После бани Игнатов поехал домой. Хорошая парилка и общение с друзьями не подняли ему настроение, на что он очень надеялся. Хотел отвлечься. Но что-то последнее время всё складывалось шиворот навыворот. И эта девчонка в бане! Зачем подмигивать и строить глазки, если тебе не нравится твоя работа? Это только те женщины могут доставить удовольствие, которые искренне по-настоящему любят мужчин. Всех нормальных мужчин, без разбору на толстых и худых, длинных и маломерков. Я же не клоун делать вид, что мне хорошо. Пусть она осетинка, приехала в Россию заработать денег. Что у неё дома остался ребёнок и малообеспеченные родители. И что, пытаясь меня возбудить, она всё время думает о них. А ещё о сбежавшем муже — пьянице, и неоплаченном кредите. Ну, я-то здесь причём?

Хотя вполне вероятно, что она всё это насочиняла. Как те же бабки и калеки, снующие на перекрёстках, с удовлетворением разглядывающие своё жалобное выражение лица в затонированном окне остановившейся легковушки.

Завтра в кабинет ему снова принесут деньги. И немалые. Снова будет волноваться, как последние два года. Именно с тех пор как летом он случайно встретил Раджу, вышедшего из тюрьмы. Куда Игнатов упрятал его на целых пятнадцать лет. Но тот вышел через десять условно досрочно.

Было лето, и Олег шёл домой со стоянки автомашин, где оставил недавно купленную в автосалоне десятку. Справа со скоростью его ходьбы, навстречу чередой плыли витрины магазинов, а слева по проспекту мчались автомашины. Неожиданно сзади со стороны дороги кто-то не очень громко окрикнул его:

— Олег Геннадьевич!

Игнатов сразу понял, что это его. Но сделал вид, что не слышит. Повернул голову вправо и в стеклянном отражении увидел медленно ехавшую автомашину с затонированными окнами. Окликнувшего было не видно, и Олег продолжил неторопливо идти по проспекту в сторону подземного перехода, куда в случае необходимости мог быстро скрыться.

Он прижал левый локоть к телу и почувствовал успокаивающую тяжесть пистолета. Сунув правую руку за пазуху, вытаскивая сигареты, заодно опустил флажок предохранителя. Времена казались ему не спокойными, и патрон всегда находился в патроннике. Он взял сигарету в рот и, прикуривая, слегка повернул голову.

— Олег Геннадьевич! — Снова прозвучало из подъезжающей ближе автомашины.

На этот раз Игнатов успел разглядеть символ мерседеса на решётке радиатора, приоткрытое окно передней пассажирской двери и отсутствие сидящего за ней человека. Он обернулся, затягиваясь дымом и держа правую руку с сигаретой у груди, готовый упасть на бок и, кувыркаясь, выхватить пистолет из кобуры. Но этого делать не пришлось.

Со стороны водительской двери, из машины вышел мужчина лет тридцати пяти в лёгком тёмном плаще. Волосы на голове, бороде и усах были одинаковой длинны. Но даже сквозь эту растительность Олег увидел знакомый сверлящий взгляд чёрных как угольки глаз, похожих на слепые отверстия, ведущие внутрь головы.

Это был Раджа. Он улыбался и на ходу протягивал обе руки. Но улыбка его всегда была не предсказуема. А протянутая рука таила опасность. Олег оставался на месте, глядя в упор на идущего к нему человека. Делая вид, что пытается его узнать. Только слегка повернув корпус, так чтобы было незаметно, как он скользнёт правой ладонью за пазуху. Но Раджа шёл открыто напрямик, улыбаясь. Игнатов повернулся к нему всем корпусом и тоже улыбнулся в ответ.

— Олег Геннадьевич! — радостно продолжил Раджа, — я так рад Вас увидеть! Надо же, еду по проспекту и вдруг вижу знакомую фигуру. Думал, померещилось. Но, нет! Не забыл. А Вы мне как раз нужны. Вы не сомневайтесь, у меня с законом всё в порядке. Я много думал в тюрьме. Принял христианство и вот теперь занимаюсь благотворительностью. Вышел условно досрочно и больше туда не собираюсь.

— Привет Раджа! — поздоровался Игнатов и не зная, что ему сказать, кивнув на мерседес, с ехидцей произнёс, — Хорошая машина! Успел купить?

— Да нет. Это мне авансом выдали.

