Ткачу нравилась стряпня Любаши. Да и сама она была неплохая женщина, но словно рок проклятия её преследовали неудачи. Иногда Сергею Евгеньевичу казалось, что это заразно, и он старался с ней поменьше разговаривать, в то же время, боясь обидеть своим суеверием.

Любаша приходилась Татьяне двоюродной сестрой. Раньше у неё была своя семья, и жили они хорошо. Но мужа партизаном призвали тушить атомную станцию на Украине. После чего, вернувшись, увлёкся спиртным, уехал в деревню и пропал. Потом по его стопам пошёл сын. Здоровенный красивый парень двухметрового роста совершенно не мог справиться со своими слабостями. Куда только Ткач не устраивал его работать. Всюду выгоняли за пьянство. Потом у него отнялись ноги, а затем скончался как бомж на улице. Перед этим он распродал что имел, имущество семьи, да и материнское не пожалел. Так вот и оказалась Любаша на казенных харчах. Многого не требовала. Денег для себя не брала. Ела, что готовила для семьи Ткача. Одевалась в то, что даст Татьяна. Росточка они были одинаковы. Любаша на швейной машинке подгоняла одежду под свою худобу.

Татьяна ушла в гостиную к подругам, оставив Сергея Евгеньевича спокойно поедать солянку. Ткач любил это блюдо, после которого, второе уже не ел, а только пил чай.

Сегодня до чая не дошло. В тот момент, когда заварник с фруктовым чаем уже был на столе, раздался звонок:

— Товарищ генерал, нападение на атомную станцию! — взволнованно кричал дежурный по управлению, — за Вами выслана автомашина!

Этого мне только не хватало, — подумал Ткач, — недобро посмотрев на Любашу, которая прижав руки с полотенцем к груди, готова была наливать чай.

— Всё спасибо, я поехал, — сказал Ткач, вставая и думая, что машину ему проще подождать на улице.

Проходя мимо гостиной, хотел предупредить жену, но увидев, как она сильно занята показом одежды, передумал.

Начальник управления уголовного розыска полковник Сидоров уже ждал в приёмной. Он сидел, нахохлившись, словно воробей, прижав к животу кожаную коричневую папку. Казалось, что если дать ему волю, он подожмёт под себя и ноги, чтобы казаться незаметнее.

— Ну что, допрыгался? — увидев его, сразу наехал Ткач, — скоро без электричества останемся. Где твоя предупреждающая оперативная информация? Толпе агентов деньги платим! Скажи за что?

Секретарша за столом, делая вид, что ничего не слышит, наклонила голову к монитору, словно что-то пытается там рассмотреть.

Ткач открыл дверь и мотнул головой. Сидоров сорвался со стула и поспешил в кабинет.

— Товарищ генерал, я думаю, что это наш придурок проверяющий. Мне Фролов о его идее рассказывал.

Ткач неожиданно вспомнил недавнее общение с Халюковым и спросил:

— Так его задержали или нет?

— Так точно задержали, Сергей Евгеньевич, везут сюда! Сказали худой, рыжий, с наглой мордой. С собой удостоверения не было, но говорит, что он проверяющий из Москвы.

— Точно он, — сказал Ткач, — надо было его пристрелить! Почему охрана не застрелила его?

— Доложили, что на машине были синие милицейские номера, — Сидоров начал успокаиваться, — поэтому стреляли вверх.

— Откуда у него эта машина? — снова возмутился Ткач.

— Выясняем, товарищ генерал! — Сидоров снова съежился.

— Выясните, доложите! — отрезал Ткач, — Свободны!

— Нет, подожди! — вернул уже направившегося к двери полковника Ткач, — что там у нас с проверкой?

По изменившейся физиономии Сидорова можно было сразу всё определить — желания говорить об этом, у него не было. Его лицо сморщилось, пытаясь приблизить лоб к подбородку, превращая брови, нос и губы в параллельные бугры.

— Плохо, товарищ генерал! — начал он тихо, — рвут и мечут! Все архивы перелопатили. Девушки не успевают им дела вытаскивать.

Что они там хотят найти, непонятно. Брали бы действующие и смотрели, как мы работаем. Нет, их интересуют прекращённые за смертью разрабатываемого. И всем подавай одно и то же. Где мы им столько дел таких найдём? У нас их в год не более двадцати.

— И что? — заинтересованно спросил Ткач.

— Что? — не понял Сидоров.

— Результат какой? — разражено повысил голос Ткач.

— Какой результат, товарищ генерал, они же нам ничего не говорят, всё пишут и пишут, — оправдываясь, продолжал Сидоров.

— Сам — то эти дела просматривал? — недовольно продолжал Ткач.

— Когда ж, товарищ генерал, если б знать, что они их выберут! — виновато гундосил в нос Сидоров, — А теперь дела у них. Что они там хотят наковырять, один бог ведает!

— Плохо, товарищ полковник разведка у тебя работает! — с укором констатировал Ткач, но в душе его промелькнула самодовольная волна, — В первый же день вместо того, чтобы машину Халюкову давать, надо было его водкой с утра напоить и всё узнать!

Как только Сидоров скрылся за дверью, он быстро направился к столу, прокручивая в голове свежий эпизод. Книга лежала открыта.

