Холмс искал описание французского случая бо́льшую часть дня. Я видел, как в нем растет недовольство, но ничем не мог ему помочь. Поэтому я продолжал собственные поиски, и постепенно у меня стали вырисовываться ясные представления о произошедшем. Наконец я отложил бумаги и сказал:

– Пастух-шутник, который кричал: «Волки!»

Холмс оторвался от книги – уже шестой, принесенной им из библиотеки, – и спросил:

– Что вы сказали, Гатри?

– Пастух-шутник, который кричал: «Волки!» – ответил я.

До меня вдруг донеслись завывания бури, и я поразился тому, что прежде почти не замечал их.

– А, детская басня, – кивнул Холмс. – Но какое отношение она имеет к тому, чем вы заняты?

– Самое прямое. Вы не раз настаивали на том, как важно предупреждать других о надвигающейся опасности. Приходя к определенным выводам, вы всякий раз были вынуждены кого-нибудь предостерегать, но все эти предостережения основывались скорее на догадках, чем на конкретных фактах. – Я положил руку на кипу переписанных заметок. – Взгляните, сэр. Любопытно, что ваши предупреждения и советы в ряде случаев оказывались неоправданными.

– Да, это ясно, – нетерпеливо проговорил Холмс. – Но при чем тут… – Он резко смолк и взял пару листов, на которых я записал свои наблюдения. – А, я понял. Ну конечно! Если я постоянно разбрасываюсь пустыми предупреждениями, то в случае истинной опасности мне попросту не поверят. Это умно во многих отношениях. Мои способности обратили против меня. Неудивительно, что я сам до этого не дошел: мы бываем до смешного слепы, когда приходится принижать собственные достоинства. – Холмс встал и подошел к камину, чтобы подбросить дров в огонь. – Когда Саттон предположил, что все эти внешне не связанные происшествия имели целью сбить меня с толку, я согласился с его выводами, поскольку увидел их правоту. – Он задумчиво смотрел на пламя. – Я не догадывался, что все это задумано для того, чтобы дискредитировать меня, а мои враги, разумеется, на то и рассчитывали. Я полагал, что их целью является физическое воздействие, но это… Признаюсь, до такого я не додумался. А должен был. Я начал слишком много о себе мнить, основываясь на суждениях окружающих, и впал в заблуждение, пусть и весьма лестное.

– Вы были по горло завалены разнообразными делами, сэр, – сказал я, надеясь если не успокоить его, то хотя бы избавить от излишней самокритичности.

– По-видимому, это тоже часть плана, – ответил он, потирая руки. – Им следует поставить высшую отметку за изощренное коварство. Как все просто, элегантно и действенно! Мне стыдно, что я этого не замечал. Надо признаться, я был уверен, что у меня хватит способностей улаживать столько дел одновременно, и это сыграло на руку Братству. – Нахмурившись, он уставился в пространство невидящим взглядом. – Я рад, что вы обличили мою глупость, – промолвил он и посмотрел на меня. – Вы уже второй раз указываете мне на подобную опасность, Гатри. Я очень признателен вам, мой мальчик.

Я сдержал радость.

– Едва ли стоит говорить об этом, сэр. Мне следовало разобраться в этом намного раньше, но я, как и вы, был озадачен стремительно разворачивающимися событиями.

– Не скромничайте, Гатри. Вам это не к лицу. Примите мою благодарность. – Он похлопал меня по плечу, рука его оказалась неожиданно тяжелой. – Вы с Саттоном не дремали, а вот я позволил себе потерять бдительность.

– У вас было слишком много хлопот, – повторил я.

– Те, кто за этим стоит, очевидно, на том и строили свои расчеты, – ответил он, снова садясь. – Я не уверен, что смогу наверстать упущенное. – Он глубоко вздохнул и добавил: – Я должен вновь обдумать свои последние действия и попытаться отделить мнимые угрозы от истинных.

– Полагаю, большинство из них все же истинные, – заметил я. Мне казалось, я обязан удостовериться, что мы не преуменьшаем опасность.

– Возможно, но куда больше они похожи на капканы, расставленные коварным охотником: каждый из них готов сработать, но только если жертва окажется опрометчивой. – Он покачал головой. – Благодаря вам у меня будто пелена с глаз упала. Очень умно с их стороны.

