— Итак... вы хотите сандвич с пастрами?

— Да, черт возьми, я хочу сандвич с пастрами! Я всегда хочу пастрами, это для меня нормальное состояние, и никакие духи «тутти-фрутти» этого не изменят. Вероятно, этого не сможет изменить даже смерть.

Маффин не сумела скрыть разочарования, оно наверняка было написано у нее на лице. Джерри Уайт оказался одним из самых трудно поддающихся влиянию «едоков», с которыми ей приходилось иметь дело. Он с удовольствием провел время в грязевых банях Делайлы, катаясь в лечебной грязи, словно слоненок, однако фруктовое масло «Ветреная танжерка» потерпело полное фиаско.

Делайла с ног до головы обмазала его душистым средством для подавления аппетита, но Джерри твердил, что умирает от голода, даже когда все другие способы лечения тоже были испробованы. В конце концов, пришлось доставить в салон целый гастрономический магазин, чтобы ублажить его. Надо было что-то придумывать на ходу, и Маффин сказала, что результат якобы наступит со временем. Действие препарата непременно скажется, но постепенно Делайла даст ему с собой флакончик.

После недели упорных усилий Маффин удалось получить согласие Джерри на сегодняшний обед в ресторане на Ньюпорт-Бич, где готовили лучшее пастрами, но, похоже, толку от этого было мало. Кто бы ни был тот, кто сказал, что упорство всегда вознаграждается, он не знал Джерри Уайта и его страсти к этому кушанью.

Устало вздохнув, Маффин опустилась на подушки скрипучего деревянного дивана, стоявшего в отдельной кабинке ресторана. «У Берни» был шумным, суматошным заведением: официантки громко выкрикивали заказы, а их помощники сваливали грязные тарелки на лязгающие тележки. Обычно восхитительные запахи сами по себе поддерживали Маффин. Пастрами, которое готовили у Берни, славилось на весь мир, и нигде больше на всем побережье не делали такого нью-йоркского пирога с сыром и свежей клубникой. Но сегодня у Маффин не было аппетита, и это не имело никакого отношения к «Ветреной танжерке».

— Только потому, что духи на вас не подействовали, — говорила она, — нельзя делать вывод, что они не действуют ни на кого. — «О Господи, Маффин, неужели ты не можешь быть смелее», — подумала она.

Джерри потер руки и лукаво улыбнулся.

Он был могущественным человеком, и какой-нибудь лизоблюд, вероятно, мог бы назвать этого скалящегося идиота обаятельным, но для Маффин он был чавкающим толстяком с непомерным аппетитом и суровым чувством юмора.

— Я вовсе и не говорил, что оно не действует, — сказал он с самодовольной улыбкой, обхватывая губами соломинку, торчавшую из стакана диетической кока-колы.

— Простите?

Джерри в два глотка осушил полстакана:

— Вы спросили меня, хочу ли я пастрами. Разумеется, хочу. Но это не означает, что я голоден. В последние два дня у меня вообще нет аппетита.

— А вы душились фруктовым маслом?

— Фанатично.

— И?.. — с опаской произнесла Маффин.

— И... Что там внутри этого варева?

Хихикая, он откинулся на спинку дивана. Темное дубовое дерево издало громкий стон; к этому моменту Маффин уже находила толстяка совершенно очаровательным, пленительным мужчиной. В полном восторге она тоже откинулась на спинку и весело смеялась вместе с ним до тех пор, пока он не начал исподтишка поглядывать на нее. Он ждал ответа, поняла Маффин. Но проблема состояла в том, что... черт!

— Мы не знаем, — призналась она. Улыбка сползла с его лица.

— Что вы хотите этим сказать? Ведь это ваша партнерша изобрела смесь, если не ошибаюсь?

— Разумеется, — заверила его Маффин. — Делайла лично разработала всю линию косметики. Но некоторые ингредиенты весьма экзотичны. Она собирает их во время поездок в Мексику и Южную Америку — в основном это дикие растения и травы, но она никогда не подвергала анализу их химический состав.

«Вот во что вы влипли», — добавила она про себя. Джерри оттолкнул стакан с водой, и Маффин поняла, что ей удалось привлечь его внимание.

— Как действует «Ветреная танжерка»? — поинтересовался он. — Через органы обоняния? Или проникает сквозь кожу? Или это самовнушение?

Что-то подсказало Маффин, что блефовать не следует. Если Джерри Уайту дать понять, что он лично будет стоять у истоков величайшего открытия, он скорее предоставит им необходимые средства и станет членом команды, а не просто денежным мешком.

