Ли не осознавала, что трогает себя, пока визг шин по асфальту не вывел ее из задумчивости. Качнувшись вперед над ремнем безопасности, она осознала две вещи… ее жених остановился перед кооперативным домом на Манхэттен-Бич, где она жила, и смотрел на нее с выражением, которое говорило: «Что-то тут не так?» Доусон убрал руки с руля и вопросительно наклонил голову.

— В чем дело? — поинтересовалась Ли.

— Ты что-то там потеряла?

Он взглядом указал на ее пальцы, скользнувшие за вырез черной крепдешиновой блузки.

— Где?

Она проследила за его взглядом и густо покраснела. Доктора Ли Раппапорт застали с поличным за очень аутоэротичным занятием, которое так любят анализировать психологи. Она рассеянно поглаживала мягкую округлость, выступавшую из розовой чашечки бюстгальтера. Ли смутно припомнила, что это началось как какое-то покалывание и она почувствовала потребность узнать, что это, но, видимо, не остановилась, когда покалывание прекратилось.

— Ах это? — спросила она, как будто это ничего не значило.

Это и не значило ничего, обычный акт самостимуляции. Если бы в такое положение попал кто-то из ее клиентов, она попросила бы этого человека рассказать правду. Не объясняйте, не защищайтесь, не оправдывайтесь, советовала она. Признайте, что чувствуете себя немного глупо. Поделитесь своими чувствами с более знающим человеком. Это укрепит доверительную связь.

Поэтому Ли была весьма заинтригована, поймав себя на беззастенчивом вранье.

— Руки замерзли, — сказала она Доусону. — Ты же знаешь меня, я все время мерзну.

Она убрала руку из-за выреза блузки и начала массировать разгоряченные пальцы, словно отморозила их.

— Давай согрею.

— Очень мило с твоей стороны, Доусон, правда. Но у меня был длинный тяжелый день.

Днем они присутствовали на важном матче по поло, деньги на проведение которого дала Национальная лига благотворительности, а вечер посвятили сбору средств, и, несмотря на список впечатляющих гостей, казалось, это мероприятие никогда не кончится. Честно говоря, Ли уже начала немного уставать от светских обязанностей, в которые окунулась, став невестой Доусона. Она всегда участвовала в делах Художественного совета из-за своей матери, но желание Доусона быть переизбранным на пост окружного прокурора, казалось, возвело их на вершину социальной лестницы южного общества.

— Я не говорил тебе, что мне очень понравился твой наряд? — спросил Доусон. Он принялся поигрывать с подолом ее облегающей черной юбки — присобирал его пальцами, разыгрывая подглядывание.

— Да, большое спасибо…

Ли смотрела, как ее нога обнажается все больше и больше. Втайне она была довольна, что в черных шелковых чулках ее икра выглядит стройной. Колено тоже смотрелось неплохо. Ей стало интересно, возбуждает ли это зрелище Доусона, потому что на нее оно оказало очень интересное воздействие. Мышцы бедер приятно напряглись, а внизу живота словно запорхали бабочки.

Она издала какой-то непонятный звук, когда пальцы Доусона коснулись ее ноги, игриво поглаживая чувствительный изгиб колена и пробираясь выше по бедру. Он широко улыбнулся и продолжил свои действия, как если бы она его поощрила. Но она имела в виду совсем не это. Ли хотела запротестовать, но почему-то вышло похоже на приглушенный вскрик удовольствия.

— Доусон, нам надо попрощаться, как ты считаешь?.. Доусон, что ты делаешь?

— Всего лишь пытаюсь помочь тебе решить проблемы с кровообращением.

— Боюсь, кровообращение у меня уже не улучшится.

— А мне кажется, мы можем немного поправить дело.

Круговыми движениями, легкими как пушинка, он принялся поглаживать ее бедро. Ощущения оказались восхитительно стимулирующими, и, к растерянности Ли, ее тело невольно ответило. По ягодицам пробежала дрожь, они сжались. Нервы напряглись в ожидании.

— Должен заметить, — севшим голосом проговорил Доусон, — что сегодня вечером замерзшей ты не выглядишь. И даже чуть охладившейся. Вы выглядите очень горячей, леди.

