В двух вещах Маффин могла быть уверена. Во-первых, в том, что находится не в своей постели, и во-вторых, в том, что голое бедро, которое она только что заметила, ей не принадлежит. Она зарылась лицом в воздушное облако белого постельного белья, надеясь, что видение исчезнет, и молясь о том, чтобы это действительно оказалось видением, а не реальной частью тела,

— Где я? — пробормотала она.

— В моем доме, лапка, — послышался хриплый голос, сопровождаемый скрипом матрасных пружин. — Совмещаешь дело с удовольствием. Разве это не приятно?

Стон, вырвавшийся у Маффин, ничего общего с удовольствием не имел. Значит, это голос Делайлы, а это могло означать лишь одно: и бедро тоже принадлежало ей. А это, в свою очередь, означало, что...

Маффин затаила дыхание, однако мысли пулями проносились у нее в голове. Лежа совершенно неподвижно, она изо всех сил старалась вспомнить, что произошло прошлой ночью, но ничего не приходило на память, кроме того, что она обозвала Джея Бэбкока заклинателем змей и сорвала вечеринку Уоллис. Все остальное тонуло во мраке, словно кто-то опустил у нее в голове черный занавес.

— Прости меня, — сказала она, все отчетливее осознавая, что Делайла не единственная, кто лежит в постели аля naturel — в чем мать родила. На ней самой ничего не было. Хуже того — она не могла пошевелиться. Покорчившись немного в попытке встать, Маффин бессильно распласталась снова. Простыни спеленали ее по рукам и ногам, в голове гудел ветродуй. А в животе было такое ощущение, словно там миксером взбивают пюре. Должно быть, она до чертиков надралась вчера вечером.

— Кончай напрягаться, а то связки растянешь. — Делайла шлепнула ее по заду и выпрыгнула из кровати.

Маффин закрыла глаза — хоть бы кровать перестала ходить ходуном. Она слышала, как ее деловая партнерша порхает по спальне, но боялась поднять глаза. Делайла именно порхала. «Господи, если кто-нибудь меня слышит, запишите это, — подумала Маффин. — Если когда-нибудь в жизни я хотела увидеть ее голой, то больше не хочу!»

— У нас головка болит с перепоя, да? Мы хотим немного озона? У меня есть целый баллон. С запахом капуччино.

— Само пройдет.

— Уверена? Он у меня высокопробный, с низким содержанием примесей.

— Спасибо, нет. Я вполне могу дышать самостоятельно. Однако мне хотелось бы узнать, что случилось прошлой ночью.

Маффин приоткрыла один глаз и с облегчением увидела на гибком теле Делайлы одежду. Правда, не слишком много — всего лишь нечто, напоминающее короткие штанишки с нагрудничками, которые носили двухлетки из группы Софи. Но, по крайней мере, не придется смотреть на голые груди и тому подобное.

— Ты?.. Мы?..

Делайла наклонилась над ней и потрепала по волосам. На губах ее заиграла невинная улыбка:

— Мы — что?

— Мы делали... что-нибудь прошлой ночью?

— А ты не помнишь? — Делайла лопалась от смеха. — В таком случае, разумеется, делали, Мафф.

— Я была пьяна! А ты воспользовалась моментом.

Маффин по-настоящему рассердилась, но Делайла лишь скосила глаза и сквозь пушистый веер ресниц посмотрела на кончик собственного носа.

— Это ты правильно заметила. Ты была пьяна, и именно поэтому я не воспользовалась моментом. Секс с существом, находящимся в полубессознательном состоянии, противоречит моему моральному кодексу.

Маффин отвернулась и выругалась одними губами, но не получила от этого никакого удовлетворения. Она злилась только на себя. Сначала фиаско, которое она потерпела в спальне Джея, потом злосчастная вечеринка, а теперь еще и это? Хорошо, что жизнь — не игра в бейсбол, иначе бы она давно вылетела.

Ум — единственное ее достоинство, в котором она была уверена. Единственное. У нее были мозги. Коэффициент ее умственного развития был почти на уровне гениальности, но даже эта благодать, судя по всему, покинула ее. Возможно, Делайла уже сомневается в благо разумности их делового альянса.

— У меня есть новости насчет Софи, — интригующе сообщила Делайла.

