Когда Василий спустился вниз, Валерия суетилась у плиты.

— С добрым утром! — весело сказала она, внимательно посмотрела, ища и не находя признаки похмелья на лице отца, — Что будешь завтракать?

— С добрым, дочка, с добрым! — улыбнулся Василий.

Успел заметить, что глаза дочери засветились ему на встречу, едва успев прикрыть беспокойство. Её волнение на мгновенье передалась Василию и отозвалась болью в ноге. Впрочем, она стала уже привычной. Болит — значит, жизнь продолжается. Тягучая ломота как планка отсчета. И тогда любая бытовая неприятность — пустяк.

Увидев настенные часы, подправил время на своем телефоне. Грустно подумал, что обратно корректировать не придётся.

Тет сидел за столом, понурив голову. Спутанная челка светлых волос закрывала глаза, он смотрел вниз, заговаривая пену, которая пыталась вылезти из кружки с только что налитым пивом.

— А-а! Родственник проснулся, — поднял голову и, качнув ею вправо, чёлка вскинулась к виску, — пивка, Петрович?

— Нет, спасибо, — отказался Василий, хотя в другой ситуации был бы не против. Не любил запойных людей — во всем нужна мера, — лучше кофе с молоком, а потом Данила покажет мне город.

— Нашли — город! Резервация для неудачников! — усмехнулся Тет, выдвигая из-под стола стул для тестя. — Чего он тебе покажет?! Сам-то здесь ничего не знает! Валерия резко взяла бутылку со стола, задев кружку Тета. Короткий звон послужил сигналом к пенной атаке. Белая пористая шапка резко поднявшись, полезла через край, прямо в подставленные Тетом ладони.

— Осторожней, Лер! — рявкнул он. Но, что-то припомнив, понизил тон: — Дай, пожалуйста, полотенце, а то весь стол зальешь!

— Лучше на стол, чем в твою глотку! — Валерия спрятала бутылку в холодильник. — Просила же тебя вчера как человека!

— А я что, не человек? — недовольно пробулькал Тет уже через пиво в прижатой ко рту кружке.

Валерия приготовила кофе с молоком. Василий редко завтракал по утрам, но сейчас сделал несколько глотков и съел кусочек вчерашнего торта. Насытившись, вышел из-за стола:

— Пойду-ка за Данилой.

— Да он наверно еще спит без задних ног, — усмехнулся Тет, — ха-ха, в школу-то ему не надо!

— А тебе? — неожиданно спросила Валерия.

— Что мне?

— Тебе на работу надо? — она взяла тряпку и стала протирать превратившуюся в лужу пену.

— На работу? Какую работу? — недоуменно уставился на неё Тет. Но засмеялся, переводя все в шутку, грозя пальцем. — У нас сегодня праздник — папашка твой приехал!

— Да у тебя праздник не кончается, — с укором произнесла Валерия, — взял бы вон сына, да съездили в аквапарк Чикаго. На горках покатались!

— Да мы там были недавно! — возмутился Тет.

— Когда недавно? В прошлом году? — отозвалась Валерия и недовольно бросила тряпку в раковину.

— Ну, в прошлом.

— Это для тебя «недавно»?

— А что для тебя «давно»? — обозлился Тет.

— Всё для меня «давно»! Все!

— И я?

— Ты — в первую очередь! — дочку понесло.

— А Макс твой черножопый?

— А причём тут Макс?!

— О, да! Совсем не причём! Просто портфолио делаете вместе? Или ещё что?

— Прекрати!

— А ты не начинай! — Тет понизил голос.

— Прекрати, сказала! Люди же в доме.

— Посторонние? — хмыкнул Тет.

— Сам ты посторонний!

— Где уж нам…

Василий больше не стал слушать перепалку дочери с мужем, поднялся на второй этаж. Потихоньку открыл дверь справа от туалетной комнаты. На первый взгляд разобранная постель казалась пустой. Тело внука было плотно завернуто в пуховое одеяло. Походило на сосиску в тесте, приготовленную для выпекания. С одной стороны выглядывали две беленькие ступни, а с другой белокурая макушка.

Он поднял этот кокон и прижал к себе, целуя взлохмаченные, пахнущие парным молоком волосики. Вспомнилась больница и малолетняя Лера с медвежонком. Пухлые пальчики, теребящие серые мохнатые ушки. И будто сзади снова жена прижалась лицом к его рубашке. Василий почувствовал то волнение, и спина его взмокла.

