В Брайтоне дул бодрящий бриз с моря, и Хоук обнаружил, что здесь ему дышится легче. Была ли причиной этого удаленность от лондонской толпы и всех мест, напоминавших о ней, или влияние спокойного, величавого моря, но горе, сжимавшее его сердце, несколько ослабило свою хватку.

Вечера он посвящал расследованию, но по утрам в теплые апрельские дни одиноко бродил босиком по песку, закатав штанины. Далеко от Променада и купальных кабинок, здесь, где был слышен только шум моря и крики чаек, он чувствовал, что исцеляется, наливается силой.

Его новый приятель Долф Брекинридж намеревался побывать сегодня вечером на концерте в «Риджент-Гарден». И Хоук тоже решил отправиться туда.

Поощрять многочисленные беспутные привычки баронета оказалось делом более легким, чем предполагал Хоук, хотя заводить разговор о Люси было пока преждевременно — это могло вызвать подозрения. Прожигатели жизни, среди которых он теперь вращался, частенько подшучивали над его высокой моралью, и ему приходилось с этим мириться. В общем же они считали, что его неожиданное появление в их среде возвышает их в глазах света.

На приемах, которые устраивал в Брайтоне принц-регент, было так много гостей, что Хоук, никем не замеченный, лениво бродил из комнаты в комнату, а потом выходил на подстриженный газон, где играл немецкий оркестр. Однажды ему повезло — он наткнулся на Долфа, стоявшего в углу террасы и задумчиво смотревшего на море.

Может статься, сегодня, после того как он уже десять дней взращивает дружбу с баронетом, он отыщет наконец искомый ключ. Хоук не торопясь подошел к нему, пряча отвращение за безупречным фасадом сдержанного расположения.

— Брекинридж.

— Хоуксклиф, — пробормотал Долф, тяжело вздохнув, и отпил из бутылки.

«Пьян, — подумал Хоук. — Превосходно».

— Что-то неладно, старина?

Долф искоса взглянул на него; его глаза с тяжелыми веками казались сейчас более пустыми, чем всегда.

— Вы когда-нибудь были влюблены, Хоуксклиф? Сунув руки в карманы, Хоук равнодушно посмотрел на море.

— Нет.

— Я так и думал, ведь вы такая холодная рыбина, — проворчал Долф, который был до такой степени пьян, что уже не замечал оскорбительности своих высказываний. — Держу пари, вы родились под знаком Сатурна.

Хоук поднял бровь:

— Господи, неужели вы влюбились, Брекинридж?

— Хоуксклиф, — ответил тот, — я нашел бриллиант.

— А, это та брюнетка, которая сидела у вас на коленях после спектакля?

Долф потряс головой и лениво махнул бутылкой.

— Это так, от скуки. Нет, я нашел самую красивую, очаровательную, желанную, умную, милую девушку на свете. Я знаю… такую любовь, — проговорил он, прижимая бутылку к сердцу, — какую вы и представить себе не можете.

Хоук уставился на него, пораженный. До сих пор он еще не слышал, чтобы этот человек говорил о чем-то с такой страстью, разве что об охоте, лошадях и собаках.

— Расскажите.

— Вы должны увидеть ее, — продолжал Долф. — Нет… нет… — тут же спохватился он, — я никому не позволю познакомиться с ней, пока не женюсь на ней. Я прячу ее от всех. Видит Бог, вы наброситесь на нее с вашим герцогством и знатным именем и попытаетесь украсть ее у меня, — заявил он, пьяно захихикав. — А не вы, так кто-нибудь из ваших несносных братье.

— Это что, такое сокровище, да?

— Большее, чем вы когда-нибудь найдете, — высокомерно заявил Долф и снова глотнул из бутылки.

— А у вашего ангела есть имя?

— Белинда.

— Когда же свадьба?

Долф тяжело вздохнул:

— Она не хочет. Пока.

— Вы шутите, — мягко сказал Хоук.

