не просила Люка о разводе.

– Теперь тебе и не нужно будет этого делать, – пожал плечами Мэтт, едва ли не подпрыгивая от удовольствия. – Ты ведь этого хочешь, не правда ли? Насколько я понимаю, это большая удача.

Удача?.. Джесси не могла с этим согласиться. Она должна была бы испытывать счастье или, по крайней мере, большое облегчение. Однако ничего подобного не было. Смущение и странное чувство утраты охватили ее. Казалось, у нее что-то отнимают, что она теряет вещи, определяющие ее существование, – прошлое со всеми его муками и радостями.

– Это не разрешает финансовых проблем компании, но исключает любую угрозу со стороны Люка, – продолжал Мэтт. – Кроме того, ничто не угрожает тебе, не говоря уже о Мэл.

– Да, конечно. – Джесси встала и подошла к окну, глядя на бассейн, где Мэл гордо демонстрировала свое умение плавать Джине и Роджеру. Шелби тоже была в воде, ведя себя как профессиональный тренер. Она выглядела невероятно гибкой и прекрасной, как наяда, в своем ослепительно белом бикини. Может быть, стоит заняться по программе Джейн Фонды, подумала Джесси, но потом мысленно покачала головой. Она может заниматься хоть тысячу лет, но у нее никогда не будет такого натренированного тела, как у ее сестры и Почему она так остолбенела, когда узнала о решении Люка? Это ведь именно то, чего она хочет. И тем не менее Джесси чувствовала себя потерянной, как бутылка без письма, плавающая по океанским водам. Ей хотелось прибиться к чему-нибудь, зацепиться за…

– Джесси? У тебя все в порядке?

– Да, – сказала она со вздохом. – Я просто не ожидала от Люка такого понимания.

Мэтт подошел к ней и встал за ее спиной.

– По-моему, это доказывает, что Бог есть.

Джесси кивнула. Его бьющий через край энтузиазм заставлял ее чувствовать еще большую пустоту, потому что она не могла его разделить. Она не знала, как реагировать на эти новости или на его настроение. Словно стремясь заполнить эту пустоту в душе, она переключилась на подводное плавание Мэл.

– Здорово она это делает, правда? – Посмотрев на Мэтта, Джесси с удивлением заметила, что он покраснел. – Я имею в виду Мэл. Она хорошо плавает.

– Да, конечно! Ты права. Несколько мгновений они молча наблюдали за происходящим в бассейне, и Джесси спросила себя, какие чувства Мэтт должен был испытывать к Шелби после их последней встречи. Она надеялась, что это не перерастет в глубокую привязанность – ради его же безопасности. Он совершенно не годился для Шелби. Несмотря на сорокалетний возраст и развод в прошлом, Мэтт, насколько было известно Джесси, ни с кем не встречался, кроме таких шлюх, как ее сестра. В последние дни она даже начала спрашивать себя, достаточно ли он подходит для того, чтобы управлять «Уорнек Комьюникейшенс». Может быть, виной тому было всего лишь ее угрюмое состояние.

– Мэл просто жаждет оказаться в плавательной команде. Я никогда не видел в ней такого рвения, – нарушил молчание Мэтт. – Ей теперь есть к чему стремиться, правда?

– Да, но… – Джесси хотела изложить ему все причины, по которым считала это невозможным, но поняла, что не может. Словно замерзнув, она обхватила себя за плечи, наблюдая за плещущимися в бассейне Мэл и Шелби.

Она чувствовала себя очень одинокой. Как будто вернулась в детство и снова стала грязным изгоем, с которым никто не играл. Может быть, прогресс Мэл радовал бы ее гораздо больше, если бы не столь интенсивное участие Шелби. Она даже была бы благодарна своей сестре, если бы не боялась, что ее влияние на девочку не ограничится обучением плавать. Джесси уже отмечала признаки благоговения в отношении Мэл к восхитительной тете. Девочка наблюдала за ней крайне внимательно, повторяла ее шутки, подражала мимике и грудному смеху. Джесси признавалась себе, что ревнует, но она была также очень обеспокоена.

Постепенно до нее дошло, что Мэтт Сэндаски наблюдает за ней.

– В чем дело? – спросила она.

– Ты умеешь плавать?

