Мы будем иметь честь атаковать вас.
Арамис.
Но разговоры - разговорами, а в шкаф мы залезли вовсе не рассуждать о педагогичности или не педагогичности различных методов и способов воспитания (хотя - забегая вперед - позже нам пришлось этим заняться).
Сейчас мы должны было двигаться дальше.
Теперь я со всех лап мчался сразу вслед за Вороном, который летел впереди и поминутно подсказывал: "осторожно, тут ступенька!", "направо!", "прямо!", "поторопись!". Домовушка пыхтел сзади.
Наконец Ворон плюхнулся на пол и развернулся клювом ко мне.
- Погаси свет, - скомандовал он. - И тихо. Лаборатория за этим поворотом. Я быстро слетаю на разведку.
- А почему тихо? - спросил я, но шепотом - привычка к исполнению распоряжений Ворона крепко вдолблена в меня его твердым клювом.
- Экой ты непонятливый, - прошептал Домовушка, усаживаясь рядом со мной. Он тяжело дышал - совсем мы его с Вороном загнали! У Ворона крылья, я на четырех лапах бегаю очень быстро, а Домовушке же пришлось на своих двоих, да еще узелок с едой для Егорушки тащить.
- Потому тихо, - продолжал Домовушка, слегка отдышавшись, - что бумаги Бабушкины пропали все. Кто-никто их похитил. А почем тебе ведомо, кто т? был, и не бродит ли хитник и сей час по шкапику? То-то!
Я почувствовал, как шерсть моя на спине становится дыбом. В самом деле, кто-то же украл Бабушкин архив! А кому может понадобиться архив колдуньи, то есть, извините, магини? Правильно, только колдуну, то есть, извините, магу. И если этот маг находится сейчас вон за тем стеллажом… или за этим… Так что огонек я все-таки засветил. Ма-ахонький.
- С архивами мы будем разбираться потом, - сказал Ворон, кружа над нами - он успел вернуться. - Не отвлекайся, Кот. Сейчас нам предстоит разобраться с Георгием.
- С кем? - не понял я. Мне представился Георгий, тот самый, Святой, который драконов побивахом и прекрасных принцесс спасахом (ой, что-то нахватался я у Домовушки старославянизмов!)
- А с Егорием, - подсказал Домовушка. - И то - ему ведь и помереть недолго, пока мы тут растабарываем…
- Ему до смерти пока что далеко, - сухо проговорил Ворон. - А вот кое-кому другому…
Он не договорил, вспорхнул и улетел. За поворот.
А мы остались.
- Неужто с Песиком нашим что случилось-приключилось? - всплеснул лапками Домовушка и зарысил вслед за Вороном, позабыв котомку с питанием для младенца.
А я несколько помедлил.
Возможно, я уже упоминал об отсутствии в моем организме героической жилки. Или, как сказали бы опытные френологи, шишка героизма на моей голове недоразвита. Ну не рвусь я спасать - ни миры, ни отдельно взятых этих миров обитателей!
Я люблю чувствовать себя уютно, удобно и приятно.
Я не люблю, когда мне больно.
Полотенцем по спине я еще согласен получить - и то только ради хорошего куска мяса.
Но веником - нет, на это я не пойду даже во имя куриной печенки!
А лезть очертя голову в неизвестность, рискуя собственной шерстью и шкурой, не говоря уже о жизни - это требовалось обмозговать. Нужно было поразмыслить, сделать правильный выбор…
Их, в конце концов там двое… нет, трое - если считать Пса… даже четверо - если считать с Егорушкой. Разве может одно-единственное маленькое животное из семейства кошачьих значительно изменить баланс сил?
Я размышлял на эту тему, одновременно прислушиваясь к странным звукам, доносившимся откуда-то из глубин шкафа. То ли стонал кто-то, то ли подвывал, то ли даже завывал; магический огонек над моей головой подрагивал, и свет его дрожал и колебался, будто пламя свечи.
И пришло мне на ум весьма немаловажное соображение: да, конечно, они там против неизвестно кого - но их там ЧЕТВЕРО! А я тут - ОДИН!
И опять же против неизвестно кого, да еще в неизвестном количестве.
Гораздо легче встретиться с известной опасностью и в коллективе, чем с неизвестной - в одиночку.
Я еще самую чуточку помедлил - чтобы собраться с духом; подхватил котомочку с едой для Егорушки, брошенную Домовушкой впопыхах, и шагнул за поворот. Магический огонек я на всякий случай погасил - из тех соображений, что засветить я его всегда успею, а выставлять себя напоказ неведомым врагам мне ни к чему.
И очень правильно, между прочим, сделал.
