Максим Николаевич не ведал, что такое поражение на женском фронте. Его атаки всегда проходили молниеносно. Противник захватывался врасплох, и был повергнут за явным преимуществом.

Выбранная им в бане девушка не успевала вернуться перекусить за стол, как снова подвергалась сексуальным домогательствам во всех, приспособленных и не очень для этого дела, местах бани. За вечер она успела испытать оргазм на силовом тренажере, бильярде и даже на включенном столе воздушного хоккея. Где ей особенно понравились освежающие струи воздуха, дующие в лицо и раскидывающие волосы в разные стороны пушистым зонтом.

Но особенно Максиму понравилась осетинка, что выбрал Игнатов. Он случайно столкнулся с ней в бассейне, когда все остальные вернулись за стол. Получилось спонтанно. Максим подплыл к ней, чтобы помочь выйти, но оказалось, что её заинтересовала циркулирующая вода.

Девушка неторопливо крутилась на месте, держась за край бассейна, подставляя бьющей из стенки струе поочерёдно все части своего тела. Трусиков на ней не было. Максим увидел её расширенные зрачки и затуманенные глаза. Чуть приоткрытый рот выдавал учащённое дыхание. Это настолько резко его возбудило, что он не смог сдержаться и тут же развернув её к себе задом, ухватил за бёдра и овладел по всем правилам, виденных им порно фильмов.

Когда Макс уже выбирался из бассейна, она продолжала бессильно виснуть в воде, опершись локтями о его край, думая о том, что мужик переел виагры и теперь отрывается на всех подряд, словно мартовский кот.

Главное, чтоб не соскользнула, — подумал Кудашкин, глядя на её распластанное безвольное тело.

Следуя на машине с водителем после бани домой, Максим честно признавался себе, что совершенно не запомнил ту девушку, с которой провёл добрую половину вечеринки, да и осетинку, пожалуй, тоже. Не говоря уже об их именах. И если б завтра ему предложили их снова, он бы даже не поздоровался.

Это происходило потому, что кроме жены для Кудашкина женщин не существовало. Все они были просто самки, сучки, шлюхи и проститутки. Объекты для удовлетворения мужских потребностей. О женских потребностях Кудашкин не задумывался, поскольку уже на половине своих экзекуций видел в их глазах и поведении удовлетворённость. Был уверен, что именно этого они всегда хотят и для этого живут.

Он искренне не понимал, что там можно выбирать. Ему было смешно глядеть, как генерал Ефимов что-то вынюхивал и высматривал у этих негодниц под кофточками. А Ткач вообще отказался, сославшись, что всю красоту разобрали до него.

Кудашкин предполагал в Ефимове склонность к педофилии, поскольку знал его уже давно. О Ткаче пока ничего сказать не мог, но догадывался, что тот в свои за сорок стал поклонником сына Иуды — Онана. Иначе чем можно объяснить отсутствие мужского инстинкта при виде целой группы готовых отдаться самок?

Он подумал, что зря Журов таскает за собой эту мартышку. Уроженку юго-восточного питомника. Дрожит над ней словно над горящей свечкой. Молодая! Подставит его, как пить дать! Стоит нарисоваться на горизонте кобельку половчее. Она же верно знает о Поликарпе всё. Куда ездит, у кого берёт, кому заносит. Разве можно от этих шлюх что-то утаить? И сколько можно одну и ту же тёлку драть? Вон их сколько вокруг и главное сами хотят этого. А здесь сначала уважение прояви, да накорми, напои, спать уложи, а потом денег дай. А кто она такая чтобы я денег ей давал. Жена? Детей мне родила или вырастила? Да ну их. Пусть сами разбираются со своими пассиями.

За повальный секс с женщинами, Кудашкин не испытывал каких либо угрызений совести. Он знал, что любит свою первую и единственную жену, которая ждёт его дома, лёжа в постели в их милой уютной спальне. На протяжении последних десяти лет за ней днём ухаживают нанятые медсёстры. А вечером он сменяет их. Легко берёт свою маленькую девочку на руки и несёт в ванную. Он обожает её тело. Он знает на нём все родинки и шрамы. Помнит их появление. Ему казалось, что с момента их свадьбы оно совсем не изменилось, только кожа стала более тонкой и прозрачной, выделяя дорожки голубых венок.

Никто не знает, что с ней случилось. Легла спать как обычно. А ночью все проснулись от её дикого крика увиденного во сне кошмара. Что ей приснилось, она не сказала никому до сих пор.

Что же такое страшное она увидела во сне, — думал Кудашкин, — если её реальная жизнь до сих пор не перевесила по ужасу тот страх?

По дороге Максим сказал водителю завернуть в круглосуточный супермаркет и купил там пачку бумаги для принтера и пару карандашей с резинками на конце.

Бесшумно вошёл в квартиру. Оставил купленное на полке в прихожей и прошёл в комнату.

Несмотря на то, что на часах уже третий час ночи, Катерина не спала. Она всегда ждала его. Вот и сейчас благодарно тянула худенькие руки, обнимая за шею. Притягивала к себе и целовала в губы. Она чувствует запах спиртного, табака, а может быть его недавних женщин. Но никогда не укоряет. Не спрашивала, где он был и что делал. Она всегда помнит его слова тридцатилетней давности, что выйдя за порог, милиционер несёт службу.

