Ах, какая фемина!…

Паниковский, экс-сын лейтенанта Шмидта

Конечно, там мало что сохранилось, в лаборатории, разгромленной взрывом.

Вся химическая посуда разбилась вдребезги, и содержимое всех пробирок, колб и реторт безвозвратно погибло.

Электрические приборы уцелели, но для того, чтобы объяснить Ратибору их назначение и принцип их работы, нужно было, чтобы Ратибор имел хоть какое-то представление об электричестве, а он такового не имел. Слово "электрон" он знал ("А как же! Грецкому обучен!"), но считал, что так называется янтарь. У них, в тридевятом царстве, янтарь ценился где-то наравне с жемчугом: дороже бирюзы, но дешевле аметистов. Аметисты стоили дорого, потому как в тридесятом государстве твердо верили: кто носит на себе аметист, тот никогда не опьянеет. И не сопьется.

Ворон фыркнул ("Невежество!"), а я спросил:

- Ну и как, помогает?

- Кому как, - ответил Ратибор. - Некоторые напиваются, хоть ты им всю одежу аметистами разукрась.

- Естественно! - каркнул Ворон. - Влечение к спиртному есть генетическая и социальная функция, но никак не минеральная!

Ратибор, конечно, не знал, что такое "генетическая", и как понять слово "социальная", и пришлось объяснять, и, конечно, мне. Потому что объяснения свои Ворон осуществляет при помощи таких выражений, что становится еще более непонятно.

Что касается магических приборов, то тут, возможно, что-то и сохранилось - но понять, что именно, не было в большинстве случаев никакой возможности.

Разве что с летательным аппаратом типа "ступа" было все ясно - он погиб. Метлу-то, раздерганную для создания розог, чтобы выпороть Егорушку, я опять связал. Но теперь характерного звука при помахивании ею не наблюдалось - Ворон же утверждал, что должен раздаваться своеобразный такой посвист.

А ступа раскололась пополам. Ее можно было бы склеить, или же прибить половинку друг к другу гвоздями, но кто восстановит утраченное заклинание?

Ворон говорил, что все заметки, лабораторные журналы, описание действия уже сконструированных приборов, и приборов, находящихся в стадии конструирования, были собраны в отдельный раздел в Бабушкином архиве.

Однако архив пропал, и это было непонятно, загадочно, интригующе - и здорово страшно.

В шкафу на полочке лежала обыкновенная рогатка, и непонятная штуковина с антеннами по бокам, и логарифмическая линейка с двумя стеклышками, и большой градусник - но я даже не мог понять, магические эти предметы, или нет. Ратибор утверждал, что магические, но для чего они? Как заставить их действовать? И что с их помощью можно делать?

В общем, мы убили кучу времени впустую. Ворон сказал, что это из-за меня: если бы я учился прилежнее, мы бы давно уже дошли до раздела "техническая магия, или магомеханика", и тогда все мне было бы сейчас ясно и понятно. Но, как я понял, до этого раздела даже Лада не добралась в своем почти вековом обучении. Когда бы я успел? И у кого же мне было учиться?

Голодные, усталые и от того злые, мы вернулись в квартиру, съели приготовленный Домовушкой ужин (оладьи с вареньем), и завалились спать: Ворон в кабинете, Ратибор с Лёней валетом на бабушкиной кровати, а я, как всегда, в кресле, в комнате, где спала Лада.

Сразу заснуть мне не удалось - знаете, так бывает, что от усталости и перевозбуждения, вызванного напряженным умственным трудом, вроде бы и валишься без сил - а сон не идет, и мысли в голове вертятся исключительно вокруг того, чем занимался целый день. Котам это не свойственно, людям - ну, бывало со мной такое, но крайне редко, и только в период сессии. Должно быть, это состояние характерно для магов-профессионалов, - так думал я, ворочаясь с боку на бок. Точнее, сворачиваясь клубком, разворачиваясь и перекладывая хвост то справа от тела, то слева.

Мне даже овечек пришлось считать, прежде чем я погрузился наконец в сон, и овечки, которые прежде смирно проходили через воротца, вдруг стали перепрыгивать изгородь, драться, щипать травку, а один злостный нарушитель порядка пинал меня рогами в плечико и шипел: "Слышь! Слышь!"

- Да слышу, слышу! - сквозь сон пробормотал я, отбиваясь от барашка.

Но барашек не отставал, и все повторял:

- Слышь, Котик! Проснись! - и почему-то голосом Жаба.

Это и был Жаб.

Когда я, полусонный и плохо соображающий, открыл глаза, я испугался - я забыл, как Жаб нынче выглядит, а он еще и укутался в полотенце. Полотенце сползало (жабьи фигуры не предназначены для ношения одежды) и топорщилось, потому что перья Жаба стояли дыбом.

- Котик! - взмолился Жаб совершенно несвойственным ему, обычно грубому, жалобным, даже молящим тоном. - Пожалуйста! На тебя одна надежда! Верни меня обратно!

Я сразу и не разобрался, о чем он, сказал:

- Ну, так иди себе на свой подоконник, кто же тебя держит-то? - и снова свернулся клубочком, чтобы досмотреть сон про овечек.

- Да ты не понял! - Жаб чуть не плакал, и это было так непохоже на него, прежнего, что я окончательно проснулся. - Верни меня обратно, в прежний вид! И так было хреново, пока эта, Аленушка, не появилась, а теперь хоть топись! Котик!

