На следующий день Деймиен принимал в гостиной Найт-Хауса мистера Оливера Куинна, нагловатого сына преуспевающего коммерсанта. Скрестив на груди руки, граф пристально посмотрел на гостя, и на одутловатом лице молодого человека выступили крупные капли пота — они катились по пухлым щекам Олли и стекали на галстук.

— Я уже говорил, милорд, что нахожу мисс Фицхью-берт восхитительной… прекрасной молодой дамой, — запинаясь бормотал Куинн. — Я совершенно не интересуюсь ее происхождением, и мой отец — тоже. Для нас это не имеет никакого значения, уверяю вас. — Олли нервно облизал пухлые губы. — Она будет пользоваться в нашем доме безграничным уважением и получит все, что только пожелает.

Деймиен нахмурился и проговорил:

— Неужели все, что только пожелает?

Куинн энергично закивал, но граф уже не смотрел на него, теперь его взгляд был прикован к окну — внизу, в парке, обучалась искусству верховой езды прелестная девушка. Два грума внимательно присматривали за ней, чтобы не произошло несчастья, но Деймиен все равно беспокоился, ведь его не было рядом с ней. Она была еще очень неопытной, поэтому не слишком уверенно держалась в седле.

Подарок Деймиена на Рождество, великолепная кобыла по кличке Кокетка, была доставлена в Найт-Хаус только сегодня утром. Граф мысленно улыбнулся, вспомнив, как изумилась его подопечная, когда увидела Кокетку. Это действительно была прекрасная лошадь — стройная и длинноногая, темно-коричневой масти. Они с Мирандой вместе наблюдали, как грум водил кобылу по парку. При этом оба все еще испытывали некоторую неловкость из-за происшествия на балу, но все же Деймиен утешался мыслью о том, что в присутствии слуг какие-либо объяснения по этому поводу были бы неуместными.

Он объяснил Миранде во всех подробностях, как следует управляться с лошадью и как определять по поведению животного, в каком настроении оно находится. Следовало иметь в виду, что к каждой лошади необходим сугубо индивидуальный подход, так как у каждой из них свой характер. Некоторые лошади имели склонность к неожиданным и совершенно непредсказуемым выходкам. Затем Деймиен научил девушку правильно держаться в седле — так, чтобы чувствовать каждое движение лошади.

Граф надеялся, что его подопечная быстро освоит искусство верховой езды. Правда, Кокетка была кобылой довольно задорного нрава, но это вполне соответствовало характеру Миранды — следовало лишь научиться обращаться с лошадью таким образом, чтобы она подчинялась хозяйке беспрекословно.

Глядя в окно, Деймиен любовался своей подопечной, изящно восседавшей на Кокетке, и лишь в глубине его сердца все еще кровоточила рана, оставшаяся после их ссоры под статуей, , украшенной веточкой омелы. Разумеется, он был сам во всем виноват, потому что позволил себе поведение, недостойное джентльмена, — выставил напоказ самые неприглядные и темные стороны своей натуры. А ведь эта женщина по-настоящему дорога ему, и он с радостью окружил бы ее любовью и заботой. Увы, он не сдержался и выпустил из самых мрачных закоулков своей души всех терзавших его демонов, жаждавших крови, хаоса и разрушений. Во время войны он привык к этим демонам, они стали его вторым «я», и теперь ему никак не удавалось от них избавиться. Разумеется, он допустил ошибку, ему сразу же следовало понять, что именно происходило с ним в тот вечер, следовало обратить внимание на первые тревожные признаки, и тогда ему, возможно, удалось бы удержаться от дикого приступа ярости, тогда он не огорчил бы Миранду, не испугал бы ее своей безумной вспышкой. Конечно, демоны не отступили бы и продолжали бы его терзать, но он не имел права причинять боль Миранде.

Сейчас он наконец-то осознал: причиной его гнева и раздражения был инцидент с Патриком Слиделлом — ведь тот посмел прикоснуться к Миранде и попытался удерживать ее, когда она хотела уйти. Вспоминая о том, что рассказывала ему Миранда о своих отношениях с этим человеком, Деймиен испытывал ревность. И в то же время он считал, что Трик вел себя непорядочно, так как пытался обмануть молоденькую неопытную девушку и давал ей обещания, которые заведомо не собирался выполнять. К счастью, Миранда все же не поверила соблазнителю, и это спасло ее.

Деймиен пытался подавить свой гнев, и каким-то образом получилось так, что его ярость обратилась против Миранды. Он сожалел, что вовремя не смог обуздать себя, что дал волю гневу и набросился на девушку как дикий зверь. Теперь, как следует обо всем поразмыслив, граф пришел к выводу, что сумеет оградить Миранду от своих безобразных выходок только одним-единственным способом — он решил, что должен выдать ее замуж за порядочного и заслуживающего доверия человека. Но он вовсе не считал, что таким человеком мог бы стать мистер Оливер Куинн.

А гость между тем продолжал:

— …Вот почему мой отец готов хоть сейчас выдать мне тысячу гиней на подарок для будущей невесты. — Олли откашлялся, утер пот со лба и добавил: — Ведь вы не можете не признать, что это немалая сумма для такой девушки, как мисс Фицхьюберт. Я имею в виду ее происхождение…

Деймиен молча смотрел на молодого человека. Ему ужасно хотелось схватить этого самодовольного наглеца за шиворот и дать ему пинка под зад. Однако граф сдержался и с невозмутимым видом проговорил:

— Мистер Куинн, я нахожу вашу поспешность неуместной.