Я слушал его вполуха, не перебивая, но и не желая упустить возникшую у меня мысль.

– Мне кое-что пришло в голову, сэр.

– Да? Что же? – спросил он.

– Нам сообщили, что Викерс и Браатен предположительно прибудут в Англию через Ирландию. Мы думаем, что они уже достигли ирландских берегов, верно?

Он утвердительно кивнул, жестом веля мне продолжать.

– А что, если они уже здесь? Что, если эту информацию вам подбросили намеренно, чтобы сбить с толку и заставить терять драгоценное время в бессмысленной погоне за добычей, которая уже ускользнула? Все наши усилия ни к чему не приведут, а поиски окажутся…

– …Напрасны. Да! А Браатен и Викерс тем временем будут беспрепятственно воплощать в жизнь свои злодейские планы, покуда ущерб, нанесенный ими, не окажется так велик, что станет очевидным. Отлично, Гатри. Я вижу, вы научились мерить этих господ их собственными мерками. – Он откинулся на спинку кресла. – Чтобы ввести нас в заблуждение, они убили двух наших людей. – Его лицо словно окаменело. Я понял, что он потрясен. – И ничего не докажешь, более того, не расскажешь из страха… из страха очутиться в роли пастуха-шутника. Вы попали в яблочко.

Я попытался выдавить из себя улыбку. Руки у меня затекли от работы, голова ныла, и все же я был доволен собой.

– Благодарю вас, сэр.

– Нет, Гатри, это я вас благодарю. Если бы не вы с Саттоном, я непременно угодил бы в этот капкан. Господи, – досадливо продолжал он, – меня чуть было не переиграли, и кто же? Братство!

– Но ведь это вы указали дорогу, – поправил я. – Мы с Саттоном только прочитали знаки.

– Которые необходимо было прочесть! Все это, конечно, лишь предположение, но я подозреваю, что оно недалеко от истины. – Холмс положил на стол свои большие ладони. – Итак, начнем заново.

Я вздохнул, понимая, что перед нами встает чрезвычайно сложная задача:

– С ваших записей?

– Как ни странно, – ответил Холмс, опять оживляясь, – нам следует сперва заняться депешами и донесениями наших агентов, полученными с континента. Надо освежить в памяти, что́ сообщали наши люди и на какие источники полагались.

– Это потребует времени, сэр, – заметил я. – Не возражаете, если я пошлю записку миссис Куперсмит – предупрежу, что не буду обедать дома?

У моей квартирной хозяйки было в обычае по воскресеньям обедать с жильцами. Мое отсутствие могло ей не понравиться.

– Я попрошу Тьерса отнести записку прямо сейчас, – сказал Холмс, вставая. – И скажу ему, что вы будете обедать у меня. Если хотите, я сам напишу миссис Куперсмит, что мне срочно потребовались ваши услуги. Чтобы вам не пришлось оправдываться.

– Я все равно должен буду объяснить, как получилось, что мне пришлось работать в воскресенье, – возразил я. – Она ревностно чтит день седьмой.

– Что ж, в более спокойные времена я бы ее поддержал. Полагаю, один день на неделе людям обязательно нужно отдыхать. К несчастью, наши враги не настолько любезны, чтобы позволить нам эту роскошь.

Он вытащил из стоявшей на столе коробки чистый лист, взял перо и начал писать; закончив, он протянул бумагу мне:

– Я оставил место. Можете приписать что-нибудь от себя.

– Попытаюсь сохранить ее расположение.

Я окунул перо в чернильницу и нацарапал несколько слов: мол, я сожалею о своем вынужденном отсутствии за столом, но знаю, что она желает, чтобы я неукоснительно выполнял свой долг. Я попросил от моего имени угостить кусочком мяса Ригби и обещал, что постараюсь не разбудить ее, когда вернусь домой. Я чувствовал себя ужасно глупо, но так было надо. Наконец я отдал записку Холмсу:

– Вот, возьмите.

– Ну и погодка, – заметил Холмс. – Да что поделаешь! – Он вызвал звонком Тьерса, и когда последний явился, сказал: – Отнесите, пожалуйста, эту записку на Керзон-стрит, Тьерс. Гатри будет обедать со мной и хочет уведомить об этом свою квартирную хозяйку.

