Они под руку вышли из «Глассмагасинет», прошли по брусчатке рыночной площади, ощущая тепло Друг друга. Все было, как раньше. Эва много раз проходила мимо «Ханны», но даже не думала о том, чтобы зайти туда. Сейчас же двери распахнулись перед ними, Майя впорхнула в ресторан с довольной улыбкой, а Эва попыталась придать своему лицу соответствующее выражение – уверенности в себе. Метрдотель вежливо улыбнулся Майе. Даже если он и знал, благодаря чему Майя оплачивает счета, он хорошо это скрывал, и улыбка его не выражала ровным счетом ничего. Он осторожно дотронулся до руки постоянной посетительницы и проводил подруг к свободному столику. Эве пришлось сдать плащ в гардероб. Под плащом была линялая майка, и она чувствовала себя не слишком уютно.

– Роберт, как обычно, – сказала Майя. – Два раза.

Он кивнул и исчез.

Эва опустилась на стул и с любопытством огляделась вокруг. В ресторане царила особая тишина, присущая очень дорогим заведениям. Раньше она никогда такого не видела. Майя сидела спокойно – чувствовалось, что она давно перестала обращать внимание на подобные вещи.

– Слушай, а расскажи мне, как это, – с любопытством попросила Эва, – работать так, как ты.

Майя склонила голову набок.

– Ага, значит, тебе любопытно. А то я не знала! I Все люди одинаковые.

Эва сделала обиженное лицо.

– Ничего особенного, – ответила Майя. – Обычная рутинная работа. – Она уставилась на скатерть и продолжала взволнованно: – Я не устаю удивляться мужикам. Как трудно бывает их удовлетворить и как быстро они кончают. Наверное, им кажется, что это самый лучший секс, – заметила она задумчиво, – яростный, грубый, без всяких там прелюдий и прочих церемоний. И никаких возражений. Всего десять минут, и все. Даже подумать не успевают. Да и я тоже делаю все, чтобы не думать. Только мило улыбаюсь, когда они платят. Но на самом деле…

– Что?

– Пора завязывать. Я уже давно этим занимаюсь.

Она подлила в бокалы вина.

– А сколько они тебе платят?

– Штуку. Ну, плюс‑минус. Сначала деньги, потом товар. Лежу тихо с закрытыми глазами, с улыбкой на устах, ни единого звука. И никаких там поцелуев и объятий. Я ненавижу сюсюкать с ними, как с младенцами. Одежду снял, презерватив надел. Все равно что трясти однорукого бандита – главное вытрясти деньги.

– Тысячу крон? А сколько человек в день обычно приходит?

– Человека четыре‑пять, иногда больше. Пять раз в неделю. Четыре недели в месяц. Так что можешь умножать.

– Они приходят к тебе домой, на квартиру?

– Да.

Официант поставил на стол креветочный коктейль и белое вино.

– А где ты живешь?

– На улице Торденшоллсгате, в многоквартирном доме.

– А соседи? Они не подозревают, чем ты занимаешься?

– Они не подозревают, они знают. А кое‑кто из них – мои постоянные клиенты.

Эва угрюмо вздохнула. Она с наслаждением жевала креветку, огромную, как раковая шейка.

– Кстати, у меня есть еще одна спальня, – неожиданно добавила Майя.

Эва фыркнула.

– Так и вижу себя: перепуганная, как двенадцатилетняя девственница.

– Только первую неделю, а потом это становится работой. Ты могла бы работать несколько часов, пока Эмма в детском саду. Подумай, сколько вкусной еды ты могла бы ей купить!

– Она и так поперек себя шире.

– Ну, тогда фрукты, курицу и салат, – предложила Майя.

. – Это невероятно, но мне даже захотелось попробовать, – призналась Эва. – Только я слишком труслива. Я для этого не гожусь.

На какое‑то мгновение она пожалела о своих словах.

– Посмотрим.

Официант убрал тарелки и тут же появился с новыми: филе, маленькие морковки, брокколи и печеная картошка. И налил в бокалы красного вина.

– Но ты ведь не работаешь сегодня вечером?

– У меня сегодня выходной, а завтра работы немного. Твое здоровье!

Эва наслаждалась: нежное мясо так и таяло во рту, красное вино комнатной температуры выгодно отличалось от отцовской «Канепы». Бутылка быстро опустела, и Майя заказала еще одну.

– Знаешь, я никак не могу прийти в себя, – удивленно произнесла Эва. – Не могу представить, что ты действительно продаешь свое тело.