Данила зашевелился, открыл глазенки и улыбнулся. Зрачки забегали, словно отыскивая недавнюю потерю и, не найдя, остановились на дедушке. Внук приоткрыл рот, пытаясь что-то произнести. Язык сделал круг вдоль неба, прижался к верхним зубам, и скользнул вниз, дав вырваться наружу беззвучному потоку воздуха.

— Ну, — не выдержал Василий, — скажи, что хотел! Говори же, говори! Скажи де-да! Я твой де-да! Давай, Данила! Ты же русский богатырь!

Даниил улыбнулся закрытым ртом. Хотел вытащить руки, но это ему не удалось. Повёл плечиками, стараясь освободиться от матерчатых пут. Капризно скорчил рожицу, сощурился, тихонько застонал.

Василий положил «сверток» на кровать и, взявшись за край одеяла, приподнял вверх. Внук повис в воздухе и, крутнувшись волчком, со смехом выпал из развернувшегося рулона.

Громкий заливистый хохот был наградой деду. Даниил снова попытался завернуться в одеяло и, накинув его на себя, посмотрел на Василия. Выжидательно, с надеждой.

Дед понял бессловесную просьбу, снова резко приподнял одеяло за край. Внук с громким смехом выкатился на постель. Третьего раза не получилось. В комнату вошла Валерия.

— А я думаю, что за веселье здесь? Хватит баловаться! — притворно строго сказала она. — Быстро умываться и за стол!

Она попыталась сложить одеяло, но Даниил ухватился с другой стороны, мотая головой и недовольно мыча.

— Надо вставать, Данила, — увещевающе произнес Василий, — Мы же хотели идти с тобой гулять! Ты обещал мне показать город!

Внук посмотрел на деда и послушно отпустил одеяло. Слез с постели и, шлепая по кафелю босыми ногами, направился в туалет. Василий стал разбирать его одежду, в беспорядке лежащую на стуле.

— Ещё не забыл, как это делается? — спросила Валерия. Промолчал в ответ.

— Папа, откуда такие деньги? — спросила она снова.

— Дом продал, — ответил как можно беззаботней, — тяжело стало жить на даче. Воду носить, дрова колоть, печь топить. В городе проще.

— А почему мама на связь не выходит?

— Да, наверно, опять не ту кнопку нажала на компьютере! — Василий постарался воссоздать интонацию возмущения, с которой когда-то ругал жену за неумение обращаться с техникой. — Старая стала, всё путает. Сто раз ей показывал. Что поделаешь…

Но почему-то голос его звучал совсем без укора. Скорее ласково, с жалостью. Опустил голову ниже, стал энергично распутывать клубок из скомканной одежды внука.

— Жаль, что она не смогла прилететь, — грустно сказала Валерия. Василий хотел ответить, что и его не приглашали. Смолчал, чтобы не расстраивать дочку.

Дочь словно прочитала его мысли и решила сменить тему разговора.

— Тебе будет жарко в костюме. Поищу-ка шорты. От мужа. Должны тебе подойти.

— Которого мужа-то, — на этот раз Василий не сдержался и съязвил, хитро посмотрев на дочь, — черного или белого?

— И ты туда же! — нарочито взвилась Валерия. — Проехали уже. Не хочешь — иди и купи себе в магазине. Ты ведь у нас богатенький.

Василий хотел еще пошутить по поводу размера разных мужей, но воздержался. Подумал, что никак не может избавиться от каких-то условностей и необходимости постоянно контролировать свои слова. И это неправильно. Они родные люди и должны говорить обо всём откровенно.

— На штаны заработал, — хмыкнул примиряюще.

Дочь промолчала, только грустно посмотрела на отца и стала спускаться вниз:

— Поторопитесь, я пожарю вам яичницу! Через несколько минут Даниил вышел из ванной и самостоятельно оделся. Тета на кухне не было.

— А тебе на работу не надо? — спросил Василий дочь.

— Я взяла небольшой отпуск! — ответила она неожиданно весело, — так что вам придется меня терпеть!

Завтрак прошёл быстро.