— О какой Софи? — промямлила Маффин. — О той, которая вот-вот лихо ускачет с моим наследством? Если это не новость о ее кончине, я ничего не хочу слышать.

— Она придет в мой салон на этой неделе. Сегодня утром звонила, чтобы подтвердить это.

— Отрави ей кислород, — попросила Маффин, снова зарываясь лицом в облако воздушного постельного белья и опасаясь, что ее вырвет прямо здесь, в кровати Делайлы. — А еще лучше — сделай ее уродкой.

— Ты только посмотри на себя, детка! Ты так великолепна, что я готова съесть тебя.

Софи вспыхнула от столь смелого комплимента, не зная, как истолковать жадный блеск в глазах Делайлы. Хозяйка косметического салона выглядела так, будто каждое утро ела на завтрак таких девочек, как Софи.

— Ну, тебе понравилось то, что мы сделали с твоей головой? — Делайла уселась напротив Софи и запустила пальцы в ее волосы, взбитые, словно их трепал ветер. Блестящие локоны взлетали под ее руками в воздух и волшебно опускались на лицо Софи. Все это было весьма театрально, у Софи закружилась голова.

— Очень понравилось, — заверила она Делайлу.

— Так и должно быть, — сказала та без тени ложной скромности. — Это не просто красивая прическа. Это чудо-стрижка, не требующая в дальнейшем тщательного ухода и выдерживающая любой ливень и ураган. К тому же мы осветлили некоторые пряди, а некоторые подкрасили в рыжеватый цвет. Очень сексуально, правда?

С галереи, где работали другие стилисты, послышались аплодисменты; кое-кто из присутствующих тоже принимал участие в преображении Софи. Ее подвергли почти всем процедурам, которые предлагал салон, включая натирание фруктовыми маслами, призванными убить аппетит. Кстати, кажется, они возымели эффект. Есть Софи не хотелось — у нее голова шла кругом, вероятно, потому, что она не ела с утра, а теперь уже был конец дня.

Или, может быть, виной тому кислород с запахом молочного шоколада...

— Не пора ли нам отведать вина с сыром? — спросила Делайла, махнув рукой в сторону комнаты отдыха — просторного восьмиугольного помещения с обивкой под леопарда, напоминавшей современный гостиный уголок для беседы. — Сегодня у нас восхитительное морсо руже-латур и аппетитнейший грюйер.

Софи не слишком разбиралась, что из названного — вино, а что — сыр, к тому же она опасалась предстоящей поездки по забитым лос-анджелесским пригородным шоссе, чтобы еще и пить. В это время дня отсюда трудно выбраться.

— Я бы взяла с собой немного сыра на дорожку, но не потому, что голодна, — поспешно добавила она, — а просто для поддержания сил.

Пока прислуживавшая в бане ассистентка собирала для нее пакет с едой, Софи спросила Делайлу о Маффин, которую не видела с вечеринки у Уоллис,

— Она провела два дня у меня дома, — сообщила Делайла. — Лечилась от похмельного синдрома. Ну и устроила она, правда?

— Да уж, — сухо согласилась Софи. — Передай ей, что мне очень понравилось мое преображение, ладно? Это ведь была ее идея.

— Поверь, она это знает. Нет ничего такого, чего бы она о тебе не знала. Ты, детка, для нее что Джоди Фостер для Джона Хинкли.

Что-то в тоне Делайлы заставило Софи поежиться. Похоже, в нем слышалось предупреждение, хотя Софи и не была уверена. Она не знала, чего ждать от Маффин при следующей встрече, и надеялась, что они смогут спокойно поговорить о том, что случилось. До настоящего момента Софи не приходило в голову, что ее отношения с Маффин могли безнадежно испортиться.

К счастью, ей не пришлось отвечать Делайле. Появилась Тери с провизией, и Софи всю дорогу до выхода рассыпалась в благодарностях по поводу пакета из фольги, набитого крекерами и сыром.

По дороге домой Софи размышляла над дилеммой, касающейся Маффин, однако уже минут через пятнадцать застряла в плотной пробке на 405-м южном шоссе и могла теперь думать лишь о том, как выбрать правильный маневр, чтобы поскорее из нее вырваться. Снова началось головокружение, и она мысленно еще раз поблагодарила Тери за крекеры и сыр. Весь день она испытывала странное ощущение в желудке, не зная, чем его объяснить, — то ли воздействием фруктовых масел, то ли просто голодом.

