Следующий раз у Катерины случился почти через месяц. Но за прошедший период, что-то переменилось в её душе. Словно она стала причастной к какой-то тайне, неведомой другим. И ощутила её в себе как некую одухотворённость, как нечто возвышенное и дорогое.

Она приехала к доктору как на приём. Но от каких-либо процедур отказалась. Деньги Стас брать не стал, тем самым рассчитывая на продолжение отношений. Катерина рассказала Пронину о том, что видела и что чувствовала под гипнозом, требуя разъяснений.

Стас объяснил, что моменты с открыванием дверей в комнаты — это возврат в прошлое. Так сделано, чтобы создать некую схему или комбинацию, позволяющую оставить в сознании воспоминания. Их зрительные образы и ассоциации.

— Теперь — то я знаю, почему у меня на правом колене косточка торчит, образуя шишку. Всё велосипед виноват! — засмеялась Катерина, — а то, что телевизор так приспособилась смотреть, это я хорошо помню! Родители положат меня спать в маленькой комнате и дверь приоткроют, чтобы слышать, если вдруг я заплачу. А я встану в кроватке и начинаю её раскачивать, чтобы с места сдвинуть и приблизиться к щели. А затем смотрю вместе с ними телевизор! Это мне года три верно было. А дальше что за темнота?

— Это ты была у матери в животе перед рождением, — пояснил Стас, — а затем было двадцать минут прошлой жизни. Что ты там такое увидела, что расплакалась?

Катерина рассказала Стасу о городе, незнакомой речи, об одежде в которой ходили жители и о том, что узнав из письма что-то страшное, отравилась прямо в церкви.

— Ну, теперь ясно, — сказал Стас, — а то я никак не мог понять, каким образом ты оказалась в средневековье. Куда подевались твои последующие жизни. Значит, у тебя их не было. Получается, правильно священники говорят, что душа самоубийцы неприкаянна — не может найти приюта несколько поколений, и вынуждена скитаться в пространстве без тела. Ну, вот она и нашла своё тело в тебе! И я замечу, выбор она сделала удачный!

Оба весело рассмеялись. Всё это было забавно. Но Катерину не покидало чувство приобщения к чему-то таинственному, потустороннему. Она попыталась сопоставить свои атеистические знания, приобретённые в институте и школе с полученной информацией. Получалась какая-то нестыковка. Она не стала себя напрягать, дав зарок больше не заглядывать в своё прошлое и, тем более, в будущее.

Со Стасом ей было интересно. Он открыл для неё нечто неведомое и когда он предложил продолжить подвезти Катерину до дому, она без капризов согласилась. По дороге она вспомнила, что до сих пор не рассчиталась за сеансы и, открывая замок сумочки, спросила, сколько она должна.

— Пятьсот баксов, — невозмутимо ответил Стас, продолжая внимательно вести машину.

Это была огромная сумма равная месячной зарплате Степана. У Катерины волосы встали дыбом.

— Мне Ваша секретарша сказала, что всё лечение стоит пятьсот рублей, — недовольно, повышая голос, возмутилась она, начиная огорчаться и забыв, что уже давно перешла со Стасом на «ты».

— Секретарша неправильно Вас информировала, или Вы просто не так её поняли. Я с ней разберусь! — всё так же невозмутимо продолжил Стас.

И по той холодности ответа, бескомпромиссности интонаций и жёсткости произнесённой фразы, Катерина почувствовала, что её разводят. Она решила «принять бой» и согласно промолчала в ответ, предполагая, что они ещё вернутся к этому разговору. С целью конспирации, она неторопливо достала пудру, словно именно за этим открыла сумочку и подправила макияж.

Остановившись рядом с её домом, Стас увидел яркую вывеску кафе.

— Если вы не очень торопитесь, я бы хотел пригласить вас в кафе! — произнёс Стас когда машина остановилась.

— Это будет вам дорого стоить, — отозвалась Катерина.

— Не дороже денег! — автоматически парировал Стас.

Кафе было небольшое и уютное. Полумрак, зажженные свечи и большие деревянные скамейки с грубо сколоченными и покрытыми лаком столами, привносили, что-то первобытное в общий колорит заведения. В зале сидело всего три человека. Они тихо переговаривались, наклоняясь через стол, чтобы не дать словам потонуть в слишком громко звучащей музыке.

