Спустя час Хоук лежал на широкой кровати, обнимая полуодетую Белинду. Им необходимо было отдохнуть после испытаний этой ночи. Утреннее солнце заполняло спальню и танцевало на теплой шелковистой коже Бел, а Хоук размышлял о событиях последних двенадцати часов. Ее правая рука лежала на его обнаженной груди, а голова покоилась на его плече.

Страх, который охватывал его при мысли о том, какое зло могло грозить ей в будущем, заставлял его крепче прижимать ее к себе. Срок их соглашения истек, но он и подумать не мог о том, чтобы расстаться с ней. Он ни в коем случае не позволит Бел вернуться к жизни куртизанки со всеми ее опасностями, но кто он такой, чтобы объяснять ей, что она должна делать? Ведь она «свободна и независима».

— Роберт, — задумчиво заговорила она, вторгаясь в сумятицу его мыслей.

— М-м-м?..

— Я вот о чем подумала. — Она приподнялась, опираясь на локоть и положив подбородок на руку. Он смотрел на нее заинтересованно и восхищенно. — Меня немного смущает эта история с леди Колдфелл. Действительно ли ее смерть была несчастным случаем, как сказал следователь?

Он пожал плечами:

— Ничего другого я не могу придумать. Она нахмурилась:

— Я так и не поняла, зачем ей понадобилось соблазнять Долфа, если ей были нужны вы.

— Поскольку я составил о ней совершенно неверное мнение, я не рискну даже предположить, какими мотивами она руководствовалась, — вздохнул он, играя длинной прядью ее льняных волос.

— У меня есть гипотеза, хотя вам она и не понравится. — И в ответ на его вопрошающий взгляд пояснила: — Долф сказал, что леди Колдфелл хотела стать вашей женой.

— Да.

— А как же лорд Колдфелл? Он человек немолодой, но, кроме хромоты, здоровье у него, кажется, отменное.

Хоук скептически поднял брови.

— Я понимаю, это странная мысль, — торопливо продолжала она, — но предположим, что леди Колдфелл действительно мечтала поскорее избавиться от старого мужа и заполучить вас в мужья прежде, чем ваше внимание привлечет более подходящая кандидатура. В то же время у нее был Долф — умелый убийца, жаждущий вступить в права наследства после смерти своего дядюшки. И прошу прощения, но я совершенно не верю, что Долф нужен был леди Колдфелл исключительно ради наслаждений. Женщины не таковы. Если мы соблазняем мужчину, мы делаем это с какой-то целью.

— Так вы полагаете… что они сговорились убить лорда Колдфелла?

— Представьте себе на минутку такую картину. Когда граф упокоится в могиле, Люси будет вольна выйти за того, кто ей действительно нужен, — за вас. А Долф получит титул и состояние. Разве Долф не говорил что-то такое перед смертью? Что он поджег «Семь дубов». Может быть, именно Люси подбила его на это?

Хоук покачал головой, похолодев от мерзкой картины, которую нарисовала Белинда.

— Если бы вы знали Люси, вы бы поняли, что это совершенно невозможно — то, что вы предполагаете. Она не была убийцей…

— Ну да, она была добродетельна и строга, вам это хорошо известно, — фыркнула Бел. — Относясь к вам с должным уважением, дорогой мой, я считаю, что вы вряд, ли хорошо знали леди Колдфелл.

Эти слова заставили его задуматься.

— Возможно, Люси и вела тайную жизнь, состоявшую из побед и романов, но я не могу поверить, что она могла замыслить убийство. Что же до старого Колдфелла, я, во всяком случае, не намерен рассказывать ему правду о связи Люси и Долфа. Есть тайны, которые лучше унести с собой в могилу.

— А что, если он знает об этом? Вот что я хочу сказать, Роберт. Именно Колдфелл затеял эту возню, обратившись к вам за помощью, как вы мне рассказали. Честно говоря, я не доверяю этому старому интригану.

— Белинда, Колдфелл был другом нашей семьи с тех пор, как я себя помню. Он знал моего отца. Он не стал бы лгать мне.

Вздохнув, Белинда ласково потрепала его по волосам.

— Милый мой, вы человек чести и не в состоянии поверить, что кто-то, кто вам дорог, способен на предательство. Вы слишком щедры на доверие. Вы видели, как радовался граф, когда Долф умер? Вам не показалось это противоестественным?