Последние несколько дней она чувствовала себя не в своей тарелке, особенно после отъезда Джея, но началось это еще раньше, кажется, в ту ночь, проведенную на берегу. В течение нескольких последующих ночей она тоже проваливалась в этот изнуряющий, наполненный видениями сон, и хотя это не был тот старый сон, новые оказались пугающе реальными. Все они так или иначе были связаны с Джеем. Больше всего ее пугало то, что сны могли сбыться. Подобного кошмара она не вынесет.

Софи, ты придумала себе свой собственный подземный ход для побега. Что-то вроде Алисиного Зазеркалья, но помни: с каждым разом, когда ты скрываешься в нем, тебе все труднее возвращаться обратно.

Слова Клода. Софи, однако, вовсе не считала, что пытается спрятаться в своих недавних снах с их темными лабиринтами и назойливо знакомыми голосами. Сны словно заглатывали ее. Она подступала слишком близко к сливному отверстию, и ее смывал поток воды из крана. У Софи просто не было выбора.

Внимание Софи привлек низкий рокот мотора какого-то джипа. Из-за движения в пробке бесконечными маленькими рывками кондиционер перегрелся, поэтому Софи отключила его и опустила стекла. В любом случае полезно подышать свежим воздухом. Правда, воздух на забитом машинами калифорнийском шоссе едва ли можно назвать свежим. Пробка понемногу начала рассасываться, и Софи, жестами упрашивая водителей пропустить ее, перебралась, наконец, в скоростной ряд. Теперь она перебирала в голове события новой жизни, которую вела в последнее время, — как ела, как спала, — все то, что могло рассеять туман, в котором она пребывала. Разумеется, существовал Джей, до последнего времени она упорно сопротивлялась его неотразимому обаянию, сопротивлялась так, словно чувствовала, что погибнет, если уступит.

Гадальная косточка ее доконала. После того как она увидела, что он бережно сохранил их общую реликвию, все шлюзы открылись. С той ночи они неуклонно становились все ближе, делясь общими воспоминаниями, иные из которых можно было выуживать из памяти лишь с предельной осторожностью, страстно предаваясь любви и открывая друг другу сердца с откровенностью, которой Софи не могла себе даже представить. Прежний Джей не был способен на такую близость. Софи сомневалась, что и сама была раньше способна на такое. Она чувствовала себя невероятно уязвимой. И счастливой, как никогда прежде. Она была отчаянно счастлива.

Но, начиная с той ночи, и страхи ее стремительно росли. Теперь Софи открылось, что любя, человек подвергает себя риску. Чем больше ты в ком-то нуждаешься, тем большую власть приобретает над тобой любимое существо — и тем опаснее становится. Нечто подобное она порой испытывала по отношению к Джею — ощущение риска, но в любом случае у нее, похоже, не осталось выбора. Она утратила способность отступать.

Высокий накал их отношений в основном, вероятно, был связан с мучившими ее странными симптомами. Но, склонная выдавать желаемое за действительное, Софи продолжала надеяться, что причина в чем-то другом, гораздо более простом — вроде чая «Розовый букет», который порекомендовала ей Уоллис. Софи каждый день выпивала несколько чашек и, быть может, плохо спала именно из-за содержащегося в нем кофеина.

Полуторачасовая поездка домой в плотной — бампер в бампер — пробке объясняла усталость, которая навалилась на Софи, когда она добралась, наконец, до своего дома. Но у нее на сегодняшний вечер была запланирована масса дел. Ее ждала записка от Эллен по поводу того, что нужно сделать по дому. В записке было также сказано, что в холодильнике стоит тарелка овощной лазаньи, оставшейся от ребячьего обеда. Если не считать шумной радости Блейза в связи с ее возвращением, в доме царила мертвая тишина.

Слишком мертвая, подумала Софи, накладывая еду в собачью миску. Джей предупредил, что не сможет звонить ей в течение этого периода лечения, поскольку будет находиться под неусыпным наблюдением. И все же она была разочарована, не найдя от него никакого сообщения на автоответчике. Должно быть, она надеялась, что Джей найдет лазейку, чтобы связаться с ней. В подавленном настроении она разогрела лазанью, хотя аппетита по-прежнему не было.