- А причем тут эта? Алена Чужаниновна? Тебе-то что до нее?

Жаб вздохнул, и перья его поникли.

- Ты ведь ее видел! Она же - красавица! А на меня теперь и уродина глядеть не захочет…

Я помотал головой. Голова была тяжелая и мотаться не хотела.

- А зачем тебе, чтобы она на тебя глядела? - я все еще ничего не понимал.

- Ну как же… - почти прошептал Жаб. Теперь поникли не только его перья, но и весь он, и глаза тоже стали не такие выпученные.

До меня, наконец, дошло.

- Ты что, влюбился?

Жаб не ответил, но вздохнул. И я понял - влюбился.

С ума они все посходили, что ли?

Ну, что Лёня над своим Чайником слезы льет - это как раз понятно. Все-таки родной муж, отец ее ребенка.

Что Ратибор на Алене Чужаниновне жениться собирается - это тоже можно понять: осталась надежда, что Алену вернут в прежнее обличье.

Но этот - туда же!

- У тебя же никаких шансов - не в этом виде, ни в каком другом. Во-первых, вы с ней разной породы - она из лягушек, а ты из жаб. Во-вторых, она чужая невеста - видел, как Ратибор с ней носится? В-третьих…в-третьих, ты пошляк и грубиян, а такие девушкам не нравятся.

- А мне все равно! - прорыдал Жаб. - Пусть даже и никаких шансов! Только бы она меня в таком виде не увидела! А ее еще на подоконник ко мне, рядышком, поселили… С Рыбом в аквариуме плавает…Ах, какая женщина!.. Какая женщина!…

Я припомнил, что Жаб не вышел к ужину, и почесал ухо. Да, пожалуй, дело серьезное: аппетит он уже потерял. От любви, положим, не умирают, а вот с голоду дохнут, еще и как.

- Ну не могу я! Не знаю, как! Ты ж слышал, что Ратибор сказал? Тут маг нужен, а я даже и не магеныш - ученик магеныша, к тому же не вполне грамотный.

- Так что мне, топиться? - упавшим до шепота голосом сказал Жаб.

Я разозлился:

- Топись!

- Так ведь не получится! - прорыдал Жаб. - Я ж этот… Двоедышащий! И повеситься не могу! У меня же шеи нету! Из окна что ли выпрыгнуть, все-таки пятый этаж, может, расшибусь?

Ну, это он размечтался. У него, у Жаба нашего, такая планида, то есть фортуна, что ни за что он насмерть не расшибется. Калекой, это может быть, останется.

Тут я вспомнил свои, теперь уже такие давние, порывы суицидного характера, и устыдился. Да, тут то ли мать-Природа недоработала, то ли правы были древние греки - человек тем и отличается от животного, что в состоянии наложить на себя руки. От того, что у животных рук нет, а есть лапы, а лапы на себя не накладывают…

Я так глубоко задумался, что даже и задремал.

Жаб терпеливо вздыхал, постанывал, но в конце концов не выдержал.

- Ну Котик, ну, будь человеком, ну поднапрягись!

- Хорошо, - сказал я, - поднапрягусь. Но только не сегодня. Я, видишь ли, слишком устал. Я если сегодня начну колдовать, то еще хуже может получиться.

- Хуже уже не будет! Куда уж хуже! - запротестовал чуть-чуть оживившийся Жаб.

- Да? А если у тебя вырастут еще и рога, или хобот? Или и то и другое сразу - в добавление к хвосту и перьям?

- А… Ну да, - согласился снова поникший Жаб.

- Так что завтра, с утра - после завтрака, разумеется - я сразу же тобой займусь, - пообещал я. Я бы ему что угодно мог в тот момент пообещать, даже и в человека его превратить - так мне хотелось спать. - Только вот что - ты еще с Вороном поговори. Чтобы он мне какую-нибудь другую работу не нашел. Объясни ситуацию, и что другого выхода у тебя нет. Так прямо и скажи: нет, скажи, альтернативы! Или Кот мною занимается, или я топлюсь!

- Ага, - радостно кивнул Жаб. Еще бы - он добился от меня твердого обещания! Он же знает, что маги не врут! И не сообразил, что превратить его обратно в жабу я не обещал - я обещал только им заняться. - Так и скажу: нет, скажу, альмавивы…

- Альтернативы, - полусонно пробормотал я, укладываясь, сворачиваясь в клубок.

Он еще что-то бормотал, благодарно и нежно, но я его уже не слышал. Я спал, и мне снились прекрасные сны: про колбасу, сосиски, и молоденькую кошечку из четвертой квартиры…

Глава двадцать четвертая, в которой я пытаюсь ликвидировать некоторые последствия некоторой ошибки Вставайте, граф, Вас ждут великие дела!. Камердинер герцога Сандрикура Максимилиана Анри де Сен-Симона

Ах, эти сны!

Вы замечали, что после хорошего, счастливого сна, просыпаешься с радостным чувством, и жизнь прекрасна, и ждут великие дела?

Не то, что после кошмара: когда, например, за вами гонится мышь величиной с дога, или что вас постригли налысо, и вы в голом и лысом виде оказываетесь посреди людной улицы, или еще что-нибудь в том же духе. Нет, после такого сна вы просыпаетесь, и вздыхаете с облегчением: "Уф, это всего только сон! Хорошо, что это всего только сон!"