— Что ж, спасибо, но…

— Это игра в поло так тебя завела, да? Потные мужчины и фыркающие лошади. Женщинам это нравится, верно?

— Неужели? — Ли тоже осипла. — Полагаю, вся эта выпущенная на свободу лошадиная мощь действует весьма возбуждающе.

Мужчины в обтягивающих брюках, выставляющих их хозяйство. Буйство тестостерона. Возможно, поэтому она и трогала себя.

Доусон продолжал задирать ей юбку, пока не показался верхний край чулок. Они оба замолчали, разглядывая стройную линию ее ноги. Она бежала, как река, от щиколотки до колена, деликатно переходя в округлость напрягшегося бедра.

С губ Доусона сорвался короткий вздох, и он облизал их быстрым движением языка. Он был похож на голодающего, который пожирает глазами изобильный стол. Когда он посмотрел на Ли, его серо-голубые глаза сделались темными, как агаты.

— Ты возбуждена, — сказал он. — Я в этом не сомневаюсь.

У Ли еще оставалось достаточно профессионального интереса, чтобы испытывать любопытство в отношении состояния ее жениха… почти столько же любопытства, как в отношении самой себя. Страсть никогда не являлась движущей силой ее отношений с Доусоном, и уж тем более они не занимались любовью в машине.

«Почему нет?» — подумала она.

— Иди ко мне, — хрипло сказал он.

Обхватив ладонью затылок Ли, он притянул ее к себе. Ли упала в его объятия с возгласом удивления. Она едва успела прижать ладони к его груди, чтобы замедлить падение.

— Доусон?! — воскликнула она.

— Молчи! — приказал он, нависая над ней и пригвождая к сиденью требовательным поцелуем. Одна ладонь жгла ей спину, вторая забиралась в лифчик.

Теперь Ли была по-настоящему изумлена. Вспышка его страсти оскорбляла ее чувства. Он никогда не применял силу, и она почти позволила увлечь себя, но почувствовала, что происходит что-то непонятное. Пока Доусон целовал ее, в мозгу у нее словно проплывали кадры замедленной киносъемки. Она видела себя и все, что с ней происходит, — страстные поцелуи, прерывистые вздохи. Но с лицом Доусона что-то происходило. Оно менялось, превращаясь в лицо другого человека.

Этот накладывающийся образ был темным, но взгляд этого мужчины ярко пылал. Ли сразу поняла, кто это и что он может сделать. С ней. С любой женщиной, к которой прикоснется. Мысленно она слышала его голос. Он бил по ее нервам как бархатный хлыст, распаляя ее воображение и тело. Она почти чувствовала его ладони, ласкающие ее с той же сладкой болью.

Какая-то часть ее сознания пыталась сопротивляться, но образы были слишком соблазнительны, и мысли вернулись к тому моменту у нее в кабинете, когда она подняла глаза и Ник Монтера увидел ее слезы. На мгновение какое-то опустошительное чувство растопило лед этих глаз. И она сама чуть не растаяла вслед за ними. Теперь образ был настолько реальным, таким живым, что ей захотелось задержать его, позволить себе еще чуть-чуть с ним поиграть. Она с любопытством провела пальцами по его подбородку. Завитки у него на затылке оказались такими шелковистыми, как она себе и представляла.

Он поймал ее ладонь и поднес к своим губам, прихватив зубами чувствительный участок кожи. А затем мягко прикусил, посылая по ее телу вихрь ощущений.

— А-ах… — вздохнула она, исторгая возглас невыносимого удовольствия. — Я хочу, Ник…

— Что? — тихо переспросил Доусон. — Что ты сказала?

Ли распахнула глаза. Посмотрела на своего раскрасневшегося и тяжело дышащего жениха.

— О Боже, Доусон, прости меня. Я не знаю, почему так сказала. Я ничего не имела в виду, ничего такого. Я была так поглощена…

Но Доусон схватил ее за плечи и жестом собственника притянул к себе.

— Эй, малышка, все нормально. Все хорошо!

— Да?

— Да, обожаю, когда ты так говоришь.

— Как?