— Ничего, со временем захочет, — заверил его Долф. — Полагаю, она так соскучится по мне, пока я в отъезде, что передумает к моему возвращению в Лондон.

— Ну что же, желаю вам всяческих успехов в этом деле, — весело проговорил Хоук и отвернулся; глаза его сузились.

Точное попадание, подумал он.

Дав Белинде достаточно времени, чтобы она прочувствовала, какое это несчастье — существовать без него, Долф Брекинридж вернулся в Лондон, преисполненный того азарта, который испытывает охотник в разгар погони. Лисицу загнали в угол. Бежать ей некуда.

«Какой это будет отличный трофей!» — думал он, нахлестывая кнутом лошадей. Белинда заставила его погоняться за ней, но вынужденная разлука, которой он ее подверг, не могла не сломить ее сопротивление. Он надеялся, что найдет ее податливой и покорной. Если же нет, тогда придется придумать какое-то новое средство, чтобы положить конец ее глупым попыткам прожить без него.

Пробираясь по городу в своем фаэтоне, он нимало не заботился о том, чтобы не столкнуться с другими экипажами или не задавить пешеходов огромными грохочущими колесами. Торопясь отыскать Белинду, он всматривался в лица торговок, но нигде не мог отыскать прекрасную торговку апельсинами.

Ни одна женщина не заставляла его так жаждать победы. Какое это будет счастье, когда она наконец покорится его воле! С такой утонченной, покорной, красивой женой он станет предметом зависти своих друзей, среди которых он отныне числил необычайно влиятельного герцога Хоуксклифа, с чем и поздравил самого себя.

— Черт побери, девочка, где же ты? — пробормотал он, оглядываясь по сторонам.

Не найдя ее ни на одном из обычных мест, Долф повернул в сторону своего клуба, зная, что хорошая трапеза и выпивка помогут ему справиться с недоумением. Он возобновит поиски и, конечно же, найдет свою жертву где-нибудь на улице.

Вскоре он уже стягивал толстые кожаные перчатки, в которых правил лошадьми, и с важным видом входил в клуб. Поскольку этот клуб относился к самым посещаемым в городе, ничего необычного не было в том, что в главном салоне стоял гул голосов.

Около дюжины джентльменов добродушно обсуждали какое-то новое пари. Долф подошел к группе своих клубных приятелей и прислушался к их разговору.

— Превосходная штучка! Понимаете, к ней можно подойти, только предложив не меньше чем свое состояние и себя в придачу.

— Это выводит меня из игры — по крайней мере пока мои почтенные родители не испустят дух.

Смешки, улыбки.

— Как вы думаете, кого она выберет?

— Ставлю десять фунтов, что это будет Арджил.

— Нет, Арджил принадлежит Харриет.

— А что насчет Уорчестера?

— Он ее не привлечет.

— Ее никто не привлекает. Это-то и делает ее такой притягательной.

— Она даже не взглянула на вас второй раз, так же как ни на кого из нас.

— Кто же ей нужен? Полубог? Святой?

— Ставлю двадцать гиней, что она ждет, когда появится Царь Александр. Женщины уже заранее влюблены в него. «Таймс» пишет, что он будет здесь со дня на день…

— Нет-нет, она славная английская девочка. Она не станет иметь дело с иностранцем! — презрительно бросил кто-то. — Говорю вам, это будет Веллингтон, попомните мои слова. И осмелюсь заметить, он достоин ее больше, чем любой из нас.

— Я, наверное, повешусь, если она не выберет меня, — простонал другой.

— Ладно, ладно, — заявил Долф, поворачиваясь к ним и упирая руки в бока. — Я принимаю пари. О ком вы говорите?

Все разом замолчали, посмотрели друг на друга и лукаво улыбнулись.

— Прошу прощения? — с невинным видом переспросил Латрелл.

— Откуда вы взялись? — осведомился кто-то.

— Я был в Брайтоне, с принцем-регентом, — надменно ответил Долф. — Что нового?