Хорошо-то хорошо, но жизнь радостной после такого сна не кажется, и великие дела на горизонте не маячат. Живешь спокойно - и то ладно.

В мой прекрасный, мирный сон о колбасе, сосисках и молоденькой кошечке нахально вторгся доберман по кличке Кариб (он живет в соседнем дворе, личность совершенно невозможная - злобен и кровожаден, и немало котов и кошек закончили свои дни в его зубах). Сначала он просто вторгся, а потом превратился в крысу таких же, доберманьих, размеров и продолжал преследовать меня, сожрав попутно и колбасу, и сосиски, и молоденькую кошечку. Я пытался скрыться от него, прятался по чердакам и подвалам, но всюду меня подстерегала злобная его морда; наконец, мне удалось вскарабкаться на высокий тополь, но ветка подо мной подломилась, и я полетел прямо в огромную, алую, вонючую пасть…

И проснулся - и вовремя: еще немного, и я бы погиб.

Я с облегчением вздохнул: это был всего лишь сон!

Еще одна странность есть у снов - в своих снах мы либо гораздо могущественнее, либо наоборот, гораздо беспомощнее, чем на самом деле.

Потому что на самом деле я плевал на этого Кариба с верхушки самого высокого тополя в нашем дворе. На самом деле это не я его - это он меня боится. Как меня завидит - так сразу же и удирает, поджав свой обрубок, который у него сзади вместо хвоста. А почему? Потому что получал от меня однажды, и чуть не потерял глаза в этой схватке. Кошачьи когти - мощнейшее оружие, если правильно ими пользоваться. И действовать хладнокровно и бесстрашно. Могу посоветовать, как справиться с псом крупнее вас - постарайтесь прыгнуть на него сверху, на загривок, и желательно, чтобы вы смогли когтями вцепиться в его глаза.

А если сверху не получается, и пес, допустим, увидев вас, на вас кинулся - никогда от него не бегите. Если пес соизмерим с вами по размерам - спокойно ждите его, оставаясь на месте. Можете даже умыться, пока он бежит - в девяти случаях из десяти пес остановится, не добежав до вас два или три шага. И попятится. В таком случае вы перестаете умываться, спокойно обворачиваете хвост вокруг туловища и смотрите ему в глаза спокойно, с осознанием собственного достоинства. Я вас уверяю - он перед вами еще и извиняться начнет, что мол, не за того принял. Или уберется. Опять же, поджав хвост.

Если же пес попался дурной (один случай из десяти), и не остановился, то опять же не теряйтесь, и как только он окажется в пределах досягаемости, дайте ему хорошенько по морде. Если пес глупый по молодости - то не надо его калечить, шлепните, как шлепаете котят, спрятав когти. Но сильно. Хороший шлепок собьет щенка с лап, он покатится кубарем и больше никогда не нападет ни на одну кошку, даже с мирной целью - поиграть.

Если пес глуп и злобен, но уже не молод - в таком случае не жалейте его, не прячьте когти, и цельте в глаза. Дураков надо учить, учить больно и жестоко - иначе они не понимают.

Если пес крупный - доберман, дог, или мастифф - то удар лапой не получится. С таким псом поступайте иначе - подпрыгнув, вцепляйтесь к нему в морду, желательно в нос. Он у вас завизжит, как щенок, носы у них (как, впрочем, и у нас) очень чувствительны.

Все это хорошо и правильно, но будьте осторожны с бультерьерами и пит-булями. С такими справится бывает трудновато, лучше с ними не встречаться, а если встретились - не стесняйтесь, не бойтесь прослыть трусом и поищите дерево повыше. Или вход в подвал - поуже. Желательно со двумя выходами.

Конечно, нам, котам, проще - людям сложнее, у них ведь нет когтей.

Но главное - это не бояться и не теряться, и тогда вас ждет успех.

Что, впрочем, справедливо для любого начинания.

Однако я отвлекся.

Итак, я проснулся, стряхнул с себя остатки дурного сна, немного воспрянул духом, и тут же вспомнил о своем обещании Жабу - настроение мое слегка упало.

Но я вспомнил максиму, которую привел на три строки выше - не бояться и не теряться.

А еще, очень может быть, Ворон и не позволит мне отвлекаться на проблемы нашего Жаба. Хотя Жаба, конечно, по человечески, то есть, простите, по котиному жаль, но что есть наши влюбленности по сравнению с победой мировой революции? Мелкие, мещанские огорчения!

Однако Ворон куда-то испарился, даже не позавтракав. То ли моциону ему захотелось, как думал я, то ли снова впал в "дыр-прессию" и полетел искать, где бы выпить. Так думал Домовушка.

Поэтому, волей-неволей мне пришлось приступить к выполнению своего обещания.

И тут же столкнулся с первой, непредвиденной, трудностью.

Первая непредвиденная трудность заключалась в том, что для проведения магической работы по расколдовыванию субъекта нужен этот самый субъект. Я не могу работать вслепую, я даже в шахматы вслепую играть не могу!

А Жаб мало того, что не вышел к завтраку - он категорически отказывался покидать свою миску, и только сильнее держался за свое одеяло, то есть полотенце.

Я, конечно, понимал, почему: Алена Чужаниновна, позавтракав крошкой хлеба и капелькой сметаны, резвилась теперь в аквариуме, плавая от одной его стенки к другой. Рыб, судя по блаженному выражению его… лицом это не назовешь, мордой тоже, рыло… нет, тоже что-то не то…

В общем, на его физиономии было написано удовольствие. Компаньонка слегка скрасила его унылое одинокое существование.