— Кстати, заодно сделаете с Даниилом доброе дело, — неожиданно вспомнила Лера, — обменяете мелочь в магазине! Давно накопилась. Сходила в гараж и принесла оттуда стеклянную банку с мелочью. Пересыпала в полиэтиленовый мешок, протянула отцу.

Василий взвесил на руке:

— Килограмма два! Долгонько кассир считать будет.

— Ха-ха! Здесь считать не надо! — засмеялась дочка, и он ощутил в её смехе что-то родное, давно забытое. — Здесь машина считает! Даже разделять монеты не надо — ссыпал и всё. Получите чек и обменяете на купюры. Как раз тебе на шорты хватит.

— У меня кредитка с собой, — Василий немного обиделся на дочку, — но все равно интересно, что за автомат там у вас стоит.

— Если ты не взял с собой плавки, обязательно купи, — напомнила дочь, надевая белую панамку на сына, — жара у нас! Завтра поедем купаться.

Василий в ответ позвенел мешком с мелочью. Вспомнил, как несколько лет назад кинул горсть монет в шапку гармонисту, фальшиво играющему в переходе метро. Мужчина, сжав меха инструмента, одарил Василия недовольным презрением:

— И что я с этой мелочью делать-то буду?

С тех пор Василий не подавал попрошайкам. К тому же на службе ввели кредитные карты, и мелочь больше не скапливалась.

На улице было жарко. С безоблачного неба солнце палило нещадно. У соседского дома рядом с машиной, поставленной на парковку, играли в мяч детишки. Использовали въезд в гараж как футбольные ворота. Их было трое — от пяти до десяти лет. Один закрывал вход, а двое старались ногой забить гол.

Ну, хоть какое-то движение в этом мертвом царстве! Настроение поднялось. Ушла утренняя угрюмость от болезненного безмолвия, прерываемого работой кондиционера. Пожалуй, в костюме здесь действительно быстро сваришься. Василий с завистью посмотрел на короткие штаны и футболки играющих детей. Обязательно надо купить что-нибудь легкое.

За недолгое время пребывания в Америке, он обратил внимание, что все детишки и некоторые мужчины носят здесь штаны типа бриджей, только широкие. Такие он видел по телевизору у профессиональных боксёров и баскетболистов. Представить себя в этих обрубках от брюк он не мог. Будет похож в них на какого-то переростка. Или недоростка…

Огромный универсам оказался рядом на противоположной стороне улицы. Обменник стоял внутри у выхода. Похож на большой заводской станок с численно-программным управлением. Состоял из небольшого монитора с несколькими кнопками и воронкой по центру.

Пока Василий читал надписи на кнопках, Даниил нажал одну из них. Послышался тихий рокот и на дне воронки мотор закрутил диск. Внук показал пальцем на мешок, а потом на воронку. Василий сообразил, высыпал туда мелочь. Она стала раскручиваться, постепенно исчезая в щели на дне. Через пару минут приемник опустел. Даниил нажал на другую кнопку, и мотор затих, из узкой щели показался кусочек белой бумажки. Чек. Даниил взял деда за руку и повел к ближайшей кассе, показывая пальцем на сидевшую за ней женщину. Маневр внука был понятен, и Василий передал чек женщине.

Она что-то спросила, стала показывать цветные карточки с английскими надписями, буклеты. Василий отрицательно мотал головой. Она вынимала из-под прилавка всё новые, пытаясь в чём-то убедить.

Василию это надоело. Решил изобразить немого — поднял к лицу руки, как это делали сурдопереводчики. Нахмурив брови, движением пальцев попытался воспроизвести нечто похожее, при этом периодически открывая рот.

Кассирша с изумлением вытаращилась, и часто-часто закивала. Не отрывая взгляда от клиентов, вынула из ящика кассы несколько купюр и передала их Василию. Тот еле сдерживался от смеха.

Зажав деньги в кулаке, он прижал внука к себе и поспешил на выход. Как только за ними сошлись прозрачные стеклянные двери, он посмотрел на Данилу. Тот показал вскинутый вверх большой палец — молодец! Их желание совпало — они шумно расхохотались.

— Ну вот, — обрадовался Василий, — мы с тобой уже нашли общий язык! Будем, как глухонемые — со всеми молчать! Ведь это естественно — мы же с тобой родственники! Пусть сами догадываются, что нам надо! Внук, хитро улыбаясь, согласно кивнул.