— Этого мы тоже не знаем.

Сильно наморщив лоб, Джерри неотрывно смотрел на Маффин. Она надеялась, что это не было побочным эффектом духов. Над столом нависала в ожидании заказа нетерпеливая официантка. Джерри, лишь мельком взглянув на нее, отослал жестом руки.

— Но это может быть всего лишь предположение, вы отдаете себе в этом отчет? — Наклонившись вперед и положив руки на стол, он сейчас был озабочен только делом. — Вы сказали, что это средство будет подавлять мой аппетит, — продолжал он, — и что оно абсолютно безвредно. Пока этого достаточно, чтобы двинуть дело. Маффин кивнула, соглашаясь.

— А пока дело двигается, разве нам нужно о чем-либо беспокоиться? — Маффин искренне хотела это узнать. — И вообще разве нужно кому бы то ни было о чем бы то ни было беспокоиться?

Улыбка снова появилась на лице Джерри, но на сей раз в ней явно присутствовал оттенок уважения. Джерри Уайт нашел родственную душу. А может быть, партнера по преступлению. Как бы то ни было, вот женщина, которая думает так же, как и он.

Все эти мысли Маффин прочла на его физиономии и постаралась, чтобы выражение ее лица не показалось ему чрезмерно оптимистичным. Она слишком долго ждала и слишком упорно работала, чтобы пустить по ветру свою мечту. Насколько помнится, все, что она до сих пор предпринимала, включая и брак с Колби, заключенный против воли его матери, имело одну цель — так или иначе выиграть!

Она не знала точно, как именно это произойдет, но ее всегда переполняла жажда деятельности, ей хотелось направлять ход событий, чтобы все было так, как нужно ей. Она была прирожденным лидером, в сущности, могла бы стать строительницей империи, но не имела ничего против того, чтобы захватить империю, уже построенную кем-то другим.

— Я готов сделать заказ, — сказал Джерри. — А вы?

— Я думала, что вы не голодны, — заметила Маффин.

— А какое это имеет отношение к еде? — удивился Джерри и продолжил давать распоряжения официантке: — Не забудьте положить на тарелку пару маринованных огурчиков и, может быть, еще картофельного салата. Спасибо!

Когда Джерри снова обернулся к Маффин, он выглядел, как мужчина, только что подцепивший проститутку. Выражение блаженства, игравшее на его лице, было почти эротическим. Подмигнув Маффин, он допил свою воду.

Счастливый человек, подумала Маффин, довольная тем, что кусок пастрами оказался единственным, что было нужно этому человеку. Колби тоже не отличался чрезмерными сексуальными запросами, и Маффин это вполне устраивало. Отношение к сексу, выработавшееся у нее за годы, прожитые до замужества, выражалось формулой: а мне-то что? Возможно, так же она относилась к жизни вообще. И это весьма ей помогало.

— А вам что-нибудь принести? — спросила официантка, приближаясь к столу.

Маффин посмотрела на стакан минеральной воды, к которому еще не притронулась, и решила этим ограничиться.

— Спасибо, нет, — ответила она, чувствуя, как внутри у нее восстает такой волчий голод, что становилось даже страшно. Ей отчаянно захотелось заказать что-нибудь сочное с шоколадом и массой углеводов. Например, кусок здешнего пирога с сыром.

При мысли о пироге у нее свело живот и рот начал наполняться слюной, как у собаки Павлова. Но она прекрасно знала, что никакая пища не удовлетворит ее отчаянного голода. Она пробовала пичкать себя наркотиками или объедаться конфетами, пока не заболевала или не отключалась, испытала все виды очищения организма: рвоту, мочегонные и слабительные препараты, как ни противно признавать, — даже клизмы. Ничто не помогало ей справиться с чувством голода. И каким-то отдаленным уголком сознания она с отчаянием понимала, что скорее всего ничто и не поможет.

Психиатр надавал ей кучу каких-то дерьмовых советов, заявив, что внутри ее сидит «маленькое существо», которое гложет ее, и это вовсе не голод, а жажда любви. Маффин заплатила ему требуемые полтары сотни и вышла из кабинета, всем своим видом дав понять, куда ему следует засунуть свою теорию. Мать всю жизнь держала ее на голодной диете, потому что Маффин была толстухой, а отец как-то обрил ей голову, чтобы стали видны жировые складки на затылке — он хотел заставить ее испытать унижение и стыд за то, что она втихаря таскала еду. Это было достаточно отвратительно, но едва ли Маффин переживала тогда сильнее, чем большинство других детей. Но теперь она стала взрослой. И что же ей делать с этим гложущим ее изнутри «существом»?