Тяжело опустившись на стул и склонившись над едой, Софи подумала, что недосып, стресс и прочее, видимо, враз лишили ее сил. Не съев и половины лазаньи, она решила прекратить насиловать себя и пораньше лечь в постель. Дела подождут до завтра.

Вилка звякнула о тарелку, Софи на минуту опустила голову, упершись лбом в ладонь. Температуры у нее вроде бы не было, хотя она и ощущала небольшой жар. Может быть, подцепила какую-нибудь хворобу?

«Нужно лечь в постель, — сказала она себе. — Мне нужно лечь в постель».

В этот момент для Софи не было ничего более притягательного, чем ее белая плетеная кровать. Она облегченно вздохнула, рухнула на нее, не раздеваясь, и перевернулась на бок. Единственное, что ей сейчас было нужно, — это вздремнуть, чтобы компенсировать недостаток сна в последнее время. Всего пару часов. А потом она встанет, вымоет посуду и постелет себе постель.

Проваливаясь в сон, Софи ощутила едва уловимый запах мандаринов и услышала неясный шум, какое-то царапанье — должно быть, Блейз пытался открыть дверь снаружи, только она не помнила, чтобы выпускала собаку на улицу. Оставалось надеяться, что Блейз не продерет дырки в ширме.

— Блейз, — пробормотала она сквозь сон, — прекрати.

«Почему пес продолжает царапаться в дверь?» Проснувшись, Софи услышала резкий звук, который, видимо, и разбудил ее. Было похоже, что кусочки пенопласта трутся друг о друга. Она с трудом сползла с кровати и по дороге в ванную то и дело натыкалась на мебель. Сонный дурман обволакивал ее словно сеть, которую она никак не могла с себя сбросить. К тому же, засыпая, она не включила ночник, и теперь в доме стояла кромешная тьма.

Наконец ей удалось нащупать выключатель. Раздался громкий щелчок, в спальне зажегся верхний свет, и ей удалось разглядеть выключатель в коридоре. Бредя в конец вагончика, Софи ощущала босыми ступнями холодные и шершавые квадратики старого, протертого линолеума. В какой-то момент она, наверное, скинула туфли, но совершенно не помнила когда.

— Блейз? — Голос неожиданно громко прозвучал в тишине, отчего Софи на мгновение остановилась. Взявшись за ручку раздвижной двери, ведущей во внутренний дворик, она ощутила, как твердый металлический край врезался в ладонь. Теперь она не слышала собаку — царапанье прекратилось, и Блейза нигде в доме, кажется, не было. Но Софи была уверена, что шуметь мог только он.

Бегло осмотрев двор и убедившись, что пса нет и там, во всяком случае, в пределах видимости, она раздвинула дверь пошире, высунула голову наружу и снова позвала его. Что-то здесь не так. Блейз должен был бы давно стоять рядом, дрожа от нетерпения. Дрессировка — не дрессировка, но он уже сбил бы ее с ног, стараясь проскочить в дом.

Софи ступила на холодную цементную дорожку. Она не чувствовала ни малейшего движения воздуха. Ночь была такой тихой, что она слышала стук собственного сердца, прерывистое дыхание и урчание в пустом желудке. В свете, падающем из открытой двери, ее тень протянулась через весь дворик и при каждом шаге резко колебалась.

— Блейз? — Дворик опоясывала плотная изгородь кедровых деревьев, но справа от Софи находился закуток, оплетенный цветущими виноградными лозами и мощными стеблями бугенвиллей. Звук, как показалось Софи, доносился оттуда. — Это ты?

Что-то шевельнулось в кустах — Софи заметила метнувшуюся тень. Это могло быть дикое животное, спустившееся с гор и роющее себе ход под изгородью. Софи стала осторожно продвигаться вперед, на каждом шагу останавливаясь и оглядываясь. Приблизившись, она заметила, что кто-то прячется в кустах.

— Кто там? — прошептала она. — Есть здесь кто-нибудь?