— Противоестественно было то, что Долф спал со своей теткой, пусть даже она всего лишь жена его дяди. Сегодняшнее поведение Коддфелла прекрасно сочетается с его уверенностью, что Долф убил Люси. Вы — единственная, чье мнение в данном вопросе нельзя учитывать, мисс Гамильтон. Ваш главный недостаток заключается в том, что вы никому не верите. Нет, я больше не желаю говорить об этом, тем более что здесь мы никогда не придем к согласию. Тема исчерпана. Люси и Долфа нет в живых. Ни один из них не может теперь стоять между нами, так что давайте лучше подумаем о нас с вами.

— Ах, Роберт! — вздохнула она.

— Вот это уже лучше. Прошу заметить, что я сегодня уже пообщался со смертью и поэтому склонен смотреть на вещи философски. Я хочу увезти вас к себе в Камберленд. Я хочу показать вам озера, и горы, и болота — все места, которые я люблю. Они почти так же красивы, как вы. Мы уедем завтра же утром.

Она грустно посмотрела на него и отвела взгляд.

— Ах, Роберт!

— Что такое, колокольчик? — спросил он, ласково улыбаясь.

— Я сбита с толку.

— Что могло сбить вас с толку? — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Оставайтесь со мной. Я буду заботиться о вас до конца вашей жизни.

— Что вы имеете в виду? — Она замерла, устремив на него взгляд бездонных фиалковых глаз.

Хоук вдруг понял, какую страшную ошибку совершил. Господи, да ведь она решила, что он предлагает ей вступить с ним в брак. Побледнев, он смотрел на нее — и не знал, что сказать.

Он видел, что она сделала определенные выводы. Ее губы слегка раскрылись, словно она хотела заговорить, но она этого не сделала и просто иронически улыбнулась.

Он подавил вздох, вызванный угрызениями совести, наклонился к ней и поцеловал бледную шелковистую кожу между грудей.

— Ах, ангел мой, если бы это было возможно… — жалобно проговорил он, кладя голову ей на грудь и обнимая ее за талию, чтобы она, рассердясь, не ушла, чего он вправе был ожидать.

— Я понимаю, Роберт, ничего страшного, — выпалила она, вспыхнув от смущения и поднимаясь. — Не говорите больше об этом. Признаюсь, я никогда и не предполагала, что вы на мне женитесь, и если вы считаете, что я на это надеялась, я уйду сейчас же и вы больше никогда меня не увидите…

— Стойте! — Он привлек ее к себе, сердце у него гулко забилось от страха потерять ее. — Я так не думаю. Не уходите, Бел… Останьтесь.

Она смотрела на него опасливо, враждебно и предупреждающе. За синим блеском ее глаз скрывалась страшная ранимость, и сердце у него сжалось. Не приведи Господи оскорбить ее! Такая гордость, такое пламя подо льдом, подумал он.

— Честно говоря, я никогда не встречал такого человека, как вы, мисс Гамильтон, — признался он с улыбкой.

— Да, не встречали, — согласилась она и гордо вскинула голову. — Я не вижу пользы в замужестве, даже с герцогом. Я не откажусь от независимости ради клубничных листьев на вашей герцогской короне, даже если вы будете меня умолять стать вашей женой.

Очень смелое высказывание, подумал он с любовью.

— Бел, я никогда не покину вас. Я никогда не предам вас. Кажется, теперь вы это уже поняли. Оставайтесь со мной.

Под ее длинными густыми ресницами блеснули слезы; она сморгнула их и посмотрела на него, скривив губы в вымученной улыбке. Потом села на кровати, обхватила руками колени и тяжело вздохнула.

— Знаете, о чем вы просите? Чтобы мы с вами выпестовали для себя серьезные страдания, когда придет время расставаться.

— Расставаться? Не говорите о расставании, ангел мой. Вы должны остаться со мной навсегда. — Он улыбнулся, потрясенный собственными словами.

— В качестве вашей любовницы?

— В качестве моей любимой, — возразил он настойчиво.