Это была попытка завязать разговор, но. Джесси поняла, что невольно истолковала этот – I вопрос иначе. Не предлагает ли ей Мэтт тоже заняться плаванием, чтобы окончательно не потерять свою дочь? Джесси уже думала об этой возможности, но жаловаться было слишком унизительно. Она чувствовала себя удивительно беспомощной, как всегда, когда дело касалось Люка или Мэл. Кроме дочери, у нее теперь ничего не осталось. И это была еще одна причина, по которой Шелби может попытаться украсть у нее сердце девочки.

Но настороженный взгляд Мэтта говорил о том, что он не думает ни о Шелби, ни о Мэл. Он размышлял о ней, о Джесси.

– Я просто пытаюсь представить тебя в купальнике, – сказал он.

Пораженная Джесси оглядела свой черный свободный свитер и джинсы.

– По крайней мере, я знаю, какого он цвета. – Оба рассмеялись.

– Ты не любишь черный цвет? – спросила Джесси.

– Мне нравится черное белье, – признался Мэтт, слегка покраснев. Джесси с удивлением обнаружила его руку на своей. В этот момент она спросила себя, хорошо бы ей было с Мэттом Сэндаски или нет. Удивительно, что раньше ей это в голову не приходило. Он был добрым, заботливым человеком, и она искренне привязана к нему. Никаких искр влечения между ними раньше не было, но это даже хорошо. Она может общаться с мужчиной, который не скручивает ее в узел. Пусть он будет ей другом.

Джесси подняла голову, встретила уверенный взгляд голубых глаз Мэтта и улыбнулась.

Смех и крики, доносившиеся из бассейна, контрастировали с их дружелюбным молчанием.

– Что мы будем делать с этим разводом, Джесси? – в конце концов спросил Мэтт серьезным голосом. – Я скажу Джилу Стрэттону, чтобы он этим занялся?

Развод. Улыбка исчезла с лица Джесси.

– А теперь немножко хоррошей пиццы, – сказала Мэл, целуя кончики своих пальцев при виде кусочка пиццы с сыром, грибами, луком и острым перцем.

– Я тоже думаю, что это замечательно, – согласилась с ней Шелби, наклоняя кусок пиццы так, чтобы невероятно длинная нитка расплавленного сыра оказалась у нее во рту.

Перец и соус, склеенные сыром, шлепнулись Шелби на лицо. Все сидевшие за столом рассмеялись.

– Вот дерьмо, – пробормотала Шелби, вытирая глаз. В конце концов она тоже не выдержала и расхохоталась.

– А как будет «дерьмо» по-итальянски? – громко поинтересовалась Мэл.

– Мэл, – предупреждающим тоном произнесла Джесси.

– Я знаю! – воскликнул Роджер Мэткалф, доставая ручку из кармана рубашки. Он написал что-то на салфетке и показал всем. – Глубокое дерьмино?

Джина в отчаянии вздохнула.

– Ты что, рехнулся?

Шелби поперхнулась сыром, а Мэл громко расхохоталась.

– Не поощряй этого дурачка, – сказала Джесси, вырывая салфетку из рук Роджера и засовывая это вещественное доказательство в карман.

– А что, дерьмино… Не так плохо, – начала была спорить Мелисса, – но я бы сказала по-другому – дерьмола, или любая вариация на тему какашки.

– Мэл, – взмолилась Джесси. – По край ней мере, не за обедом.

– Ну и язычок у этой крошки, – безнадежно сказала Джина, бросая взгляд в сторону Шелби. – Но теперь я понимаю, откуда что берется.

– Кстати, об обеде, – сменил тему Роджер, указывая на последний кусок пиццы на блюде. – Кто-нибудь собирается это есть?

Раздался целый хор «нет». Никто был не в состоянии проглотить еще хотя бы кусочек, в том числе и Джесси. Этот обед был устроен по настоянию Мэтта. Он растормошил в «Эхе» буквально всех, включая Джину и Роджера, и повез их всех в небольшой итальянский ресторан на Главной улице.

Как подозревала Джесси, Мэтт хотел отпраздновать ее решение развестись, хотя вслух он об этом не сказал. Когда выбор в конце концов был сделан, она стала такой решительной, думая только о том, как защитить компанию и свою дочь. Правда, оставалось очень много проблем. Если бы речь шла только о ней, Джесси действовала бы иначе, но это, казалось бы, личное дело, касалось не только ее.

