Отчаянно нуждаясь в одиночестве, которое поможет привести в порядок смятенные мысли, Джорджи вышла на каменную террасу.

Ветерок шуршал листьями деревьев, на темно-синем небе переливались звезды, и тонкий полумесяц выглядывал из-за гряды облаков, плывущих на запад.

Но красота июньской ночи не трогала сердце Джорджи. Она была абсолютно растеряна и не знала, как оценить шокирующие заявления леди Фолконер.

Любому глупцу понятно, что у Тесс имеются свои скрытые мотивы, чтобы вести подобные речи, и Джорджи не намерена попадать в ловушку ревнивой фурии.

Но все же…

Все же имеется один неоспоримый факт. В тот день, в музыкальной комнате Найт-Хауса, она попросила Йена перечислить причины, по которым тот собрался жениться. И он не упомянул о любви.

Говорил о семье, долге, желании и порядочности, но ни слова о любви. А ведь именно этого жаждало ее сердце.

Может, леди Фолконер права и Йен по-прежнему любит жену? Он никогда о ней не говорил. Джорджи впервые услышала сегодня, что ее зовут Кэтрин, не говоря уже о том, что она умерла, когда рожала Мэтью.

Конечно, родовая горячка убила тысячи женщин. Возможно, он винил себя за то, что она умерла? Страшно подумать, что он терзает себя такими мыслями!

Она знала только, что стоило упомянуть о покойной жене, как его тон сразу становился сухим и холодным, и, насколько помнила Джорджи, он сразу же менял тему. Очевидно, у Йена не было привычки обсуждать дела сердечные. Чем сильнее его эмоции, тем сдержаннее он становился.

Объясняло ли это его нежелание говорить о Кэтрин? Неужели он так любил ее, что даже теперь, пять лет спустя, рана была слишком глубока, чтобы вынести разговоры о тяжкой потере? Может, он, как утверждает леди Фолконер, не в силах ее забыть? Наверное, стоит пойти и прямо спросить его?

Джорджи была готова бороться за Йена, но не в том случае, когда все ее усилия обречены с самого начала. У нее нет ни малейшего желания делить своего мужа. Ни с кем. Даже с призраком, не говоря уже о леди Фолконер и ей подобных.

Истинная любовь — это все или ничего. Она хотела его целиком, и в ответ готова отдать себя. Все или ничего.

Но тут в ее мысли вторгся жизнерадостный мужской голос:

— Вот вы где! Я нашел ее, приятели! Она здесь!

Обернувшись, она увидела стоявшего в дверях и широко улыбавшегося молодого джентльмена. Увы, его имя выскользнуло из памяти.

— О, моя дорогая мисс Найт! Неужели забыли? Вы обещали мне танец!

— Он нашел ее! Она на террасе! — раздались мужские голоса из бального зала. Джентльмен подбежал к ней первым, но уже через минуту она была окружена четырьмя молодыми щеголями. Своими сияющими улыбками и чисто выбритыми щеками они напоминали ей Одли, ее славного поклонника из Калькутты.

— Моя дорогая леди, вы здоровы? Клянусь Богом, вы чем-то расстроены.

— Отступите немного, дайте ей свободно дышать, злодей вы этакий!

— Может, принести вам прохладительного? — вмешался третий.

— Я совершенно здорова! Уверяю вас, — отмахнулась она.

— Какое облегчение! Я думал, что вы больше не желаете танцевать со мной!

Она повернулась к первому щеголю, проглотив нетерпеливый ответ. Второй немедленно отодвинул его локтем:

— Все равно сейчас моя очередь, она мне обещала!

— Ошибаетесь!

Первый вызывающе подбоченился:

— Мисс Найт определенно сказала, что будет танцевать со мной следующую кадриль. Не помните, мисс Найт? Пожалуйста, скажите ему! Он ужасно груб!

— Я, груб? Это вы не даете ей покоя!