— Почему же, сэр?

— Я сомневаюсь, что моя подопечная станет обсуждать эту тему. Более того, я почти уверен, что она вообще не захочет с вами говорить.

— Но мы ведь с ней танцевали…

— Мистер Куинн, мне следует вас предупредить. Если вы… Деймиен внезапно умолк, потом вдруг бросился к окну — и в ужасе замер на несколько мгновений. Оказалось, что лошадь каким-то образом вырвала из рук девушки поводья и теперь неслась по парку в сторону дальней ограды. Миранда же, обхватив обеими руками шею животного, с трудом удерживалась в седле.

— Куда же вы, милорд! — закричал Куинн, когда Деймиен стремительно бросился к двери.

Сбежав по лестнице, граф выскочил на парковую дорожку, и тут к нему подбежал один из грумов.

— Милорд, что-то случилось? — спросил грум; он, вероятно, не видел, что произошло.

— Лошадь вырвала из рук Миранды поводья! — бросил на бегу Деймиен.

Граф устремился к открытым воротам парка — он боялся, что животное может вырваться на улицу. Деймиен видел, как Миранда выронила поводья, и теперь в ужасе думал о том, что любое ее неверное движение может закончиться падением. К счастью, он говорил ей о том, как нужно вести себя в подобных случаях. И, судя по всему, Миранда запомнила его наставления — еще стоя у окна, он заметил, как она обхватила обеими руками шею лошади. Так что можно было надеяться, что девушка помнила и другие его наставления.

И Миранда действительно запомнила все советы опекуна. Когда лошадь уже повернула к воротам, девушка, изловчившись, подхватила повод и с силой рванула его на себя. Кокетка яростно замотала головой и взвилась на дыбы, стараясь освободиться. Но Миранда крепко держала повод, и лошадь, в конце концов успокоившись, поскакала в сторону дорожки, ведущей к конюшням.

Вскоре лошадь остановилась, и граф вздохнул с облегчением. Теперь он приближался к Кокетке медленно и осторожно, так как слишком резкое движение могло бы напугать животное.

Миранда же была бледна как полотно. Шляпка свалилась с ее головы, заколки выпали из прически, и волосы рассыпались по спине и по плечам.

— Спокойно, девочка, не бойся, — шептал Деймиен, протягивая руку к поводьям, теперь свисавшим с шеи Кокетки.

К лошади подошел грум, и Деймиен, передав ему поводья, помог Миранде спешиться. Она по-прежнему была бледна, и губы ее дрожали; казалось, девушка хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова.

Шагнув к Миранде, Деймиен взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза. Потом вдруг привлек ее к себе и крепко обнял.

— С вами все в порядке? — прошептал он. Она молча кивнула.

— Но что же произошло?

— Я не знаю, не знаю… — пробормотала девушка. — Что-то на нее нашло…

Все еще обнимая Миранду, граф повернулся к груму и указал на лошадь:

— Уведите ее немедленно. Верните бывшему хозяину или пристрелите.

Миранда в ужасе посмотрела на опекуна, однако промолчала — она поняла, что он в ярости.

Минуту спустя они вернулись в дом, но даже не взглянули на мистера Куинна, стоявшего в холле.

В тот же день, ближе к вечеру, Миранда оделась потеплее и, выскользнув из дома, отправилась на поиски Деймиена. Она до сих пор немного сердилась на него — ведь он, возможно, вовсе не желая этого, очень обидел ее на балу прошлым вечером. Правда, сегодня, после неудачного урока верховой езды, он так страстно обнимал ее и был так нежен и внимателен… Да, сегодня к ней вернулась надежда, и она решила, что ей, возможно, все-таки удастся сломить его упрямство. Что бы Деймиен о ней ни думал, она не могла его бросить — пусть даже он сам этого требовал, когда они стояли у статуи, украшенной веточкой омелы.

Пробежав по дорожке, Миранда пересекла двор, освещенный фонарями, и направилась в ближайшую конюшню. Она увидела свет, выбивавшийся из-под приоткрытой двери, и решила, что Деймиен находится именно там.

Переступив порог, Миранда на мгновение замерла, пытаясь успокоиться. Какое-то чувство подсказывало ей, что она не ошиблась и Деймиен действительно здесь. Собравшись с духом, девушка сделала несколько шагов и осмотрелась. Графа она не увидела, но в конюшне горели фонари, так что кто-то наверняка тут находился. Дверь конюшни оставалась незапертой, хотя все слуги и грумы давно уже отправились на кухню ужинать, Миранда остановилась и прислушалась. «Похоже, где-то кошка точит когти о деревянную перегородку», — подумала она. Немного помедлив, девушка направилась к стойлу Кокетки — она предполагала, что Деймиен находится именно там.

И Миранда не ошиблась. Услышав ее шаги, граф повернулся и молча взглянул на нее. Глаза его блеснули, но тут же потухли. Он вежливо кивнул ей, однако по-прежнему не произносил ни слова.

Внезапно Деймиен снова повернулся к лошади. Что-то прошептав ей в ухо, он заставил Кокетку приподнять ногу. Внимательно изучив ее копыто, он о чем-то задумался. Кокетка же, опустив голову, принялась жевать сено.