Теперь она была очень благодарна Мэтту за то, что он устроил этот обед с пиццей. Он явно разрядил обстановку, если не считать того, что – Шелби была недовольна тем вниманием которое Мэтт уделял Джесси. Она весь вечер пила и смотрела на них так, как будто вот-вот затеет ссору.

– Еще вина? – спросил Мэтт у Джесси. Он наполнил их бокалы, а потом поднял бутылку кьянти, собираясь налить остальным.

– На этот конец, пожалуйста, – произнесла Шелби.

– А мне вина, per favore? – спросила Мэл, постучав ножом по своему пустому бокалу.

– Конечно, маленькая итальяночка. – Смеясь, Шелби налила себе большой бокал и повернулась к Мэл, чтобы налить и ей. – Чин-чин! – добавила она.

– Я думаю, что не стоит этого делать, Шелби, – произнесла Джесси тихо, но твердо, сразу же обратив на себя внимание всех сидевших за столом. – Мэл совершенно ни к чему вино.

– Ты шутишь, – сказала Шелби и без всякого колебания плеснула кьянти в бокал Мэл.

– Вовсе нет, – заверила ее Джесси, борясь с желанием вырвать графин у нее из рук и вылить вино на голову сестре.

– Ма-а-ма, – с упреком сказала Мэл. – Итальянские дети пьют вино все время. Это семейная традиция.

– Мы не в Италии, Мэл. И у тебя аллергия.

– Это не у нее аллергия, – снова вступила в разговор Шелби, – а у тебя шило в одном месте. Остынь, Джесс, немного вина повредит ей не больше, чем плавание. Ты же не экзотическую орхидею растишь, а ребенка.

– И ты специалист по воспитанию? Шелби вспыхнула и подняла бокал.

– Ты бы удивилась глубине моих познаний. Я думаю, что у каждого из сидящих за этим столом есть масса жгучих тайн. И у тебя больше всего, не правда ли, сестренка?

Напряжение достигло своего пика. Джесси молчала. Она прекрасно поняла угрозу, скрытую в словах Шелби, но ее остановило не это. Джесси терпеть не могла публичные сцены, она не будет ссориться со своей сестрой в присутствии посторонних, хотя Шелби, возможно, сама на это нарывается. Но вот когда они вернутся домой, им предстоит серьезный разговор. Уж в этом-то Шелби может не сомневаться.

Джесси успела попасть в комнату сестры до того, как она задвинула щеколду. Одежда Шелби была брошена на стуле, а из проигрывателя доносились пронзительные звуки новой поп-баллады. Джесси прошла за Шелби в ванную. Старшая сестра стояла около зеркальца на дверце аптечки и чистила ниткой свои белоснежные ухоженные зубы.

– Мне они кажутся достаточно острыми, – заметила Джесси.

Глубоко вздохнув, Шелби прервала свое занятие и посмотрела на сестру с выражением, которое ей удавалось особенно искусно, – крайней усталости.

– Ты по поводу вина, да? Господи, Джесс, до чего ты провинциальна. Тебя не удивляет, что твоя дочь предпочитает меня?

Кроме Люка Уорнека, на свете был только один человек, который вызывал у Джесси приступы бездумной жестокости. И это была Шелби. Не имело значения то, что Шелби была выше Джесси сантиметров на десять и гораздо лучше натренирована. Беспечную жестокость, свойственную старшей из сестер Флад, простить было нельзя. Ее слова прозвучали как удар хлыста, добавив еще одно унижение к тем страданиям, которые ей причинила Шелби.

– Я не понимаю, что в тебе нашел Мэтт, – пробормотала Шелби, снова занявшись своей ниткой. – Может быть, только деньги.

– Интересно, что он нашел в тебе? Может быть, только рот.

Шелби посмотрела на свою сестру со смесью усталости и презрения.

– Мы что, ссоримся? Ты для этого пришла? Дело в том, что у меня совершенно нет времени. Я очень занята.

Шелби швырнула кусочек использованной мокрой нитки в Джесси, хлестнув ее по лицу.

Джесси поморщилась и сняла отвратительно скользкую нитку со щеки. Когда они были детьми, она терпела издевательства Шелби, потому что у нее не было другого выхода. Шелби была больше и сильнее, и ее защищал Хэнк. Но теперь детство кончилось, и Хэнка больше нет. Задир надо наказывать, подумала Джесси. А с Шелби это нужно было сделать давно. Еще одна подобная шутка – и Шелби придется выковыривать зубную нитку из своей глотки!