Она вообще много чего помнит потому, что лёжа в постели, уже несколько раз, минута за минутой, прокрутила всю их совместную жизнь. О том, как они познакомились. И как родили, а потом растили двух детишек: девочку и мальчика. И как муж танцевал с ней на руках, на свадьбе у дочери в ресторане небольшого северного городка Сент-Джонса. А посетители думали, что это прихоть родителей жениха. Что так положено у русских. И толстозадые канадки щипали своих мужей, кивая на кружащуюся по залу, случайно залетевшую из России влюблённую пару.

Дочка уехала во Францию по обмену школьниками и там поступила в университет. Оказалось, что образование во Франции бесплатное, выдают хорошую стипендию и деньги на аренду квартиры. Окончив университет, там же вышла замуж и уехала в Канаду.

Сколько времени прошло! Они не виделись уже больше семи лет. Именно с тех пор, как она не смогла, лёжа в кровати, защитить дочь от младшего брата — погодка, вообразившего себя носителем национальной идеи. Обклеившего их общую детскую плакатами с националистическими лозунгами и фашистскими свастиками, превратив комнату в мрачный бункер времён отечественной войны.

Первое время, приходя со службы, Максим срывал эту дрянь со стен, но через некоторое время она появлялась вновь, словно чёрная плесень, настырно разъедающая молодые души нового поколения.

Убеждения и уговоры сестры приводили брата в бешенство и заканчивались её разбитым носом или синяком под глазом. Теперь они не мешают друг другу любить свою Родину…

Дочка звонит по телефону. Каждую неделю. Говорит, что любит всех, но приезжать не собирается. Её речь становиться чужой. Слова приобретают причудливые окончания и ударения. Иногда Катерине начинает казаться, что она разговаривает не со своей дочкой, а с роботом, получившим её голос. И чтобы убедиться в этом, Катерина задаёт вопросы из её детства. Голос отвечает верно, и сердце матери успокаивается.

Детская комната теперь пустует. На стенах остались куски от сорванных Максимом плакатов с остатками изображений, словно разбросанные взрывом, прилипшие к обоям части человеческих тел, знамён, лозунгов и символов. Уходя из дома, сын сказал, что продаст эту квартиру, как только она достанется ему в наследство и деньги отдаст партии. Какой партии? Теперь его ищет военкомат, чтобы призвать на службу. Но Макс ничего им сказать не может. Он предполагает, что сын уже несёт службу в других частях и, читая по утрам утренние сводки происшествий, каждый раз боится увидеть в них свою фамилию.

Теперь с Катей они снова одни. Как в молодости. И никто не мешает им быть вместе, наслаждаться друг другом, вот только паралич нижней части тела, словно якорь, держит её в кровати. Иногда она пересаживается в инвалидное кресло и катается по комнате. Старается приготовить ужин, пропылесосить квартиру, постирать. Но всё это ловчее получается у нанятой мужем медсестры. Да и усталость быстро берёт своё.

Она часто открывает дверь на балкон и, стопоря колёса каталки, сидит напротив, слушая музыку улицы: чириканье птиц, сигналы машин, окрики людей. Она хотела бы выехать на балкон, но высокий цементный порог, словно неприступная гора преграждает путь к свежему воздуху.

Максим обещает купить дом за городом и положить там специальные рельсы, чтобы она смогла выезжать на улицу. И теперь у неё есть занятие. Она чертит план своего будущего загородного дома, располагает в нём комнаты и специальные дорожки для передвижений в кресле.

Сколько листов бумаги она истратила на свои рисунки, сказать уже невозможно. Новые пачки бумаги и карандаши она всегда находит в прихожей на полке. Она знает, откуда они берутся, но не говорит об этом. Катерина чувствует, что это их невидимый пароль. Подтверждение и разрешение на дальнейшую связь, выполнение обещаний и осуществление мечты.

Она не рассказывает об этом Максиму и ничего не спрашивает. Знает, что зарплата у милиционеров не большая, и он не скоро накопит на дом. Не хочет травмировать его невыполненным обещанием. Ведь он уже генерал. А генералы держат своё слово. Хотя он всегда его держал. Она гордится им и очень любит.

Катерина почувствовала как от этих мыслей к лицу и шеи прилила горячая волна. Раньше она приливала и ниже, шла по ляжкам вверх. Но сейчас это ей неизвестно.

Кудашкин наполнил ванную тёплой водой и вернулся за женой. Она сама откинула одеяло, и он снова увидел её красивое и молодое тело. Две тёмные родинки на правом боку и в паху, немного вывернутый наизнанку пупок и огромные ярко коричневые пятаки сосков. Перед тем как опустит жену в воду, Максим ещё раз проверил воду локтём, как это делала она, купая малышей. И только после этого распрямил руки.

С самого замужества она стеснялась своего тела. Куталась на пляже в халаты, купалась в парео. Носила брюки, и бадлоны. Избегала каблуков. Никакие заверения Максимом, не могли убедить в стройности и пропорциональности её фигуры.

И только во время болезни, видя его взгляд, всем своим нутром ощущая его привязанность, она смогла расслабиться, и предстать перед ним без смущения нагой.

— Тяжёлый недуг перекрыл ложное чувство стыда перед любимым человеком, — думала она, — но для этого надо было потерять половину своей красоты.