Однако взявшись за гуж, полезай в кузовок - или как там говорится? Трудности только раззадоривают; возможно, если б Жаб приставал ко мне, я бы об одном только и мечтал - как бы сделать так, чтобы он отлип. А теперь делом моей магической чести стало согнать Жаба с подоконника. Не мытьем, так катанием.

- Слушай, Жаб, не будь дураком, - тихо сказал я. - Она там плавает, в твою сторону и не смотрит даже.

Жаб пошевелился под полотенцем, но ничего не ответил.

- И потом, если у меня получится, - попытался соблазнить его я такой радужной перспективой, - она тебя даже не узнает! Не узнает, что ты нынешний - это ты. Ты ж станешь таким красавцем!

Он буркнул что-то неразборчивое.

- Не слышу!

- А вдруг узнает? - громко прошептал он, чуть сдвинув свое полотенце. - Или сейчас посмотрит, и ужаснется. Или засмеется. Я этого не переживу!

Он снова натянул край полотенца на голову.

Но мое упрямство уже было пробуждено.

Я прикинул его вес (вместе с миской) и понял, что с подоконника-то я его скину, а вот из кухни не уволоку. Тяжеловато будет.

И пошел искать помощи.

Домовушку я отмел сразу же - хил и хлипок, даже вдвоем нам с ним не дотащить Жаба до коридора.

Пес?

Ну, этому всегда и все надо знать, и взвесить на внутренних весах - а что скажет Лада?

Он все свои поступки так взвешивает, невзирая на то, что о большинстве из них Лада никогда и не узнает.

Да еще начнутся вопросы: почему да зачем, а огласка в нашем деле была лишней, для меня: потому что а вдруг я потерплю фиаско? Пес начнет надо мной издеваться, насмехаться и так далее. Для Жаба - вдруг информация дойдет до ушей Алены Чужаниновны? Или чем она там слышит - ушей у нее вроде бы не наблюдается.

Да и вообще Пса не было дома - он после завтрака пошел прогуляться.

Оставались Ратибор и Леня.

Ратибор - коллега. Мог бы что и подсказать.

А Лёня - товарищ Жаба по несчастью. Так что заинтересована в успешном исходе моих попыток.

Но Ратибор нашел на книжной полке учебник по физике для восьмого класса и погрузился в его изучение, да так, что с трудом реагировал на внешние раздражители, и даже за завтраком (овсянка) пытался читать. За что был укорен Домовушкою - невежливо-де нос в книге прятать, принимая трапезу не в одиночестве; и для живота опять же вредно.

Поэтому я пошел искать Леню.

Леня сидела в бабушкиной комнате. Со своими мужчинами на коленях, то есть с Егорушкой и с Чайником.

Егорушка болтал ручками и ножками, освобожденный от пеленок, а Леня любовалась им и переговаривалась с Чайником ("Он, смотри, пальчиками интересуется! Рассматривает их! Интересно ему - любознательный!") Чайник неразборчиво булькал, восхищаясь.

- Лёня, дело есть! - позвал я.

- Я занята, не видишь, что ли! - пробасила Лёня.

Я тихо и вполголоса объяснил ей суть проблемы, стараясь не будить в ней напрасных надежд.

Однако, кажется, пробудил: Лёня вскочила, чуть не уронив Чайника и младенца, уложила их на кровать, поцеловав Егорушку - в лобик, а Чайника - в носик, и чуть ли не бегом кинулась в кухню.

- Куда его? - пробасила она, появляясь (почти мгновенно) с миской под мышкой. В миске, под полотенцем, шумно дышал и колыхался Жаб. Наверное, он был возмущен таким бесцеремонным к себе и своему обиталищу отношением.

- В кабинет, конечно! - велел я. В кабинете читал книжку Ратибор, но, во-первых, он этой книжкой был полностью поглощен, так что мы вряд ли ему помешаем, а, во-вторых, если и помешаем, то может быть в нем проснется корпоративная солидарность, и он все-таки мне что-нибудь подскажет? Или вместе подумаем?

Но когда мы вошли, и Леня взгромоздила миску с Жабом на стол, Ратибор даже не поднял головы - так зачитался. Я вспрыгнул на стол и содрал полотенце с миски. Жаб лежал, съежившись, и, оказывается, дрожал - вот почему он колыхался!

- Тебе что, холодно? - спросил он.

- Не-ет, - проблеял он.

- А, ты трусишь! - догадался я.

- Не-ет, - не согласился он. - Это я от возбуждения. Я надеюсь…

- Надейся! - разрешил я ему.

Леня нервно комкала полотенце в могучих дланях.

Она тоже надеялась, и тоже вздрагивала. От возбуждения. И от надежды.

Поймав мой взгляд, она зарумянилась, подчеркнуто аккуратно сложила полотенце и положила его на край стола.

- Вылезай! - приказал я Жабу. Он немножко помялся. Но потом все-таки выпрыгнул из миски и тяжело приземлился на стол. (Может быть, точнее было бы сказать "пристолился"?).

- Миску убери! - скомандовал я, и Леня, чуть замешкавшись, послушно прибрала миску, поставив ее на сложенное полотенце.

Как приятно, когда тебе ассистируют! Особенно приятно, если прежде ты сам постоянно выполнял функцию ассистента.