— Я не знаю, что делать. Я так привязалась к вам… — Она провела рукой по волосам и вздохнула. — Когда я думаю о том, что чуть было не потеряла вас сегодня… В общем, это похоже на то, как если бы нам дали еще один шанс, верно? Вы знаете, что я хочу быть с вами, только вот…

— Только что? — спросил он, терпеливо дожидаясь, когда она решится довести свою мысль до конца.

— Это непрофессионально.

— Вы о деньгах? Если хотите, я заплачу долги вашего отца…

— Нет! Это не имеет никакого отношения к деньгам. — Она бросила на него испуганный взгляд. — Что же до папы, он, пожалуй, должен немного пострадать за то, что случилось. Может, это послужит для него уроком. Он сам в это ввязался, пусть сам и выкручивается. Так сказала бы моя матушка.

Он коснулся ее плеча утешающим жестом, потом погладил гладкую гибкую спину.

— Бел, я думаю, вы должны это знать: я все рассказал вашему отцу.

Она некоторое время размышляла над этой новостью, не поворачиваясь к нему, вся сжавшись, притянув согнутые колени к груди и обвив их тонкими руками.

— Как он принял это?

— Почти так, как вы могли ожидать.

Она спрятала лицо в коленях, словно отгораживаясь от всего мира.

— С ним все будет хорошо, милая.

— У меня такое ощущение, будто вы сделали что-то ужасное с надзирателем, — сказала она, и голос ее звучал приглушенно. — Я ничего не имею против, но вдруг вас за это накажут?

— Не накажут, — мягко ответил он. — Вам не нужно больше бояться его или вообще вспоминать о нем. Теперь вам ничто не грозит… а я вас люблю.

Услышав эти слова, она подняла голову и повернулась к нему. Губы ее задрожали.

— Я тоже люблю вас, Роберт, — проговорила она очень тихо. — Я не должна, но это не зависит от моей воли.

На лице его медленно расплывалась широкая улыбка. Не обращая внимания на ее сердитый вид, он сгреб ее в охапку и повалил на кровать.

— Не должны? Ах вы, маленькая глупая улитка! Вы не должны любить меня, а? — фыркнул он, голос его звучал мягко и взволнованно. — Не должны — какое глупое слово! Почему это вы не должны меня любить?

— Потому что вы никогда не будете моим по-настоящему.

Он нахмурился, но угрозы его лицо не выражало.

— До сей поры я считал вас умной женщиной.

Она рассмеялась. Он провел пальцем по ее щеке, не сводя с нее глаз.

— Останьтесь со мной. Я уже ваш, вот уже некоторое время как я стал вашим, только вы этого не заметили.

— Прошлой ночью вы собирались выгнать меня. Вот что мне не нравится в этом — отсутствие уверенности.

— А-а, теперь я понял, — прошептал он, глядя ей в глаза. — Уверенность.

— Потому что вы вышвырнете меня на улицу, как только я вам надоем.

Он потянулся к ночному столику и взял помятую флягу, которую положил туда, когда раздевался. Он протянул ее Белинде.

— Вот вам доказательство, дорогая, что я вас не вышвырну на улицу.

Она взяла флягу и принялась рассматривать ее, поворачивая то так, то этак. Глаза ее наполнились слезами.

— Вы могли умереть из-за меня, — прошептала она.

— Да. И если понадобится, я снова сделаю то же самое, чтобы защитить вас. С радостью.

Не говоря ни слова, она повернулась к нему и обвила его шею. крепко прижав к себе. Он услышат, как она всхлипнула, а потом ее слезы упали на его голое плечо.

— У меня нет права сомневаться в вас. Вы такой сильный человек и так терпеливы со мной — вы не заслуживаете моих подозрений. Я прошу прошения, Роберт. Я не хочу быть неблагодарной. Я к этому не привыкла, наверное, но думаю, что теперь я буду вам доверять.

— С этой хорошей новости стоит начать день, — засмеялся он, подхватив пальцем слезу, которая медленно стекала по ее щеке. Слеза сверкнула на кончике его пальца, как бриллиант в утреннем свете. Лед начал таять, подумал он. Он лизнул языком слезинку — она была на вкус соленой.

Вдруг неожиданная мысль мелькнула у него в голове. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее в шею, и улыбнулся, радуясь своей сообразительности.

— Спите, мисс Гамильтон. Я припас нечто удивительное для вас на этот вечер.