— С ней все в порядке? — спросила Миранда. Деймиен утвердительно кивнул. Похлопав Кокетку по крупу, он повернулся к девушке и спросил:

— А с вами?

— Я прекрасно себя чувствую. Сначала все тело ныло и болело, но помогла горячая ванна. Я могу собой гордиться, ведь правда? — Она улыбнулась и добавила: — Я не только не свалилась, но даже остановила ее.

Деймиен тоже улыбнулся. Казалось, он хотел что-то сказать, но потом передумал.

— Неужели вы действительно хотите отослать Кокетку к бывшему хозяину? — спросила девушка. — Она ведь ничего плохого не сделала. Я уверена, что сама во всем виновата.

Правда, Миранда понятия не имела, в чем именно она виновата. Ей казалось, что она все делала правильно, и сначала все шло хорошо — они с Кокеткой прекрасно понимали друг друга. Но потом кобыла вдруг заметалась — словно что-то очень беспокоило ее.

Деймиен снова посмотрел на лошадь.

— Если вы находите ее подходящей для вас и если она вам нравится, то, думаю, можно простить ей эту глупую выходку.

— О да, она очень мне нравится, — с улыбкой ответила Миранда. Она разжала руку и протянула Кокетке на ладони кусочек сахара. Лошадь, шевеля губами, потянулась к руке девушки. — Видите, она просит прощения, обещает больше никогда так не делать. — Миранда снова улыбнулась. — Просто Кокетка еще не успела привыкнуть к своей новой жизни.

— Но вы не будете ее бояться? — Деймиен с беспокойством посмотрел на девушку.

— Конечно, нет. Разве я не могу с ней справиться? Мы с ней прекрасно понимаем друг друга. — Миранда рассмеялась и добавила: — Я знаю, вам очень неприятно — ведь это вы мне ее подарили. Но поверьте, Деймиен, вы тут совершенно ни при чем. Да-да, вы ни в чем не виноваты.

Деймиен потянулся к решетчатой двери, и Миранда решила, что он хочет выйти из стойла. Но граф еще плотнее прикрыл дверцу и теперь смотрел на девушку из-за решетки — словно узник из своей камеры. Миранда уставилась на него в изумлении. Немного помолчав, спросила:

— Что случилось, Деймиен? Он вздохнул.

— Оливер Куинн просит вашей руки. Вас это интересует?

— Нет, нисколько.

Деймиен усмехнулся.

— Не торопитесь, дорогая. Видите ли, я предупредил его, что ему потребуется очень много денег. Но не сомневайтесь, у него найдется любая сумма.

Миранда опустила голову, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся на глаза.

— Милорд, вы знаете, кому принадлежит мое сердце.

— Но, Миранда, поймите…

— Я прекрасно все понимаю. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я знаю, что вы ко мне неравнодушны. Но почему же вы меня все время отталкиваете?

Он пожал плечами и пробормотал:

— Вы думаете, что я вас отталкиваю? Почему вы так решили?

— Я думаю, что это связано с чем-то… Мне кажется, вас что-то угнетает, Деймиен. Что-то вывело вас из себя прошлым вечером. Полагаю, вас по ночам мучают кошмары. Помните ночь в гостинице? Вы тогда набросились на меня и чуть не задушили. А помните вечер в окрестностях Бирмингема? Когда вы расправлялись с этими негодяями, я заметила, что в вашем взгляде… Я видела… — Миранда внезапно умолкла — ей почудилось, что она переживает те страшные мгновения.

Деймиен пристально посмотрел на девушку.

— Так что же вы увидели?

— О, это было нечто ужасное… — Она со страхом взглянула на опекуна. — Это ведь наверняка связано с войной, да?

Деймиен неохотно кивнул.

— К сожалению, я слишком часто убивал. Я проливал кровь, и руки у меня в крови. Вот теперь и расплачиваюсь за содеянное.

— Но вы защищали Англию.

— Нет, я наслаждался войной, — проговорил граф вполголоса; при этом его глаза как-то странно заблестели, и на лице появилось то же выражение, что и накануне вечером. — Вы не знаете меня, Миранда, а если бы знали, то не доверяли бы мне.

— Я знаю, что вы порядочный человек, Деймиен. Какое-то время они пристально смотрели друг на друга Наконец Миранда проговорила:

— Поймите, Деймиен, я хочу помочь вам. Вы же когда-то помогли мне…

— Если вы хотите помочь мне, забудьте меня. Лорд Гриффит станет вам хорошим супругом. Думаю, вы и сами это понимаете. Он очень достойный человек.

Миранда в отчаянии воскликнула:

— Но мне не нужен лорд Гриффит! Неужели вы не понимаете, Деймиен? Ведь я люблю вас.

Граф поспешно отвернулся и пробормотал:

— Зачем вы это говорите? Предоставьте меня Господу и моей судьбе. Я опасен для вас, со мной вы будете несчастны.

Она прижалась лицом к решетке; щеки ее пылали.

— Почему вы так считаете? Чего вы боитесь? Скажите, Деймиен. Вы знаете обо мне все. И знаете, что и я была небезгрешна. Расскажите же, ответьте, почему мы не можем быть вместе?