Я обошел вокруг Жаба, внимательно разглядывая его при помощи моего магического зрения (особый прищур правого глаза).

Ничего особенного я в Жабе не разглядел: Жаб как Жаб, только поросший перьями и с хвостом.

Я взял магический лорнет, в надежде, что магическая техника поможет магической природе.

Ах, да! Я совсем забыл вам рассказать: накануне мы сделали единственное полезное дело (помимо выноса из помещения лаборатории груд битого стекла, и вымывания полов) - мы переделали разбитые магоочки в маголорнет. Одно стеклышко сохранилось, и мы, обломав оправу, приделали к ней ручку.

Домовушка, порывшись в своих сундучках, нашел старый деревянный пенал, который мы использовали в качестве футляра для нового оптического прибора.

Итак, я внимательно осмотрел Жаба с помощью лорнета.

С тем же самым результатом.

Я попробовал выдернуть одно перо.

Это мне не удалось.

- Леня! - сказал я.

Леня, прижав Жаба одной рукой, двумя пальцами другой взялась за перо и сильно дернула. Жаб заорал:

- Больно же!

Но дело было сделано, и Леня протянула мне трофей.

Я не скажу, что я такой уж спец по перьям, но это показалось мне несколько странным. Во-первых, очень уж толстый у этого пера был стержень. На кончике пера (по науке это место называется очином) имелась большая капля крови. По-моему, если у живой птицы извлекают перо, никакой крови не появляется (сколько раз я выдирал перья у Петуха! И даже у Ворона!). К тому же было это перо тяжелое, как будто свинцовое.

- Леня, потревожь-ка Петуха, - сказал я. - Мне нужно перо из его хвоста. Ну, и одно покровное, для сравнения.

Повторюсь, но - ах, как хорошо иметь ассистента!..

- И нацеди мне мертвой воды! - крикнул я ей вдогонку, - надо же кровь остановить.

Жаб всполошился:

- Кровь? Где кровь? Откуда кровь? - и попытался посмотреть на свою спину. Ну, это и нам, у кого есть шея, не всем удается (кроме котов), а уж Жабу-то!

- Не боись, не помрешь, - успокоил я его, капнул мертвой воды, принесенной мне Леней, положил жабье перо рядом с перьями Петуха…

Леня рядом переступала с ноги на ногу, слегка вздрагивая от нетерпения.

С магической точки зрения перья были совершенно идентичны.

Зато физически отличались очень и очень.

Во-первых, по весу.

Во-вторых, по мягкости - жабьи перья оказались очень жесткими, и кололись, как не слишком острые иголки.

В-третьих, стержни петушиных перьев были полыми, как то перьям и полагается.

А у жабьего пера стержень был плотным, однородным и вроде бы как металлическим.

Конечно, можно было бы провести химический или спектральный анализ. Если бы еще я умел это делать!

- Одно мне ясно, - задумчиво произнес я, - ни ощипать, ни обрить тебя не получится. Любая бритва затупится, а если ощипать, то ты можешь истечь кровью. Да и больно тебе будет…

- Слушай, Кот, - сказала нетерпеливая Леня, - а если его в мертвую воду окунуть? И под водой ощипать, чтобы кровь сразу останавливалась?

- А если он от мертвой воды подохнет?

- А мы его сразу же в живую макнем, чтобы ожил!

- Э, мы так не договаривались! - заорал Жаб, вырываясь из моих лап и спрыгивая на пол. - Давай мы на Чайнике будем эксперименты производить! А мне еще пожить хочется!

Вот она, человеческая (в данном случае жабья) непоследовательность! Не он ли ночью уверял меня, что готов утопиться или повеситься!

Бдительный Петух, которого Леня держала подмышкой (вместо того, чтобы принести два пера, как я просил, она притащила всего Петуха - а вдруг мне еще перья понадобятся? - и Петух был этому совсем не рад), так вот, бдительный Петух попытался вырваться, а когда это не удалось, закукарекал во всю глотку:

- Товарищ капитан! Тут эти штатские Жаба топить собрались!

Еще один доносчик на нашу голову!

На крик прибежал - нет, конечно, не Паук, Домовушка.

- Что ж это деется? - всплеснул он лапками. - На миг не можно глаз отвесть - уж опять новые придумки! И опять Кот старатель главный!

- Это Петух напутал, по недоумию, - пожал я плечами. - Мы тут думаем, как Жабу помочь…

Петух заквохтал, все более ярясь, гребень его налился кровью: он был готов в честном бою доказать мне, кто есть недоумок.

Весь этот шум и гам заставили наконец Ратибора оторваться от учебника и подойти поближе.

- Ух, ты! - сказал он, хватая жабье перо и взвешивая его на руке. - Да это…

Он попробовал стержень пера на зуб. На стержне остались вмятинки.

- Про Рыбу - Золотое Перо слыхал, - сказал с уважением Ратибор. - А вот Жабу златоперую впервые вижу!

Золотое!!!

Мы уставились на Жаба.

Жаб раздулся. От гордости, наверное.

- Так что, - спросил я, - так и оставим? Ты в таком случае завидный жених получаешься. В золотом оперении. В клеточку. Ну, красная клетка - это червонное золото. А вот почему черная?

- Ха! - воскликнул Ратибор, - а оно не чисто золотое! Вот смотри - тут серебро, черненое! - он показал мне перо, на котором на черной полоске следов от зубов Ратибора не было. - То есть я так думаю. Для проверки надо бы кислотой капнуть.