– Хорошо, сэр, – ответил камердинер и забрал записку.

– Кстати, у нас сегодня каплун? – спросил Холмс.

– Да, сэр, с яблоками и имбирным соусом. – Он бросил удовлетворенный взгляд на разложенные на столе бумаги. – Вы продвигаетесь вперед.

– Да, кажется, вы правы, – заявил Холмс с чувством, подозрительно смахивавшим на радость. – Нам наконец удалось что-то нащупать.

– Прекрасно, – одобрил Тьерс. – На улице ненастье. Вызвать Гастингса, чтобы он отвез записку?

Холмс подумал:

– Нет. Нет, не надо. Попросите отнести ее одного из парней, приставленных к нам Золотой Ложей. Пусть и от них будет толк. Их двое, один останется на посту, а другой сбегает по поручению. Даже если Братство следит за домом, они не обратят внимания на ушедшего. К тому же сегодня воскресенье. В любом случае агенты Золотой Ложи лучше, чем кто-либо, подготовлены к встрече с Братством. Кстати, Тьерс, угостите обоих горячим грогом.

– Разумеется, сэр, – ответил камердинер и вышел.

Я почти не следил за их разговором. У меня из головы не выходил коварный замысел Братства, вознамерившегося обвести Холмса вокруг пальца, и чем больше я размышлял об этом, тем сильнее тревожился. Зная, что мой патрон обладает выдающимся интеллектом и тончайшей наблюдательностью, Братство обратило эти качества против него. Холмса завалили разнообразной информацией в надежде, что он не докопается до истинной подоплеки этих хитросплетений.

– Даю пенни за ваши мысли, Гатри, – подал голос бродивший по комнате Холмс.

Я покачал головой:

– Просто меня озадачил способ, которым Братство, по-видимому, решило обратить против вас ваши способности, как вы говорили. Кроме того, мне интересно, почему они остановили свой выбор именно на вас, а не на премьер-министре или каких-то других, более заметных фигурах из правительства. Я вовсе не хочу вас обидеть, сэр, – торопливо прибавил я, – но если в их намерения входит лишить Британию влияния на европейские дела, должны существовать более тривиальные пути достижения этой цели. Например, те, которые вызвали бы всеобщее смятение и привели к гораздо более серьезным беспорядкам, чем ваша компрометация. Вся эта затея метит в вас, чтобы уменьшить ваш авторитет и заставить Адмиралтейство в вас усомниться.

– Это стало очевидным, как только их хитрость была разгадана, – кивнул Холмс. – Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов мотив мести. Многие годы я был бельмом у них на глазу. Кроме того, возможно, они не хотят, чтобы их деятельность ввергла страну в хаос, во всяком случае сейчас. Быть может, они предпочитают постепенно лишить Британию влияния, а уже затем, когда она утратит доверие Европы, поставить ее на колени. В этом случае они должны будут сосредоточить свои усилия на мне или ком-то вроде меня. Подозреваю, что Викерс немало потрудился над тем, чтобы был приведен в действие именно этот план.

– Неужели вас не беспокоит, что они собираются уничтожить вашу репутацию? – проговорил я, потрясенный его самообладанием. – Вы не чувствуете себя оплеванным?

– Напротив, Гатри. Впервые с тех пор, как заварилась эта каша, я ощущаю прилив сил. Думаю, в Братстве слегка переусердствовали. Они так тщательно подкапывались под меня, что сами себя выдали. – Он хлопнул в ладоши. – Депеши в коробках у окна, верно?

– Думаю, да, – ответил я. – Во всяком случае, я складывал их туда.

– Отлично, – сказал он, подходя к окну и снимая крышку с продолговатой коробки. Затем он принялся рыться среди папок, словно боров, ищущий трюфели, и наконец извлек на свет два тома. – Вот они! – торжествующе воскликнул он. – Гатри, вы возьмете себе депеши из Константинополя, а я – европейские.

– Что именно надо искать? – спросил я, не надеясь на скорое прекращение головной боли.

– Точно не знаю. Но вы сразу поймете, когда что-нибудь отыщете. Десять дней, которые вы недавно провели в Малой Азии, сослужат вам хорошую службу. – Он воодушевлялся все больше. – Мы с вами непременно найдем ключ. Я в этом убежден. За работу, мой мальчик, за работу!