— Не слушайте никого! — вставил еще один, маслено улыбаясь, и, оттеснив первых двух, схватил ее руку. — Вы слишком красивы, чтобы тратить время на таких, как они! Потанцуйте со мной!

— О, не слушайте, у него нет ни пенни! Знаете, вы самая интересная девушка, которая появилась в городе за последние сто лет…

— Джентльмены! — раздался низкий взбешенный голос.

Все замерли.

Джорджи, испуганная злобным ревом, подняла глаза.

На террасе появился Йен. Свет фонаря бросал зловещие тени на его разъяренное лицо.

Новые друзья сжались подобно испуганным щенкам перед огромным злобным львом.

— Что все это означает? — прорычат он, по очереди оглядывая молодых денди, ибо они действительно становились чересчур дерзкими.

Бедняги наперебой бормотали наспех придуманные извинения и, бледнея, пятились к двери.

Йен повернул голову, наблюдая, как они спешат вернуться в бальный зал. Но когда он обратил и на нее свой мрачный взгляд, Джорджи оскорбилась.

Ради всего святого, чем она заслужила его немилость?! Если кто-то и должен ревновать к сопернице, так это она! Сначала его кошмарная любовница, потом — жена, святая!

Вид Джорджианы, окруженной вожделеющими ее поклонниками, вызвал к жизни волну темных эмоций.

Хотя теперь она стояла у перил в одиночестве, он не мог изгнать из памяти сомнительную сцену. Как не мог остановить быструю последовательность ассоциаций, гнездившихся в глубинах его сознания.

Он никогда больше не позволит женщине играть с ним!

Унижать его. Изменять. Предавать доверие.

Никогда.

И если именно так Джорджи собирается себя вести, править бал в окружении пыхтящих от похоти мужчин, он не желает иметь с ней ничего общего. И удалится, пока отношения не зашли слишком далеко.

Он просто не сможет пройти через это еще раз.

«Не забывай, она племянница Распутницы Хоксклифф…»

Тем временем Джорджи уперлась рукой в бедро и кинула на Йена вопросительный взгляд:

— Чем ты так недоволен?

Ее откровенный вопрос и дерзкий тон вернули его из мрачного прошлого, имевшего такую власть над ним, к неясному будущему.

— Джорджи, — напомнил он себе.

Это Джорджи! Его пряная, маленькая, жгучая, как перец чили, девочка.

Не его лживая жена.

Он пристально оглядел ее и почти сразу же убедился, что Джорджи не сделала ничего дурного.

Пока.

— Хм? — Ее подбородок чуть вздернулся. Кажется, девочка рвется в бой.

Придется взять себя в руки. Это Джорджи. Джорджи, а не Кэтрин, и его резкая реакция ничем не оправдана.

Решительно подавив раздражение, он расправил плечи, убрал с лица гневное выражение и протянул ей бокал с пуншем.

— Прости, меня задержали, — процедил он.

— Что-то случилось?

— Собственно говоря, да, — ответил он, поднося бокал к свету. — В мой пунш попала чертова мушка.

Крохотное крылатое насекомое действительно плавало среди кусочков фруктов, утопавших в сладком сиропе.

— Йен… — произнесла Джорджи.

Он мгновенно насторожился.

— Ты прекрасно понимаешь, что я не об этом.

Он знал одно: что ему следует заткнуться, изобразить улыбку, отрицать все — в этом он мастер, — но почему-то сразу понял, что не сможет молчать. И поэтому отставил бокал.

— Не слишком мудро с твоей стороны выходить на террасу без сопровождения, — уведомил он, кипя от тщательно скрываемой ярости. — Ты должна быть более осмотрительной, Джорджиана. Нельзя пребывать в обществе посторонних мужчин, не подвергая риску свою репутацию и репутацию семьи. И мою также.

— Я вышла немного подышать свежим воздухом, если желаешь знать! И стояла здесь, никого не трогая, когда они ворвались сюда.