Лицо графа исказилось страданием, и он на мгновение прикрыл глаза. Потом, не глядя на девушку, заговорил:

— Однажды ночью что-то случилось со мной, Миранда… Может быть, все дело в фейерверке — не могу это объяснить. Так вот, я забыл, где нахожусь. А находился я в Найт-Хаусе, с Элис и Гарри. Люсьена вызвали в министерство, и он попросил меня побыть с ними, пока не вернется. И что-то вдруг… Словно что-то взорвалось в моем сознании.

— Взорвалось?

— Да, я решил, что снова оказался на войне. Не спрашивайте, что это было, я все равно не смогу объяснить. Помню только одно: когда я пришел в себя, то держал в одной руке нож, а в другой пистолет. Но не помню, как схватил оружие. Миранда, неужели вы не понимаете? Ведь я могу убить в таком состоянии. Увы, я привык убивать. Я мог тогда убить Элис и даже Гарри, ребенка… — Граф умолк и печально вздохнул.

Миранда вдруг поняла, насколько несчастен и одинок этот человек. Ей хотелось обнять его, и она дернула решетку, пытаясь открыть ее. Но Деймиен, отцепив ее пальцы от железных прутьев, тихо проговорил:

— Возвращайтесь домой. Теперь вы знаете все. Уходите, Миранда.

— Нет, — ответила она. — Я хочу помочь вам.

— Мне не нужна ваша помощь. Вы ничем не сможете мне помочь.

— Я сумею вам помочь, если вы будете мне доверять. Милорд, я прошу только одного: позвольте мне поддержать вас.

— Оставьте меня, — прошептал он.

— Деймиен, не гоните меня! — в отчаянии воскликнула Миранда.

Граф криво усмехнулся:

— Неужели вы вообразили, что сможете стать моей нянькой? Вы собираетесь ухаживать за мной так, словно я подхватил простуду? Миранда, я увлеку вас следом за собой в этот ад. От моей болезни нет исцеления. Я знаю, я уже все перепробовал.

— Вы только старались заглушить в себе это, но никогда никого не любили. И вас никто не любил.

— Мне это не нужно. Я всегда жил без любви.

— Вы ужасно упрямы, — прошептала она в ярости. — Неужели вам действительно никто не нужен? Да вы просто глупец! Вы словно дикий зверь. Скалитесь на всех, кто протягивает вам руку, и набрасываетесь на каждого, кто к вам приближается.

— Я опасен, Миранда, — хоть это вы можете понять? И если я вырвусь из клетки, то перегрызу вам горло. Поймите, я не всегда могу себя контролировать.

— Вы меня не испугаете, лорд Уинтерли. Я тоже кое-что пережила в жизни, и я не оставлю вас. Не вы один смотрели в глаза смерти. Я видела моих мертвых родителей. Более того, я видела, как они умирали, но не могла спасти их, не могла им помочь. Но вас я не хочу потерять. Вы должны поверить мне, должны победить свое упрямство. Вам не следует оставаться одному. Вы ведь воевали и знаете: победить можно только вместе, а в одиночку — никогда.

— Война — мужское занятие, и правила у войны мужские. Женщине не следует брать на себя непосильное бремя.

— Почему вы так упрямы? Если бы мой дядя Джейсон считал вас опасным безумцем, то не назначил бы моим опекуном.

— Он не знал всей правды. Я многое скрывал от него, — признался Деймиен. — Я скрывал от него почти все. Только Люсьен знает, что со мной происходит. Возможно, и Элис кое о чем догадывается. Но только брат знает всю правду. Однако даже он не в состоянии мне помочь.

— Он — возможно. Но я смогу вам помочь.

— Господи, почему вы не хотите меня понять?! — воскликнул Деймиен — он закричал так громко, что лошадь в испуге шарахнулась от него. — Миранда, что вы вбили себе в голову? Я ведь рассказал вам о себе все. Я не смогу измениться, поверьте.

— Да, вы все рассказали. — Миранда кивнула. — Так вот, подыщите более серьезную причину для того, чтобы избавиться от меня.

— Более серьезную? — переспросил Деймиен.

— Вот именно. Потому что я не сомневаюсь, я смогла бы помочь вам, если вы позволите мне остаться с вами.

— Что ж, прекрасно. Тогда вот вам другая причина. Вы незаконнорожденная, вы недостойны меня, у вас нет ни денег, ни положения, а я — граф Уинтерли.

Деймиен понимал, что говорит чудовищные вещи, понимал, что ни при каких обстоятельствах не должен был говорить ничего подобного. Его поступок был низок, ведь именно он привез Миранду в дом, где она, незаконнорожденная дочь актрисы и аристократа, и без того чувствовала себя немного неловко. Но Деймиену в тот момент казалось, что это оскорбление, брошенное девушке в лицо, — единственная возможность заставить ее образумиться. Его не на шутку встревожила настойчивость, с которой она предлагала себя в жертву, и она так искренне верила в свои силы, что ничто не могло ее разубедить — только эти жесткие и совершенно недопустимые слова. Деймиен прекрасно понимал, что более оскорбительных слов не мог бы ей сказать, но он поклялся оберегать Миранду и решил идти до конца — чего бы это ни стоило.

Девушка замерла на несколько секунд. И не произносила ни слова. Она смотрела на Деймиена так, словно не верила, что он сказал ей эти ужасные слова. Потом вдруг отвернулась и, судорожно глотнув, проговорила:

— Вы правы, я совсем забыла об этом. Простите меня, лорд Уинтерли, я не стану вас больше беспокоить.