— Ты знаешь как… когда ты так возбуждена и взволнованна. — Он убрал волосы от лица Ли, открыв ее хрупкую шею, а затем начал покрывать это чувствительное место быстрыми, легкими укусами любви. — Ты никогда раньше не говорила мне этого слова.

Теперь Ли смутилась по-настоящему.

— Какого слова?

— «Дик». — Он тихо простонал и глотнул воздуха, глядя ей в глаза. — Ты сказала, что хочешь мой «Дик», разве нет?

— Твой «Дик»?.. — Она побагровела и чуть не поперхнулась этим словом.

— Боже, как ты сексуальна! — Его пальцы нежно коснулись ее алых щек, а затем приподняли подбородок. — Как это называется? Сексуальный румянец? Никогда не видел тебя такой возбужденной.

Ли пребывала в смятении. Она была очень сильно возбуждена, но не по той причине, что думал Доусон. В этих обстоятельствах она не могла заниматься с ним любовью, не могла, думая о мужчине, являющемся подозреваемым в убийстве, которого сам же Доусон и поручил ей обследовать.

Доусон начал расстегивать на ней блузку.

Внезапно Ли оглушительно чихнула.

— Что такое? — спросил он.

— Должно быть, я заболеваю, наверное, из-за холода.

— Не страшно. Через секунду ты у меня станешь горячей, как фейерверк Четвертого июля.

Ли снова чихнула, несколько раз подряд. Ее словно прорвало.

Доусон отстранился, явно обескураженный.

«О, Ли, Ли! — думала она. — Посмотри, до чего ты докатилась. Ты разыграла плохое кровообращение, а теперь и это чихание. Две откровенных лжи за один вечер! Нос у тебя еще не вырос? И даже если нет, то так вести себя нельзя». Она приложила огромные усилия, желая разобраться в своих ошибках и слабых местах. Она много работала над тем, чтобы научиться квалифицировать типы личности, а конечной целью являлось стремление сделать человеческое поведение более объяснимым и предсказуемым. Но люди не слишком аккуратны в своих мотивах. Они беспорядочны и импульсивны. Она надеялась несколько поправить дело в этой области, привнести немного порядка в состояние человека, но каким-то образом просчиталась и угодила в непонятную заваруху.

Теперь Ли поняла, что никогда по-настоящему не сочувствовала клиентам, попавшим в подобную ситуацию.

— Может, я лучше провожу тебя домой? — предложил Доусон.

— Пожалуй, так будет действительно лучше, — согласилась Ли, с трудом произнеся эти слова и разразившись очередным приступом чихания.

* * *

— Приготовьтесь, — приглушенным голосом предупредила Нэнси Мэхони, едва Ли вошла в приемную своего кабинета в Санта-Монике на следующее утро. — Тебя ждет сюрприз.

Ее помощница говорила по телефону, когда вошла Ли. И сейчас Нэнси прикрыла трубку рукой и выскочила из-за стола, чтобы не дать Ли войти в кабинет.

Ли могла вообразить лишь один настолько большой сюрприз.

— Ты вызвала охрану? — спросила она у Нэнси.

— Нет-нет… это не он. Это одна из его бывших моделей, Пола Купер. Ну, помнишь, сексуальная рыжая, которая выступала по телевизору с интервью.

— Что она здесь делает?

— Не знаю, но она просто рвется поговорить с тобой. Я пыталась ее остановить, но она налила себе кофе и проследовала мимо меня. Интересная женщина. Себе на уме.

Ли не знала, что предпринять. Беседы с другими возможными свидетелями по делу Монтеры не соответствовали ее роли свидетеля-эксперта, но мисс Купер уже сидела в ее кабинете, и Ли было любопытно увидеть бывшую модель фотографа. Если эта женщина сообщит нечто такое, что повлияет на оценку Ли Ника Монтеры, Ли сообщит эту информацию суду.

— Налей себе кофе, — предложила Нэнси, возвращаясь к телефонному разговору. — Тебе он понадобится.

