На службе все было по плану. Согласовывались последние наградные листы ко дню милиции. Дата была круглая. Бумаг кипы. Частенько возникала путаница. То забудут подпись поставить, то не с тем согласуют, то старые бланки принесут или количество копий не то. Из-за этого возникала нервотрёпка и неразбериха. Впрочем, в милиции это обычное дело. Странным образом, благоразумные сотрудники, становясь большими начальниками, забывают обыкновенные истины, за которые ранее боролись со своими руководителями. Можно было подумать, что глупость передаётся вместе с должностью, как её неотъемлемая часть. Множество срочных экстренных шифровок продолжало поступать из Москвы с целью информирования личного состава и принятия мер.

«В направление столичных городов из Чечни вышел грузовик зелёного цвета с тротилом, прошу принять меры к его задержанию и обезвреживанию».

Вся милиция России на ушах! Все ищут зелёный грузовик! Вводится усиление, и сотрудники работают по двенадцать часов без выходных. На территории, конечно, есть чем заняться, но управление должно сидеть на месте, ждать следующей команды и собирать с районов сведения. При этом Штаб со своим генералом собирают отчёты о количестве выставленных нарядов, проверенных автомашинах, заданий, данных негласным сотрудникам. Докладывают министру.

Из самой далёкой глухомани, куда дорога есть только по зимнику, шлют отчёты о проверке зелёных грузовиков! Не дай бог отчёт запоздал — служебная проверка!

Усиление продолжается месяц или два. После чего у какого-то отдела находят грузовик с торчащими из кузова проводами.

Начинаются разборки. Почему никто не обратил на него внимание? Не сообщил. Не сориентировал личный состав. Раздают выговора, усиление снимают. Оказывается, это была проверка силами ФСБ.

Через месяц из МВД Москвы следующая шифровка: «Из Чечни выехали четыре человека, среди которых женщина, для совершения теракта. Приметы мужчин — среднего роста, на вид 25–30 лет одежда тёмная. Приметы женщины на вид 20–30 лет тёмная одежда чёрный платок». Опять все на ушах. Ищут мужчин в тёмной одежде, а женщину в платке. Снова Штаб собирает отчёты, справки, доклады. Так идёт проверка подразделений к готовности. Проходит два месяца — тишина. Усиление снимают. А ещё через месяц на территорию милиции въезжает газель с тонной тротила во время утреннего инструктажа личного состава по розыску угнанной газели и использования её в теракте. Она взрывается, унеся жизни множества сотрудников.

Почему-то все забыли, для чего нужен Штаб. И вообще, что это слово означает. Он превратился в сборщика макулатуры и контролёра по её сдаче!

Такие грустные мысли одолевали Стаса, который отвечал за ежедневный отчёт своего отдела, по которому получалось, что в день они как минимум проверяют пять лиц кавказской национальности, не менее двух автомашин, одной гостиницы, и ещё заведение общепита.

Больше всего раздражала эта созданная Штабом бездумность и бесполезность. Навевало мысли о всеобщем гипнотическом сне. Кто-то давал указание, потом было невозможно установить кто. Остальные отвечали на указание, словно сомнамбулы, собирали отчёты, цифры, половину из которых брали «с потолка». Делали какие-то выводы. Затем вытекающие из этого последствия. А если ничего не произошло, просыпаясь, получали награды. Складывалось впечатление, что их дают за участие в молчаливом бездействии. Проходило некоторое время — снова вводили усиление и народ засыпал в очередном тупизме.

Стас с горечью думал о потерянных часах, которые мог задействовать в вечернее время, помогая людям.

Шапкину Петру Ивановичу было не до усиления. Вчера он был приглашён на день рождения к Маслову, где и вручил ему от имени руководства орден мужества. С серьёзным видом сказав, что тот награждён за секретную операцию.

От словосочетания «секретная операция» Маслов вздрогнул и стал усиленно вспоминать, что же он такое совершил, поскольку периодами страдал от потери памяти. За столом он стал потихоньку намекать Шапкину, чтобы тот разъяснил по поводу какой операции речь? У Шапкина на этот случай уже была заготовка, и он сказал, что доступа к информации такой важности не имеет. Всем присутствующим стало интересно. Зазвучали вопросы.

После невразумительных отговорок Маслова о проведённой операции, сидящие за столом стали, ехидно высказывать об этом свои догадки, граничащие с сарказмом. Основанные на всеобщей нелюбви к шефу и связанные с его недавней аварией. Типа: «За уничтожение мирных граждан и унижение подчинённых».

Но голова Шапкина болела не оттого, что вчера перепил, а совершенно по другому поводу. Народу на дне рождении было человек тридцать. Все руководители подразделений. Шутили, смеялись, а когда напились, как обычно стали спорить о работе. И надо же было Петру Ивановичу, основываясь на былом опыте розыскной работы, так аргументировано наезжать на интеллект Константина Васильевича. И обратить тем самым на себя всеобщее внимание. Но это было полбеды.

Самое неприятное случилось потом. Когда Маслов как обычно, потеряв бдительность, уронил голову в свою тарелку, да так и уснул, кто-то отрезал орденоносцу косичку и воткнул в недоеденный им салат оливье. Ну а поскольку, перед тем как упасть головой он сильно спорил с Шапкиным, то теперь на него и косился весь день, предполагая, что это его рук дело. Как его разубедить Шапкин не знал.