Она еще с минуту стояла у решетки и молча смотрела на него. Наконец повернулась и направилась к выходу.

Прижавшись лбом к железным прутьям, Деймиен смотрел ей вслед, и в глазах его было отчаяние. Он чувствовал, что готов броситься за ней, готов стать перед ней на колени и умолять, чтобы она забыла все его жестокие слова. Но вот Миранда уже открыла дверь и захлопнула ее за собой. А потом он услышал ее шаги — она быстро шла в сторону дома. Деймиен закрыл глаза и опустился на пол стойла. Кокетка в поисках лакомства уткнулась мордой в карман его куртки, но он не заметил этого.

— Болван, ничтожество, бездельник! — заорал Алджернон на слугу и влепил ему оплеуху.

Иганн, попятившись к двери, пробормотал:

— Простите меня, милорд, так уж получилось, но я всегда старался делать то, что вы мне…

— Я не говорил тебе, чтобы ты делал глупости, — перебил виконт. — Ты снова не выполнил мое распоряжение, и мне это уже надоело. Ты совершенно бесполезен. И вообще, лучше помолчи, не мешай мне думать.

Алджернон нервно расхаживал по комнате, и у него были все основания для беспокойства. Его замысел казался безупречным, вроде бы все было учтено — и вот, уже во второй раз, ничего не получается, этот идиот Иганн не смог разделаться с девицей Фицхьюберт.

Алджернон наконец-то увидел свою племянницу на балу у леди Холланд. Правда, виконт держался от нее на почтительном расстоянии и старался, чтобы ни она, ни братья Найт не заметили, что он за ними наблюдает. Странное чувство охватило его, когда он увидел эту красивую и изящную девушку, такую свежую и счастливую. Он охотился на нее как на дичь, решил убить ее во что бы то ни стало, хотя вынужден был признать, что никогда еще не встречал более привлекательное и прелестное создание. Она была прекрасна, как грация Боттичелли, — зеленоглазая, с чудесным цветом лица и точеными белыми плечами.

«Эта девица выглядит весьма здоровой, — неожиданно подумал виконт. — Она вполне могла бы стать матерью двоих, а то и троих детей, возможно — мальчиков. Судя по всему, она унаследовала жизнерадостность отца и артистичность матери. Да, забавно…»

Когда-то Алджернон Шербрук был влюблен в Фанни Блэр. В двадцать пять лет он пытался завоевать любовь известной актрисы, дамы его сердца. Алджернон мечтал о том, чтобы Фанни стала его любовницей. И ведь он был так заботлив, так внимателен, так обходителен с ней… Но эта женщина, порхающая по жизни словно экзотическая бабочка, все больше и больше попадала под обаяние его старшего брата Ричарда, остроумного и блестящего денди, удачливого и к тому же обладавшего титулом. Ричард, вырвавший из его рук добычу, навсегда стал для него врагом. Что ж, эта шлюха со временем получила свое.

Сначала братья частенько ссорились из-за Фанни и выясняли отношения, но потом Алджернон, человек сдержанный и терпеливый, решил, что лучше скрыть свои истинные чувства. Ему удалось ввести Ричарда в заблуждение и внушить старшему брату, что он очень рад его счастливой любви и желает ему только блага. Но рана в душе не заживала, и Алджернон твердо решил: когда-нибудь он поквитается за обиду, поквитается с обоими. Кроме того, из этой истории он вынес урок: любовь не стоит ни денег, ни титула.

Но сейчас, когда он увидел эту прелестную девушку, что-то шевельнулось в его душе, и он все чаще стал задумываться, он задавал себе вопрос: а нельзя ли решить проблему как-нибудь по-другому? Иными словами, виконт Хьюберт колебался, ему уже казалось, что он принял неверное решение, когда задумал избавиться от племянницы. «Действительно, стоит ли убивать ее? — размышлял Алджернон. — Будет ли убийство оправданным в подобной ситуации? Ведь можно поступить иначе… Неужели она стала бы отказывать нам? Мой Криспин — весьма привлекательный молодой человек…»

Виконт по-прежнему расхаживал по комнате, не обращая на слугу ни малейшего внимания.

— Милорд, — пробормотал наконец Иганн, — а может быть…

— Заткнись, болван.

Внезапно хлопнула парадная дверь, и собаки, до этого сидевшие в углу, с радостным визгом бросились к двери кабинета. Собаки виляли хвостами и царапали дверь, пытаясь открыть ее.

Виконт невольно усмехнулся. Столь бурная реакция собак могла означать лишь одно: в доме появился молодой хозяин. Но оказалось, что Криспин не собирался заходить в кабинет — несколько секунд спустя со стороны лестницы послышались его шаги.

В следующее мгновение Алджернон бросился к двери и, распахнув ее, прокричал:

— Криспин, мальчик мой, не очень-то ты почтителен! Молодой человек остановился и, сняв шляпу, повернулся к отцу.

— Ах, здравствуй, отец.

Алджернон внимательно посмотрел на сына — тот вернулся домой среди дня, и это вызывало удивление и настораживало.

— Ты сегодня ужинаешь дома? — спросил виконт. Криспин молча пожал плечами, и Алджернон тотчас же все понял.

— Черт побери, ты опять проигрался?! — закричал он срывающимся голосом. — Сколько?