— Появилась новая жрица Афродиты, перед которой мы все упали на колени, — разъяснил полковник Хангер. — Мы заключаем пари, кого она возьмет в покровители.

Долф равнодушно хмыкнул. Эти дурни считают, что разбираются в красоте!

— Вы сомневаетесь? — возмутился один из щеголей.

— Как она выглядит? — скептически отозвался Долф. Толпа дружно вздохнула.

— Волосы точно пряжа из солнечных лучей…

— Это голубоглазая блондинка. Одним словом, потрясающая.

— К таким довольно просто подойти, — высокомерно произнес Долф.

Он повернулся к ним спиной, увидев официанта с мясным пирогом, которого он ждал с нетерпением.

— А слышал ли кто-нибудь, где сегодня вечером появится мисс Гамильтон? — спросил кто-то позади него.

Долф подавился куском пирога.

— Я думаю, она будет у Харриет.

Долф промыл горло глотком эля, вскочил со стула и резко повернулся, вытирая рот рукой.

— Как, вы сказали, ее фамилия?

— Чья?

— Этой жрицы! — рявкнул он, нагнув голову, словно бык, готовый к нападению.

Полковник Хангер улыбнулся и поднял свой бокал, словно желая произнести тост.

— Мисс Белинда Гамильтон.

Долф в ужасе отскочил.

— За мисс Гамильтон! — радостно подхватили все, но Долф уже выбежал за дверь.

Он вызвал свой фаэтон и мгновение спустя уже мчался по предместью Сент-Джеймс в сторону Марилебона. Он знал, где живет Харриет Уилсон, и поскольку часто бывал на ночных приемах в ее доме на Йорк-плейс.

Это невозможно. Это ошибка, либо шутка, либо совпадение. Она не стала бы… не стала бы! Она ведь гордая, она девственница, она леди. Проклятие! Он считал ее своей собственностью.

Если это правда, если его Белинда на самом деле там, ей-богу, он выломает дверь и за волосы вытащит ее оттуда. И будет тащить до Гретна-Грин, где их обвенчают в два счета.

У дома Харриет Уилсон он на ходу выскочил из фаэтона, бросился к парадной двери и принялся колотить в нее кулаком.

— Откройте! Открывай, Харриет, шлюха ты этакая! Проклятие, Бел, я знаю, что вы здесь! Вы встретитесь со мной!

Внезапно дверь, в которую он стучал, отворилась. Долф оказался лицом к лицу с одним из шлюхиных вышибал — высоким, крупным лакеем, похожим на бывшего боксера. Воплощенное вероломство в ливрее. Долф вспомнил, что Харриет держала пару таких в своем доме в качестве телохранителей.

— Могу я помочь вам? — прорычал лакей с угрозой.

— Я хочу видеть… — Он постарался взять себя в руки. По щеке его бежала струйка пота. — Здесь есть девушка по имени Белинда Гамильтон?

— Сейчас мисс Гамильтон занимает гостей, — буркнул дюжий лакей. — Можете оставить свою карточку.

Значит, это правда.

Все закружилось у него перед глазами, ему стало тошно, но он успел заметить в верхнем окне какое-то движение. Дрогнула занавеска. Задыхаясь от ярости, вытаращив глаза, он уставился туда. Закатное солнце сверкнуло на стекле, когда раскрылось французское окно. И появилась она — правда, в некотором смысле это была не она, не его чумазая крошка Бел в изношенном шерстяном плаще.

Это не могла быть она.

Долф в благоговейном ужасе смотрел на незнакомую красавицу куртизанку.

Женщина в окне была прекрасной богиней. Блестящие пряди льняных волос были подняты кверху и тщательно уложены в сложную прическу. На ней было дорогое платье, слишком низко декольтированное для этого времени дня, а в ушах покачивались серьги с драгоценными камнями. Ветерок раздувал прозрачные длинные рукава, обрисовывая изящные руки, когда она положила холеные кисти на подоконник и швырнула ему насмешливую кривую улыбку, точно розу в шипах.