Всё управление веселилось. Все ждали, что скоро нарисуется герой, выразивший в одночасье мнение всего коллектива. Но героя не было. Словно косичка не выдержала блеска орденского креста, сама оторвалась и воткнулась в салат. Маслов ходил угрюмый и злой. Он рычал на всех и по любому поводу. Документы не подписывал — отдавал заместителям.

С этого момента Маслова стали преследовать неприятности.

Жена застукала его с любовницей и пошла в прокуратуру с повинной головой. Конечно не по поводу измены. А в связи с тем, что месяц назад дала ложные показания. Именно тогда, будучи совершенно пьяным и, следуя с женой на своей автомашине БМВ Х-5, Маслов выехал на встречное движение и столкнулся с автомашиной жигули, в которой находилась пожилая пара. В результате, эта пара погибла на месте до приезда скорой помощи.

Константин Васильевич на коленях стоял перед женой, умоляя её, взять вину на себя — сказать, что за рулём была она. Обещал оставить все свои внебрачные связи. Она согласилась, и постепенно вопрос замяли. Но спустя некоторое время прокуратура стала её теребить, вызывая на допросы.

Доброжелатели намекнули, что муж собирается её посадить в тюрьму, чтобы беспрепятственно сожительствовать с любовницей. И даже дали наколку, где они в гостинице встречались. Недолго думая, жена Маслова туда поехала и измена подтвердилась. Как результат — в прокуратуре даёт признательные показания!

Похоже, что в косичке Константина Васильевича, действительно сила хранилась! Да вот отрезали её.

Шапкину, заместителю начальника наградного отдела было уже за пятьдесят. И ссориться, особенно с молодыми и перспективными, такими как Маслов, он не собирался. На службе его всё устраивало, и перемены ему были не нужны. Правда, в последнее время он стал немного забывчив. Но в отделе трудились порядочные сотрудники и, зная об этом, не стеснялись что-либо напоминать.

Особенно ему нравился Стас Пронин. Чувствовалось, что сотрудник пришёл с земли — исполнительный, добросовестный, старательный. Не то, что полковничьи детишки — не нюхавшие пороху. Шапкин был заместителем этого отдела почти десять лет. Он пережил трех или четырёх начальников, ушедших на повышение. Но самому ему не предлагали стать начальником этого отдела или занять иную вышестоящую должность. Сначала это его беспокоило. Думал, как исправить положение. Но видимо мысли его находились совершенно в другой плоскости, чем у тех, от кого зависело его повышение. И Шапкин выкинул это из головы, решив, что он будет вечным замом.

До этой должности, Пётр Иванович был начальником отделения по заказным убийствам в области. Мотался по всему пригороду с сотрудниками. Задерживал убийц. Киллеры тогда только начинали появляться. В основном их нанимали жёны для своих мужей и наоборот. А так же владельцы бизнеса не желавшие делиться со своими партнёрами.

Все они долго искали исполнителя, пока не находили подставного сотрудника милиции. Дальше всё было накатано. Запись заказа, аванс, фотография жертвы, профессионально разукрашенной красками, получение оставшейся суммы денег и арест заказчика. Всё это было как-то безобидно и смешно. Поскольку жертв не было, все жалели преступника и в суде ему давали до пяти лет условно.

Но потом всё резко изменилось. В области, рядом с городом, образовалась свалка из трупов с контрольными выстрелами. Стали арестовывать целые команды бывших разведчиков и снайперов, служивших в Афганистане и теперь снискавших своё применение на ниве преступности. Задерживали действующих военных спортсменов, которых вызывали для использования из соседних регионов.

Появилась целая сеть принимавших заказы и их исполнявших. Северо-запад России приглашал убийц с Украины и Молдовы. В южные регионы приезжали бывшие спецназовцы с Дальнего Востока и Камчатки. Трупы вывозили в область, подальше от мест преступления. Дошло до того, что начинающие киллеры стали давать объявление в газете: «готов к опасной рискованной работе за высокое вознаграждение».

Период приватизации прошёл, и преступность постепенно стала возвращаться в обычное бытовое русло. Но с тех пор осталась у Петра Ивановича привычка носить пистолет подмышкой! Как только его тяжесть не давила на левое плечо, чувствовал себя неуверенно. Да и возраст был уже не боевой. Тем более росточка Шапкин был небольшого, а со временем стал толстоват. Идеальная жертва для подростка хулигана.

Но Пётр Иванович для себя определился чётко и всем говорил:

— Пусть лучше тебя двенадцать человек судят, чем шестеро несут!

И надо же было именно в этот, неудачный для Шапкина день встретить вышедшего с отпуска всеми уважаемого начальника убойного отдела Николая Николаевича. Высокого, худого, проспиртованного руководителя лет пятидесяти. Он сидел в своём кабинете и входил в курс дел. Проходящих мимо его двери знакомых начальников он приглашал войти и, закрыв за ними дверь, подводил к шкафчику, где у него стояла початая бутылка Хеннесси подаренная на юбилей, куча стопок и порезанный на блюдечке лимон. Отказаться никто не смел — уж очень порядочный и честный был человек!

Не отказался и Шапкин. Выпил за встречу, затем за прошедший отпуск Николая, за начало работы и за тех кого «с нами нет».

В общем, на вчерашние дрожжи пошло всё очень хорошо. И даже забылась утренняя печаль и косые взгляды Маслова. В течение рабочего дня Николай Николаевич ещё пару раз отлавливал шедшего по коридору Шапкина и закрывал за ним дверь. Служебная машина стояла на ТО, и Пётр Иванович поехал домой на метро.