Стас выбрал дальний столик подальше от динамиков. Подошёл официант и принёс меню с винной картой. В этот момент Стас увидел как занятый единственными посетителями столик озарился голубым светом шедшим от фужера с лежащей на нём ложкой.

— Что это? — спросил Стас официанта.

— Наш способ пить абсент! — гордо произнёс тот.

Стас никогда не пил этот напиток. И все знания о нём начинались и заканчивались популярной картиной Пикассо «Любительница абсента». Где женщина в синем платье сидела за столом, глядя в упор на такой же синий сосуд и наполовину заполненный синим фужер.

Почему бы и нет? — подумал Стас и предложил Катерине испытать удовольствие.

Она согласилась. Больше ничего не заказывали. Беседа продолжалась не прерываясь. Их интерес друг к другу усиливался с каждой повторяющейся процедурой поджигания очередного абсента, переворачиванием бокала, подсовыванием под него трубочки, вдыхания через неё горячих паров и ощущением во рту тёплого ликёрного привкуса полыни. В голове слегка мутилось, но потом опьянение проходило, и заказ повторялся. Вскоре они знали друг о друге всё, и естественным шагом вперёд было движение в сторону квартиры Катерины.

Стас уже представил её стоящей у окна с распущенными волосами. Как он подходит к ней сзади и прижимается к стройной спине. Наклоняет голову и целует Катерину в шею. Она глубоко вздыхает и вздрагивает от прошедшего по её телу разряду возбуждения. Но не поворачивается, а немного наклоняется вперёд, упираясь руками в подоконник. Глядя в черный квадрат окна, словно в зеркало, прогибает спину, прижимаясь к Стасу крепкими ягодицами.

Официант, принёсший чек, прервал его дальнейшие фантазии. Стас расплатился. Изрядно пьяные они оделись и вышли на улицу. Было уже темно и прохладно. Стас обнял Катерину за плечо и притянул к себе.

— Ах, я забыла вам сказать, что посидеть со мной в кафе стоит двести баксов, — едва слышно пролепетала она, но Стас отчётливо её понял.

— Всего двести? — переспросил он с ухмылкой.

— В ресторане это бы вам обошлось дороже! — улыбнулась Катерина, проведя пальцем правой руки ему по щеке сверху вниз.

Стас уразумел, куда она клонит, но решил, что с шутками пора заканчивать, а то так можно шутить до утра.

— Куда мы денем оставшиеся триста? — спросил он, ожидая атаку.

— Я разрешу тебе приготовить мне кофе! — не задумываясь, ответила она.

— Но только утром! — ехидно заметил Стас и, обняв Катерину, приблизил её лицо к своему.

Она показалась ему чертовски красивой. Даже не верилось, что через несколько минут он будет наслаждаться ею. От этого представления абсент начинал снова мутить сознание, намекая на призрачность всего происходящего. Чтобы вновь ощутить реальность ситуации Стас медленно поцеловал её в губы, стараясь передать этим прикосновением всю нежность и чувственность на какую был способен.

Они поднялись на лифте и Катерина, приложив палец к губам, показала Стасу, чтобы он не шумел. Затем отперла дверь и махнула рукой — заходи быстрее. Раздевшись в прихожей, они прошли в гостиную. Катерина подошла к чёрному окну, и Стас вновь обрёл ту образную картину беззастенчиво прерванную официантом.

Она стояла, глядя в темноту. Он чувствовал отражённый взгляд её глаз в своём сердце. Казалось, что она задумалась, её грудь учащённо вздымалась. Стас подошёл к ней и, обняв сзади, охватил руками её горячее тело. Но Катерина отстранилась и, повернувшись к нему, стараясь успокоить дыхание, произнесла:

— Кофе или чай?

Стас посмотрел ей в глаза, но она отвела взгляд.

Всё кончено, — подумал он, — у неё что-то случилось. Быть может что-то или кого-то вспомнила. У женщин это бывает. С последней надеждой он снова обнял её и, касаясь губами уха, прошептал:

— Я хочу только тебя!

Словно невидимые путы исчезли с её рук и ног. Она вся оживилась, не зная, что предпринять, и хватаясь за всё, как ребёнок, которому пообещали купить желанную игрушку. Разомкнула его руки и быстро прошла на кухню. Включила газовую конфорку. Поставила на неё чайник. Затем выключила. Открыла буфет и достала оттуда пирожные. Поставила их на стол. А затем обернулась к недоумённо смотрящему на неё Стасу:

— Иди в душ! — сказала она и направилась в спальню. Оттуда вынесла полотенце и отнесла его в ванную комнату.