— Давай купим мне одежду позже, — предложил Василий, — не хочется болтаться с мешками по улице. Зайдем на обратном пути. Как ты на это смотришь?

Данила снова кивнул.

Василий поправил панамку на голове внука и, взяв за руку, весело повел его по улице мимо небольших магазинов, примыкающих друг к другу. Сам с удовольствием подставлял голову под солнце. Чувствовал, как тепло проникает в организм, выпаривая вредные бациллы. Проникает дальше по туловищу к ноге и ласково гладит пораженное место, утихомиривая боль.

Солнце продолжало раскаляться. По шее стекали капли пота, и через двадцать минут он решил зайти в ближайший магазин с кондиционером. Все-таки надо бы слегка охладиться.

Открыв большие двери с изображением фруктов, они очутились в старинном погребе, заставленном бочками и стеллажами с лежащими на них бутылками. В центре — тумбы с аксессуарами для распития вина: штопоры в виде статуи свободы, фужеры различных размеров и конфигураций, пестрые салфетки, пробки…

Василий сразу хотел развернуться, поняв, что они зашли не туда. Но колокольчик на двери призывно звякнул, и откуда-то из глубины помещения появился мужчина. На ходу он стал размахивать руками, зазывая посетителя пройти внутрь. Видимо, из-за прилавков не видел Данилу, потому, подойдя ближе, с недоумением уставился на ребенка, не понимая, что ему надо в винном магазине.

Василий топтался с провинившимся видом, извиняющейся улыбкой на лице. Мужчина, сердито насупившись, стал что-то объяснять, показывая то на внука, то на бутылки вокруг. Василий смущенно кивал головой, надеясь на паузу в гневной речи продавца, чтобы вежливо раскланяться и уйти.

Дочка рассказывала о строгих американских законах, касающихся алкоголя и детей. Оставалось надеяться, что до полиции дело не дойдет.

Наконец, продавец сделал выжидательную паузу и вопросительно посмотрел на гостя. Этого было достаточно. Василий произнес заученное коронное «сори» и, схватив внука за руку, выскочил за порог. Не зная, смеяться ему или огорчаться — с интересом посмотрел на внука. Казалось, что случившееся его позабавило — он улыбался.

Теперь Василий стал внимательней рассматривать попадающиеся витрины, старался понять записи на дверях, прежде чем войти. Так они посетили магазин электроники, детский мир и чуть не зашли в женское белье, но вовремя разглядели на витрине интимные аксессуары.

«Странное дело, — думал Василий, — хожу по магазинам с удовольствием! Чего не скажешь о походах по торговым точкам Питера. Всё потому, что со мной внук. А значит, неважно, куда мы с ним пойдем. Нам везде будет интересно!»

Ничего не покупая, они ходили между прилавками. Василий пытался перевести этикетки на товарах и что-то рассказать внуку:

— Это, надо понимать, шампунь, — говорил он Даниле, снимая с полки красивую бутылочку и едва разбирая мелкий текст, — а это крем от загара. Или может для загара? Хрен его знает! Ты не в курсе?

Внук в ответ улыбался и отрицательно крутил головенкой. Ему тоже явно нравилось такое странное путешествие, но он продолжал безмолвствовать, несмотря на все попытки деда выжать из него хоть слово. Так они гуляли, пока Василий не почувствовал, что нога начинает ныть, а значит — скоро от боли придётся хромать.

— А давай где-нибудь перекусим? — предложил он.

Внук кивнул. Чуть левее дороги, ведущей к дому, стояло одноэтажное здание с широкими прозрачными стеклопакетами и рекламным щитом, на котором было изображено что-то съестное.

Даниил указал пальцем и посмотрел на деда. Василий не сопротивлялся, хотя разглядел на рисунке что-то типа хот-догов. Заведение быстрого питания, — с грустью определил он, когда с внуком оказались внутри. Ну что поделать — сам напросился!

Народу почти не было, как и в тех магазинах, куда они заходили. В одном углу старик со старушкой склонились над ноутбуком. Периодически нажимали на клавиши, параллельно поедая лежащую горой на пластиковой тарелке картошку фри. В другом углу тусовалась молодежь. Дюжина подростков разного пола и цвета кожи эмоционально общались, обнимались, вскакивали. Девицы норовили сесть на колени парням, а те в свою очередь с хохотом спихивали их. Стол был уставлен пустыми пластиковыми тарелками с остатками еды и большими стаканами из-под колы.