«… Очередное нападение на атомную электростанцию отбито доблестными сотрудниками милиции во взаимодействии с охраной. Только слаженные действия, грамотная расстановка сил и постоянные учения помогли и на этот раз спасти мирный покой наших граждан. Что было на уме этих маньяков, пытающихся прорвать неприступный кордон, будет досконально выясняться следствием. Быть может, где-то ещё скрываются соучастники этого хорошо спланированного преступления. Их нужно найти и обезвредить. Много сил понадобилось, чтобы захватить маньяков живыми. Но теперь они смогут рассказать, какую цель преследовали и чего хотели добиться…»

Эта мысль очень понравилась Ткачу, и он решил развить её на несколько глав. Чтобы на данном примере воочию показать слаженную работу правоохранительных органов. Он продолжал писать. Мысль текла ровно, со знанием дела и ему только оставалось периодически закреплять её на листе чистой бумаги.

К вечеру подтвердилось, что нарушителем был Халюков, который, не найдя понимания у коллег, выпросил автомашину в первом отделе и ринулся осуществлять на ней проверку, забыв удостоверение в гостинице.

В двадцать один час Ткач уже сидел у себя в кабинете, включив громкую связь на актовый зал.

— Вы что понаписали в своих отчётах? — с первых же слов стал повышать голос Сорокин и с каждой дальнейшей минутой заводился всё сильнее и громче, пока его интонации не превратились в рык, — целый день вы только и делали, что собирали компромат? Неужели в целом управлении не нашлось ничего позитивного? Не раскрывают преступления? Не задерживают преступников? Вы посмотрите — у них показатели средние по России. Что же тогда говорить о работе милиции в городах, где показатели ниже среднего? Вы же проверяющие от министерства. Вы должны быть объективны. Нас же сюда прислали не шашками махать, а оценить результаты работы. Где надо — подсказать. Где можем — помочь! По вашим отчётам их всех надо в тюрьму сажать. Значит все сейчас разошлись. В двадцать три часа жду исправленные отчёты у себя в кабинете.

Ткач ничего не понимал. В девять часов утра Сорокин собирался практически расстрелять всех сотрудников его управления, а теперь говорит об объективности. О том, что милиция работает, имеет хорошие результаты и обеспечивает нормальную жизнь в городе.

Он стал названивать в Москву. Долго ждать не пришлось.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Стариков, услышав рассказ Ткача, — это его видимо заместитель министра по головке погладил. Я в обед был у него на приёме и пересказал ему, всё то, что услышал от тебя. Вот видишь, реакция последовала незамедлительно. Интересно, кто дал Сорокину установку гнобить ваши структуры? Ты случайно не заметил, кому он отчитывается в Москву по телефону?

— Наверно своему начальнику? — вяло предположил Ткач.

— Не браток! — загадочно произнёс Стариков, — Это Москва, здесь всё по-другому. Попробуй-ка его прослушать, чтобы мы знали, с кем имеем дело!

— Понял, товарищ генерал, — бодро отозвался Ткач.

На этом разговор был окончен. Можно было ехать домой. Но желания не было. На душе было гадко, словно что-то недоброе должно случиться. Он вспомнил, что давно не был на кладбище у могилы отца. Эта весна, за подготовкой к инспекторской комиссии, пролетела как-то незаметно, и он против обыкновения не смог вырваться. А теперь уже в самом разгаре было лето. Вспомнил, что давно не навещал и свою мать. В майские праздники сильно пригрело солнышко, и она попросила, чтобы он перевёз её на дачу. Теперь, верно, там уже распустились цветы, и в запотевшем парнике начинает плодоносить рассада. Он вспомнил наполненный уютом и запахом деревенской печки маленький щитовой дом в садоводстве. Несколько полосок разработанной чёрной земли. Круглые клумбы с васильками и незабудками, кивающими набегающему ветерку. Будничную тишину, собирающуюся с силами, чтобы противостоять воскресному гаму пикников, и гремящей с участков разнообразной музыке.

Этих воспоминаний хватило, чтобы принять решение. Он набрал телефон жены:

— Сладенькая моя, — произнёс он как обычно, — я здесь недалеко от дачи моей матери. Оказался по работе, так ты меня не жди. Очень устал, заночую у неё. Заодно и навещу.

— Как хочешь, — безразлично ответила Татьяна, — только смотри, чтобы она тебя не отравила старыми консервами. Ты же знаешь, в каких магазинах она отоваривается!

Ткач выключил трубку и подумал, что экономия у матери в крови ещё с военных времён. И хотя в настоящее время денег у неё хватает, всё равно пытается купить, что подешевле не понимая, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Было уже одиннадцатый час, когда Ткач подъехал к дачному посёлку. Грунтовая дорожка слегка пылила, покрывая бледной желтизной ближайшие к ней участки огородов. Редкие торговые палатки были уже закрыты. Только один ларёк на повороте продолжал торговать спиртным. Около его открытой двери стоял толстый участковый и над чем-то посмеиваясь, общался с продавщицей. Увидев служебный джип с проблесковыми огнями, он сделал серьёзный вид и стал требовать у онемевшей от неожиданности девушки какие-то документы.

Ткач проехал мимо.

Зачем отбирать копейку у местного участкового — подумал он. Сам с такого же начинал!