Я открыл папку и взглянул на подборку рапортов, телеграмм, бюллетеней и тому подобных материалов, которые составляли ее содержимое. Знакомые имена и названия сразу воскресили в моей памяти прежние события, однако я вынужден был подавить обуревавшие меня чувства. «Не время грезить», – сказал я себе и стал методично изучать факты, слухи и предположения, которые доводились до сведения Адмиралтейства агентами с турецких территорий в последние два месяца.

Через час, когда я рассортировал депеши по трем кучкам, Холмс прервал мою работу:

– Вашу записку доставили по назначению.

– Да? Спасибо.

Я оглянулся вокруг, заметив, как потемнело за окном. Буря продолжалась, сгущающийся полумрак свидетельствовал о приближении вечера. Я устало потер переносицу. В нескольких футах от меня вспыхнул свет – это Холмс зажег ближайшую ко мне газовую лампу, а через мгновение еще одну. Вскоре в кабинете стало светло и уютно.

– Удалось что-нибудь обнаружить, Гатри? – спросил Холмс, вернувшись к столу и снова садясь.

– Совсем немного, – признался я. – В этой пачке – сообщения, которые, судя по всему, не представляют для нас интереса. В следующей – те, которые могут иметь некоторое значение. А в этой – четыре депеши, прямо или косвенно связанные с Братством. Из них наиболее красноречива вторая.

– Отличная работа, Гатри, – похвалил Холмс. – Этого я от вас и ждал.

Я заметил, что он просмотрел почти вдвое больше документов, и решил, что меня похвалили не столько за результат, сколько за усердие.

– Однако вы успели больше.

– Да, но в европейских депешах куда проще выявить сведения, имеющие касательство к Братству, чем в восточных. Я положился на вас, потому что вы, с вашим недавним опытом, сумели бы лучше меня вникнуть в содержание депеш. Мне не обойтись без обширного сопоставления источников. – Он взглянул на плоды собственного труда. – С другой стороны, я почти ежедневно имею дело с европейскими депешами.

– Но вы уверены, что эти две сферы связаны между собой?

Я понимал, какое это искушение – повсюду видеть руку Братства и приписывать его злонамеренному вмешательству все наши трудности, но такой взгляд на вещи чересчур упрощал сложные международные отношения.

– Вне всякого сомнения, – ответил Холмс. – И, думаю, вы со мной согласитесь, ведь именно вы с Саттоном впервые заметили эту связь. – Он потянулся и зевнул. – Кстати о Саттоне: поскольку он отсутствует, вскоре мне самому придется отправиться в клуб.

– В такое ненастье? – ахнул я.

– В любую погоду. Мы, англичане, должны с почтением относиться к ненастью: если зима – ангел-хранитель России, то ненастье – ангел-хранитель Англии. – Он поднял бровь и воззрился на меня: – Полагаю, шотландец в этом со мной согласится.

– Признаю, что вы правы, – недоверчиво улыбнулся я.

– Принимаю ваш ответ. Когда я вернусь из клуба, мы с вами пообедаем, а потом посмотрим, что еще нужно сделать.

– Как вы думаете, до которого часа мы будем трудиться? – Я полагал, что мы засидимся до ночи, но не хотел произносить этого вслух.

– Это будет зависеть от того, насколько быстро мы обнаружим то, что ищем, – весело сказал Холмс. – Если ничего не найдем, то в десять прекратим работу, годится?

– Хорошо, – ответил я, безрадостно размышляя о возвращении домой.

Я сознавал, что мое недовольство отчасти связано с утренним происшествием в Грин-парке, и утешался тем, что ни один убийца в такую ночь носу из дома не высунет и что буря, которая меня тревожит, послужит мне защитой.

