Зачем она пришла на приём, Катерина теперь уже не помнила. Случайно прочитала в газете объявление о лечении гипнозом комплексов, депрессий, психических расстройств и так далее. Но её заинтересовала последняя строчка: «…реинкарнация, инкарнация, эротические сновидения». Сновидения не требовались. Секса было предостаточно. А вот попасть в свою прошлую жизнь и увидеть будущее — это было очень заманчиво. Отбросив газету, она решила, что всё это ерунда. Но заветный телефон сохранила.
В последнее время, словно изо всех грязных щелей и поганых подвалов, как тараканы стали вылезать и множиться разномастные экстрасенсы колдуны и шаманы. Их показывали по телевизору, предоставляя для фокусов огромные концертные комплексы. Шарлатаны стали заряжать воду в стакане через телевизионный экран. Катерине было смешно, и она искренне хохотала, видя, как её родители суетятся с трёхлитровыми банками перед телевизором. Но вот «гипноз» — это было для Катерины совсем другое.
Она хорошо помнила те годы, когда училась в начальных классах. Мальчишки рассказывали о появившемся в районе гипнотизере, заманивающем детей и уводящем их с собой неведомо куда. Не единожды, во время игры во дворе, слышался чей-то крик:
— Гипнотизёр идёт!
Эхо этой гремучей фразы, словно горох, рассыпалось по всем ближайшим закоулкам, отскакивало от домов, летело дальше вглубь дворов. Дети, разбегаясь по своим домам, кричали её встречным, и она разносилась словно ветер, просеивая целый микрорайон от детей. Оставляя на улице только взрослых. Дети закрывались в квартирах, даже не пытаясь оглянуться на ужасного человека. Поскольку единственный взгляд мог стать роковым. И его уже было не отвести.
Как говорили старшие, опасный незнакомец цеплял им жертву как крючком, притягивая к себе не оставляя шансов на спасение. Из пересказов знали, что человек этот был одет во всё чёрное. Но кто это мог разглядеть и сообщить, было неизвестно.
Позже Катерина узнала, что гипнозу учат в лечебных институтах и страх прошёл. Но осталась неведомая таинственность, заставляющая душу трепетать только от представления того, что человек становиться беспомощным перед чужими произнесёнными фразами. Превращается в бездумную куклу, исполняющую любые прихоти.
Раздумывая над своим поступком позже, Катерина предположила, что пришла на приём чисто из любопытства. Та детская таинственная неудовлетворённость жила в ней, несмотря на прошедшие года и полученные знания. Она хотела воочию посмотреть на того страшного гипнотизёра в чёрной одежде с цепляющим, словно скалолазная кошка, взглядом.
Гипнотизером оказался молодой мужчина лет тридцати. Чёрного в нём было лишь то, что говорило о принадлежности его предков к южным национальностям: смоляные короткие волосы, крутые нависшие брови и угольки глаз, пронизывающие насквозь словно буравчики. Одежда его была стерильно белой — на нём был медицинский халат.
Станислав Александрович Пронин, так звали доктора, предложил ей сесть в кресло и завёл разговор. Как-то незаметно просто. В процессе, которого, делал пометки в своей тетрадке. Так естественно Катерина рассказала ему всё о себе. Затем о муже, о дочке.
И в глазах Пронина уже не было той сверлящей пустоты. Они светились заботой и пониманием. Его брови уже не казались нависшими, а мягко обрамляли лобные дуги. У него была замечательная улыбка, и весь он светился участием и обаянием.
Катерина уже отвечала ему автоматически, думая о своём. А в голову лезли разные мысли о том, что доктор хорошо сложён, о его красивых кистях рук с длинными как у пианиста пальцами. Что такие большие ладони наверно очень тёплые, когда охватывают оголённые плечи. И руки, должно быть, очень сильные, когда обнимают и прижимают к себе.
Она чувствовала, что его голос рассевается в стороны, окружая её, а потом понемногу начинает проникать внутрь через макушку её головы. Становился частью её организма. Катерине уже хотелось его слышать постоянно, чтобы он не переставал звучать. В нём чувствовалось спокойствие и уверенность, которые были ей так необходимы.
Неожиданно она очутилась в длинном узком коридоре, освещённом внутри тусклым светом, словно проходящем сквозь стены и потолок.
Она шла по нему, вернее плыла. Понимая, что перебирает ногами, но совершенно не чувствовала опоры и не слышала собственных шагов. Слева и справа вдоль стен через равные промежутки находились закрытые двери. От них веяло сокрытой внутри холодной тайной и тревогой. Иногда в голове проносилась мысль открыть очередную дверь, но тут же гасилась навеваемой жуткой боязнью познания безвозвратно печального состояния, полного горечи и обречённости.
Но вот руки сами потянулись к одной из дверей, толкнули её. В тот же миг они оказались на крепких мускулистых плечах. Затем из белёсого тумана появилась мужская грудь в спортивной майке. Знакомое лицо с маленькими усиками, тонким ровным носом опускающимся к вздёрнутой верхней губе, зелёные искрящиеся на солнце глаза от взгляда которых её мысли в голове разлетелись как пушинки от ветра, оставляя место заполняющему желанию касаться его, видеть его, слышать его.