— Да?

— Белинда! — заорал он, не веря своим глазам. — Ч-что вы наделали?

Она недоуменно подняла брови:

— Простите, не имею чести знать вас. Прощайте. Хотя слова были вежливыми, Долф понял, что ему только что дали полную и окончательную отставку, какую только может дать джентльмену молодая леди. Она уже закрывала окно.

— Белинда, подождите!

Она беспечно рассмеялась, а потом обернулась к тем, кто был в комнате.

— Идите сюда! Посмотрите на этого бедного юношу там, на дороге, — позвала она своих собеседников.

У окна показались две неясные мужские фигуры и встали по бокам Белинды.

«Боже мой! — подумал Долф, узнав их. — Арджил! Хертфорд! Эти развратники пытаются соблазнить ее!» Но это были влиятельные развратники, герцог и маркиз, люди умные и незаурядные. Долф крепко сжал губы, чтобы сдержать поток ругательств, зная, что не следует говорить лишнего.

Насколько он понимал, наверху мог находиться сам регент, или герцог из королевской семьи, или Веллингтон, потому что из гостиной доносились мужские голоса и смех.

— Белинда Гамильтон, — прорычал он сквозь стиснутые зубы, — я не знаю, что вы думаете о своем пребывании в этом месте, но вам лучше немедленно сойти вниз!

Она обняла обоих мужчин за плечи и нагло улыбнулась Долфу.

— Я прекрасно знаю, что делаю, Долф. Я развлекаю весьма приятных друзей, как наш слуга уже сообщил вам.

— Я должен поговорить с вами! — чуть ли не проскулил он.

Бел весело засмеялась и отпустила лордов, которые, нахмурившись, смотрели на него со снисходительным неодобрением.

— Бедный Долф, у вас такой растерянный вид, — сочувственно вздохнула Бел.

— Белинда, ради Бога, спуститесь и поговорите со мной!

— Вы мужлан, Долф. О чем нам говорить?

— Это невозможно! — завопил он, задрав голову.

На улице открывались ставни и двери, люди высовывались посмотреть, кто поднял весь этот шум.

— Ну хорошо, я дам вам короткую аудиенцию сегодня вечером, но единственное, что мне хотелось бы услышать от вас, — это извинения, — с милой улыбкой проговорила она. — А теперь ступайте прочь, пока не появился констебль.

И с этими словами она исчезла, закрыв за собой окно.

Долф смотрел на оконный переплет, сжав губы от ярости и смаргивая слезы с ресниц. Он снова позвал ее, но в стеклах отражалось только синее небо у него над головой. Все еще не веря в ее вероломство, он повернулся, вскочил в фаэтон и помчался прочь. Сердце его гулко стучало, потому что на этот раз она действительно одержала над ним верх.

Наконец-то долгожданный момент настал и она начала мстить своему смертельному врагу! До конца дней своих она запомнит потрясенное мерзкое лицо Долфа, но это ничто по сравнению с теми муками, которые она припасла для него на сегодняшний вечер.

— Я же говорил, что они скоро начнут стреляться из-за вас, мисс Гамильтон, — сказал посмеиваясь лорд Хертфорд, когда она присоединилась к обществу.

Харриет, ее сестра Фанни и их подруга, элегантная Джулия Джонстон, о чем-то весело болтали за чаем со своими фаворитами.

— Вы уверены, что это разумно — позволить такому бешеному малому явиться сюда вечером? — спросил герцог Арджил, недовольно взглянув на окно.

— Надо как следует помучить его, — весело ответила Бел, беря с подноса круглое пирожное.

— Жестокая красавица! — пробормотал Хертфорд, глядя, как она ест.

Бел пожала плечами, послала ему небрежную улыбку и снова села на софу, подобрав под себя ножки в комнатных туфельках.

Рядом с ней села Харриет, маленькая, но весьма сластолюбивая женщина тридцати с небольшим лет, с золотисто-рыжими локонами и прекрасными темными глазами, в которых светился ум.