— И что, по-твоему, им нужно? — тихо и жестко осведомился он.

— Они хотели танцевать со мной, — обронила Джорджи.

— Верно, — хмыкнул он, но тут его осенила новая мысль, в голосе зазвенел лед. — Они оскорбили тебя?

— Нет, — фыркнула она.

— Испугали?

— Разумеется, нет, — отрезала она.

Йен, застигнутый врасплох, плотно сжал губы. Момент ясности засиял в темном хаосе его бурливших эмоций подобно лучу солнца, прорезавшему грозовые тучи. Господи, что с ним творится?!

Джорджи снова посмотрела на него — взгляд был ясным и проницательным.

Йен медленно поднял бокал, выплеснул содержимое и поставил на широкие перила.

— Нам следует вернуться в бальный зал.

— Да, — пробормотала она. — Пойдем.

Это он! Оригинал очень похож на портрет!

Фируз, стоя в темноте, поднес к глазам миниатюру, после чего припал к окну и еще раз оглядел ребенка. Окутанный тенями, падавшими от деревьев парка, он мог беспрепятственно заглядывать в дом дипломата.

Растрепанный босой мальчик в длинной белой ночной рубашке неохотно плелся к детской, подгоняемый слугами. Фируз заметил дородного старого дворецкого, двух горничных и здоровенного лакея. Впрочем, это его не беспокоило: он уже не раз похищал людей по политическим мотивам, повинуясь приказаниям семьи Баджи Рао. Но впервые ему было велено похитить ребенка. Ему не нравилось пачкать руки подобными делами, но ради нее, ради своей темной королевы, он был готов на все.

Захлопнув медальон, Фируз сунул его в карман простого европейского одеяния, которое был вынужден приобрести, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Его корабль прибыл в порт только вчера. В пути ему удалось примкнуть к богатому путешественнику, глупому английскому набобу, который любил слушать только себя. Фируз беззастенчиво льстил ему, хотя руки так и чесались стиснуть жирную шею и выдавить воздух из легких. Но пришлось держать себя в руках. Сэр Бертрам был ему полезен. Ни одна тема не была ближе тщеславному сердцу англичанина, чем истории о загородном доме, который он обязательно построит в одном из английских графств на деньги, нажитые в Индии.

Фируз униженно молил о чести служить столь мудрому и благородному сахибу, и тот, разумеется, не устоял. А когда Фируз приготовил ему свое лучшее карри и стал рабски прислуживать, сэр Бертрам охотно пошел в приготовленную ему ловушку и заявил, что лучшего карри ему не довелось пробовать, после чего нанял Фируза в камердинеры.

Конечно, другие индийские слуги сэра Бертрама немедленно заподозрили, в чем дело, и предупредили сахиба, но тот ничего не захотел слышать.

Один бенгалец даже попытался прошептать на ухо старому пьянице, что у Фируза опасный вид, но хозяин отмахнулся: уж очень ему хотелось показать экзотический зверинец человеческих особей в своем клубе.

Очутившись на пристани, Фируз постарался держаться поближе к маленькому отряду сэра Бертрама, дивясь на пеструю смесь мужчин и женщин со всех уголков света. Направляясь к фургону, который должен был увезти всех слуг, он услышал обрывки фраз не менее чем на дюжине языков. Что за непонятный, хаотический мир у этих англичан! Ему не терпелось вернуться в покой и тишину пустынных гор к северу от Джанпура.

Как только он сумел немного сориентироваться в новом окружении, настало время действовать.

Фируз подождал до ночи и украдкой вышел из городского дома сэра Бертрама. Он точно знал, куда идет, и без труда нашел дом. Внимательно оглядел парк, который послужит прекрасным прикрытием на случай побега. Оставалось лишь дождаться подходящего момента.

Он решил заранее позаботиться об отходе и договориться о месте на корабле, возвращавшемся в Индию. Махарани дала ему достаточно золота, чтобы заплатить за проезд.