Десятиклассницей, она сидела на широком школьном подоконнике с преподавателем физкультуры, в которого была влюблена по уши. Ощущая познание первых прикосновений и поцелуев, вздрагивая от любых звуков и случайных голосов в соседнем кабинете.
Она вспомнила всё. Почувствовала одновременно прилив желания и страха, дрожь в конечностях и теплоту его руки, опустившейся на её затылок. Лицо его стало приближаться. Губы прикасаются к её шее, она закрыла глаза. А когда открыла — уже снова плыла по бесконечному коридору. Двери продолжали появляться справа и слева, а затем пропадать позади, храня не потревоженной оставшуюся в них тайну.
Руки Катерины уже тянулись к следующей двери. Толкнув её, она почувствовала, как неведомая сила затягивает её в непроглядную темноту. Вытянув вперёд руки, почувствовала, как они ухватились за холодные металлические трубки, увлекаемые куда-то вниз.
Темнота исчезла. Сквозь рассеивающийся белый туман проступила зелёная трава, в которую она угодила, держа в руках руль от детского велосипеда и теперь кубарем, через уткнувшееся в камень колесо, переворачиваясь в воздухе, летит прямо на землю. Бьется правым коленом о торчащую арматуру так сильно, что нога выворачивается куда-то в сторону и слышится хруст косточек.
Она кричит что есть мочи. Осознание того, что сейчас снова наступит когда-то испытанная боль, вырывает Катерину обратно в белый туман, возвращая в коридор с дверьми.
И вот опять дверь, куда её заставляет зайти голос, возникающий где-то сверху, а затем проникающий внутрь её сознания.
Вытянутые вперёд ладони рук хватают толстую угловатую деревянную рейку на уровне груди — ограждение детской кроватки.
И хочется толкнуть её от себя, чтобы колёсики, на которых та стоит, качнулись вперёд, к тому освещённому заветному проёму, где папа и мама смотрят волшебный ящик, наполненный сказочными существами. Отблески которого, заглядывают в маленькую комнату Катерины, играя на стенах разноцветными зайчиками, радужными переливами, манящими в сказочное путешествие по выдуманной реальности.
Но упрямая кровать, выполняя наказ родителей, не хочет понимать желание маленькой девочки, продолжает упрямо возвращаться в первоначальное положение. Приходится трясти её из последних сил, раскачивая всем маленьким телом. То, ударяясь об решётку животом, то упираясь в неё коленями.
Словно сжалившись, недовольно скрипнув, кроватка начинает, поскрипывая, медленно двигаться к заветному проёму. И тут к весёлым звукам добавляется скрип старого паркета и недовольный голос матери. О, ужас!
В этот миг кроватка начинает злорадно катиться сама, словно в отместку за её беспокойство, предательски выдавая с поличным своего наездника. Высовывается наполовину.
И вот уже он — этот желанный волшебный квадратик экрана с убегающим в нём весёлым хохочущим зайчиком и догоняющим его зубастым волком.
Но шаги явно приближаются. И, завидев появившийся в щели между стеной и наличником кусочек юбки, Катерина падает на смятые простынки и сбитую в сторону подушку. Закрывает глаза, пытаясь на ощупь прикрыться отброшенным в сторону одеялом. Тянет его на себя…
И снова длинный, нескончаемый коридор. Дверь, за которой темнота оказывается очень вязкой. Будто Катерину бросили в чан с желе. Всё начинает кружиться: белое, чёрное, непонятные просветы, наползающие тени, чьи-то незнакомые голоса.
А потом свет! Растворивший всё вокруг, проникающий внутрь тела, словно тёплое молоко. Такой яркий, что глаза сами зажмуриваются крепко-крепко, дабы не быть опалёнными.
А потом — страх неизвестности, безграничный, владеющий всем вокруг. И хочется выдохнуть его из себя вместе с криком, чтобы стало легче. Она кричит изо всех сил.
Слышится голос:
— Девочка! У вас девочка.
А затем счастливый смех матери. Что-то говорит отец. Но всё это движется, кружится, словно нить, наматываемая незнакомым голосом на клубок, которым и является Катерина. А потом тишина и неведомый полёт, словно воздушная яма, в которую проваливаешься, и которой нет конца. Нужно попытаться управлять этим полётом, чтобы не разбиться. Раскинуть руки, чтобы замедлить падение, изменить положение тела, изогнуться. И тут Катерина понимает, что ни рук, ни тела у неё нет. Есть только мысль, посредством которой она движется. Именно она заставляет падать, потому что кроме падения Катерина ни о чём не думает.