Официантка шваркнула тарелку на стол перед Джерри. На тарелке лежал сандвич толщиной дюйма в четыре, сдобренный горчицей и мясным соусом. За один только его запах Маффин готова была убить любого. И у Джерри глаза мерцали, как у голодной гиены.

Он ухватил самую суть, поняла вдруг Маффин. Какое отношение имеет голод к еде? И Маффин, и Джерри знали, что фруктовое масло не решит ничьих проблем, но публика так жаждала помощи, что ей все равно — она готова обманываться. Маффин прекрасно знала эту жажду. «Ветреную танжерку» будут покупать цистернами, и Маффин станет богатой и могущественной женщиной. Она была в этом уверена, потому что и сама купила бы эти духи.

Маленькое белое существо поднялось на задние лапки и издало душераздирающий крик. Непрофессионал назвал бы этот звук воплем ужаса, но Эллис Мартин, нобелевский лауреат в области нейрофизиологии, не был настолько невежествен, чтобы наделять лабораторную крысу способностью вести себя, как человек. И поэтому, если бы Элу предложили определить поведение данной конкретной крысы, он бы прибег к слову «радость». Люси не была испугана. Она пребывала в экстазе.

Сооружение, над которым склонился Эл, напоминало средних размеров домашний бассейн. Люси только что успешно выполнила свою задачу — проплыла по подводному лабиринту и теперь сидела на плотике, получая стимулирующие импульсы через электроды, вживленные в ее мозг. Это должно было одновременно служить ей поощрением и навсегда «выжечь» проделанный маршрут в ее нервных проводящих путях. Нажатием кнопок на специальном пульте Эл мог контролировать всю программу эксперимента и стимулировать Люси.

Крыса снова рвалась в путь, и Эл дал команду. Люси, охотно перебирая ножками, проделала привычный уже путь и без тени сомнения вскарабкалась на плотик. Когда она подняла мордочку кверху, ушки ее топорщились, а усики подрагивали. Ее пронзительный крик почти заглушил скрип двери, отворившейся за спиной у Эла.

— Молодец, девочка, — хмыкнул Эл, оборачиваясь, чтобы посмотреть, кто вошел. — Эта крыса — просто чудо.

Эл ожидал увидеть лаборантку, а не старого друга и коллегу, с которым условился пообедать сегодня. Доктор Лоран с всклокоченными темными волосами, явно нуждавшимися в расческе, в мятых брюках и свитере огляделся со сдержанным интересом.

Обычно секретарь Эла докладывал о прибытии посетителей в исследовательские лаборатории. Но психиатр знал здесь все ходы и выходы — несколько лет назад он сам работал в бэбкокском научном центре Ла Джолла.

— Клод, входи! — Эл поманил его рукой.

Клод всегда напоминал ему медведя, разбуженного посреди зимней спячки. Он был высоким, косматым и достаточно истощенным. Но было в его взгляде что-то, заставлявшее предположить, что в нежном возрасте он испытал невыносимую боль.

Специфическое для психиатра впечатление, подумал Эл. В бытность свою сотрудником фирмы Бэбкок Клод занимался и животными, и людьми, но ссора с Ноем по поводу безопасности нового антидепрессанта, обещавшего стать бомбой на рынке лекарств, привела к тому, что он ушел из компании и занялся частной практикой. Тем не менее, Элу Клод всегда нравился, и именно он порекомендовал его Уоллис, когда у той возникли проблемы.

— Это ты обучил ее всему, что она знает, да? — Клод кивком указал на подрагивающего грызуна.

Эл приосанился, словно гордый отец:

— Если бы существовал способ определения коэффициента умственной деятельности для крыс, Люси была бы среди них Эйнштейном.

Пока Эл готовил крысу к последнему эксперименту, в лаборатории стояла тишина. Оба ученых были напряженно сосредоточены, как футбольные болельщики во время матча серии плей-оф.

— Ну, теперь смотри, — сказал Эл, когда все было готово, и нажал кнопку на пульте управления. Люси издала короткий озадаченный звук и присела на уплывающем из-под нее плотике — это была стартовая поза для начала эксперимента. — Бог дал — Бог взял.

Когда плотик убрали и дрожащее животное оказалось в воде, стало очевидно, что, Люси не знает, куда плыть, несмотря на то, что выбор был всего один. Она добралась до первого Т-образного пересечения и начала плавать по кругу, безнадежно сбитая с толку. Пока она барахталась и кружилась, Эл держал палец на кнопке.