— Но, отец…

— Сколько ты проиграл сегодня? — перебил виконт. — Ну, отвечай же!

Алджернон ожидал, что Криспин, как обычно, начнет изворачиваться, пуская в ход свое обаяние. Но на сей раз сын даже не пытался оправдываться. Отбросив в сторону свою шикарную шляпу, он сел на ступеньки лестницы и закрыл лицо ладонями — эта поза выражала беспредельное отчаяние.

— Негодяй… Мерзавец… — прошептал Алджернон. — Сколько?

— Прости, отец, — пробормотал Криспин. — Тысячу фунтов…

Алджернон в бешенстве подбежал к сыну и, схватив его за рукав, потащил в кабинет. В следующее мгновение дверь с грохотом захлопнулась.

Через некоторое время в дверь тихонько постучала жена виконта.

— Милорд, ваш сын с вами?

— Оставьте нас! — рявкнул Алджернон из-за двери. Дрожа от гнева, он толкнул сына в кресло, и собаки тотчас же принялись лизать и грызть ботинки Криспина.

Молодой человек вновь прикрыл лицо ладонями и прошептал:

— Я виноват, я ужасно виноват. Я все понимаю, отец. И теперь даже не представляю, что делать…

— Да, ты виноват, — кивнул виконт. — Ты поставил семью на грань разорения. Надеюсь, ты не взял деньги в долг, чтобы расплатиться. Я не смогу возвратить такую сумму. Пойми, Криспин, ты разорил меня. Ты разорил своего отца.

Криспин всхлипнул и пробормотал:

— Я понимаю, отец. Я буду думать об этом. Я найду работу…

— Работу?! — завопил виконт. — Да ты с ума сошел! Шербруки не из среднего класса. Нет-нет, на сей раз тебе придется сделать то, что я скажу…

Криспин выпрямился и с удивлением посмотрел на отца. Тот вдруг улыбнулся и, ткнув пальцем в грудь сына, проговорил:

— Да, я знаю, что ты должен сделать, мой мальчик. И если только ты откажешься, то так и знай: я выдам тебя твоим кредиторам, и пусть они делают с тобой все, что захотят. Даже если ты угодишь в тюрьму, я и пальцем не пошевелю.

— Что же я должен сделать? — прошептал Криспин. — О чем ты говоришь, отец?

— О девице. О богатой наследнице. Она — наш единственный шанс, Криспин. Правда, об этом пока еще никто не догадывается, но тем лучше…

Криспин вопросительно взглянул на отца.

— И во сколько же оценивается этот шанс?

«Наконец-то этот идиот задал хоть один раз умный вопрос», — подумал виконт. Расплывшись в улыбке, он проговорил:

— Пятьдесят тысяч фунтов тебе достаточно? Криспин в изумлении уставился на отца.

— Господь, к несчастью, не дал тебе разума, мой мальчик, — продолжал виконт, — но зато он одарил тебя привлекательной внешностью. С такими данными ты обольстишь любую девицу, и ты это сделаешь, Криспин, иначе нам конец. Ты меня понял? Конец всем нам — и мне, и твоей матери, и сестрам, и тебе тоже. Нас с тобой посадят в долговую тюрьму.

Молодой человек облизал губы и пробормотал:

— Конечно, я ее обольщу, отец. Если это единственное, что спасет нас…

— Но ее хорошо охраняют, — перебил виконт. — У нее много покровителей.

— Меня это не пугает. Даже если она сестра султана и живет во дворце из слоновой кости, под охраной войска янычаров. Клянусь, я смогу ее добиться. Знаю, я ужасно виноват перед тобой, отец. Но я сделаю все, что надо. Скажи мне, кто она, и она будет моей.

Алджернон снова улыбнулся.

— Это твоя молоденькая незаконнорожденная кузина, Криспин. Мисс Миранда Фицхьюберт. Только не говори, что родственные браки считаются старомодными. Только заикнись об этом, и я вышвырну тебя из дома. Родственные браки — древняя аристократическая традиция. Ты должен знать об этом.

Криспин ненадолго задумался, потом пробормотал:

— Я слышал о ней. Говорят, она красавица. Алджернон никак не отреагировал на это замечание.

— Кажется, ее опекун — полковник лорд Уинтерли, — продолжал Криспин. — Его брат, лорд Алек Найт, — мой добрый друг. Я могу познакомиться с ней через него…

— Нет. Ты сделаешь только так, как я скажу. Нельзя проявлять столь очевидную настойчивость. И я должен контролировать твои действия.

— Хорошо, отец, — кивнул Криспин.

Алджернон снова принялся расхаживать по кабинету. Наконец остановился и, наклонившись к сыну, проговорил:

— Пусть с ней сначала познакомится твоя мать. Возможно — и сестры. Лучше дать дорогу женщинам. Ты вызовешь подозрения, если сам придешь знакомиться с ней. А уже после этого мы сможем пригласить ее на обед. Обычная вежливость, не более. Мы ведь ее родственники, не так ли? Нам следует как-то засвидетельствовать свое родство, пусть даже она незаконнорожденная.

— Если уж ее принимают в семье Найтов, то и для нас это не зазорно.

— Правильно. Наконец-то ты начинаешь рассуждать разумно. А когда она пожалует к нам на обед, Криспин…

— Да-да, отец, я слушаю.