Подумалось, что поведение этих маленьких американцев совсем не отличается от манер их сверстников из России. Только одни прячутся в кафе от холода, а другие — от жары.

Здесь было прохладно. И, кстати, совершенно не пахло кухней, что, всегда, раздражало в российских Макдональдсах. За большим прилавком, над которым во всю длину потолка свисали стенды с изображением предлагаемых блюд и их ценниками, суетились четыре девушки в красных платьях и белых колпаках. К ним вел огороженный ленточками извилистый путь, в котором стояла небольшая очередь. Василий подумал, что это принятое американцами новшество имеет свой смысл. Зигзагом можно вытянуть в небольшом помещении кучу народа. Пока непосредственный клиент стоит у прилавка, все остальные держатся на расстоянии и ждут сигнала продавца, чтобы подойти. Аналогичную систему он наблюдал и в чикагском аэропорту, и на пересадке в Копенгагене.

По мере продвижения Василий с внуком, задрав головы, рассматривали рисунки с ценниками. Увидев подзывающий жест негритянки, подошли к прилавку. Даниил ткнул пальцем в один из толстых гамбургеров, и в стаканчик с напитком. Василий повторил его жест, потрепав внука по голове. Протянул кредитку.

Через минуту уже шёл с подносом, на котором лежали два завернутых бумажных мешочка с горячими гамбургерами внутри.

Пока Данила разворачивал еду, Василий сходил за напитком. Внук любовался своей башней из булки и мяса. Каким образом он собирался расправиться с едой, у Василия вызывало недоумение. Но внук ловко сжал сэндвич с двух сторон и впился зубами в край. Василий взял гамбургер в руку. Кончиками пальцев ощутил невесомость толстой булки, ее воздушность. Если бы не котлета с овощами внутри, пожалуй, она зависла бы в воздухе.

— Вкусно? — спросил у внука.

Данила кивал головой, прищуривая глаза, изо всех сил старался шире раскрыть рот, чтобы в очередной раз впиться зубами в гамбургер. Еда пришлась Василию по вкусу. Почему же на родине сие вызывало лишь отвращение? Ведь всё то же самое: хлеб, мясо, овощи…

Старички за компьютером продолжали поглощать жареную картошку, переговариваясь между собой, тыкали пальцем в монитор. Иногда подсмеивались, кивали.

А ведь и он, Василий, вот именно так сидел с женой в России, общаясь с дочкой, живущей на другом конце света.

Видать разлука — беда международная, свойственная нынешнему поколению, имеющему возможность уехать за тридевять земель в поисках лучшей доли. В порыве собственных желаний, забывая о самом дорогом на свете: о друзьях, о близких, о любящих родителях.

Но, конечно, эта пожилая парочка за столом более счастлива, чем тот же Василий. Потому что они ещё вдвоем…

Из всей компании подростков остались только двое — чернокожая пара. Девица сидела на коленях у молодого парня. Они весело о чём-то болтали, то и дело целуясь.

Вытерев лицо салфетками, Василий с внуком вышли на улицу. Жара не спадала. Она набрасывалась сразу, как только открывались двери. Проникала под одежду, а затем внутрь организма, как инспекция — проверяла, всё ли на месте. Не испортил ли воздух кондиционера что-то принадлежащее ей по праву владения этой огромной территорией. Где небольшие здания с прохладой внутри казались ей вражескими бункерами, заманивающими простодушных посетителей.

Рядом с рестораном небольшой одноэтажный домик с надписью на английском «Банк».

— Странные у вас здесь банки, — вслух произнес Василий, — как пункты обмена валюты! Внук заулыбался в ответ, словно понял, о чём речь.

Василий решил, что с внуком надо просто говорить. Постоянно. Не переставая. Чтобы он слушал, вспоминал и запоминал. Если дочка не лукавит, то ранее произносимые им слова находятся где-то внутри. Надо просто насытить детскую память до такой степени, чтобы звуки переполнили ее и, наконец, прорвались наружу — зазвучали из уст Данилы. С этого момента Василий решил всё, о чем думает — говорить вслух, будто обращаясь к внуку.