— Что же это? — с любопытством спросила она.

— Увидите, — с загадочным видом ответил Хоук.

Он взял длинную прядь ее золотистых волос и с наслаждением вдохнул их аромат.

В тот же день, позднее, Роберт сидел за письменным столом в своей библиотеке. Он послал сообщения о своем отъезде председателям различных парламентских комитетов, составил список распоряжений своему стряпчему и обдумать все прочие детали, пока Бел готовила дом к отъезду хозяев. Она весело порхала по комнатам, помогая горничным надевать на мебель чехлы. Проходя по вестибюлю, она увидела швейцара, который держал в руках письмо, пришедшее для его светлости со специальным посыльным. Бел улыбнулась швейцару и взяла у него письмо, чтобы самой отнести его Роберту. На письме стоял адрес отправителя: «Пансион миссис Холл для благородных девиц».

Она остановилась в нерешительности перед дверью библиотеки. Что бы это значило? Очередной выпад в ее адрес? Но ведь леди Джасинда все еще находится в этом пансионе. Возможно, это не имеет к ней, Белинде, никакого отношения. Внезапно испугавшись — вдруг что-нибудь случилось? вдруг леди Джасинда заболела? — Бел вошла в библиотеку и положила письмо перед Робертом. Потом поцеловала его в лоб.

— Хорошо бы вы немедленно прочитали его. Это только что принес посыльный.

— Господи, что еще? — Роберт взял письмо и сломал печать.

Бел отодвинулась и с нетерпением стала ждать. По мере того как Роберт читал, его мужественное лицо мрачнело. Прочитав, он скомкал письмо.

— Что такое? — быстро спросила она.

— Мне советуют на время взять сестру из пансиона, потому что она разговаривала с незнакомым человеком на людях. С человеком по имени Долф Брекинридж.

И, тихо выругавшись, он отшвырнул бумажный комок. Потрясенная, Бел закрыла рот рукой.

— Как он осмелился?..

— Он, конечно, хотел таким образом нанести удар мне. Слава Богу, что Лиззи Карлайл оказалась рядом и сумела образумить мою сестрицу.

— Он ничего не сделал ей?

— Нет, слава Богу. Лиззи тут же позвала старосту. Брекинридж, судя по всему, пытался заманить сестру в свою карету.

На мгновение Бел утратила дар речи, ей стало не по себе. Мысль о том, что Долф мог сделать что-то гадкое этому невинному ребенку, была ужасна.

— Похоже, моя сестра и ее компаньонка прибудут в Хоуксклиф-Холл вместе с нами, — сказал он, кладя кулаки на стол. — Надеюсь, вы не возражаете, хотя меня это совершенно не устраивает. Я не собирался в ближайшее время заниматься воспитанием сестры.

— Конечно, Роберт, я не возражаю, но как же быть с репутацией девушки? Пожалуй, мне не стоит туда ехать. — Она затаила дыхание и приготовилась к очередному разочарованию.

— Не говорите вздор. Ведь я еду из-за вас. — Он задумчиво поскреб квадратный подбородок. — Если вы не против, мы выдадим вас за ее гувернантку. На севере вас никто не знает.

— Очередной розыгрыш? — грустно проговорила Бел. — Джасинда поймет, что происходит что-то не то. Она слишком умна, так что нам с вами не стоит даже пытаться скрыть от нее истину.

— В таком случае ей придется вести себя как взрослой и постараться во всем разобраться. В некотором смысле она уже вполне взрослая.

— Лиззи будет шокирована. Кстати, я не знала, что вы знакомы с мисс Карлайл. Она такая милая, скромная, непритязательная девушка.

— Это моя подопечная.

— Вот как?! — воскликнула Бел. — Господи, Роберт, есть ли в Лондоне человек, которого бы вы не опекали?

— Мисс Карлайл — дочь моего прежнего управляющего. Он умер десять лет назад, а Лиззи — его единственный ребенок, и у нее нет родственников, к которым она могла бы обратиться. Она была подругой Джасинды с тех пор, как обе они были совсем маленькими; кроме того, она всегда урезонивала эту буйную особу. Слава Богу, что она оказалась там, когда Долф попытался представиться сестре.

Бел покачала головой, сжав руки за спиной.

