Игорь не мог дождаться утра. И хотя он лёг в начале четвёртого, быстро уснуть так и не смог. В голове продолжало кружиться всё, что случилось за день. В семь часов весеннее солнышко заглянуло в окно его квартиры, дав повод начать приводить себя в порядок. Бойдов стоял перед зеркалом и скоблил себя безопасным лезвием в надежде, что Юля снова прикоснётся к его лицу, как в прошлый раз. Глядя на своё отражение, он вдруг осознал, что очень долго не видел себя. Он видел щетину, волосы в носу, кустящиеся брови, мешки под глазами. Но само лицо и своё тело, словно не замечал! Буд-то за его признаками и отличиями ничего не было. Теперь, с удивлением, заметил, как он за несколько лет работы в милиции, изменился. Начавший расти животик, пропал. Лицо будто расширилось, появился широкий подбородок. С боков его обозначились округлости брылей. Взгляд больших глубоко посаженных глаз стал спокоен и требователен. Уголки рта опустились вниз, и вместе с носогубными складками стали придавать лицу выражение жёсткости и подозрительности.

К тому же он с уверенностью мог сказать, что изменился и его голос. От частых произносимым им команд, требований, указаний он стал насыщенным и громким. Происходил уже не изо рта или горла как раньше. А откуда-то из груди. Из лёгких. Из всего тела. Иногда, повышая голос, он чувствовал, как сам присутствует в его напоре. Словно, генерирует его в себе как энергию и сможет, если постарается, оглушить своим тембром и широтой диапазона любого. Разбить стакан, как это делал великий Шаляпин.

Бывшая работа иногда казалась ему сном или прошлой жизнью. Он практически не вспоминал о ней. Изредка приезжавшие родители, только охали, глядя, как он целыми днями, пропадает на работе. Им казалось, что это он делает специально, чтобы поменьше с ними общаться. И погостив пару дней, уезжали на какой-нибудь курорт. В подарок, они оставляли ему несколько сотен долларов. Но Игорь их не тратил. Ему хватало своей зарплаты, а подаренную родителями валюту он, не считая, складывал в деревянную коробочку на серванте.

Надев единственную, оставшуюся чистую рубашку, и отпарив костюм, он поехал в больницу. Выходя из метро, увидел девушку торговавшую апельсинами. Завидев Игоря, она неотступно преследовала его взглядом, кивая на свой товар. Пока он не подошёл и не купил целую сетку, килограмма три.

Нельзя-же навещать больную с пустыми руками, — думал он, — даже если она потерпевшая.

Но в палате Юли не оказалось. Медсестра вывезла её подышать в маленький парк. Игорь нашёл её одну. Она сидела в чёрной инвалидной коляске, прикрытая серым пледом и, казалось, спала, положив голову на туго взбитую подушку. Он тихо подошёл к ней и встал прямо напротив, почти вплотную.

— Вы что ж, Игорь Михайлович, наелись цитрусовых? — спросила она его, не поднимая головы от подушки.

— Нет, — только и смог вымолвить удивлённый Бойдов.

Он был в растерянности. Быть может, она увидела его через неплотно прилегающую повязку?

Юля прервала его догадки.

— Я просто Вас чувствую, — тихо сказала она, — со мною никогда такого не было. Я знала, что вы сегодня придёте. Я ждала. Где же мои цветы?

Бойдов побагровел от смущения.

— Понимаете, Юля Сергеевна, я же к Вам по делу, — начал врать он.

Но она не позволила ему сделать это.

Тронув руками колёсики коляски, она катнулась прямо в его сторону. Он только успел поднять вверх апельсины, и оказался между её коленок прикрытых пледом. Она охватила голенями его ноги и притянула к себе. Игорь оказался в ловушке.

Он посмотрел по сторонам: парк был маленький, закрытый со всех сторон кроме больницы. И только из окна первого этажа на него вопросительно смотрела Юлина медсестра.