Это лучше, чем продавать свою душу, – последовал неожиданный ответ. – Разве художники занимаются не этим? Если уж и есть у человека что‑то свое, что он прячет от других, то это наверняка душа. Тело всего лишь оболочка, и я не вижу в нем ничего священного. Так почему бы не поделиться им, не быть щедрой, если кому‑то оно может доставить удовольствие? Но душа – выставлять свои собственные мечты и тоску, свой собственный страх и отчаяние на всеобщее обозрение где‑нибудь в галерее, а потом еще и получать за это деньги – вот это я называю настоящей проституцией.

Эва застыла. Изо рта у нее торчала морковка.

– Ну, это не совсем так.

– Неужели? Разве не об этом говорят все художники? Разве они не говорят, что надо отважиться раздеться до конца?

– Где ты всего этого набралась?

– Я шлюха, а не дура. Многие думают, что это одно и то же, – распространенное заблуждение. Она вытерла уголки рта салфеткой.

– Еще одно заблуждение, что шлюхи – несчастные женщины, которые потеряли всякое уважение к самим себе, мерзнут на улицах, одетые в тонкие чулки, не получают никаких денег, их постоянно бьет жестокий сутенер, и большую часть суток они пребывают в состоянии опьянения. Это, – она прожевала и проглотила очередной кусочек филе, – только одна, незначительная сторона профессии. Те шлюхи, с которыми общаюсь я, – это много работающие и вполне интеллигентные женщины; они знают, чего хотят. Мне и вправду нравятся шлюхи, – сказала она совершенно искренне. – Это, наверное, единственные настоящие женщины.

Бокалы опять опустели, и Майя подала знак официанту. Эва опьянела.

– Но я все равно не подойду, – пробормотала она. – Сама говоришь, я слишком худая.

– Ха! Как раз то, что надо. Ты немного другая, такие встречаются реже. Но то, что у тебя между ног, Эва, – это же просто‑напросто золотая жила. А им ничего другого и не надо. Уж так они устроены, мужики, во всяком случае, те, кто ходят ко мне.

Наконец появился десерт. Ледяные клубника и ежевика на зеркале из теплого ванильного соуса. Эва вытащила зеленые листики.

– Сорняки в десерте, – капризным голосом сказала она, – не понимаю. Я, кстати, в мужчинах плохо разбираюсь, – продолжала она, – а что им, собственно, нужно?

– Добродушные, толстые тетки, знающие толк в жизни. А таких на самом деле немного. По‑моему, У большинства женщин в голове какие‑то невозможные, дурацкие идеалы, я их не понимаю. Как будто им не хочется, чтобы было просто здорово.

Я тут днем смотрела осенний показ мод из Парижа, по телевизору, так вот там самые знаменитые модели демонстрировали последний писк. Наоми Кэмпбелл – ты ведь ее видела, да? – вышла в каком‑то невероятном мини, а потом вдруг подскользнулась и грохнулась – и все это на самых тоненьких ножках, которые мне когда‑либо доводилось видеть. Создавалось впечатление, что она вся сделана из ПВХ. Когда я вижу этих девиц, мне становится интересно, неужели они, как и все, могут сидеть на толчке и просто срать?

Эва расхохоталась и разлила ванильный соус на скатерть.

– Не надо относиться к себе так серьезно, – продолжала Майя проникновенно. – Мы ведь все равно все умрем. И через сотню лет обо всем забудут. Но для начала немного деньжат бы не помешало. Ты мечтаешь стать большим художником, правда?

– Я уже большой художник, – буркнула Эва. – Только об этом еще никто не знает. Она вздохнула. Похмелье обещало быть ужасным. – И к тому же я напилась.

– Как раз вовремя. Сейчас принесут кофе и коньяк. И прекрати ныть, пора становиться взрослой.

– Ты веришь в Бога?

. – Не глупи. – Майя вытерла остатки ванильного соуса с губ. – Но иногда я спасаю людей от отчаяния и делаю добрые дела; мне больше нравится так на это смотреть. Не у всех мужчин есть женщина. Однажды ко мне пришел молодой парень, у которого была настоящая мания – он украшал свое тело кольцами и жемчужинами. У него все тело было в них, во всех мыслимых и немыслимых местах, он сверкал и переливался, как американская новогодняя елка. И девушки с ним больше не хотели иметь никаких дел.

– А что ты сделала?

– Обслужила его как следует, и он даже мне приплатил.

Эва попробовала коньяк и прикурила сигарету не с того конца.

– Поедем ко мне домой – посмотришь квартиру, – предложила Майя. – Дай себе шанс. Постарайся найти выход из безвыходного положения. Это будет лишь один небольшой этап в твоей жизни. Смотри на это просто как на новый опыт.

Эва не ответила. Она сидела, словно парализованная, до смерти перепуганная. Но предложение Майи уже не казалось ей таким диким, и именно сейчас она его и рассматривала.