Поняв, что нужно возвращаться в дом сэра Бертрама, пока его не хватились, он вышел из тени большого вяза и уже хотел убраться восвояси, когда на темной улице загрохотали колеса экипажа. Лошади остановились у дома лорда Гриффита.

Фируз попятился назад, наблюдая, как маркиз выходит из экипажа и с раздраженным видом хлопает дверцей. Не останавливаясь, он быстро взбежал на крыльцо и вошел в дом.

Зловещая улыбка искривила губы Фируза, но к этому времени он уже увидел все, что требовалось.

Он снова вышел из-под дерева и вернулся в конюшню.

С самого начала махарани приказала ему шпионить за дипломатом по дороге в Джанпур и отслеживать каждый его шаг, как только тот прибудет во дворец. Таким образом, у Фируза была прекрасная возможность как следует изучить лорда Гриффита.

Опытный и послушный слуга смерти, он с первого взгляда мог распознать такого же, как сам, жестокого убийцу. И поэтому предпочел избегать прямой стычки с лордом Гриффитом. У него не было сомнений в своей способности прикончить этого человека, но и сам он может получить Увечье в поединке, а это задержит его возвращение домой.

Фируз всей душой стремился покинуть эту языческую страну. Скорее бы выполнить поручение и поспешить домой, к махарани Судхане.

Он тревожился за нее. Как она там, одна, в этой башне?

Да, ему нужно поскорее украсть львенка. Он дождется своего шанса и похитит мальчишку, когда отца не будет рядом.

С этими мыслями Фируз бежал легко и неутомимо, быстро приближаясь к месту своего ночлега.

Слепящий солнечный свет струился в окна утренней столовой. Подперев щеку рукой, Джорджи механически тыкала вилкой в яичницу с сыром.

Дурные манеры, — но тут, кроме нее, никого не было, если не считать портрета тети Джорджианы, с застывшей улыбкой наблюдавшей за ней со стены над каминной полкой. Ее родственники правы: они с тетей Джорджианой действительно похожи, только у тетки глаза карие, а у нее — синие.

Но почему-то это сходство сегодня не доставило удовольствия. Вчерашние щеголи скорее всего надеялись, что она копия тети Джорджианы в самом дурном смысле этого слова, и в результате Йен рассердился.

Но ведь она ничего такого не сделала!

Чувствуя себя несправедливо обиженной, Джорджи устало потянулась к изящным серебряным щипчикам и положила в чай еще кусочек сахара.

Какой же дурной оборот приняли события вчерашнего вечера!

После бесцеремонного вмешательства леди Фолконер все пошло не так. Они с Йеном расстались, недовольные друг другом.

— Еще цветы, мисс!

Джорджи встрепенулась.

— От кого они, Марта? — с надеждой спросила она.

— Я не посмотрела, мисс. Хотите увидеть карточку?

— О да, пожалуйста.

Она жестом подозвала к себе горничную. Сердце взволнованно билось. А вдруг это от Йена?

Марта поставила переливающийся всеми цветами радуги букет на стол, выудила из гущи душистых цветов и веточек гипсофилы маленькую карточку и протянула Джорджи.

Та, затаив дыхание, пробежала ее глазами.

Плечи тут же грустно опустились. Нетерпеливо морщась, она отдала карточку Марте.

— Кто, по-вашему, этот «Д»? — спросила она.

— Полагаю, один из джентльменов, с которым вы вчера танцевали на балу, — широко улыбнулась горничная.

Джорджи со вздохом кивнула:

— Ты, конечно, права.

— Положить ее к остальным, мисс? — нерешительно спросила горничная.

— Спасибо, — кивнула Джорджи, неопределенно взмахнув рукой.

После ухода Марты она немного посидела, невесело глядя в пустоту и гадая, сердится ли на нее Йен.

Да какого черта он должен на нее злиться, если это у нее есть все причины гневаться?

Это он влюблен в призрак!