Крик ужаса застрял у нее в горле. В тени стоял мужчина, и, насколько она могла видеть в темноте, это был ее муж. Джей. Мужчина выглядел как Джей. Софи словно слепая двинулась к нему. Да, это был Джей. Но без повязки на глазу и в разорванной, пропитанной кровью рубашке. Это был не тот человек, который вернулся к ней недавно. Он был тем, кто давно пропал.

Нет, не может быть.

У Софи все оборвалось внутри, если бы ноги не превратились в ледяные столбы, она бы упала. Неуверенность и страх парализовали ее. Она не знала, что делать: подойти к нему или бежать без оглядки. Но за ту долю секунды, которую длились ее колебания, мужчина исчез, растворился, как мираж.

Софи попятилась, потом бросилась в дом. Отчаянно лаял пес, и лай его доносился откуда-то изнутри. В панике она рванулась на звук, вбежала в дом и увидела Блейза перед парадной дверью, он лаял и скреб ее когтями. Дверь щелкнула у Софи за спиной. Трясущимися пальцами она подняла щеколду, потом побежала к парадной двери и закрыла ее на замок.

Дрожа всем телом, Софи опустилась на пол и прижала к себе Блейза.

— Ш-ш-ш, — умоляюще прошептала она, совершенно забыв, какую команду следует подавать в таких случаях по правилам. В собачьем лае тонуло то, что она должна была слышать, но с Божьей помощью надеялась не услышать — кто-то ломился в дверь.

Это не мог быть Джей, твердо сказала себе Софи. Он не мог находиться там, возле дома. Он — в клинике. А если это не он, то, вероятно, там вообще никого не было — просто игра теней. Кошмар. Тьма ткет призраков и чудовищ из ничего. Все это ей померещилось со страха.

— Это миссис Джей Бэбкок, — спустя минуту шептала она в телефонную трубку. — Мой муж на этой неделе должен проходить курс лечения в вашей клинике. Можно мне с ним поговорить?

— Миссис Бэбкок, что-нибудь случилось? Уже за полночь. Ваш муж давно спит. Мне нужно разрешение врача, чтобы разбудить его.

Значит, это был не Джей. Джей в клинике. Рука, сжимавшая трубку, расслабилась и задрожала. Тем не менее определяющим чувством, которое сейчас испытывала Софи, было облегчение.

— За полночь? — Софи притворилась удивленной. — Простите. Я не заметила, что уже так поздно. — Она слышала озабоченность в женском голосе на другом конце провода, но понимала, что бессмысленно рассказывать ей о случившемся. Это скорее всего была дежурная администраторша или врач-стажер, то есть сотрудница, не имеющая иных полномочий, кроме передачи сообщений, тем более что теперь, когда Софи знала, что Джей там, что здесь он быть не мог, она не хотела никого пугать и нарушать ход лечения. Лучше позвонить в полицию и заявить, что к ней пробрался вор.

— Может быть, мне передать сообщение доктору на пейджер?

— Нет, спасибо, все в порядке, — заверила Софи. — Не стоит даже говорить Джею, что я звонила, чтобы не волновать его. Просто я не сообразила, что уже так поздно. Спасибо вам и простите за беспокойство.

— Никакого беспокойства, — вежливо ответила женщина.

Звуки в трубке замерли, но Софи не вешала ее, прислушиваясь, как она дрожит в руке. Софи не могла поверить, что до сих пор не выронила ее, как не могла поверить в то, что случилось в следующий момент. Из ниоткуда протянулась рука. Она мелькнула в темноте светлым пятном и словно железным обручем обхватила ее запястье. Софи не успела ничего сделать. Она лишь начала поворачиваться, но в этот миг какая-то страшная сила отбросила ее лицом к стене. Другая рука закрыла ей рот, не дав вырваться крику ужаса, и запрокинула голову назад. Трубка была вырвана из судорожно сжатых пальцев и водворена на рычаг.

Сопротивляться было бесполезно. Нападавший обладал сверхчеловеческой силой. За считанные мгновения он полностью подчинил себе Софи. Она не успела даже вдохнуть — он насильно разжал ей зубы и вставил в рот кляп. Потом связал руки за спиной, всей тяжестью тела прижав ее к стене.