Кофейный уголок, как любила называть его Нэнси, представлял собой маленькую уютную нишу рядом со стеллажом для журналов. Там стояла отличная европейская кофеварка, а все необходимое было разложено и расставлено на столике рядом. От льющегося в чашку Ли темного напитка распространялся восхитительный запах орехов и шоколада. Ее помощница обожала изысканные сорта кофе, и Ли, как правило, тоже, но в это утро она с удовольствием бы выпила простого и крепкого. Добавив в чашку сливок и сахара, она сделала глоток и закрыла глаза. Готова или нет, но идти надо.

Повернувшись, она увидела, что Нэнси закончила говорить по телефону и теперь разглядывает ее.

— Голубой блейзер очень тебе к лицу, — одобрила она. — С брюками цвета хаки ты немного похожа на школьницу, но все равно мило. Жаль, что ты не надела что нибудь короткое и облегающее. Или красное. На фоне твоей посетительницы все носительницы икс-хромосом выглядят бледными и незначительными.

— Не в первый раз.

Ли подхватила свой кейс и направилась в кабинет.

Хорошо, что, входя в комнату, чашку с кофе она держала крепко. Чемоданчику повезло меньше. Он выскользнул и грохнулся об пол, когда она, пораженная, застыла в дверях.

— Что вы делаете? — спросила она женщину, вторгшуюся в ее кабинет.

Пола Купер стояла на четвереньках, выразительно откинув голову и подняв высоко вверх вытянутую ногу. Маленькое помещение наполнял густой запах. Видимо, это ее духи.

— О, простите, — сказала она, оглянувшись на Ли и сохраняя свою экстравагантную позу. — «Стальная попка».

— Прошу прощения?

— «Стальная попка», кассета с упражнениями. Разве у вас такой нет? — Она еще раз оглядела Ли и озорно подмигнула: — Нет, думаю, нет.

Ли легко могла бы обидеться — и, без сомнения, обиделась бы, — если б не улыбка ее посетительницы, обезоруживающая теплом. Ли поймала себя на том, что улыбается в ответ. На Полу Купер трудно обижаться, поняла она.

К тому моменту как Ли подняла кейс и подошла к столу, Пола встала на ноги и оправила одежду — экзотическое сочетание черного балетного трико, шарфа от Гермеса и плотно облегающего мини цвета электрик. С головы до пят в отличной спортивной форме, роста приблизительно пять футов десять дюймов — даже в голубых замшевых туфлях на низком каблуке, — и хорошо за двадцать, и тем не менее все еще мечта фотографа.

Нанося последний штрих, она тряхнула головой, чтобы убрать назад волосы. Ее длинная, по моде, стрижка лучилась и струилась по плечам облаком рыжевато-каштанового сияния. Лак на ногтях сочетался со сливово красной помадой. Должно быть, хорошая краска для волос, подумала Ли. Уже одного этого было достаточно, чтобы попросить женщину уйти. Но Ли сгорала не просто от обычного любопытства. Какого рода отношения были между Полой Купер и Ником Монтерой, помимо сексуальных?

Пределы ответственности Ли в деле Монтеры были несколько туманны в подобной ситуации. Ее наняли, чтобы оценить обвиняемого и представить экспертную оценку его умственного и эмоционального состояния, равно как и способности совершить преступление. Беседы с другими людьми были для этого необязательны, насколько поняла Ли, но она не могла устоять перед возможностью поговорить с Полой Купер.

— Мисс Купер, не так ли? — спросила Ли.

— Прошу вас, называйте меня Пола!

Ли кивнула, все еще не решаясь предложить посетительнице сесть.

— Вы танцовщица? — начала она.

— Танцовщица, актриса, модель… цыганка-гадалка. — Ослепительно улыбнувшись, Пола подошла к стулу, на котором оставила сумочку, и, взяв звякнувшее золотистой цепочкой-ручкой изящное голубое изделие из замши, повесила его на плечо. — По правде говоря, у меня нет хрустального шара, но я умею кое-что другое. Кажется, я могу предсказывать будущее, просто взглянув на человека. Посмотрим… — Она подняла бровь и вперилась в Ли. — Да, совершенно определенно — вы на пороге.

— На пороге чего?

— Чего-то значительного. Я бы сказала, в ближайший месяц-полтора, может, даже скорее. Критическое событие.