— Следите за собой сегодня вечером.

— Не беспокойтесь, непременно.

Пожалуй, она поспешила, позволив Долфу прийти вечером, подумала Бел, но она так презирала его, что ей хотелось показаться ему во всей своей славе последней сенсации полусвета. Пусть подавится своей яростью. Он это заслужил. Он ничего не сможет ей сделать — дом будет полон ее поклонников, а у дверей дежурит лакей Харриет.

Приятное общество возобновило беседу, но Бел молчала, мысленно вернувшись к событиям последних недель.

В тот апрельский день, когда она пришла к сестрам-куртизанкам, Харриет сразу же отказалась помочь явно хорошо воспитанной молодой женщине погубить себя. К счастью, ее более мягкосердечная сестра Фанни переубедила ее.

Эми, злобная старшая сестра, смотрела на Бел презрительным взглядом и решительно отказалась вмешиваться. Фанни упрашивала, Эми сопротивлялась, а Харриет между тем изучала Бел — ее внешность, осанку, уровень образования. Объявив Бел о том, что она согласна взять ее к себе, Харриет дала ей понять, что впереди ее ждут большие траты, если она хочет произвести благоприятное впечатление на богатую клиентуру. Для начала, например, понадобится запас роскошных вечерних платьев. Под гарантию в двадцать процентов от содержания, которое назначит будущий покровитель Бел, Харриет соглашалась финансировать первое появление Бел в полусвете.

Устроившись в лучшей спальне дома, Бел первым делом написала отцу, что ей предложили сопровождать двух юных леди в Париж и она не скоро сможет его навестить. Она отдала письмо одному из лакеев Харриет, который и доставил его в тюрьму «Флит».

С этого момента Бел-учительница превратилась в Бел-ученицу.

Согретая мыслью о будущих прибылях, Харриет решила сделать из Бел лучшую из своих куртизанок. Бел, отбросив свое прежнее «я», которое было так грубо опозорено и осквернено, безропотно следовала указаниям Харриет, надеясь со временем стать такой же, как она, — красивой, сильной и независимой.

Никогда больше она не будет голодать. Богатство, которое она заработает, будет тому гарантией. Ее наставница получала сотню гиней всего лишь за недолгое общение с клиентом, и при этом ей вовсе не обязательно было ложиться с ним в постель. Иногда джентльмену хочется просто пообедать в приятном обществе, поговорить с умной женщиной. Но сначала Харриет заставила ее выучить самое важное правило из символа веры куртизанки — никогда не влюбляться.

Любить мужчину — значит попасть под его власть, а куртизанка должна сама властвовать над мужчиной.

Куртизанка, узнала Бел, — это нечто гораздо большее, чем партнерша в постели или даже умелая соблазнительница. Она должна быть разносторонне образованна и весела и уметь удовлетворить мужчину во всех отношениях. Также ей вменялось в обязанность уметь выслушивать клиента и хранить его тайны. Она должна разбираться в политике, которая так интересует мужчин, — а это означало ежедневное чтение «Тайме» и журнала тори «Куотерли ревю».

Ей также пришлось узнать, куда с большей выгодой для себя стоит вкладывать свои доходы, потому что нельзя же быть куртизанкой вечно. Бел заинтриговало искусство наживать состояние, особенно когда она услышала, что у некоторых из удалившихся от дел дам полусвета вроде Дерзкой Беллоны или известной всем Белы Доу накоплены тысячи фунтов. Никогда она не мечтала о такой безгранично независимой жизни, ибо ни одна законная жена, как бы уважаема она ни была, не имеет собственных денег.

Харриет стала ее идолом, потому что она понимала, что такое власть.

Бел не стала рассказывать ей о том, что она пережила в темном переулке. Она никому об этом не сказала. Она была уверена, что забыла о том эпизоде. И только страшные сны все еще мучили ее.