– Дорогой Гатри, я понимаю, что многого требую от вас. Такого преданного и верного человека еще поискать. У вас недюжинный ум, и вы умеете мыслить самостоятельно, а это большая редкость. Если бы не вся эта путаница, после обеда я с удовольствием отпустил бы вас домой, но не могу, пока Викерс и Браатен, словно волки, рыщут неподалеку. – Холмс снова принялся мерить кабинет шагами, одновременно теребя свою часовую цепочку. – Времени почти не осталось. Это меня беспокоит, но вместе с тем и воодушевляет: значит, у нас еще есть возможность подготовиться к схватке с Братством, что бы там они ни замышляли. Мы можем быть уверены, что их возвращение в Англию – лишь первый шаг в осуществлении большого плана. Чем дальше, тем сложнее будет остановить эту горную лавину, которая, однажды придя в движение, способна низвергнуть тонны снега. У нас совсем немного времени, чтобы застопорить ее движение или уменьшить мощь. Надо сделать все, что в наших силах, чтобы пресечь их козни в самом начале. Нельзя пасовать теперь, когда у нас появился шанс справиться со злом. – Он взял со стола несколько депеш и, нахмурившись, стал читать. – Не могу взять в толк, зачем им понадобилось увязывать рушащуюся Османскую империю с Британией и как они намереваются использовать обе державы в своих интересах. Когда я найду ответ, мы будем вооружены.

– Быть может, связь между ними – еще один ложный след, призванный ввести нас в заблуждение? – предположил я.

– Это возможно, но представляется мне маловероятным, во всяком случае на данной стадии наших поисков. Меня особенно беспокоит Восточная Европа. В этом уголке мира существует целый клубок давних противоречий, которые вполне могут использоваться для свержения властей или же развязывания мелких затяжных войн, которые лишат эти страны доходов и подорвут торговлю и промышленность целого региона. Обескровленные таким образом государства падут жертвой Братства, которое начнет тянуть из них соки. – Он глубоко вздохнул. – Вспомните, что поместья леди Макмиллан расположены в восточной части Германии, а именно – на чешских землях.

– А ведь верно! И, если память мне не изменяет, в тех краях неспокойно, – сказал я. Пока Холмс не упомянул об этом, подобные мысли не приходили мне в голову. Теперь же все стало на свои места. – В последнее время чехи переживают нелегкие времена.

– Да, – ответил Холмс, – и не только чехи, но и словаки, и поляки, и Австро-Венгрия, особенно на восточных и южных своих границах. – Он подошел ко мне. – Посеять смуту в этом регионе – от Греции до Латвии – не составит большого труда.

– Но опасность не… – Я осекся. – А договоры?

– Вот именно, договоры, – мрачно промолвил Холмс. – Братство сможет втянуть в войну всю Европу, если ему удастся с помощью международных договоров разжечь между крупнейшими европейскими державами множество региональных конфликтов. Уже сейчас большие государства стремятся сохранить в Европе стабильность. Даже царь хочет спокойствия для России – помните, как он поддерживал разговоры о сокращении вооружений? – так что реформы возможны даже в его огромной стране. Но если Восточная Европа запылает, никто не сумеет остаться в стороне. Британия, как могла, использовала свое влияние, чтобы поддерживать на континенте относительное спокойствие.

– И должна не ослаблять своих усилий еще многие годы, – заметил я, зная, что это одна из главнейших целей Холмса.

– Да, пока в Англии спокойно. Но если Братство внедрит своих людей в наше правительство, кто тогда поручится, что порядок будет долгим? А вдруг нас втянут в бесчисленные раздоры и мы не сумеем выпутаться из них, как бы нам этого ни хотелось? Хитрый ход с леди Макмиллан лишь репетиция грядущих свар. – Он остановился у камина. – Надо дать им понять, что Англия не станет участвовать в ничтожных спорах, которые они могут затеять.

– Какая жалость, что сэр Камерон позволяет себя дурачить, – не без иронии заметил я.

– Это так, Гатри, – вздохнул Холмс, – но что мы можем поделать? Едва ли он прислушается к предостережениям.

– Может, кого-нибудь он все-таки послушает? – наудачу спросил я, не в силах представить себе, кто бы это мог быть.

– Сомневаюсь, – ответил Холмс. – Он не склонен следовать ничьим советам, кроме собственных.

Я немного подумал, а затем спросил:

– Вы считаете, что леди Макмиллан тоже в этом замешана? Она сознательно действует в интересах Братства?

– Понятия не имею, – ответил Холмс. – И это меня тревожит, должен вам сказать. – Он задумчиво уставился на пламя в камине. – Коль скоро ее используют втемную, нам не нужно беспокоиться о том, что́ она скажет сэру Камерону. Но если она состоит в организации, все становится гораздо опаснее и серьезнее.