— Может, мне стоит застраховаться?

Визитерша словно не заметила ее иронии.

— Если только вы собираетесь умереть от перевозбуждения, — уколола Пола. — С другой стороны, если вы думаете о подстраховке, контроль за рождаемостью может оказаться неплохой идеей. Это «событие» предполагает участие представителя противоположного пола.

Ли улыбнулась и уселась на свое вращающееся кресло. Ладно, наживку она заглотнула.

Пола тоже села.

— Мужчина в вашей жизни? Он высокий, красивый, очень умный?

Очень умный? Она говорит про Доусона? Ли слегка пожала плечами, подтверждая.

Пола со значением кивнула:

— Я вижу, события закручиваются, доктор. Но если позволите, один маленький совет. Что бы ни случилось, не путайте секс с любовью. Для таких романтиков, как мы, это губительно. Сужу по собственному горькому опыту.

Ли мучилась любопытством, не о своих ли отношениях с Монтерой она говорит.

— И поэтому вы сегодня здесь?

Пола театрально вздохнула:

— Я несколько дней все не могла решить, надо ли мне идти к вам или нет. Пожалуй, это обдуманный риск.

— Риск? Разговор со мной?

— Просто, мне кажется, вам надо кое-что знать о деле Ника Монтеры. Вы ведь психиатр, который оценивает его состояние, правильно?

— Один из нескольких. Защита, без сомнения, пригласит своего.

Внезапно задумавшись, Пола смотрела в пол.

— Никто из них не узнает правды, доктор Раппапорт. Ни один из них, даже вы. Никто не знает Ника Монтеру, как я… — Шелковистые ресницы медленно поднялись, явив затуманенный взгляд. — И даже я его не знаю.

— Мисс Купер, это дело об убийстве, и меня пригласил штат, чтобы я свидетельствовала против Монтеры. Возможно, вам следует поговорить с его адвокатом?

— С Алеком Саттерфилдом? Я пыталась, но он ничего и слушать не хочет. Он видел меня по телевизору и говорит, что я принесла его клиенту больше вреда, чем пользы, но я не одна из чокнутых поклонниц Ника Монтеры и делаю это не ради того, чтобы привлечь к себе внимание. Мне надо с кем-то поговорить.

Она помедлила, будто ожидая, что Ли прервет ее, затем заторопилась.

— Ник не похож ни на кого, с кем вы когда-либо имели дело, — сказала она. — Я вам гарантирую. Существуют вещи, которые вам следует о нем знать, это очень важно. Есть такие стороны его натуры, которых не видно никому.

Ли почувствовала, как ее затягивает что-то непреодолимое. Она сделала глоток кофе, надеясь, что подостывший напиток ее отвлечет, но ощутила себя ребенком, которого притягивают музыка и яркие огни карнавала.

— Что вы имеете в виду?

— Я знаю, это звучит безумно, но Ник — гораздо больше, чем просто талантливый фотограф. Он обладает некой властью над людьми. Когда я ответила на его объявление о моделях, то пришла в его студию в самом сексуальном наряде, какой смогла соорудить. Он посмотрел на меня, извинился за то, что отнял у меня время, и попрощался. Понимаете? Попрощался! Вы можете в это поверить? Я была в отчаянии. Мне очень нужна была работа, поэтому я позвонила ему — несколько раз, насколько я помню. Наконец он согласился снова меня принять, но на его условиях.

Сумочка Полы лежала у нее на коленях, и теперь модель принялась перебирать звенья цепочки, словно они были бусинами четок.

— «Когда вы придете ко мне в студию, — сказал он, — приходите голой. Оставьте свою дурацкую одежду и макияж дома. Вы понятия не имеете, Пола, какая вы — или какой можете быть. Я могу помочь вам узнать, какая Пола Купер на самом деле, но вы должны достаточно доверять мне, чтобы позволить мне это сделать, тогда мы сможем работать вместе». — Она остановилась перевести дух. — Вот так он сказал, это его слова. Я перепугалась до смерти, но пошла.

— И что произошло?