Ближе к маю ей начало казаться, что жизнь полна неиссякаемых возможностей, поскольку в Лондон стали стекаться сановники и герои войны, чтобы провести здесь первое лето после победы. Бел дебютировала в Лондоне, побывав на опере в Королевском театре в Хеймаркете в обществе замечательного трио, известного как «три грации», — Харриет, Фанни и Джулии.

В течение всего представления, пока Каталани стенала в мелодраме «Семирамида», рассказывающей о нелегкой любви, ложа куртизанок была полна мужчин — старых и молодых, красивых и обыкновенных, умных и тупых, Иностранцев и англичан. Титул одного превосходил титул другого, и все выказывали куртизанкам уважение, порой на глазах у собственных жен.

Тут была знать, офицеры, дипломаты, поэты, художники, бездельники с Бонд-стрит, затесавшиеся в общество высоколобых ученых из Королевской академии, и единственное, что их связывало, — они все томились чувственной мечтой о сладострастной любви, подарить которую может только куртизанка.

Неопытная Бел широко раскрытыми глазами смотрела, как мужчины обращаются с Харриет и остальными — как с настоящими идолами, с земными воплощениями самой Венеры.

Харриет внушала ей, что поклонение мужчин следует принимать как должное. Пусть со стороны это кажется надменным и грубым, говорила она, но это единственный способ заставить воспринимать себя всерьез. Если Бел хочет, чтобы на нее смотрели как на драгоценный приз, ей придется держаться именно так.

Это была игра, и Бел быстро научилась в нее играть.

Можно было выбрать одну из нескольких философий. Фанни решила посвятить себя одному придирчиво выбранному покровителю — в ее случае лорду Хертфорду. Харриет нe одобряла этой практики, потому что не любила класть все яйца в одну корзину, — до этого она обожглась на лорде Тонсонби. Вместо этого она постоянно развлекала нескольких фаворитов, среди которых были Арджил, Уорчестер и енри Брум, который терпеть не мог свою жену. Харриет любила хвастаться с небрежным видом, что некогда ее чары околдовали самого Веллингтона.

Бел предпочитала более скромную тактику Фанни — найти одного богатого покровителя и ублажать его, — но не забывала о предупреждении Харриет касательно ревнивых жен, вовсе не одобрявших подобные отношения. Хорошенько все взвесив, Бел установила для себя одно руководящее правило — никогда не брать в покровители женатого мужчину.

Хотя это значительно сужало выбор, Харриет, как ни странно, одобрила ее решение. Жаль, что она сама до этого не додумалась, когда была помоложе, посетовала она, потому что, если у твоего покровителя есть дома ревнивая жена, никогда нельзя спать спокойно. А Бел вовсе не желала заводить себе врагов.

В Королевском театре, во время своего первого выхода в свет, она встретила бесчисленное множество возможных покровителей. Позже, на вечерах у Харриет и в садах Воксхолла, она получше узнала некоторых из них. Кое-кто, из офицеров обращался насчет нее к Харриет, но пока что ей приходилось постоянно контролировать себя, чтобы отпрянуть в сторону, когда мужчина просто задевал ее в толпе, и не зашипеть, как разъяренная кошка, если кто-то брал ее за руку.

Она быстро продвигалась вперед по пути перевоплощения в очаровательную греховную парию, не обращая внимания на мнение окружающих и лелея мысль о богатстве, которое обеспечит ей безопасность. Тогда никто не сможет причинить вред ни ей, ни ее отцу. Она будет свободна и независима. Никто даже не подозревал, что за фасадом беспечной, дерзкой и беззаботной куртизанки скрывается человек, который сделал целью всей своей жизни месть.

Джулия заявила, что она слишком разборчива, но Бел терпеливо ждала рыцаря в сверкающих доспехах, хотя и боялась, что ищет иголку в стоге сена.

Она знала — где-то есть тот самый идеальный покровитель, который проведет ее сквозь все страхи. Которому она сможет доверять. Которого сможет целовать, не испытывая отвращения. Нежный, благородный, добрый.

«Когда я встречу его, — думала она, — я его узнаю».