Конечно, иногда было почти невозможно понять, что он в действительности чувствует, хотя, нужно признать, она с каждым днем понимает его лучше. Поэтому и была уверена, что, когда в ту ночь он вышел на террасу и увидел этих безмозглых повес, столпившихся вокруг нее, то неожиданно пришел в бешенство.

Не сказать чтобы он признал это.

О нет. Только не он! Не это воплощение добродетели!

Но если он отказался говорить об этом, еще не значит, что не рассержен на нее. И Джорджи боялась, что на самом деле он ранен гораздо сильнее; вот только жаль, что она не может понять, в чем дело!

Иногда ей казалось, что Йен что-то скрывает.

Впрочем, вряд ли стоит жаловаться на Йена за нежелание делиться своими переживаниями.

Брр… от этих мыслей у нее разболелась голова!

Она медленно постучала ложечкой о стол. Рассказать ему о разговоре с леди Фолконер? Спросить напрямик, есть ли хоть доля правды в речах Тесс? Все это казалось ужасно неприятным испытанием. Если она посмеет заговорить об этом, а Йен подтвердит рассказ леди Фолконер и признает, что усопшая Кэтрин всегда будет занимать первое место в его сердце… тогда ее собственное разобьется.

С другой стороны, неизвестность еще хуже. Нет. Она должна рискнуть и выяснить, что он испытывает к ее мертвой сопернице. Спросить — и покончить с этим. Необходимо встретиться с ним.

Нетерпение охватило Джорджи с такой силой, что она не смогла усидеть на стуле. Наспех допила чай и побежала к себе. Нужно что-то делать, чтобы не сойти с ума.

Поднимаясь по лестнице, она услышала сердитые всхлипы и несвязные протесты ребенка, впавшего в истерику.

Джорджи мигом взлетела по ступенькам.

Заглянув в дверь, она нашла раздраженную няню Салли, пытавшуюся утешить раскрасневшегося от ярости Мэтью.

— Прекратите, мастер Эйлсуорт! Разве так полагается вести себя молодому джентльмену?

— Не хочу, не буду тебя слушать! Ты не моя мать!

— Но вам нельзя ездить верхом на собаке! Пес старый, вы его покалечите!

Несчастная взяла Мэтью за руку и осторожно попыталась вывести из комнаты — возможно, на встречу с его лучшим другом Морли.

— Гиперион слишком стар, чтобы вынести таких наездников, как вы, мальчишки, — в десятый раз объясняла няня. — Что, если он разозлится и укусит вас?

— Я хочу прокатиться на нем! Он никогда не кусается! Оставь меня в покое! — Маленький лорд попытался вырвать руку, а когда ничего не вышло, испустил такой яростный вопль, что удивительно, как это оконные стекла остались целы.

— О Боже, Боже! — весело воскликнула Джорджи, подбегая к ним. — Мэтью, дорогой, к чему эта буря в стакане воды?

При виде Джорджи с мальчиком произошли разительные перемены. Ярость мгновенно сменилась почти скорбью, и лорд Эйлсуорт разразился слезами.

— О, что ты, что ты, милый! — Джорджи опустилась на одно колено и обняла малыша. Она не знала, что так его беспокоит, но сомневалась, что дело только в собаке. — Что случилось, солнышко?

— Она кричала на меня, — выдавил он.

— О нет, она только пыталась объяснить, что ты можешь случайно покалечить Гипериона. Он уже дедушка. Ты должен обращаться с ним бережно или поломаешь его старые кости, и тогда дядя Роберт очень расстроится. Почему бы тебе не подняться в детскую и не поиграть с Морли?

— Не-ет!

Он уперся кулачками ей в грудь, но она его не отпустила.

— Ш-ш. Ты уже позавтракал? В утренней столовой есть булочки с корицей, — прошептала она, проигнорировав его пинок.

— Не хочу!

— Мэтью!

— Оставь меня в покое!