— Он тут же понял, что я нервничаю, и это ему, кажется, понравилось. «Продолжай бояться, — сказал он. — Это настоящий страх». Он встал рядом со мной на колени и разговаривал со мной, как с ребенком. Ну, я и потеряла голову. Очень скоро я уже плакала, сморкалась и рассказывала ему то, чего не рассказала бы и родной матери. С того момента он над всем установил свой контроль, до мельчайших деталей. Он точно знал, что ему нужно для съемок, и не позволил гримерше даже прикоснуться ко мне. Отпустил ее, и все сделал сам — прическу, макияж. Даже одел меня.

— Одел вас?

— В один из своих старых свитеров… серый кашемировый свитер с вырезом уголком. Он оказался мне велик, я в нем просто утонула, но он этого и добивался.

— Чувственный образ? — спросила Ли.

— Нет-нет! Ничего подобного. Я получилась похожей на беспризорного ребенка — напуганный, удивленный ребенок, скорчившийся внутри серого шерстяного свитера. Просто сердце разрывалось, правда. Он будто бы сфотографировал меня обнаженной — не физически, а духовно.

Она открыла сумочку, порылась в отделении на «молнии» и достала уменьшенную фотографию. Ли встала, чтобы взять ее у подошедшей к столу Полы.

— Я бы вас не узнала, — честно сказала Ли.

На модели не было косметики, а рыжие волосы были убраны от лица и свободно рассыпались по плечам. Пола выглядела лет на пятнадцать, и несчастное выражение ее лица брало за душу. Но то, что под свитером она была обнажена, придавало снимку эротический оттенок. Становилось интересно, что такое с ней, почему она дошла до такого состояния, и на ум приходили самые соблазнительные образы… раскованная сексуальная игра, вышедшая из под контроля, бурная ссора любовников. Или с ней плохо обращались?

— Он это умеет, — сказала Пола. — Он заставляет вас интересоваться, что случилось с женщинами на его фотографиях. Он заставляет вас чувствовать, будто вы их знаете, потому что вы как раз и знаете. Вы смотрите на собственные страхи, свои тайные желания. Свое собственное крушение.

Ли больше не колебалась насчет того, иметь ей с Полой Купер дело или нет. Она хотела получить ответы на несколько своих вопросов.

— Расскажите мне о той силе, которой, как вы говорите, он обладает.

Пола вернулась на свое место.

— Не знаю, как описать, но ее ощущаешь почти физически. Ник очень естественный, очень мужественный. У меня было много мужчин, но по части мужественности с ним не сравнится никто.

Она помедлила, словно Ли собиралась оспорить ее утверждение.

Ли этого не сделала.

— Эта сила, как он ею пользуется?

— Хотела бы я знать! Отлила бы себе в бутылочку. Ничего явного, но он умеет заставить вас чувствовать себя центром его мира, создается впечатление, что весь его мир целиком сосредоточен на вас. Только на вас. Он создает поле физической энергии — как земное притяжение. Я знаю только, что, если побыть рядом с ним достаточно долго, это засасывает. Я не могу вообразить женщину, которая сможет устоять перед ним, если он обратит на нее внимание.

Золотистая цепочка позвякивала в пальцах со сливово-красными ногтями.

— В ваших устах это звучит так, будто он один из харизматических лидеров с тучей преданных последователей, — задумчиво произнесла Ли. — Вы имеете в виду такой тип людей, которые могут влиять на мысли, промывать мозги, чтобы окружающие выполняли их приказы?

— Да, что-то в этом роде, только Ник делает это строго в области отношений между мужчиной и женщиной. Он сосредоточен на своих объектах. Я считаю, что пребывание с ним действует возбуждающе… и сильнее, чем алкоголь или наркотики, клянусь. К нему можно пристраститься. Я просто потеряла контроль.

— Как? Сексуально?

— Это только одна сторона. Но было и другое. То, как он берет на себя ответственность. Постепенно у меня выработался условный рефлекс на все, что с ним связано, даже на звук его голоса. Ему только нужно было заговорить со мной в своей сексуальной манере, и я включалась, страстно желая его, понимая, что готова умереть ради его прикосновения. Это одновременно был и рай, и ад. Он словно ввел меня в сексуальный транс, и я не могла из него выйти. — Вздрогнув, она помолчала. — Иногда это было ужасно.