— Постарайся… ослепить ее. Ты знаешь, как себя показать.

Виконт пристально взглянул на сына и, кивнув ему, направился к двери; он хотел сразу же изложить свой план жене и отдать все необходимые распоряжения.

Когда шаги Миранды затихли на одной из дорожек, Деймиен заставил себя собраться с силами и оседлал самую спокойную из лошадей Роберта, ему казалось, что с любой другой он сейчас не сумел бы справиться. Выехав из парка, Деймиен направил лошадь в сторону Аппер-Брук-стрит — на этой улице находился лондонский особняк Люсьена. Граф старался не думать о последнем разговоре с Мирандой, но все же возвращался к этим мыслям снова и снова.

Что же касается Кокетки, то с ней все было в порядке; он внимательно выбирал лошадь и позаботился о том, чтобы у нее был спокойный нрав. Но сегодня кобыла металась по парку, и казалось, что ее что-то очень беспокоило. Он тщательнейшим образом осмотрел Кокетку, однако не нашел ни одной царапины, ни одной ссадины. Конечно, причиной мог быть и зимний холод, который подействовал на настроение животного.

Он опросил грумов, наблюдавших за Мирандой, но они сказали, что не заметили ничего подозрительного, и подтвердили: девушка все делала правильно и не могла своими действиями растревожить животное. В конце концов Деймиен пришел к выводу: подобных случайностей слишком уж много, и это не может не вызывать подозрений. Да, он начинал подозревать, что кто-то преследует Миранду. На нее напали в окрестностях Бирмингема, затем ее чуть не сбил экипаж прямо у дверей книжной лавки в центре города, и вот еще один странный случай — лошадь, которая вдруг заупрямилась без всякой видимой причины. Все это наводило на определенные мысли, и именно об этом Деймиен собирался поговорить с братом.

Люсьену по долгу службы не раз приходилось иметь дело с хитроумными интригами, если Миранду действительно преследовали, то только он мог распутать все нити этого заговора. Деймиен решил все обсудить с братом и довериться ему. Если же выяснится, что никакой опасности не существует и что все его переживания и страхи — всего лишь навязчивая идея, то тем лучше, возможно, тогда он успокоится.

Деймиен полагал, что только два человека могли желать Миранде зла. И эти двое — конечно же, мистер Рид и мисс Броклхерст из школы «Ярдли». Правда, Рид уже находился за решеткой и едва ли мог что-либо предпринять, а вот мисс Броклхерст… Эта дама из-за Миранды потеряла место в пансионе и лишилась возможности устроиться в другое подобное заведение, так что вполне могла… Впрочем, и она едва ли… Нападение в окрестностях Бирмингема произошло до того, как Миранда разоблачила эту парочку. Нападение было тщательно подготовлено, конечно же, кто-то подослал негодяев. И произошло оно… Да, это случилось почти сразу после гибели Джейсона, и следовательно… Деймиен похолодел от ужаса. Неужели человек, убивший майора, охотился теперь и за Мирандой? Нет, такого быть не может. Действительно, зачем это убийце? И хорошо, что он не рассказал о своих подозрениях Миранде. Не следует тревожить ее после всего случившегося. Он беспокоился из-за того, что оставил ее дома одну, но, может быть, напрасно беспокоился? Ведь в Найт-Хаусе железные ворота, особняк прекрасно охраняется, там сторожевые псы и три десятка верных слуг. К тому же Роберт был дома, так что, наверное, не следовало тревожиться.

Деймиен подъехал к изящному особняку с высокими воротами, украшенными коваными завитками. Аллея была ярко освещена, и на балконе верхнего этажа также горел свет.

Спешившись, граф подозвал слугу. Оставив ему лошадь, он вошел в дом и поздоровался с мистером Хаттерсли, прекрасно вышколенным дворецким. Тот помог Деймиену раздеться и сказал, что немедленно доложит о его прибытии лорду Люсьену. Деймиен поднялся по лестнице, вошел в гостиную и сразу же почувствовал себя как дома.

Однако прошло четверть часа, а Люсьен все не появлялся, и Деймиен уже начал нервничать. Неожиданно в гостиной появился мистер Хаттерсли. Краснея от смущения, дворецкий доложил:

— Милорд находится сейчас в спальне миледи. Он крикнул из-за двери, что скоро придет.

«Черт бы побрал этих молодоженов», — подумал Деймиен. Мистер Хаттерсли предложил гостю бренди, от которого тот не отказался. Просматривая «Тайме», граф старался не думать о Миранде, старался не вспоминать о том, как ее чудесные зеленые глаза наполнились слезами, после того как он разрушил надежду на примирение.

Наконец на пороге гостиной появился Люсьен. Он был в черных бриджах и ярко-оранжевой шелковой рубашке, расстегнутой на груди. Подобная языку пламени, она резко контрастировала с холодным блеском его серых глаз. Люсьен улыбнулся брату; судя по всему, он был весьма доволен собой и проведенным с Элис вечером.

Деймиен взглянул на счастливого брата и невольно нахмурился, подумав о своем одиночестве. Но он тут же заставил себя улыбнуться и проговорил:

— Ты не очень-то торопился.

Люсьен рассмеялся и налил себе бренди.

— Черт меня побери, если сегодня я не зачал сына. — Он сделал глоток бренди и внимательно посмотрел на Деймиена. — Что тебя привело в мою тихую супружескую гавань, братец?