Очевидно, она не разгадала его истинных желаний. Мэтью снова пришел в бешенство.

— Я знаю! Пойдем поиграем с Ноевым ковчегом! И ты покажешь мне всех животных, а я расскажу тебе историю о слоне!

— Нет, — прорычал он, вырываясь. — Мне не нужен слон!

— Хорошо, — согласилась она, — почему бы нам не пойти в конюшню и не взглянуть на пони?

— Не хочу! — заорал он. — Почему ты меня не слушаешь?

Джорджи нежно взглянула на мальчика:

— Что же в таком случае ты хочешь, дорогой мой?

И тут правда вышла наружу.

— Я хочу к папе! — зарыдал Мэтью. — Его никогда не бывает дома! И он никогда не хочет поиграть со мной!

— О, солнышко! — Джорджи притянула его к себе и крепко обняла. Одиночество малыша разрывало ей сердце.

Малыш положил горячую головку ей на плечо. Он показался Джорджи достаточно спокойным, чтобы попытаться его урезонить.

— Мэтью, я знаю: тебе кажется, что твой отец слишком занят, — но, уверяю, он очень тебя любит. Просто… видишь ли… он выполняет очень важную работу, а в мире взрослых люди нуждаются в его помощи. Твой папа помогает людям лучше ладить, чтобы они не поссорились. Это нелегкая работа. Ты должен им гордиться.

— Он никогда не остается дома надолго. Я точно знаю, что скоро он опять уедет.

— О, милый… — пробормотала Джорджи. Подняв голову, она встретилась со встревоженным взглядом няни: — Не можете ли вы узнать, дома ли лорд Гриффит?

— О, его светлость уехал в парламент, мисс, — выпалила та, но тут же покраснела, поняв, что выдала себя. Теперь мисс Найт поймет, что слуги маркиза сплетничают за его спиной! — Мне сказал Скотт, его лакей, — добавила она.

— Понятно. — Джорджи благодарно кивнула, немного отстранила Мэтью и нежно улыбнулась. — У меня появилась великолепная идея, Мэтью! Не хочешь послушать?

Мальчик кивнул и вытер слезы. Но сначала Джорджи вынула платок и прижала к его носу:

— Сморкайся!

Мэтью старательно высморкался.

— Послушай, почему бы нам не поехать в парламент и не посмотреть, как работает твой папа?

— В парламент, мисс? — ахнула няня.

— Да. Думаю, поездка будет весьма познавательной. Я слышала, там есть галерея для посетителей, верно?

— Да, мисс, галерея для публики, но туда вряд ли пустят даму, а уж ребенка…

Джорджи сочувственно улыбнулась Мэтью и пригладила его темные локоны.

— Не забывайте, что этот ребенок когда-нибудь займет свое законное место в палате лордов! Мы всего лишь заглянем туда на минуту-другую. И маленький лорд Эйлсуорт увидит, что его папа усердно трудится, а не просто бросает сына одного дома без всяких причин.

Она была уверена: это поможет мальчику понять, что он не покинут, даже если временами тоскует и скучает по отцу.

— Ну как тебе мой план, малыш?

Лицо Мэтью осветилось. Рот от восторга приоткрылся. Джорджи рассмеялась:

— Молчание — знак согласия! Пойдем, юный негодник! Салли, вы поедете с нами? Попросите какого-нибудь лакея проводить нас.

— Да, мисс. Я сбегаю на конюшню, скажу, чтобы запрягали лошадей в двуколку.

Джорджи снова кивнула и поднялась, держа Мэтью за руку. Его темно-карие глаза были широко распахнуты. Должно быть, он унаследовал их от матери.

На миг она почувствовала себя исключенной из круга Прескоттов, но тут же решительно выбросила из головы эту мысль.

Какая разница, чей это ребенок? Ему плохо, а она может помочь…

— Сначала, дорогой, найдем твои туфли. — Она нагнулась и подмигнула мальчику: — У нас будет настоящее приключение!