— И как же вы выбрались? — спросила Ли.

Пола, казалось, не слышала вопроса.

— Вы обратили внимание на его глаза?

— Конечно.

— Но вы заглянули в них по-настоящему? Иногда их синева настолько холодна и прозрачна, что кажется, будто заглядываешь в бесконечность. Как тот фокус с зеркалами, когда ваше лицо повторяется бесконечное число раз. Оно отражается все дальше и дальше. Иногда мне казалось, что Ник и есть мой хрустальный шар. Я смотрела в его глаза и могла читать будущее.

Эта женщина была одержима, по ее же собственному признанию, но Ли не могла не вспомнить и свою реакцию на эти синие глаза, такие синие, что они казались раскаленными.

— Он же латино, вы знаете, — продолжала Пола. — Латино с голубыми глазами. Вы не находите это интересным?

— По-моему, его мать была англичанкой.

— Да, она умерла, когда он был еще мальчиком. Тогда я его не знала, но, думаю, эта потеря должна была перевернуть его. Он таит в себе огромную печаль, доктор Раппапорт, и это она делает его таким жестким. Он может быть грубым. Он легко прибегает к грубости.

— Каким образом?

— Он знал мои тайны… и иногда обращал их против меня. Я боялась темноты, и он запер меня в жуткой темной комнате, пока я не начала умолять его выпустить меня. Потом я потеряла сознание у него в руках, а он клялся, что это случайность, что просто дверь захлопнулась.

— Это действительно было случайностью?

— Не знаю. И никогда не узнаю. Секс тоже становился игрой с ним. Он знал, что меня возбуждает, и иногда форменным образом мучил меня… самой роскошной пыткой, конечно. Он доводил меня до экстаза. Я не могла насытиться. Я попалась на крючок. Я бы все для него сделала, даже продала себя, если бы он попросил. Вот тогда я и поняла, что надо уходить. Он причинял мне боль. Не хотел, но причинял. А я была только рада. Я была отчаянной женщиной, доктор. Я хотела всего, что мог дать мне Ник Монтера, даже боли.

— Вы до сих пор с ним не покончили, да?

— Видимо, нет, но я никогда к нему не вернусь.

Ли начала поглаживать золотое колечко в ухе. Боже, и почему у нее так колотится сердце? Она надеялась, что Пола не слышит, как от его ударов подрагивает ее голос.

— Зачем вы пришли сюда, мисс Купер? — спросила она. — Чтобы сказать мне, что Ник Монтера убил Дженифер Тейрин?

Сумочка Полы со стуком упала на пол.

— Нет! Я пришла сказать, что он ее не убивал! Ник никого не мог лишить жизни. Он способен на многое, но только не на хладнокровное убийство.

— Боюсь, вы ошибаетесь. Ник Монтера, когда ему было семнадцать лет, отнял жизнь человека. Он убил главаря банды и отсидел в тюрьме три года за непредумышленное убийство.

Если Ли ожидала шока или неверия от своей посетительницы, то ничего такого она не увидела. Убийственное сообщение Ли не произвело на Полу Купер никакого впечатления.

— Это совсем другое, — пожала плечами она. — Ник влюбился в девушку главаря. Она была юной и белой… убежала из богатой семьи. Главарь банды застал их вместе и бросился на Ника с ножом. Это была самооборона, доктор. Именно так все и произошло, но у Ника не было ни одного шанса выпутаться. Даже суд был подстроен.

— Как это?

— Дженифер Тейрин свидетельствовала против Ника. Лучше бы она его убила. Она обвинила его в изнасиловании и нападении на ее друга. Наверное, она боялась мести со стороны банды.

Ли была потрясена.

— Дженифер Тейрин была подругой главаря банды? Это та самая женщина, в убийстве которой обвиняют Ника? Его бывшая модель?

— Да, а вы не знали?

Ли не знала. Но если это правда — если Дженифер Тейрин была той самой девушкой, что предала Ника, — тогда Пола Купер просто-напросто дала обвинению мотив убийства.