– Нет, мы не ссоримся, – спокойно сказала Джесси. – Это просто разговор. Если бы мы ссорились, я бы давно положила тебя на лопатки.

– Вот зараза, – равнодушно пробормотала Шелби.

– Не смей переходить мне дорогу, если дело касается Мэл, – предупредила Джесси серьезным тоном. – Я не намерена с этим мириться, Шелби. Ты поняла?

Шелби нетерпеливо подняла голову.

– У меня есть на это право, Джесси.

– Нет у тебя никакого права. Нет!

– Иди к черту! В Мэл есть и моя кровь.

– С точки зрения закона, она твоя племянница, Шелби. Племянница!

Две женщины смотрели друг на друга, и в голове каждой метались слова, которые нельзя было произнести. Продолжать этот спор не хотелось никому. Они были повязаны взаимной враждой и ложью.

Обволакивающий запах духов разнесся по ванной комнате. Это был любимый запах Шелби. Певец наконец-то закончил свои сожаления по поводу утраченной любви.

– В любом случае, это не имеет значения, – холодно сказала Шелби. – Утром я уезжаю.

– Уезжаешь? – Джесси слышала об этом впервые.

Шелби снова вернулась к зеркалу.

– Да, я еду в Сан-Франциско. – Она внезапно улыбнулась, испытывая удовлетворение от того, что последнее слово осталось за ней. – Мне нужно кое-чем заняться, и, кроме того, я обедаю с Люком.

– С Люком? – Джесси вскинула голову, не веря собственным ушам. – Но зачем?

– Он согласился обсудить со мной мое деловое начинание. В этом занюханном городишке не имеет никакого смысла открывать имидж-агентство. Чтобы укрепить связи и сделать так, чтобы дело пошло, мне нужен офис в Сан-Франциско. Я думаю, мне удастся раскрутить все это, чтобы клиенты ринулись со всего побережья. Ты же меня знаешь.

Джесси казалось, что на нее налетела какая-то слепая сила. Или это новая форма шантажа и вымогательства? «Если ты не дашь мне то, что я хочу, это сделает Люк», – словно говорила Шелби.

Она была в слишком большом смятении, чтобы попытаться распознать, что именно движет ее сестрой. Унижаться до расспросов было нельзя. Ей хотелось только поставить ее на место, как она только что сделала с отношениями Шелби и Мэл. Джесси с удовольствием предъявила бы своей сестре ультиматум. Не подходи к моему мужу, черт побери! Я этого не допущу!. Но Люк не был ее мужем. Он был мужчиной, который один раз уже встал между ней и Шелби. Он был недосягаем. Нет, она не сможет бороться за него с собственной сестрой. Это было невозможно, немыслимо. На это существовали тысячи причин, в том числе, гордость и самоуважение. Но, даже если бы не была затронута ее личная честь, Джесси не стала бы вступать в борьбу с Шелби, потому что эта борьба была заранее обречена на проигрыш.

Шелби повернулась к раковине и стала умываться.

– В чем дело, Джесси? – спросила она голосом, холодным, как льющаяся из крана вода. – Ты же не будешь возражать, если Люк мне поможет. У нас просто общее дело.

– Ты никогда не занимаешься просто делами, Шелби.

Шелби сняла с кольца полотенце и начала вытирать лицо.

– Ну что же, а если и так? Ты же отказалась от любых притязаний на него. Давай поставим точки над «i», а, Джесси? У тебя был шанс завоевать Люка, и ты его упустила. А я не хочу упустить свой.

Джесси казалось, что внутри у нее что-то сохнет и умирает. Ей хотелось встать и убежать из комнаты, но у нее не было сил и желания, показывать Шелби, какая дрожь ее бьет. Через мгновение она вскочила на ноги, поморщившись от внезапной боли в бедре, но тут же взяла себя в руки.

– Делай, что хочешь, – холодно и равнодушно произнесла она, – пока это не касается моих отношений с Мэл. И убирайся из этого дома. Я не хочу, чтобы ты здесь жила. С этими словами она повернулась к двери.

– Ты допускаешь ошибку, Джесси, – крикнула Шелби ей вслед. – Мэл тебя за это не похвалит.

– Посмотрим, – пробормотала Джесси.