— Мне нужно кое о чем посоветоваться.

— Что-то серьезное?

Деймиен отложил газету и молча кивнул. Люсьен сел рядом с ним на диван и спросил:

— Так в чем же дело?

— По-моему, кто-то пытается убить Миранду.

Люсьен нахмурился и с недоверием посмотрел на брата. Деймиен рассказал о происшествии с лошадью и изложил все известные ему факты, не умолчал и о нападении в Бирмингеме. Немного помедлив, он рассказал также про мистера Рида и мисс Броклхерст. Деймиен пришел к выводу, что этих двоих едва ли можно подозревать, однако решил, что брат должен знать все. Разумеется, он рассказал и об экипаже, чуть не сбившем девушку на Бонд-стрит.

Люсьен внимательно выслушал брата, потом сказал:

— Миранда рассказывала мне о том, что на нее напали около Бирмингема.

— Когда?! — изумился Деймиен.

— Несколько дней назад. Я хотел поговорить с ней кое о чем…

— О чем же именно? Люсьен улыбнулся.

— Не важно. Я хотел выяснить, подходит ли она тебе. Деймиен с беспокойством посмотрел на брата.

— Это было предварительное ознакомление, — продолжал Люсьен. — Не желаешь ли узнать, что я по этому поводу думаю?

— Нет.

Люсьен пожал плечами.

— Она говорила, что люди, которые напали на нее, были разбойниками, грабителями из провинции. Почему ты решил, что это не случайность?

— А ты полагаешь, что случайность? Вспомни, это произошло почти сразу же после убийства Джейсона. А ведь убийцу так и не нашли…

Люсьен застегнул рубашку и повязал галстук. Взглянув на брата, спросил:

— А может, Джейсон был замешан в какие-нибудь… темные дела? Ведь он много пил, а пьющий человек легко становится жертвой злоумышленников…

Деймиен покачал головой:

— Нет, Джейсон не стал бы знаться с мошенниками. Он иногда встречался со своими бывшими любовницами, женщинами легкого поведения, не более того.

— Ты знал этих женщин?

— На Боу-стрит их уже допрашивали. Я уверен, что они непричастны к его смерти.

— Я обратился к тебе после встречи с адвокатом Джейсона. Он говорил мне о том, что тебе следовало бы позаботиться о пяти тысячах фунтов, которые оставил для нее ее покойный отец.

— Я помню об этом, — кивнул Деймиен.

— Может, все это каким-то образом связано с деньгами?

— Понятия не имею. Джейсон жил в ужасной дыре, но у него не было пристрастия к игре. И он не тратил денег на женщин. Может, у него все же была любовница? Но что-то не похоже… В том районе нет шикарных куртизанок, одни уличные проститутки.

Люсьен поднялся с дивана и прошелся по комнате.

— Да, ты прав. Что-то тут не сходится. И все это выглядит очень странно, чертовски странно… Мне нужно знать абсолютно все факты, все, что тебе известно, даже самые незначительные подробности.

Деймиен кивнул и постарался вспомнить все события последних недель. Люсьен задавал ему вопросы, и он отвечал быстро и точно, не упуская ни одной мелочи. Правда, когда речь зашла о «Павильоне» в Бирмингеме, Деймиен почувствовал некоторую неловкость. Но в конце концов все же рассказал о том, как он поджидал Миранду у выхода из театра и как добивался от нее согласия стать на одну ночь его любовницей. Рассказал он и о Патрике Слиделле. О других же поклонниках Миранда ему ничего не говорила, наверняка их у нее и не было.

— А кто те люди, которых ты убил в Бирмингеме?

— Почему ты все время о них спрашиваешь?

— Потому что это очень важно. Значит, их было четверо?

— Да, — кивнул Деймиен. — Они были вооружены ножами. У одного из них имелся пистолет. И у всех были лошади. Тогда я нисколько не сомневался в том, что они — обычные грабители.

— Вполне логичный вывод. Полковник Моррис мог их опознать или хотя бы предположить, кто они?

— Нет.

— Как они выглядели? Деймиен пожал плечами.

— Понятно, — усмехнулся Люсьен. — Ты на них набросился не разглядывая. А ты не знаешь… — Глаза Люсьена сверкнули — казалось, в голову ему пришла неожиданная мысль. — Скажи, они что-нибудь говорили? Как звучала их речь?

— Как обычный кокни, я полагаю. Я в этом плохо разбираюсь.

— Хоть что-нибудь отличало их от обычных головорезов с большой дороги?

— Дай подумать. — Деймиен какое-то время молчал, потом пробормотал: — Кажется, у одного из них был золотой зуб. А у другого — это я точно помню — была татуировка в виде орла.

— Орла?

— Орла или ястреба. И по-моему, он что-то держал в когтях. Черт побери, что же это было?.. О, вспомнил! Это был кинжал. Да, точно кинжал. Птица держала в когтях кинжал.

Люсьен пристально взглянул на брата.

— Ты уверен? Уверен, что это был именно кинжал? Деймиен кивнул.

— Я видел татуировку собственными глазами. Абсолютно уверен, что видел. Но что это значит?

Люсьен сделал глоток бренди и проговорил:

— Ястреб с кинжалом в когтях — это символ одной шайки, орудующей в Ист-Энде, то есть совсем недалеко от того дома, в котором убили Джейсона.