Игнатов вспомнил, как десять лет назад, служа в отделе разработок оперативного управления, вместе с Фроловым брал в центре города отстреливающегося Раджу. Что-то пошло не так. Операция вышла из-под контроля. Почувствовав преследование, Раджа вынул из-под, такого же, как сейчас, плаща автомат и стал прикрываться детской коляской. Волок её через весь проспект, тряся по трамвайным линиям. И за ней словно привязанная за руки к металлической ручке, прихрамывая на одном сломанном каблуке и спотыкаясь, в порванных от падения коленями на асфальт колготках, беспомощно ковыляя, бежала мать ребёнка. Она уже не кричала, оглохнув от шума стрельбы. Не видела ничего вокруг. Её взгляд был устремлён туда внутрь углубления, где от стенки к стенке, в лёгком дутом комбинезоне, подпрыгивая на неровностях, тряслось её дитя. Недоумённо и счастливо улыбаясь каждому подскоку из округлости затянутого на подбородке капюшона, пуская слюни и показывая едва наметившиеся на красных дёснах беленькие чёрточки зубиков.

Раджа заметил, что Олег о чём-то задумался и, перестав улыбаться, жёстко произнёс:

— Я за всё отсидел Олег Геннадьевич, кто старое помянет, тому глаз вон!

— Ну да, — утвердительно кивнул Игнатов.

Но ободранные, кровоточащие коленки женщины, никак не хотели уходить из памяти и стояли перед глазами, будто это было вчера.

— Чем занимаешься? — спросил Олег, чтобы прервать нахлынувшие воспоминания.

— Строю часовни! — радостно сообщил Раджа.

— И где же? — недоумевал Олег.

— В зонах, в тюрьмах, следственных изоляторах! — не задумываясь, ответил Раджа, — Знаю, вы непростую должность занимаете в местном управлении исполнения наказания. Я про Вас много чего знаю благодаря покровителям в Москве. Веру в народ нести — дело хорошее. Да и прибыльное. В звании Вас повысим, если язык общий найдём. Соглашайтесь. Я знаю Вы человек слова. За это и уважуха от меня.

— Да я же полковник, Раджа, — не понял Олег, — мне генеральского звания не положено.

— Что положено, а что нет, наверху больше знают! Ваше дело соглашаться, а там уж посмотрим.

Игнатов задумался. О генеральском чине он и не мечтал. Полковника-то получил благодаря реорганизации. Когда бывшее руководство разогнали за предпринимательскую деятельность, дополнившую места наказания нелегальными производственными мастерскими. Может и впрямь согласиться?

Но Раджа не стал далее убеждать.

— Давайте, мы завтра к Вам на приём подойдём и всё расскажем.

— Хорошо, — согласился Олег, — а знаете куда?

— Конечно, товарищ начальник, — произнёс Раджа, снова улыбаясь, — так, до встречи!

Игнатов хотел спросить — кто это «мы»? Но не успел.

На следующий день состоялась встреча, на которую с Раджой пожаловали парочка правозащитников, несколько священнослужителей с верительными грамотами и ходатайством местной епархии. В свете последних веяний демократии просили разрешить строить на территориях колоний, и тюрем часовенки, а так же проводить там службы для лиц находящихся в изоляции.

Игнатов подумал, что зоны уже давно превратились в Клондайк для обогащения руководителей высшего звена, которые организовывают там мебельные производства, швейные фабрики, сувенирные мастерские. Производя всё за копейки, а продавая на рынках наравне с другими товарами. Да и налоги не платили. Так почему бы и ему не заработать маленькую копеечку на просветлении заблудших зеков?

Кому в Москве направить ходатайство Раджа сказал, и вскоре пришло разрешение.

Через месяц после начала строительства, Раджа принёс ему конверт с деньгами. Сумма постепенно увеличивалась вместе с увеличением количества объектов.

Конечно, Игнатов задумался, откуда такие деньги. Не зеки же дают попам милостыню. И хотя он догадывался об их происхождении, твёрдо решил для себя, что это благодарность церкви.

Прошло больше года.

Ситуация привлекла к себе внимание после гибели отца Иоанна. Смерть которого, потянула за собой обнаружение хищений при строительстве объектов.

Непонятно зачем он полез на строящиеся леса. Может, чтобы проверить работу. Или усладить свой взор, чувствуя себя всевышним.

Множество заключённых, крестясь, с ужасом рассказывали, как резкий порыв ветра приподнял деревянные балки вместе с попом и бросил их на груду кирпичей. Прокуратура не стала возбуждать уголовное дело, сославшись на несчастный случай. Верующие решили, что это кара божья за украденные деньги.

Позже Раджа рассказал Олегу, что поп был слишком любознательный и, скорее всего, стучал на ФСБ.

Последнее подтвердилось почти сразу. После закрытия дела, пожаловали гости из данного ведомства. Двое в коричневых костюмах с короткими стрижками, один лет под тридцать, другой ближе к сорока. Стали угрожать Игнатьеву разоблачением в организации поставок наркотиков на зоны.

Игнатьеву было смешно глядеть на этих самоуверенных, напористых оперативников, и он делал грустное лицо, на всё соглашаясь.

Позже вызвал на встречу Раджу и передал содержание разговора. Тот клялся и божился, что к наркотикам отношения не имеет. Но в следующий месяц в принесённом им конверте денег оказалось в полтора раза больше.