– Вы намерены побеседовать с ней?

Вряд ли ему хотелось идти на прямой контакт, хотя в прошлом он уже применял столь обезоруживающие методы.

– Нет, иначе можно все испортить.

– Почему? Мы разгадали их хитрость, и они об этом не знают, – с несколько наигранной убежденностью возразил я. – Неужели это не дает нам преимущества?

– Разве только совсем небольшое, – признал Холмс. – Но у них в запасе, скорее всего, несколько способов достижения цели, если я хоть что-нибудь смыслю в методах Братства.

Он дотронулся до потемневшего рубца на запястье – всем новым членам Братства накалывали на этом месте татуировку. Я вновь спросил себя, откуда у него этот рубец.

– Если ответы сокрыты в этих книгах, мы найдем их. Пусть даже нам придется работать по воскресным дням. Я безропотно снесу и это, – твердо произнес я, хотя знал, что моя добрая богобоязненная матушка была бы потрясена, услышав от меня такое.

– Не думаю, чтобы у нас были причины беспокоиться, – сказал Холмс. – Кто нас выдаст? Тьерс?

Я вежливо засмеялся, но вновь подумал о тех, кто противостоял нам: они пойдут на все, если задумали свалить Майкрофта Холмса. Воскресенье не считается у них священным днем отдыха. Напротив, они презирают подобные вещи. Остановить их сможет лишь тюрьма или смерть, и смерть для таких отпетых негодяев – более надежная кара. Я вдруг осознал, что готов хладнокровно расправиться с ними, и это причинило мне внезапную острую боль. Что со мной происходит? Противоборствуя этим людям, я начал уподобляться им, словно сам был из их числа. В смятении я схватился за лежавшие передо мной депеши и заставил себя заняться ими.

– Гатри, – с волнением в голосе промолвил Холмс. – Я понимаю, как много вы сделали для меня. Я полностью доверяю вам.

– Вы очень добры, сэр, – проговорил я.

– Вовсе нет, – сухо ответил он. – Я беззастенчиво использую вас. Хочу, чтобы вы знали: я понимаю, что́ делаю.

– Не нужно извиняться, – сказал я, чувствуя, что щеки мои запылали.

– Я и не извиняюсь, – несколько оживившись, возразил Холмс. – Просто готовлю вас к тому, что предстоит еще много работы.

Я облегченно рассмеялся и отложил депеши в сторону.

Из дневника Филипа Тьерса

Ненастье не стихает. Мне жаль всякого, кому случилось в такой день оказаться на улице: там очень сумрачно, хотя на часах всего десять минут пятого; ветер сбивает с ног. Он наделает немало бед; не удивлюсь, когда узнаю, что немало деревьев было повалено и стекол повыбито. Через полчаса станет совсем темно, и на улицу нельзя будет носу высунуть. Надеюсь, что, когда Г. придет время отправляться к себе на Керзон-стрит, худшее будет уже позади.

Я отнес караульным из Золотой Ложи грогу, но это едва ли спасет их от холода и сырости. Больше всего меня тревожит, что им приходится в такую бурю стоять на посту. Если они заболеют, я буду чувствовать себя отчасти ответственным за это, хотя они выполняют распоряжение своих хозяев. Предполагаю, что они наблюдают за домом, отсиживаясь в экипаже – и только потому, что одинокий всадник под проливным дождем вызовет подозрения, тогда как закрытый экипаж – «кларенс» или «милорд» – едва ли будет кем-нибудь замечен…

Не хочется в этом признаваться, но я обязан сказать, что квартира кажется пустоватой без Саттона, твердящего роль или занятого своим гардеробом. Еще четыре года назад актер казался тут незваным гостем, а теперь он часть этого дома. Если Саттон получит роль Моски, ему не придется долго ее учить: он уже знает бо́льшую часть пьесы. И все же будет интересно вновь понаблюдать за тем, как он репетирует. Я порядком устал от «Макбета» и с удовольствием послушал бы комедию…

На ужин есть говяжья вырезка и репа, а кроме того, гороховый суп и кусок стилтонского сыра. Завтра мясник доставит заказанные для обеда свинину и телятину. Схожу к булочнику, зеленщику – и до среды мы обеспечены. А вскоре, верно, пора будет заказывать рождественского гуся…