Душ охолодил воспалённое абсентом воображение Стаса. То возбуждение, подаренное близостью Кати в кафе, утроенное экстрактом полыни, неожиданно исчезло без следа. Горячий душ показался ему ледяным. Вытираясь полотенцем, он почувствовал, как всё тело покрылось мурашками. Под кожу проник озноб, и теперь ему составляло большого труда разбить этот сковавший его нечувствительный панцирь, чтобы для начала согреть собой постель и желанную женщину. Обернув вокруг бёдер полотенце, он вошёл в спальню как на Голгофу.

Притушенный свет, бархатные спадающие до пола занавески и большая кровать с узорными деревянными спинками создавали мягкий проникающий в душу уют. Стас почувствовал отголосок надежды и изо всех сил попытался вобрать в себя всё, что могло помочь ему восстановить разбитое душем достоинство. Ему почудилось, что полотенце стало немного мешать внизу.

Катерина стояла у огромного зеркала на стене и подводила губы. На ней была длинная ночнушка ниже колен в мелкий цветочек. Стас провёл ладонью сверху вниз по её спине, немного придержав в районе талии, осторожно скользнул к животу. Ощутив её горячее тело под тонким хлопком. Это тепло моментально проникло к нему внутрь и опустилось вниз, вновь подтверждая наличие мужской силы.

Катерина приблизила к зеркалу своё лицо, пытаясь что-то разглядеть в интимном полумраке, отчего её рубашка прижалась к телу, ещё сильнее обозначив все соблазнительные выпуклости и потаённые углубления.

Стас понял это как знак. Скинул полотенце и прижался к ней сзади.

— Ну, подожди, — немного капризно произнесла она, выпрямляясь, — сначала выключи свет.

— Зачем? — не понял Стас.

— Так надо! — ответила она назидательно.

Стас почувствовал, что она готова обидеться. Но за что?

В её голосе совершенно не было желания, а только прелюдия к очередному семейному мероприятию по выполнению супружеских обязанностей. Он успел подумать, что с тех пор как они познакомились, все его силы были направлены на то, чтобы преодолевать периодически возникающую холодность Катерины. Заряжаться и снова терять свой запал. Он был похож на экспериментальный аккумулятор подвергаемый испытаниям на прочность и скорость восстановления.

Видя, что Стас продолжает стоять, она обошла кровать и выключила ночник. По скрипу матраса можно было определить, что она легла.

Стас стоял голый, окутанный темнотой в неизвестном ему пространстве чужой комнаты. Словно неведомая сила только что выдернула его из знакомой суеты и принесла сюда в тайный заколдованный лабиринт, чтобы испытать в очередной раз.

— Ну, где же ты? — услышал он искренне ждущий голос Катерины, словно слабенький маячок указывающий направление движения.

Стас пошёл на голос и, поставив колено на кровать, стал ощупывать пуховое одеяло. Ему представились десятки мужчин, вот так же следующие на звук и шарящие как он по безбрежным матерчатым складкам в поисках единственной цели хоронящей свою любовь под ворохом комплексов похожих на это постельное бельё.

Позже, вспоминая этот первый секс с Катериной он мысленно обозвал его где-то услышанным выражением «борьба под одеялом». Ранее он мог только вообразить себе нечто подобное. Но то, как он в темноте среди вороха из-под одеяла вытаскивал Катю, насильно снимал с неё ночнушку, развязывая тесёмки, её сопротивление предлагаемым позам, упорное и непоколебимое лежание на спине, выглядело именно так.

Её заключительный вопрос «хорошо ли тебе было со мной, дорогой» звучал, словно залетевший из пошлого порно и Стас решил, что ему это послышалось.

Постепенно Пронин стал входить в её жизнь, ощущая на себе всю прелесть её научно-обоснованного обаяния. Автоматически Катерина стала подсаживать его на встречи с собой.

Встретилась с ним через пару недель, затем стала постепенно сокращать сроки до двух — трёх дней. Пришлось пожертвовать остальными поклонниками. Как писали в книжке, она пыталась стать для Стаса наркотиком. Посадить его на дозу, без которой он не сможет существовать.