- Откуда ты это знаешь? Прямо ювелир! - сказала Леня. С некоторой… ревностью, что ли.

- Ну, по необходимости, - ответил Ратибор, слегка зардев. - Чужанин Чужанинович не только магистр, он еще и златодел, золотых дел мастер. А как я у него учеником, то он всему меня и учит.

- А в темечко получаешь? - спросил я с неподдельным интересом.

- Не, он больше мне по затылку, - Ратибор запунцовился гуще, и уши его стали красными, как ломтики помидоров. - Или за волосы оттаскать…

- Ну да, у меня-то шерсть короткая, меня не оттаскаешь, - сказал я, вздохнув.

Всюду одно и тоже! Разгул насилия!

Но, как любил выражаться Ворон, пора было возвращаться к нашим баранам.

То есть к жабам.

То есть к одному-единственному представителю жабьего племени, который сидел на полу, раздувая горло, шумно дышал и постепенно надувался - вот-вот взлетит.

И что вы думаете? Он таки взлетел! Этот тяжелый Жаб в серебряно-золотом оперении!

- Я так понимаю, что теперь ты не согласен на ампутацию своих перьев? - кротко спросил я. - А что с хвостом делать будем?

- Какая такая ам-акация! - закричал Домовушка. - Злато-серебро из живого творения расти не может! Вертай его обратно, в пристойную суть, в жабу обыкновенную! А ты, Жабик, по злату своему не горюй, его ведь, злато, сколь на зуб не клади, а в утробе-то все одно пусто!

Жаб тяжело шмякнулся на пол, звякнув перьями.

- Режь, туды-т его за ногу! И хвост, и перья! Приведи меня в натуральный вид!

Да…

Осталось только выяснить, как это сделать.

Глава двадцать пятая, в которой выясняется, кто из нас был прав: я или Домовушка

Ограниченным людям служит большим утешением сознание, что и те, которые умнее их, при случае поступают не лучше, чем они. Габриель Беттередж

Да, это, пожалуй, самый извечный вопрос, который с незапамятных времен встает перед человеком - как добиться.

С целями, как правило, все более или менее ясно (обычно мы знаем, чего хотим).

Со средствами, находящимися в нашем распоряжении, тоже.

А вот путь достижения этой самой цели: надо его найти, то есть проложить; преодолеть препятствия, которых доввольно подкладывает жизнь нам под ноги; да еще обойтись имеющимися в вашем распоряжении средствами; да возместить недостаток означенных средств - смекалкой ли, помощью окружающих, либо откладыванием достижения цели на неопределенный срок (пока необходимые средства не будут приобретены), и не сбиться с пути к главной цели плутанием по боковым, заманчивым и влекущим, но таким неверным, обманчивым тропкам…

Не есть ли это наша жизнь? Сначала мы устанавливаем для себя препятствия, а потом успешно их преодолеваем.

Итак, цель моя была ясна, даже ясны были две цели: кратковременнаяя - вернуть Жаба в прежний, жабий, вид; и долгосрочная - применить накопленный опыт в возвращении в прежний вид всех остальных.

Со средствами тоже было все, в общем и целом, ясно: мой магический талант, конспекты Лады, возможно, помощь Ратибора.

В конспекте Лады я нашел место, касающееся экстраполяции - то есть вывода хвоста потока магионов наружу. И там, черным по белому, и в рамочке, сделанной красной пастой, было написано: "если не экстраполировать отрицательный поток вовремя, заклинание приобретает необратимый характер".

Мы с Вороном еще прошлой ночью поспорили, как толковать слово "вовремя". Ворон считал, что это означает действие во время произнесения заклинания, я же спорил - где-то в конспектах Лады я встречал раздел о степени свежести заклинаний - свежее, средней (второй) степени свежести и застарелое. Так вот, как мне казалось, что даже и на второй стадии заклинание можно еще обратить вспять. Только в нужной тетрадке не оказалось нужного листика - когда заклинание считается свежим, а когда - второй и третьей степени свежести. Потерялся листик.

Я спросил Ратибора, не просветит ли он меня по этому вопросу.

Ратибор не просветил, сказал, что не помнит такого. И заинтересовался вопросом экстраполяции.

Я объяснил, как умел.

Как оказалось, Ратибор был еще менее подкован, чем я - он не знал, что такое магионы!

Я удивился - как же он тогда занимается магией?

А у них просто была другая терминология - потоки магионов у них назывались нитями, прядями, путами и волокнами, а поля - полотнами. Самих магионов Ратибор не видел. Как я понял, ему просто не объяснили, КАК надо смотреть - он считал нити, пряди и волокна едиными и однородными по всей протяженности.

Я так понимаю, что это потому, что им ничего не было известно про электричество. До потока частиц тамошняя наука не додумалась - но, по-видимому, им это и не было надо. Магия у них прекрасно действовала и без всякой теоретической базы - общий магиационный фон в их ТАМ гораздо выше, чем у нас, так что можно и не заморачиваться всякой ерундой типа "напряженность поля", "протяженность потока", "степень интенсивности" и так далее. А вопрос знака решался еще проще: белые нити или полотнища - положительные, черные - соответственно, отрицательные.

А еще Ратибор мне рассказал, как ему удалось расколдоваться: оказывается, когда заклинание наложено (как он выразился "наложены путы"): из этих самых пут торчит кончик, "хвостик", и за этот самый хвостик нужно дернуть - и заклинание рассыплется.