Открыв дверь своим ключом, Игнатов осторожно зашёл в квартиру. По громкому храпу, раздававшемуся из спальной, он понял, что жена спит. Её сон в последнее время был крепок и выразителен. С тех пор, как год назад на праздновании юбилея в ресторане, он познакомился с прокурором района, её шефом, Игнатов был уверен — жена в надёжных руках.

— Ну что с того? — думал он, — какая женщина не изменяет своему мужу? А здесь и человек не простой и умный и заботливый. Квартиру выделил. Поможет, если что.

За этот год из простых следователей она стала помощником прокурора по надзору. Олег понял, что карьера жены попала в нужное русло и теперь не стоит волноваться. Видимо так же считала и сама жена. Она стала спокойной и уверенной.

Игнатов разделся и прошёл на кухню, чтобы перекурить перед сном. Но сидя на табуретке, в конце коридора через приоткрытую дверь детской увидел две блеснувшие и погасшие в темноте искорки. Затем ещё раз. Он понял, что сын не спит. Ему было десять. Олег зашёл в детскую.

Сын сидел на кровати, откинув на спинку изображающей капот автомашины, пуховое одеяло. Его тонкие ноги, согнутые в коленях, были прикрыты длинной белой ночной рубашкой. Он обнимал их руками, прижимая к животу и глядя в тёмную стену, где висел блестящий, недавно купленный дартс, с воткнутыми в него стрелами.

— Санёк, ты чего не спишь? — как можно ласковее спросил Игнатов, присаживаясь рядом и включая ночник на тумбочке.

Погладил парня по голове. Хотел взъерошить ему волосы, но увидев в глазах сына слезинки, не стал.

— Приснилось что? — спросил Игнатов, обнимая сына за плечо правой рукой и прижимая к себе.

Санёк помотал головой.

— Обидели? — продолжал ласково расспрашивать Олег.

Сын снова замотал головой. Затем протянул руку и взял с прикроватного столика дощечку с прикрепленным к ней чистым листом бумаги. Карандаш держался на скрепке.

«Папа, я буду говорить?» корявым неровным почерком написал Санёк и протянул дощечку отцу, с надеждой заглянув к нему в глаза.

— Конечно будешь, родной! Конечно! — прочитав детские каракули, успокаивающе произнёс Игнатов.

Он вновь почувствовал, как неимоверно сложно выдерживать этот детский открытый взгляд, идущий прямо тебе в душу. Улыбаться ему навстречу и не единым движением тела, дрожанием рук, морганием ресниц не выдать своих сомнений.

Взгляд сына медленно, словно луч рентгена просвечивал его насквозь, изучая биение сердца, частоту дыхания, улыбку на наличие микрона лжи. И в очередной раз, поверив отцу, бросил дощечку в сторону, вскочил с постели и бросился Игнатову на шею так, что свалил его на смятые простыни и оказался сверху. Обнимал, прижимаясь к отцовской щеке, что-то мычал, как новорождённый телёнок, похожее на стенания пытающиеся разбудить лавину накопившейся не высказанной многолетней речи, выплеснуть её наружу.

Игнатов прижал голову сына к своей шее и почувствовал, как из уголков его глаз стали тайком выкатываться слёзы. Смачивая седые волосы на висках, стекая друг за другом дальше, стыдливо скрываясь в ушных раковинах, словно чувствуя свою несвоевременность.

Он дотянулся до выключателя и погасил свет.

— Спи малыш, — уверенным спокойным голосом сказал Олег, — Спокойной ночи! Всё будет хорошо. Я побуду рядом, пока ты уснёшь.

Игнатов хорошо помнил, как пять лет назад соседская собака напугала Саньку. От неожиданности он споткнулся, упал затылком и потерял сознание. В больнице пришёл в себя, но разговаривать перестал. Уже не верилось, что до падения он читал наизусть стихи. К кому только не обращались они, никто помочь не мог.

Как-то, стоя в очереди к одной колдунье, Игнатов услышал разговор просительниц о том, что дети расплачиваются за грехи своих родителей. После чего к экстрасенсам не ходил. Решил показать Саньку заграничным эскулапам. Стал копить деньги на поездку. И скоро его мечта должна была осуществиться. Деньги он хранил на работе в сейфе. Они стояли ровными зелёными пачками по сто банкнот перетянутыми резинкой. Периодически закрывая изнутри кабинет на ключ, он выкладывал их и пересчитывал, раскладывая по частям. Вот эта часть на билеты. Эта на проживание. Эта на лечение сына и реабилитацию. Ещё одна на его дальнейшее обучение заграницей.

— И какая разница, — думал он, на какие деньги я буду лечить своего сына, — да пусть эти зэки по тюрьмам по три раза передозируются! Какое мне до них дело!