Стасу она нравилась. Её красота и обаяние. Но какое-то непонятное противоречие, существующее в её поведении и в ней самой, настораживало. Иногда ему казалось, что она вообще психически ненормальная, и он думал, что она свихнулась на почве болезни мужа — подводника. Но потом это ощущение проходило и отношения налаживались. Он видел, что в ней живёт другой человек, заставляющий совершать поступки вопреки её желаниям.

Катерина никогда не звонила первой. Даже если об этом договаривались. Но перезванивала через пять минут, словно сидела и намеренно ждала его звонка. Она никогда не доводила до конца то, что начинала. Однажды, наутро, после встречи с друзьями, она неожиданно сказала, что друг Стаса рассказал ей кое-что очень важное, но об этом они поговорят попозже.

Целый день на работе Пронин думал, что же о нём могли натрепать друзья. Хотел им позвонить, но не знал о чём спросить. Тем более они вполне могли забыть что-то после вечерних возлияний. А могли и сболтнуть какую глупость по пьяной лавочке.

Придя с работы, услышал от Катерины, что оказывается, он в детстве пытался курить на чердаке, за что получил оплеуху от брата. На чём курительная эпопея оборвалась.

В другой раз, она сообщила, что у неё есть для него сюрприз. Но надо немного подождать, чтобы всё прояснилось.

Стас не находил себе места. Конечно, он подумал, что она залетела. Нужно собирать деньги на аборт, решать вопрос с больничкой. Он прозондировал этот вопрос со знакомыми врачами. Прошёл полный теоретический курс по данному направлению. Через пару дней, измученному догадками Стасу, Катерина подарила шариковую ручку «Паркер», каких полно в каждом канцелярском магазине. Но при этом таинственно рассказала, что предмет контрабандный, ручной работы, только привезён из-за границы.

Как-то, она позвонила Стасу на работу и взволнованно произнесла, что им надо срочно поговорить. Что это очень важно, но пусть он не беспокоится.

Стас весь извёлся. А когда пришёл домой, Катерина нежно взяла его под руку. Прижавшись щекой к его плечу и ласкаясь, предложила сходить в секс-шоп купить там наручники или ещё что-нибудь.

Стас подумал, что наконец-то её прорвало, и она поняла, что нельзя быть такой зажатой в постели. Её поведение говорило о недоверии к партнёру, боязни расслабиться, отдаться инстинкту. Вместо наручников купили порнофильмы, которые она, не глядя, передала на хранение Стасу из боязни, что их увидит муж. «Борьба под одеялом» продолжала повторяться.

Всё это казалось Стасу каким-то детским, наигранным. Он не знал, как относиться к этим поступкам и её поведению. Иногда он готов был просто задушить её. Уйти и никогда больше её не видеть. Но потом вдруг понимал, что за всем этим стоит наивная детскость, простое желание ребёнка как-то обратить на себя внимание. С возрастом, перешедшая в комплекс, развившийся в ощущение собственной сексуальной неполноценности. Она видела в близости не секс, а возможность почувствовать беспокойство за себя. Оказаться в центре чьих-то забот, чужих волнений и переживаний.

Стас понимал, что постепенно устаёт от всего этого, и надо что-то предпринять. Происходившие спектакли стали расшатывать его нервную систему. Неуверенность в ней, в её поступках, в её реагировании на что-либо, делали Стаса беспомощным.

В то же время, за всей этой придуманной и наигранной мишурой чувствовалась настоящая реальная женщина со своим прошлым и настоящим, которая иногда пыталась выглянуть из-за занавеса надуманных иллюзий, но боясь быть обруганной режиссером, возвращалась в свой искусственный мир.

Стас чувствовал, что может сорваться, нагрубить, накричать. А этого ему совершенно не хотелось. Казалось, что даже в сексе она всё делает словно по инструкции, и в глазах её мерцает только одна мысль: «лишь бы что-то не перепутать».

Иногда, начиная свои ласки, она становилась рассеянной. А потом, будто спохватывалась, и начинала вспоминать нужные слова. В этот момент Стас чувствовал, как вместе с настроением у него опускалось всё. И никакой режиссёр уже не мог повторить пройденную сцену, поскольку занавес открыт и надо было играть дальше: выпутываться, лгать, отшучиваться. Единственное, что не позволяло Стасу сорваться, это была её беспомощность, которую он ощущал в такие моменты.

Это говорило о том, что реальность чувств и восприятий ещё имеет место быть в этой очаровательной женщине. В глубине глаз, которой, он периодически продолжал видеть затерявшийся текст, из перелистываемых в уме страниц.