Единственное, что мог сделать Игорь, это положить сетку с апельсинами на колени больной. Мысленно поблагодарив продавщицу. Увидел, как медсестра отошла от окна.

— Это вместо цветов? — язвительно спросила Юля, кладя руки на сетку с фруктами, — а я думала, вы их съели по дороге, так от Вас пахло!

Она звонко рассмеялась, вспугнув несколько птиц из ближнего кустарника.

— Ну что же Вы, — с укоризной произнесла она, — начинайте чистить свои фрукты. Что это, апельсины?

— Да, — сказал Игорь, — разрывая сетку. Пальцы его вонзились в плоть фрукта и стали нервно разрывать его.

— Ах, представляю, как это сексуально! — произнесла она, пытаясь достать языком попавший ей на щёку сгусток апельсиновой мякоти.

Бойдов не знал, куда деваться от смущения.

— Хорошо, что она меня не видит, — думал он, с облегчением.

Но она уже протянула руки и взяла его за запястья. Он продолжал рвать эти ненавистные апельсины. Когда она оторвала его руки от фруктов и приблизила к своим губам. Ничего не говоря, прижала их ко рту и стала медленно слизывать оставшийся на пальцах сок.

Бойдов онемел.

Он чувствовал пальцами нежную упругость её язычка, пытающегося проникнуть сквозь его кожу в плоть. Отчего кисти начинали дрожать, вызывая мурашки. Видел её полуоткрытый рот, с чуть вздёрнутой верхней губкой, открывающей самый краешек ровных белых зубов, с ужасом представляя, как пошло и развратно это выглядит со стороны, особенно через окно сестринской комнаты. Но вместо этого, чувствовал, как дрожат его руки, и эта дрожь передаётся всему телу, переходя в полоумное возбуждение. Затмевая всё вокруг: безлюдный маленький садик, больницу с выглядывающими через пыльные окна пациентами и ту медсестру, с завистью подглядывающую из-за занавески.

Он схватил Юлины руки в свои, нагнулся, и прижался к ним губами. Почувствовал, как холодны и тонки её пальцы. Как изящно длинны. Он беспорядочно прикладывал свои губы, то к аккуратно оточенным ноготкам, то к фалангам, затем к маленькой ладошке и снова к пальцам, чувствуя её тонюсенькие косточки, прикрытые нежным почти прозрачным пергаменом кожи. Слыша над своим ухом её тихий шёпот:

— Ты хороший, ты самый хороший! Я знаю. Я ждала тебя!

Жёлтые, словно маленькие солнца, апельсины будто партизаны, беззвучно скатились с Юлиных колен. Десантируясь, кинулись в россыпную от угрозы быть съеденными, как можно быстрее, пытаясь скрыться в кустах, и недавно появившейся траве. Некоторые приглушённо запрыгали по выложенной кирпичиками дорожке, прямо в сторону выезда с территории больницы.

— Мама, мама, смотри какие жёлтые мячики катятся! — закричал маленький мальчик, пытаясь выдернуть свою руку из материнской.

Услышав детский голосок, Юля быстро освободила свои ладошки из рук Игоря и опустила их на колени. Поняв, что апельсинов нет, она стала громко и заливисто смеяться. Обняла Игоря руками за шею и потянулась к нему. Он подхватил её за талию и, как пёрышко, выдернул из чёрного инвалидного кресла. Закружился с ней, прижав к себе её худенькое тельце. Ощутил, как она, словно лечебный пластырь, прижалась к оголённой ране на груди. Обнажённому, не заживающему сердцу, и заглушила негаснущую боль.

Упавший на землю, тёмный шерстяной плед, словно дьявольское подраненное крыло, бессильно вздрагивал от прохладного весеннего ветерка.

Игорь осторожно поставил Юлю на ноги, подхватил его одной рукой, и бросил на пустую каталку.

Держась за руки, они не торопливо пошли в больницу.