— Маленькие у вас домики и стоят редко, — рассуждал он, — тротуары совсем пустые, словно и людей-то нет. Хотя, верно все на работе. А здесь как спальный район. Хотя в Питере спальный район бурлит круглые сутки. Быть может, из-за того, что много безработных? Как в муравейнике… А что это здесь у вас такое интересное? Никак кинотеатр?! Похоже! У нас — такие же. Раньше были. Теперь в них мебель продают. А кино показывают в больших развлекательных центрах вместе со шмотками, чтобы людей заманить в магазины. Такие дела, Данила! Пища духовная теперь на десятом месте. Материя первична — строго по дедушке Марксу. Не знаешь такого? Ну и правильно. У тебя один дедушка — это я. Скажи: де-да! Хочешь с дедом в кино? Сходим? Или — ну его?! Вдруг там «детям до шестнадцати»! Как раз твой возраст…

Данила, не отрываясь, задрав голову, глядел в лицо деду, но ничего не говорил. Он просто улыбался, ожидая новой порции рассуждений. Прогулка ему нравилась.

— Так, что у нас тут на афише? Похоже, «Люди в чёрном — 3»! Премьера, смотри-ка! Забавно. А у нас… ну, в России… фильм уже месяц как гуляет по кинотеатрам… Конечно, я на него не ходил, но на рекламах видел… Может, зайдем? Внук вдруг очень по-взрослому пожал плечами.

— И то верно! Ну, ты прав, Данила! Тут фильм точно будет на английском. И чего мы с тобой на него пойдем? Как два глухонемых! — Василий повторил руками игру жестов, как давеча перед кассиршей.

Данила залился неудержимым смехом. Вплоть до икоты.

— Ну, всё… всё! — стал успокаивать его Василий, — Давай, что ли, обратно? До дому?

По дороге зашли в уже знакомый универсам. Василий выбрал себе легкие светлые брюки и белую футболку с американским флагом на груди. Направился к кассе. И тут обнаружил, что внука нет рядом. Стал оглядываться по сторонам. Высокие стеллажи с товаром перекрывали свободный обзор. Приподнялся на цыпочки, стараясь как можно лучше осмотреть торговый зал. Ага! Вот он где!

Данила призывно махал ручонкой из отдела спортивной одежды. Василий направился к внуку. Тот показывал на короткие штаны, типа тех, в которых бегали ребятишки у дома. Василий засмеялся:

— Поздновато мне в таком наряде ходить! Распугаю здесь своими волосатыми ногами всех аборигенов. Приобняв внука, он хотел пойти к выходу. Но Даниил скинул его руку. А затем указал на рекламную картинку, где были изображены пловцы.

Неожиданно Василий вспомнил о совете дочки купить плавки для купания. Молодец!

— Плавки для бассейна, что ли? — спросил он внука. Даниил радостно закивал головой и заулыбался. Его вихрастая чёлка дрожала в такт движениям головы.

— Ну, это же не плавки! — сказал Василий и огляделся по сторонам. В углу на стенде он заметил множество разноцветных купальных нарядов, от обтягивающих шорт до стрингов. Подойдя, стал подбирать, чтобы были не очень узкие и темного цвета. Данила недовольно крутил головой.

— Это ведь шорты, — говорил ему Василий, — А мне нужны плавки! Кто же купается в шортах? Глупенький!

Казалось, на этот раз внук понял, что ему сказал дед. Он перестал настаивать на своем и отошел в сторону, хитро улыбаясь. Василий был уверен, что Данила хотел над ним пошутить.

— Что, не удалось тебе деда старого провести? Ах ты, проказник, — улыбнулся он, искренне веря, что не поддался на шутку внука, — думаешь, если я в Америке не был, ничего уже не соображаю? Люди во всех странах одинаково одеваются: в ресторан — одно, в бассейн — другое!

До дому оставалось совсем недолго. Настроение у Василия было отличное. День прошел замечательно. Погода стояла жаркая. Он предчувствовал, как переоденется в купленные вещи и почувствует себя еще ближе к этой стране, к своей семье. Остановились у пешеходного перехода, пропуская транспорт, практически напротив своего дома. Данила потянулся и нажал на светофоре кнопку остановки.