Теперь мне понятно, что имел в виду Ворон, когда кричал "Экстраполируй!" - надо было хвостик вывести наружу, а так он остался внутри.

М-да…

Я обошел вокруг Жаба (Леня вернула его на стол).

То есть я конечно видел заклинание - в виде беспорядочного комка потоков и полей, как неоконченное вязание, над которым поработал котенок. Хвостиков снаружи не наблюдалось, надо было лезть внутрь.

Но если я дерну не за ту веревочку, заклинание станет - совершенно точно - необратимым, и Жаб навсегда останется пернатым!

И хвостатым!

Но я положился на наш замечательный русский обычай - на авось - и запустил свою магическую лапу внутрь заклинания. Жаб захихикал:

- Щекотно!… - и попытался спрыгнуть на пол, однако суровая Леня крепко прижимала его к столешнице.

А все остальные, затаив дыхание, следили за моими действиями - как будто они могли что-нибудь увидеть!

Ну, кроме Ратибора, конечно.

Но Ратибор вовсе не затаил дыхание - наоборот, он дышал шумно, с натугой, и даже шевелил губами.

Петух, по малоумию, или потому что его небольшая головка занята была другой мыслью (а больше одной мысли у него в мозгах не помещается), пропустил мимо ушей наши с Ратибором разговоры, и пришел к неверному выводу. Поэтому он заорал:

- Товарищ капитан! Тут этот новенький штатский Жаба заколдовывает!

Домовушка схватил его и сунул подмышку.

- Ты, товарищ капитан Паук, не пекись ни о какой напасти - Петушок наш напутамши! - и снова затаил дыхание.

И вот когда я нащупал какой-то хвостик, и раздумывал: дергать или не дергать - в дверь позвонили.

От неожиданности я вздрогнул, хвостик, который я держал в своей магической лапе, дернулся - и чудо свершилось, заклинание с Жаба спало, а перья и хвост медленными каплями стекли, оставив на столе разноцветную лужицу, которая, впрочем, скоро испарилась.

Я сказал: - Уф! - и перевел дух. Оказывается, я тоже затаил дыхание.

Жаб сначала не понял, что случилось, но когда все (кроме Петуха и Домовушки) кинулись его поздравлять, вот тут до него дошло, и он прослезился. И даже полез ко мне целоваться.

Ну, я с Жабами не целуюсь.

Да нам бы и не дали - Леня схватила меня на руки и потребовала, чтобы я немедленно занялся ею - а потом ее мужем, Чайником.

А Ратибор, ухватив меня за задние лапы, кричал, что сначала я должен расколдовать Алену Чужаниновну, и что это будет по справедливости - ведь именно он, Ратибор, подсказал мне, что и как нужно делать…

Они чуть меня не разорвали напополам, пока мне удалось извернуться, цапнуть Леню, полоснуть когтями Ратибора и вырваться.

Чувствовал я себя измочаленным и вымотанным - как будто тонну угля перекидал.

- Никого я сейчас расколдовывать не буду, и не потому, что не хочу - не могу! - сказал я. - Я сейчас даже каплю воды заговорить не в состоянии - так я устал; завтра.

Домовушка же меня не поздравлял и за Жаба не радовался по той простой причине, что пошел открывать дверь: это с прогулки вернулся Пес. А Петух - ну, он такой, он не радуется чужому счастью, он не скорбит о чужом горе. Но хоть не доволен чужой бедой: хватит с нас двух злорадных, Жаба и Крыса.

Ратибор и Леня, зализав свои царапины (почему-то оба воспользовались собственными языками, хотя чашка с мертвой водой - лучшим дезинфицирующим и кровеостанавливающим средством в мире - стояла тут же), принялись громко спорить, кого мне нужно расколдовывать первого.

Жаб, с благодарностью пожав мне лапу и еще раз прослезившись, пошлепал на кухню - должно быть, спешил показаться Алене Чужаниновне во всей своей красе.

А оттуда, из кухни, доносился какой-то шум, но из-за спора Лени с Ратибором (они оба стали багровыми и Ратибор выпячивал свою тощую грудь не хуже Лени) я не слышал, в чем там, на кухне, дело. Поэтому я оставил этих двоих выяснять отношения, и направился к двери.

Но не успел я до нее дойти, как навстречу мне влетели в комнату Домовушка и Пес (и Крыс шмыгнул за ними).

- Беда-то, беда-то каковая, Коток! - вопил Домовушка, размазывая слезы по своим мохнатым щекам. - Преминистр-то то наш, Ворон Воронович и впрямь впал в эту свою дыр-прессию, вот, Песик с Крысом что сказывают, пропал наш Ворон! Нализался, и унесли его! Унесли незнамо куда!…

Вот так - только вчера он читал мне проповедь о том, что в экстремальных ситуациях нельзя расслабляться, и нужно держать себя в лапах, не взирая на.

А сам! Нет, у меня просто нет слов!

А то что я думаю о нем, с кошачьего, к счастью, непереводимо.

Из сбивчивых объяснений Пса (он косноязычен, когда о чем-то рассказывает) я понял, что Ворона унес неопрятный тип бомжеватого вида: в отрепьях и небритый. Нес он Ворона подмышкой, причем Ворон не сопротивлялся, а орал на всю улицу на человеческом языке: "Я дурр-рак! Так мне и надо!"