— А кто еще об этом знает?

Пола смотрела на нее с недоумением.

— Я думала, все знают. Это должно быть в его полицейском досье. Я понимаю, что это выглядит плохо, но это не значит, что он… — Она вскочила со стула, движимая желанием заставить Ли понять. — Он ее не убивал, доктор. Поверьте мне! Он не мог, потому что я знаю, кто это сделал.

— Вы знаете… — Ли упала в кресло. Больше она уже ничего не воспринимала, но Пола была вне себя.

— Это дружок Дженифер, — заявила она. — Он задушил ее и подставил Ника.

— Почему вы так решили?

— У меня нет доказательств, но Джек Таггарт, коп из отдела по расследованию убийств, — ублюдок- садист. Дженифер ушла от него несколько месяцев назад, и он впал в ярость, особенно когда узнал, что она вернулась к Нику.

— Вернулась к Нику? После того как свидетельствовала против него? Почему она это сделала?

— Потому что она все еще не покончила с ним… или чувствовала вину за то, что с ним сделала. Однажды она появилась на пороге его дома, умоляя позволить ей объясниться. Дженифер сказала, что ей не нужно ничего, кроме его прощения. Они несколько раз встречались, он сделал пару ее снимков, вот и все.

— Вы знаете, что было между ними? И как?

— Мы с Ником поддерживали отношения даже после того, как наша сексуальная связь прекратилась. Он рассказывал мне о многом.

Ли встала и подошла к окну, надеясь, что в голове у нее прояснится. Уличное движение внизу было интенсивным, и в воздухе уже сгустился смог, но луч солнца пробился сквозь голубое стекло террариума, и две сонные черепашки наслаждались тропическим теплом. Ни одна из них не двигалась. Ли нередко спрашивала себя, не слишком ли тяжело им таскать свои природные доспехи? Какова цена безопасности? Неподвижность?

— Позвольте мне убедиться, что я все поняла правильно. — Ли стояла перед террариумом, впитывая проникавшее сквозь него тепло. — Вы считаете, что Таггарт в порыве ревности убил Дженифер, а затем уложил, как на фотографии, которую сделал Ник?

— Да — и почему нет?! — ведь он пытался подставить Ника.

Пораженная злостью в голосе своей посетительницы, Ли обернулась. Лицо Полы пылало, глаза сверкали. Она подняла сумочку и нервно теребила ручку-цепочку. Ли удивилась, как она до сих пор не сломала ногти.

— Мисс Купер, зачем вы сюда пришли? — спросила Ли. — Почему вы захотели со мной поговорить?

— Я надеялась убедить вас, что Ник никого не убивал. Но может, его адвокат прав, может, я причинила ему вред, а не помогла. Да? Я только сделала хуже?

Ли покачала головой:

— Я не знаю, что вы сделали.

Это парадокс, поняла Ли, до глубины души тронутая отчаянием на лице Полы Купер. Чем больше Ли узнавала о Нике Монтере, тем меньше, как ей казалось, она его понимала. После их последней встречи она вплотную подошла к тому, чтобы устраниться от этого дела, но не смогла этого сделать. Как преломляет лучи призма, так ее память преломляла мгновения неприкрытой беззащитности, когда он встал рядом с ней на колени, озаренный лучом раскаяния. Она больше не могла бросить это дело, как не могла забыть боль, промелькнувшую в его глазах на долю секунды.

Прежде она думала, что ограничится беседой и тестированием в своем кабинете, но теперь она уже не была уверена, что этого будет достаточно. Он сказал ей, что, если она хочет узнать, кто он такой, она должна прийти туда, где живет он. В его студию. Фотография была его жизнью. Даже убийство, в котором его обвиняли, искаженным образом отражало его работу. Придется увидеть его за работой.

Ли дотронулась до сережки, пробежав пальцами по внешней и по внутренней поверхности колечка. От нее не требовалось свидетельствовать, верит она или нет, что он убийца, нужно было просто дать заключение, способен он на преступление или нет. Но она хотела узнать, был ли Ник Монтера хладнокровным убийцей или нет. Более того, ей нужно было это узнать.