— Ответственность за это лежит на мне. Страшно даже подумать, что могло случиться, что он мог с ней сделать…

— Белинда, — мягко оборвал ее Хоук, — выбросьте все это из головы. А теперь идите. У меня куча дел, которые нужно закончить до нашего отъезда.

Он улыбнулся и взялся за перо, чтобы написать ответ миссис Холл.

В восемь часов вечера они выехали из Найт-Хауса.

Роберт посоветовал Бел одеться понаряднее, но даже не намекнул, что ее ожидает. Сев в карету, он задернул занавески на окнах, чтобы она не видела, куда они едут.

Когда карета остановилась и лакей открыл дверцы, волнение Бел достигло высшей точки.

— Закройте глаза, дорогая. Сюрприз ждет вас.

— Но я не могу сделать этого — вы так красивы.

— Лесть вам не поможет, — лукаво улыбнулся он. Она, смеясь, подчинилась, но его бесподобный облик стоял у нее перед глазами. Она никогда еще не видела Роберта так красиво одетым. В кои то веки он отказался от мрачного черного цвета и надел бархатный темно-сливового цвета фрак, украшенный спереди роскошной вышивкой. Фрак был со стоячим воротником, в который упирались кончики сверкающего белого воротника рубашки. Белый шелковый галстук был воплощением совершенства, а атласный жилет украшали мелкие узоры приглушенного золотистого цвета, скромные и очень модные. Коричневые панталоны обрисовывали очертания стройных бедер, а безупречные белые шелковые чулки подчеркивали сильные мускулистые икры. Весь он, до черных бальных туфель на низких каблуках с плоскими короткими носами, был воплощением мужской красоты. Но как ни старался он приукрасить свою внешность в этот вечер, больше всего Бел хотелось увидеть этого мужчину обнаженным.

— Я этого не вынесу! — воскликнула она, сжав его руку и не открывая зажмуренных глаз. — Где же мы?

— Сейчас увидите, — поддразнил он. — Не подсматривайте.

Она услышала, как отворилась дверца кареты, услышала лязг металла, когда лакей опустил подножку. Роберт взял ее за руку, затянутую в перчатку, вышел сам и помог Бел спуститься с подножки.

— Кажется, пахнет лошадьми, — заявила она, сморщив носик.

— Ладно, — сказал он, — можете смотреть.

Она медленно подняла ресницы. Роберт стоял сбоку от нее, радостно улыбаясь и поддерживая за руку. Тут же в ожидании стоял лакей.

Бел подняла глаза на длинное, простое, величественное здание, перед которым они находились. Узнав его, она раскрыла рот от изумления.

— Это «Олмэкс», — потрясенно выдохнула она.

— Это сюрприз, — усмехнулся он.

«Олмэкс»! Осуществилась голубая мечта ее девичества! Но она тут же закрыла рот и испуганно повернулась к Роберту.

— Я не могу войти туда! Меня с позором выгонят из Лондона!

— Кто выгонит? — мягко возразил он, улыбаясь мальчишески озорной улыбкой. Его темные глаза блеснули. — Все помещение в нашем распоряжении.

Она ошеломленно уставилась на него:

— Вы сняли «Олмэкс» для меня?

— Угу.

— Все помещение?

— Даже нанял оркестр.

— Ах, Хоуксклиф!

И она бросилась ему на шею.

Смущенный румянец окрасил его щеки, он поцеловал ее смеясь и поставил на землю.

— Никто никогда в жизни так не заботился обо мне! Ах, но ведь это ужасно дорого…

— Вы этого достойны. — И он жестом указал на двустворчатую дверь. В глазах его была нежность, хотя она и противоречила иронической улыбке. — Пойдемте посмотрим.

Смеясь от изумления, полная неописуемой радости, Белинда бросилась вперед и исчезла в доме. Фыркнув, он пошел за ней.

— Ах, Роберт, это… «Олмэкс»! — прошептала она с благоговейным восторгом, когда он подошел, потому что она стояла посреди вестибюля. Она недоверчиво смотрела на мраморную лестницу, ведущую в комнаты для собраний.

Ей страшно хотелось подняться наверх, но она чувствовала себя человеком, вторгшимся в чужие владения. Ей казалось, что она слышит, как дамы-патронессы шипят, выражая свое неодобрение. Она с расстроенным видом повернулась к нему.