И тут Василий увидел огромный красный мусоровоз, который двигался по той стороне, где продолжали играть соседские ребятишки. На водительском месте — никого! Лишь черное колесо руля! Сам водитель — на пассажирском сиденье, пригнувшись вперед к «торпеде», пытался что-то разглядеть через лобовое стекло на капоте. Грузный рычащий монстр продолжал неуправляемое движение и вот-вот должен был поравняться с детворой.

— Стой здесь! — крикнул Василий внуку и рванул через дорогу.

Он вскочил на подножку грузовика, открыв дверь, резко ударил ногой по тормозам. Водитель по инерции стукнулся головой о лобовое стекло и, ошеломленный, уставился на Василия. Смуглое узкоглазое лицо выражало страх и недоумение. Заикаясь, он что-то пытался произнести, крепко ухватившись за точно такой же руль, как был перед Василием, но торчащий с правой стороны. Василий опустил взгляд и увидел в ногах водителя такие же педали, как были и у него внизу.

О как! Машина с дублированным управлением!

Водитель справился с испугом. Поняв, что вскочивший герой не собирается его грабить или выкидывать из грузовика, замахал руками, и пронзительно завизжал, брызгая слюной.

Василий, как ошпаренный, выскочил из машины. По пешеходному переходу к нему шёл Данила. Он улыбался, словно знал о причине беспокойства деда и понимающе смотрел сочувствующими глазами. Как ни в чем не бывало, протянул пакет с вещами. По соседству весело продолжали играть дети.

Василий забрал пакет и, взяв внука за руку, обескураженный происшедшим, направился к дому.

— Ха-ха-ха! — смеялся Тет, услышав за ужином рассказ Василия о попытке спасения им детей от мусоровоза. — Хо-хо-хо! Ну, ты даешь! Сначала в Макдональдсе чуть не обделался! Прикинь, Лерка, искал надпись «туалет»! Теперь мексиканца шуганул. Хорошо, если в полицию не заявит!

— Что за туалет? А, это вы про «реструм»? — подхватила дочь, — Мне друзья говорили, что в Европе пишут по-английски «туалет». А у нас здесь… Ну, в Америке — везде «реструм»! Быть может потому, что в здешних туалетах есть комната для ухода за младенцами: пеленальный столик, диван для отдыха.

— Нич-чего подобного в мужских сортирах нет! — запротестовал Тет, крутя головой.

— Ха-ха! — засмеялась Валерия. — А зачем это вам? Детей грудью вы не кормите…

— Это да! — согласился Тет. — Что верно, то верно! Нам еще не хватало грудью кормить…

Василий посмотрел на Данилу. Внук сидел напротив. Сосредоточенно накручивал на вилку свои любимые спагетти и аккуратно клал в рот, стараясь ничего не уронить.

— Мясо бы ел, — прицепился к нему Тет, — макаронная душа! Ты же мужик! Совсем в итальянца превратишься! Даниил не отвечал. Его взгляд был устремлен на большой плоский экран телевизора.

Василий обернулся. Певица с печальным видом тянула ноту. Русские титры гласили что-то о покаянии.

«И здесь достали! — подумал Василий, — Новая фишка для привлечения к себе внимания! Сначала Кобзон, за ним — Киркоров, Леонтьев… Теперь — эта! Видать мода такая — выставлять свои сопли на показ! Как им тяжело, бедолагам! Просто обленились, решили, что стали кумирами, а на самом деле превратились в музыкальных импотентов. Породили целое поколение бездарностей с картонными чувствами и ледяными сердцами. Умеющих лишь дрыгать ногами и закатывать глаза. Теперь плачут о родственниках, которым не успели что-то сказать! Извратив мораль, наплевав на нравственность, желают получить сочувствие народа? Так оглянитесь вокруг — народ бедствует, голодает. В деревнях-то и телевизоры не у всех. А эти продолжают жировать, пританцовывая вокруг кормушки и при этом как бы прося прощения! Что может быть смешнее покаяния по телевизору? Одно слово, клоуны! Хорошо, что все они скоро умрут»…

Настроение испортилось, словно прошлое, от которого Василий хотел избавиться навсегда, снова догнало его. Зацепило внимание внука, и уже через его неокрепшую душу пытается напомнить о себе, о своём существовании где-то далеко.