— Как скоро они все забывают, — бормотал он.

Это был тот самый результат, на который он рассчитывал. Люси заблудилась, ее блестящее умение находить дорогу было вытравлено так же быстро и эффективно, как раньше быстро и эффективно оно было запечатлено в ее мозгу. Место крысиного Эйнштейна снова оказалось вакантно.

Паническое барахтанье обессилило крысу, и она начала сдаваться, погружаясь под воду. Эл видел её отчаянные попытки удержать мордочку на поверхности и задавал себе вопрос, осталось ли у нее достаточно навыков, чтобы спастись. Ей ведь всего-то и нужно проплыть назад, к клетке, в которой находился другой плотик. «Ну же, Люси», — мысленно подстегивал он ее.

Но крыса по-прежнему, выбиваясь из сил, плавала кругами, безнадежно поглощенная новой моделью поведения, — теперь она училась погибать. Казалось, крыса утратила даже способность держаться на воде, к чему Эл вовсе не стремился, В конце концов, медленно, тяжело перебирая лапками, Люси отправилась прямо на дно.

Клод подошел к краю резервуара.

— Она утонет, — сказал он, взглянув на Эла.

Эл резко окликнул психиатра и велел ему отойти:

— Дай шанс ей самой справиться.

— Да пошел ты... — Клод закатал рукав и погрузил руку в воду. Он никак не мог нащупать животное на дне и, в конце концов, вымок, но был настроен решительно.

Эл испытывал искушение отнести поведение Клода на счет нервов. Он уже давно не работал в лаборатории, а психиатрическая практика не требовала научной бесстрастности, но, наблюдая за усилиями, которые прилагал Клод, Эл с тревогой подумал и о другом. Он представил себе, как дрожит сейчас рука Клода. Казалось, у него даже рот скривился в гримасе.

Эл направился было на помощь коллеге, но в этот момент Клод вынул-таки крысу из воды.

Бедная Люси безжизненно свисала с его ладони.

Не сдаваясь, Клод положил ее на белую жаропрочную поверхность лабораторного стола и массировал обмякшее тельце, с которого капала вода до тех пор, пока по нему не пробежала судорога и маленький фонтанчик не вырвался из горла Люси. Легкие очистились от воды, Люси закашлялась и начала дышать самостоятельно.

— Комплекс Бога? — спросил Эл, с насмешливым смирением наблюдая за героическими усилиями Клода. — Или слишком мягкое для суровой науки сердце?

— Комплекс Бога? — повторил Клод. — Сам-то ты хорош! Лучше я буду спасать крыс во имя человечности, чем жертвовать ими во имя науки. В моей практике тоже иногда встречаются крысы.

Эл понимающе кивнул, но мысли его были уже вновь сосредоточены на эксперименте.

— Будет весьма впечатляюще, правда? Если устранить неполадки. — Он указал на пульт дистанционного управления, лежащий на лабораторном столе, мучительно размышляя, что же он сделал не так.

Клод пожал плечами, давая понять, что допускает такую возможность.

— Но это еще не все, — доверительно поведал Эл. — Мы работаем со световыми лучами разной частоты в сочетании с нейро-гормональными факторами, чтобы стимулировать одни проводящие пути и блокировать другие. Никаких лекарств и электродов. Никакого повреждения тканей, никакого длительного вредного воздействия.

Клод кивнул:

— А каков метод стимуляции?

— Я знал, что тебя это заинтересует, — с усмешкой сказал Эл, — именно поэтому и позвонил — ну, не считая того, что мне просто хотелось повидать старого друга. Мы провели испытания, касающиеся пределов человеческой выносливости, на заключенных и получили обнадеживающие результаты. Но появились кое-какие временные побочные эффекты — диссоциации, фуговые состояния... то, с чем как раз работаешь ты.

— И ты хочешь, чтобы я внес свой вклад?

— Пойдем. — Эл двинулся к выходу, кивком головы пригласив Клода следовать за ним. — Я угощу тебя обедом и позаимствую у тебя мозгов. Что скажешь? А за отважной Люси присмотрит лаборантка.

— Ты мне так и не рассказал о методе стимуляции, — напомнил Клод, когда они, снова напряженно сосредоточенные, словно футбольные болельщики, шли по стерильно-белому вестибюлю исследовательского крыла. — Есть еще какие-нибудь аномалии? Головные боли?