— Мне здесь не место.

Он ничего не сказал, а лишь весело улыбнулся и предложил ей руку. Черпая храбрость в его спокойной, непоколебимой силе, Бел медленно положила руку на его локоть, и он повел ее по прославленной лестнице наверх, куда в течение двенадцати вечеров по средам во время сезона допускались только люди, известные самой незапятнанной репутацией и самыми изысканными манерами.

Восхищаясь каждой мелочью, она в то же время чувствовала, что он с любовью наблюдает за ней, хотя утонченная элегантность «Олмэкса» совсем не походила на богатое великолепие Найт-Хауса. Лестница вела наверх, к большому холлу; по обеим сторонам от него располагались комнаты для карточной игры, которые, по словам Роберта, также использовались для ужинов и банкетов, а прямо перед ними находилась святая святых — танцевальный зал.

Едва дыша, Бел вошла туда и изумленно огляделась. Танцевальный зал имел в длину около сотни футов, в ширину был вдвое меньше; белый потолок возвышался на тридцать футов. Фриз кремового цвета с обильной позолотой шел вокруг всего зала; стены были бледного серовато-зеленого цвета, и окна огромные, полукруглые, расположенные на равном расстоянии друг от друга. Резные и лепные украшения — медальоны и фестоны — были белыми. У каждой стены стояли скамьи, а в одном конце зала находилось возвышение для оркестра с позолоченной решеткой. Глаза Бел широко раскрылись, когда она увидела музыкантов, вежливо вставших при ее появлении. Бел нерешительно кивнула им:

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, мисс. — Дирижер улыбнулся и весело поклонился Белинде. — Не желает ли молодая леди послушать какую-то определенную вещь?

— Благодарю вас, играйте то, что всегда играете.

И она повернулась к Роберту с изумленным видом, а оркестранты сели и взялись за свои инструменты, и звуки очаровательного дивертисмента наполнили огромный зал. Бел громко рассмеялась. Она поворачивалась во все стороны, испытывая необыкновенную радость. В зале были огромные зеркала, сверкающие люстры и две статуи в рост человека, которые держали канделябры.

— Мне просто не верится, что вы сделали это для меня, Роберт. Это самый замечательный подарок на свете!

— Я помню, с какой грустью вы говорили об этом старинном заведении, когда мы с вами впервые гуляли в Гайд-парке. И потом, мне хочется, чтобы эта ночь стала для вас незабываемой, — сказал он низким голосом. Он поднес к губам ее руку и поцеловал. — Мисс Гамильтон, не окажете ли вы мне честь танцевать со мной?

Глаза ее засияли как звезды.

— Ах, любезный сэр, я должна спросить разрешения у сопровождающей меня дамы! — пропела она, изображая барышню, впервые оказавшуюся на балу.

Он рассмеялся и вывел ее на середину огромного танцевального зала с великолепной акустикой. Оркестр заиграл вальс.

Они встали лицом друг к другу. Он поклонился, она присела в низком старательном реверансе. Оба с трудом скрывали улыбки..

Они танцевали до тех пор, пока весь мир не начал кружиться вместе с ними. Они выпили бутылку прекрасного шампанского и снова танцевали, они кружились по сверкающему паркету и не могли остановиться. И вот наконец, прервав танец, Роберт привлек Бел к себе, взял ее за подбородок и медленно приблизил к ней губы.

Бел закрыла глаза, обвила руками его шею и втянула в себя его язык, жарко, ласково, призывно. Ее пальцы в перчатках пробежали по его волосам.

Голова у нее была легкой, кровь горячей, и казалось, что прошло лишь несколько минут, а они уже снова оказались в Найт-Хаусе. Они шли по коридору к ее комнате, то и дело целуясь и останавливаясь, чтобы насладиться прикосновениями друг к другу. Перчатки она давно сняла. Галстук его развязался.

Не прерывая поцелуя, он ощупью нашел дверную ручку и открыл дверь, увлекая за собой Бел. Она впорхнула вслед за ним в спальню, все время страстно целуя его.

Лунная дорожка вела прямо к ее кровати с бархатным пологом, но они помедлили у двери. Бел прижала к ней Роберта, и он пошире расставил ноги, а она стала между ними, потому что от его поцелуев ее охватило дерзкое нетерпение.