Потому что свет там был - не за поворотом, конечно, иначе я бы увидел его (свет) с того места, где сидел, размышляя.
А в лаборатории, распахнутую дверь в которую я увидел практически сразу: чуть дальше по коридору и ступенечки на три подняться.
Стоны и завывания слышны были куда лучше, а еще звучали странные хрипы, как будто кто-то подавился. Или кого-то душат.
Как можно аккуратнее ступая на своих мягких лапках, настоящей походкой настоящего кота я поднялся по ступенькам и приблизился к двери.
Теперь я уже мог различить голоса и слова.
Стонал, завывал и говорил только один индивидуум, а именно Пес. Точнее, он говорил, постанывая и подвывая:
- Пожалуйста, отпусти его! Он же совсем уже… Ты ж его сейчас совсем задушишь!..
Тут раздался довольно грубый хохоток, и кто-то другой - не Пес - застонал, а потом снова захрипел.
Я осторожненько заглянул в лабораторию.
Это была очень большая комната, обставленная (я бы даже сказал, захламленная) всяческим лабораторным оборудованием.
Обычно при взгляде на помещение исследовательского назначения можно сразу сказать, представители какой науки здесь работают: физики, химики, микробиологи или кто-то там еще. Ну, может быть, на взгляд неспециалиста трудно отличить биохимическую лабораторию от, скажем, микробиологической или бактериологической, но уж основную, так сказать, ведущую отрасль науки угадываешь сразу. Если там микроскопы и пробирки со всякой слизью - значит, биологи работают. Если осциллограф или там вольтметры с амперметрами - тут уж без физики с электротехникой не обошлось. А вытяжные шкафы, трехэтажные штативы с разноцветными пробирками и спектрографы есть примета химиков - что простых, что "био".
Я правда, спектрограф узнаю с трудом, химия у нас в институте почти что факультативом была, так, не экзамен, зачет просто, хоть и дифференцированный. Но уж осциллограф с трансформатором не перепутаю.
В этой лаборатории имелись все три. И вытяжные шкафы. И микроскопы. И всякая стеклянная посуда - колбы, реторты, пробирки, чашки Петри, сосуды Дьюара. Частично посуда была вымыта, частично заполнена всякой неаппетитной на вид дрянью.
И три трехэтажных штатива на широком лабораторном столе, и все заставлены разноцветными пробирочками: в той что-то синенькое, в той желтенькое, а в этой прозрачное. И так далее.
Гроздья проводов висели на специальном щитке, как изолированных, так и оголенных, и под каждой гроздью - табличка с надписью: толщина в миллиметрах и материал, из которого провода сделаны. Это чтобы не перепутать.
И амперметр лежал на столе, и вольтметр, и счетчик Гейгера, и… - да что там перечислять, все, что только можно помыслить, кроме разве что синхрофазотрона.
Но это, так сказать, мелочи, детали интерьера.
Главное, к чему в первый же миг обратилось почти все мое внимание, размещалось на кушетке, стоявшей вплотную к противоположной от двери стене. Кушетка плотно вписывалась между умывальником и камином.
Перед кушеткой сидел наш Пес, слега загораживая мне общий обзор. К счастью, он почти все время пригибал свою большую голову, жалобно подвывая, и я мог без помех созерцать остальных участников этой сцены.
Участников было двое.
Голый толстый мальчик лет двенадцати валялся на кушетке, развалившись вольготно и помахивая ножкой. Одной ручкой он подпирал голову, а во второй сжимал в кулачке горло нашего Крыса. То сильнее сожмет, то хватку ослабит - чтобы, значит, сразу до смерти не задушить. Постепенно чтобы.
Крыс - я его не люблю. Но он все ж таки свой!
А СВОИ тем и отличаются от ЧУЖИХ, что мы за них горой. Мы их если кому и позволим придушить - то только самим себе. Ну, или кому своему.
А Егорушка, хоть он тоже был свой, но пока еще все-таки не совсем. Я лично к нему привыкнуть не успел.
Однако это все лирика, рассуждения, к тому же задним числом. На самом деле все произошло очень быстро, я даже поразмыслить как следует не успел - так, охватил взглядом общую картину: СВОЙ Крыс хрипел, закатывал глаза, и хвост его висел бессильно, как веревка, а кончик носа, обычно розовый, посинел; голый же толстый мальчик Егорушка так гаденько подхихикивал, а Пес так жалобно подвывал…
И во мне, как говорится в наших народных сказках, "взыграло ретивое".
И я, выпустив все свои восемнадцать когтей (на задних лапах у меня почему-то только четыре пальца) прыгнул на голую пухлую спину.
Когда наших бьют - нам не до рассуждений!