— Не дергайся, и я не причиню тебе вреда, — сказал он. — Поняла? Если поняла, кивни.

Софи отчаянно закивала. Где Блейз? Почему он не бросился на него? Ответ пришел вместе с ощущением удара, от которого она застонала. Ей показалось, что кто-то со страшной силой ударил ее в живот, хотя нападавший лишь тесно прижимал ее к стене. Пес сидел в противоположном конце комнаты, наблюдая за происходящим, словно это была всего лишь игра.

Блейз знал этого человека так же, как она.

— Кто такой Джей? — спросил незваный гость. — Кто он? Кто он тебе?

Это был тот самый человек, которого она видела снаружи. То ли он прошел через парадную дверь, то ли она неплотно прикрыла раздвижную дверь патио, и замок не защелкнулся как надо.

— Ты мне скажешь, — угрожающе прорычал он прямо в ухо Софи, — скажешь все, что мне нужно о тебе знать, или я сделаю тебе очень больно.

Софи кивнула. Она уже приняла решение не сопротивляться. Напавший на нее человек был слишком силен, и последствия могли оказаться страшными. Человек слегка пошевелился, по-прежнему намертво прижимая ее к стене. Теперь Софи вознесла благодарственную молитву за то, что у нее не хватило сил раздеться.

Его руки, казалось, были повсюду, они оплетали ее, она чувствовала себя словно узник в клетке. Стальные руки. Они то стискивали ее сцепленные за спиной запястья, то погружались в волосы и дергали голову из стороны в сторону.

— Кто этот ребенок? — повторял мужчина, размахивая перед ее лицом полароидным снимком.

Это была фотография Олберта. Должно быть, он сорвал ее с холодильника. Софи замерла. Она не собиралась говорить ему ничего об Олберте, что бы он с ней ни делал. Ребенок находился под ее опекой. Она была обязана его защищать.

Внезапно налетчик вырвал кляп, тряпка повисла у нее на шее. Она была похожа на кусок, оторванный от белой простыни. Наконец мужчина отошел от Софи — похоже, он больше не сомневался, что она не попытается убежать. Фотография Олберта лежала теперь на кухонном столе, очевидно, бросив ее туда, он забыл о ней и начал засыпать Софи вопросами. Он не притворялся, когда сказал, что желает знать о ней все: как давно она здесь живет, чем занимается. Спросил даже, сколько ей лет и в какой день и месяц она родилась.

Софи слышала, как он меряет шагами комнату, и время от времени пыталась незаметно взглянуть на него. То, как он двигался и как говорил, пробудило предчувствие, от которого ей чуть ли не стало дурно. Как ни странно, этот человек казался тем Джеем, которого она помнила. Об этом свидетельствовали его взрывной темперамент и необузданность, всегда ассоциировавшиеся у нее с ее первой любовью. Слезы брызнули у Софи из глаз. Но ведь это не мог быть Джей. Неужели она опять сходит с ума?

Во рту появился отвратительный привкус страха, смешанный с отрыжкой. Сейчас ее вырвет. Голова закружилась, и Софи прислонилась к стене, едва держась на ногах.

Она старалась как можно четче отвечать на вопросы. Когда налетчик снова спросил, кто такой Джей и почему она называет его этим именем, она попыталась объяснить:

— Джей — мой муж. Он исчез пять лет назад, и вы очень на него похожи. Возможно, вы и есть он.

По внезапно повисшей тишине Софи поняла, что он, обезумев от услышанного, молча глазеет на нее.

— Я не твой муж, — жестко сказал он низким от невольного волнения голосом. Голосом Джея. — Я тебя даже не знаю, разве что видел во сне. Ты та женщина, которая меня терзала, как черт. Женщина, которую зовут Софи. Это ты.

Он знает ее имя?

— И у тебя есть еще одно имя. Ной. Почему это имя все время крутится у меня в голове? Кто этот проклятый Ной?

— Это ты! Ты — Джей... — единственное, что смогла выдавить из себя Софи.

От ужаса у нее тряслась голова. Она знать не знала, что он имел в виду, когда говорил о снах, но, должно быть, это был один из них. Такое не могло быть реальностью. Такого вообще не могло происходить в действительности.