Надо быстрее подумать о чём-то другом, чтобы прекратить этот неуправляемый полёт. Но как это сделать, если ты падаешь, и страх летит впереди, тянет тебя за собой. Беспомощно, тупо безболезненно пронизывает весь организм. Убеждает, что это должно закончиться чем-то ужасным. С каждым мгновением ты всё больше осознаёшь, что падение бесконечно, но первородный страх не в силах это понять. Цепляешься за любую возникающую мысль, чтобы отобрать частичку собственного убеждения и начать управлять. Но страх поглощает её и всё начинается сначала. Дверей уже больше нет. В образовавшееся сумасшествие проникает голос:
— Двадцать минут до смерти…
Катерина понимает, что бежит, хотя ноги не касаются земли. Между каменных стен, узкими улицами со сбитыми углами от заворачивающих деревянных повозок. Множество каналов и перекинутых через них мостов.
Она одета в длинное платье, обтягивающее жёсткий каркас, который постоянно опускается спереди и мешает бежать. Его приходиться приподнимать и руки уже обессилили. Глаза застилают слёзы и от этого всё вокруг расплывается. Только по силуэтам она видит, как поворачиваются в её сторону проходящие мужчины, одетые в короткие полосатые шаровары со шпагами на боку. Женщины в платьях с большими бантами и шляпках с покачивающимися на них перьями и иными украшениями.
Катерина бежит мимо, ощущая спиной всеобщее осуждение, которое подталкивает её бежать быстрее. Скрыться от этих глаз. В её руке зажато письмо. И чтобы оно не выпало приходиться приподнимать каркас платья двумя онемевшими пальцами. Она не знает, что в нём написано, но чувствует ту горечь, обиду и безысходность, которые оно принесло с собой. Именно из-за него Катерина не смогла остаться дома, и единственное убежище и спасение ждёт её впереди.
Это высокий каменный костёл с изваяниями и резными деревянными вратами, инкрустированными жёлтым металлом. Взбежав по ступеням, из последних сил поднимая края платья, толкнула дверь. На неё пахнуло церковным маслом и угаром погасших свечей. Пробежала по проходу между двух рядов кресел прямо к алтарю и, упав на колени, наконец, смогла дать волю своим рыданиям. Она плакала безутешно от неизвестного большого горя, постигшего её в самом расцвете лет. Достав хранящуюся в левом рукаве маленькую пробирку с жидкостью, откупорила её и, запрокинув голову, вылила в рот, почувствовав резкое непривычное жжение. А затем всё во рту занемело, словно и не пила ничего вовсе. Онемение перешло на горло, грудь. А затем перестало чувствоваться мокрое лицо. Освободились руки, внутри перестало давить.
Наступила тишина и ей показалось, что алтарь стал расти прямо у неё на глазах вверх. А затем остановился где-то там высоко, почти под куполом.
И вот уже откуда-то сверху на неё смотрят обеспокоенные лица в чёрных капюшонах. Их губы что-то шепчут. Она хотела сказать им, чтоб они не беспокоились и, от навалившейся усталости, закрыла глаза. А когда открыла, увидела всё сверху. Склонившихся над телом девушки людей в сутанах. И в этой распластанной на ступенях женской фигуре, узнала себя. Видела, как появились какие-то люди. Они что-то кричали на своём языке. Из подсобок вышли ещё несколько служащих и склонились над её телом. Она не чувствовала боли, но казалось, что теперь она состоит из горечи разочарований и обиды….
Открыв глаза, Катерина обнаружила себя сидящей в кресле. Она вздрагивала от раздирающих её рыданий. В них изливались именно те чувства, с которыми она покидала тот незнакомый ей мир.
Доктор в халате сидел на подлокотнике кресла и прижимал к себе её вздрагивающее тело.
— Всё хорошо, Катерина, успокойтесь, всё хорошо, — взволнованно успокаивал он свою пациентку.
Было видно, что он сам напуган не ожидая такой реакции.
Катерина почувствовала, что осознаваемая ею реальность стала немного другой. Словно из прошедшей жизни вырезали некоторые моменты, и теперь она не уверенна было ли это на самом деле.
Так с удивлением она обнаружила, что все восторженные знания, приобретённые из недавно прочитанной книги, как-то потускнели на общем эмоциональном фоне, охватившем её и из которого она сейчас пыталась выбраться, настойчиво вспоминая заученные инструкции.
Откуда-то из небытия вновь возникли строчки «Жди меня и я вернусь…». Только было непонятно, к чему они теперь относились. То ли к тому, что она увидела во сне, то ли к тому, что ещё будет! Эти строчки, и всё что с ними было связано перешло в непонятную ностальгическую жалость и желание вернуться туда, где некоторое время назад она покончила жизнь самоубийством. Словно там осталось что-то её родное, то к чему она давно стремилась и чего желала. Что это был последний шанс, и она им не воспользовалась. Это чувство было как наркотик, который хотелось испытать ещё и ещё.
Немного успокоившись, она отстранилась от доктора. Встала, оделась и ни слова не говоря, вышла за дверь.
— Может Вам вызвать такси? — участливо спросил её Стас, выйдя за ней на лестничную площадку.
Но она его не слышала. Дуновение ветерка на улице вернуло её в реальность окончательно. Она подумала, что надо бы доктору заплатить и послушать, что он скажет. Но возвращаться не хотелось, и она решила, что приедет к нему в следующий раз.