Пес пытался проследить за похитителем преминистра, но безуспешно: похититель направился к троллейбусной остановке, а на остановке кучкуется свора бездомных собак. Территорию эту они считают своей, и с нарушителями борются, набрасываясь всем скопом. А размерами они соизмеримы с нашим Псом, так что ему пришлось в жестоком бою отступить, потеряв изрядное количество шерсти и даже крови.

- С тремя я бы справился, - говорил Пес, горестно вздыхая, - даже с четырьмя! Но их было с десяток!..

Ну, это он слегка преувеличил, там их штук пять-шесть.

Однако пока он занимался разборками с бродячими псами, похититель вместе с Вороном исчез в неизвестном направлении. То ли сел в троллейбус, то ли перешел через дорогу, и скрылся между домами.

Пес на всякий случай, оббежав подальше, тоже подался на другую сторону улицы, но след взять ему не удалось. И там тоже оказались блюстители территории, с готовностью облаявшие нашего израненного героя. Если бы Пес не был так пострадал, он, пожалуй, и подрался бы…

Но он подумал, что может погибнуть в схватке - и кто тогда донесет до нас весть о случившемся несчастье? Аув?

- Я бы донес, - сказал Крыс хмуро. - Вы все меня недооцениваете. А я все знаю: кто унес, как унес, и почему. И даже адрес. Приблизительно.

- Это все сила темная, незнаемая, она и Бабушку унесла, и Ворона нашего Вороновича…- запричитал Домовушка.

- Насчет темной силы не знаю, - гаденько ухмыльнулся Крыс. - А Ворона унес один алкоголик, по прозвищу Бублик, он в шестнадцатиэтажке живет, на той стороне…

Итак, Ворон оказался в плену.

И виноват в этом был он сам - точнее, водка виновата.

Как рассказал нам Крыс, ссылаясь на достоверные источники (знаю я эти источники! Какая-нибудь крыса подвальная наболтала!), Ворон в последние месяцы повадился в кафе "Отдых", через двор от нашего. Я в той стороне не бываю, поэтому, наверное, Ворон его и выбрал - ведь что-то вроде пивного бара находится прямо возле нашего дома.

Так вот, Ворон повадился в кафе "Отдых" - обыкновенная, как сказал Крыс, "наливайка".

Вначале он просто подлизывал остатки из стаканов, или воровал пиво, когда посетители кафе выходили в туалет.

Потом стал выделывать всякие штуки - танцевать "казачок", к примеру, или считать стаканы и бутылки - поставят перед ним, скажем, три бутылки, он каркнет три раза, и ему нальют стаканчик пивка.

Но до поры до времени Ворону хватало здравого смысла притворяться обычной, просто очень сообразительной птицей.

Пока какая-то добрая душа не плеснула Ворону в пиво водки.

Попробовав "ерша", наш мудрый преминистр уподобился - даже не знаю, с кем его сравнить. Нет, звери таким подхалимажем не занимаются, каким занимался Ворон, на такое только люди способны.

Он унижался, юлил и подлизывался.

Он заговорил человеческим языком: вместо того, чтобы несколько раз прокаркать, он отчетливо говорил "Тр-ри-и!" или "Четыр-ре!", и даже "Пять!".

Он укладывался на спину и притворялся дохлым.

Он брал в клюв полотенце и протирал стаканы за стойкой.

И все это только для того, чтобы в стаканчик пива ему капнули пять грамм водки!

Возможно, он проделывал что-нибудь еще - мы с Домовушкой, не в силах слышать злорадный рассказ Крыса, смакующего всякие унизительные подробности поведения преминистра, дружно заткнули ему рот.

Одно утешало - "дыр-прессия", от которой Ворон лечился алкоголем, случалась с ним не чаще двух-трех раз в год. И что Ворон не разводил беседы на всякие научные и магические темы.

Впрочем, когда он наберется, он никаких бесед не разводит - у него язык плохо работает, да и мозги тоже.

И вот сегодня, когда Ворон кривлялся и выламывался перед столиками, один из постоянных посетителей кафе "Отдых", а именно ханыга по кличке Бублик, расщедрился для Ворона на целый шкалик.

Ворон вытянул шкалик, полирнулся пивком, и его понесло. По словам Крыса, Ворон забылся до такой степени, что толкнул перед местными алкоголиками речь. Однако язык его заплетался, и о чем была эта речь, никто не понял (я думаю, что этого не поняла в первую очередь та наблюдательница, которая доложила обо всем нашему Крысу).

Когда Ворон окончил свой монолог, ему поаплодировали, Ворон поклонился.

Бублик налил ему еще один стаканчик, но, когда Ворон потянулся клювом, Бублик отставил стаканчик в сторонку и сказал" "Э, нет! Еще давай, на бис! Умри!".

Эта премудрая птица настолько уже не владела собой, что послушно хлопнулась на спину, зажмурилась и приоткрыла клюв.

А Бублик, не будь дураком, сцапал его и сунул подмышку.

А когда Ворон принялся вырываться и возмущаться ("Вяло," - сказал Крыс), Бублик влил в распахнутый клюв еще стаканчик, и преминистра развезло окончательно: он залился слезами, заорал, что он дурак, и что так ему, дураку, и надо.

Ну, об этом мы уже знали - это нам Пес рассказывал.

Глава двадцать шестая, в которой мы отправляемся спасать Ворона