— На вкус вы как шампанское, — сказала она, а потом опять страстно поцеловала, проводя языком по его сладостному языку. Она сняла с него галстук и принялась расстегивать пуговицы на жилете.

Он сунул палец за вырез ее платья и стянул его вниз, коснувшись сосков.

— Ах! — выдохнула она, чувствуя, как мгновенно затвердели соски.

Он нежно погладил ее по шее, подбородку, коснулся губ. Она закрыла глаза и схватила губами кончики его пальцев, целуя и посасывая их расточительно-ласково. Он смотрел на нее, и дыхание его в темноте становилось все преры-вистее.

Свободной рукой он обхватил ее бедра и привлек к своему крупному дрожащему телу. Она ощутила его твердую пульсирующую плоть и поняла, что он сдерживается из последних сил. Ей было приятно, что он так покорен, что разрешает ей поступать так, как она хочет. Совсем осмелев, она схватила его рукой. Он со стоном откинул голову.

Ее рука скользнула вверх, по плоскому животу, по груди, по шее… Она посмотрела на него и увидела в его глазах восторг.

— Пойдемте, вы научите меня наслаждению, как обещали, — прошептала она, — потому что я жажду научиться.

Его улыбка была так соблазнительна, что все тело ее охватила дрожь.

Он направился к кровати, ведя ее за руку. Она присела на краешек и стала ждать. Хоук наклонился, поцеловал ее так, что у нее захватило дух, и отодвинулся с учтивым поклоном, чтобы зажечь свечи.

Это вызвало у нее улыбку — она почувствовала заботу о себе. А он зажигал все свечи, какие только были в комнате. Спальню озарил теплый оранжевый свет от канделябра, стоявшего на камине, тонкой свечи на туалетном столике и еще одной — на маленьком столике у кровати. И тогда Роберт снова подошел к ней, ласково улыбаясь в низком интимном свете пламени, который таинственными тенями обрисовывал любимое ею лицо. Став перед ней, он медленно стянул с себя фрак и бросил его на пол. Восхищенный взгляд Бел пробегал по его широким плечам, мощной груди, узкой талии.

Он сбросил с себя жилет и рубашку и остался в одних панталонах. Бел гладила и целовала бархатистую кожу на его груди и животе. А он наслаждался ее ласками.

— Вы… замечательный образец настоящего мужчины, Хоуксклиф.

Он тихо засмеялся, схватил ее за руки. Пальцы их переплелись, он наклонился и поцеловал ее. Долго они стояли так, держась за руки и целуясь.

— Я хочу видеть вас, — прошептал он наконец.

Она зарделась, но покорно повернулась к нему спиной, чтобы он расстегнул ей платье и расшнуровал корсет.

Он осторожно спустил платье с ее плеч и провел руками по обнаженной коже. Она содрогнулась от желания, когда он начал гладить ее бедра и целовать живот, оттянув вниз резинку панталон.

Он поднял ее на руки и отнес на кровать. Но только он собрался лечь рядом с ней, как она вывернулась из его объятий и опустила ноги на пол.

— Одну минуту, — шепнула она. — Мы ведь не хотим, чтобы вы случайно стали отцом.

И она направилась к китайской ширме, чтобы приладить маленькую круглую губку с ниткой, как ее учила Харриет, но Роберт остановил ее, легонько коснувшись запястья.

— Разве это так уж плохо? — спросил он, глядя ей в глаза. У нее перехватило дыхание.

— Н-нет.

Взволнованная, она снова легла в кровать.

— Я люблю вас, Белинда, — прошептал Роберт, целуя ее в шею.

Охваченная удивительной радостью, она ответила, что тоже любит его, и прижалась к нему разгоряченным телом. Он начал целовать ее нежно и страстно и, осторожно раздвинув ей ноги, заполнил ее собой.

Он поцеловал ее в губы и ласкал до тех пор, пока они не достигли апогея. Только тогда он остановился, задыхаясь.

— Господи, я люблю вас, — изумленно проговорил он, как будто только сейчас это понял.

— Я тоже люблю вас, Роберт, — прошептала она, целуя его в лоб. — Я тоже люблю вас.