Софи почувствовала себя совершенно опустошенной. Едва дыша, не смея шелохнуться, она вдруг осознала, что в доме уже некоторое время совершенно тихо. Первой мыслью было, что он ушел. Второй — что его здесь никогда и не было.

Казалось, прошла вечность с тех пор, как наступила тишина, и, наконец, Софи рискнула оглянуться.

Она приготовилась мгновенно отразить нападение, но в комнате действительно никого не было. Во всяком случае, она нигде не видела вломившегося к ней в дом мужчины. Все еще ожидая услышать угрозы или подвергнуться физическому нападению, Софи оторвалась от стены и рывком обернулась. В комнате она была одна. Нет, ей не могло все это привидеться. Не может быть, чтобы это был новый кошмар. Это означало бы, что она сходит с ума. Человек силой проник в ее дом. Он выглядел и говорил, как Джей.

Но это тоже было невозможно: Джей в клинике, его исследуют круглые сутки. У Джея на глазу повязка. И он не стал бы задавать всех этих вопросов. Он прекрасно знает, кто она. Он ее любит. Он — ее муж.

Закрыв глаза, Софи погрузилась в черный океан, она была рада ничего не видеть. Пусть волны омывают ее. Она этого хочет, хочет забвения. Пустоты. Покоя. Она почувствовала, как сползает вниз по стене, и порадовалась этому.

«Пусть это прекратится, — мысленно взмолилась она. — Пожалуйста, пусть это прекратится». Шум сводил ее с ума. Снова это ужасное царапанье, словно что-то стремилось забраться к ней в мозг, разорвать его когтями.

Она открыла глаза, но увидела тот же черный океан, который омывал ее в воображении. Лишь через несколько минут зрение вернулось к ней, и она увидела, что находится в собственной спальне. Слабый поток желтого света, струившийся из передней, освещал кружевной подол ее ночной рубашки и широко раскинутые ноги.

Дурное предчувствие зашевелилось внутри. Она не помнила, как надела рубашку. И как легла в постель. И почему у нее широко раскинуты ноги, словно...

От того, что она села слишком быстро, комната закружилась перед глазами. Волна тошноты подступила к горлу, и Софи, схватившись за ночную тумбочку, конвульсивно перегнулась через край кровати. Несколько раз рвотный спазм сотряс все тело, но ее не вырвало — желудок был пуст. В изнеможении Софи упала на спину.

Скребущийся звук становился все яростнее.

Это был не сон. Это была реальность. Она не спала, и она его явно слышала. Всю ночь этот проклятый звук сводил ее с ума. Нужно как-то прекратить это. Она готова на все, лишь бы это прекратилось.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы добрести до двери, ведущей во внутренний дворик.

Когда дверь отъехала в сторону, пес сидел на пороге. Это был Блейз. Он стрелой ворвался в дом, скуля и приплясывая, требуя внимания. Софи хотелось обнять его, чтобы успокоиться, но не хватало сил.

Весь алюминиевый порожек был исцарапан собачьими когтями. Софи присела, потрогала шероховатую поверхность царапин, и ей захотелось плакать. Значит, это пес скребся в дверь. Он хотел, чтобы его пустили в дом. По крайней мере это ей не почудилось.

Выпрямившись, Софи повернулась к кухонному столу — в голове вертелся лишь один вопрос.

— О Боже, — прошептала она, прикрыв рот ладонью. Фотография исчезла. Мужчина, ворвавшийся в дом, бросил снимок Олберта на кухонный стол. Софи сама видела его там. Тем не менее, сейчас фотография была приколота к холодильнику именно в том месте, куда она ее поместила.

У Софи перехватило дыхание. Такой безумец не стал бы заботиться о том, чтобы вернуть фотографию на место.

Ночная рубашка прилипла к коже, покрывшейся ледяным потом. Софи бросилась через всю комнату к телефону и, дрожа от холода, стала лихорадочно нажимать на кнопки. Она не знала, к кому еще обратиться за помощью. Услышав голос из автоответчика, Софи удивилась, но потом вспомнила, что сейчас глубокая ночь.

— Клод, — сказала она, — это Софи. Я знаю, что сейчас очень поздно, но, когда ты получишь это сообщение, пожалуйста, приезжай ко мне. Прошу тебя, ты мне очень нужен.