Нет, у него так ничего и не получилось.
Вокруг все ревело и грохотало. От длительного действия нарастающей вибрации Вадим почувствовал боль в желудке. В горле появились судороги, рот непрерывно наполнялся слюной.
От недавнего покоя, среди которого Вадим принял решение идти к центру земли, не осталось и следа.
На экране локатора зелень сменилась густой синевой, ровной и чистой, совсем как небо в июльский полдень. Экран походил бы на круглое окно, будь он стене, а не в полу. И не хотелось верить, что это синее не воздух, а раскаленный базальт, готовый раздавить «ПВ-313», как яичную скорлупу, стоит только отказать защитному действию магнитоплазменного поля.
Вадим соединился с геологом.
- Николай Николаевич, - спросил он, - каков будет ваш прогноз в отношении нарастания вибрации?
- По совести говоря, неутешительный. До зоны гипоцентров не меньше суток хода. Да еще столько же от нее вглубь, где прекратится эта камнедробилка.
- Плохо…
- Да куда хуже.
Дектярев ждал, что еще скажет Сурков. Но тот молчал. Командир подземохода колебался. Не пора ли остановить машину и прежде прощупать недра с помощью всей имеющейся на корабле аппаратуры? Не поспешил ли он, взяв на себя смелость сразу же устремиться на «ПВ-313» к центру земли?
- Остановиться? - спросил он геолога.
- Н-не знаю, что и посоветовать.
Николай Николаевич тоже колебался. Страсть исследователя толкала его дальше, звала в недра. Голос благоразумия советовал повернуть обратно.
Если бы геолог начал уговаривать Вадима прекратить рейс, Вадим сдался бы. Но Дектярев надеялся, что командир подземохода примет такое решение самостоятельно. Оба молчали. Оба глядели в репродукторы на пульте, однако так ничего и не услышали друг от друга.
Сверху спустился Михеев, хмурый и усталый. Он сел в кресло, взглянул на приборы и сказал Вадиму:
- Идите передохните в гамаке. От вибрации мозги превращаются в кашу. Нужно дать им отдых.
Вадим остался на месте - в такой заботе он не нуждался. Но самочувствие у него было отвратительное. Голову разламывало от непрерывной тряски, вытряхивало из нее все мысли, все желания.
Время тянулось нестерпимо медленно. Командир подземохода избегал смотреть на хронометр, но все чаще поглядывал на виброметры. Можно было гордиться конструкцией «ПВ-313»: никаких нарушений в работе автоматики.
«Нужно остановить подземоход», - сказал себе Вадим, но остался неподвижным. Он привык доводить до конца каждое начатое дело, а сейчас ему приходилось отказываться от самого большого, от самого заветного, ради чего он жил и работал.
«Поспешил… - с досадой признался Вадим. - К вибрации машина не подготовлена. Нужно возвращаться».
И не находил в себе сил протянуть руку, чтобы нажать кнопку остановки.
Вдруг в синеве экрана он увидел Лену.
Четверо суток разлуки…
Четверо суток!
Но это лишь начало рейса. Подземоход прошел двести двадцать километров, а Вадим хотел достичь центра земли. Значит, остается еще шесть тысяч сто пятьдесят километров. Даже при существующей скорости движения потребуется сто пятьдесят суток. Да столько же на обратный путь. Почти год!
На минуту Вадим перестал ощущать вибрацию. Острая, отчетливая мысль, что вся его затея представляет сплошное безрассудство, заглушила другие переживания, заставила исчезнуть даже образ Лены. Вдруг он почувствовал и грозную силу подземной стихии и бесконечность дороги. Что значит пресловутый глубинный барьер, когда впереди могут оказаться настоящие барьеры и за преодоление каждого из них можно поплатиться жизнью.
На душе Вадима было смутно и тревожно.
- Вадим, - произнес из репродуктора голос Чумакова, - поднимись поскорее к нам в кабину.
- Что там у вас стряслось?
- Скорюпин потерял сознание.
- Иду!
Следом за Вадимом в кабину механика поднялся и Михеев. Скорюпин лежал на полу, около него хлопотал Андрей: приподняв голову Павла, он пытался остановить идущую у него из носа кровь.
Михеев, не говоря ни слова, отстранил Андрея, взвалил безжизненное тело связиста на плечи и вскарабкался с ним в кабину отдыха. Там он бережно уложил Павла в гамак, открыл шкаф с медикаментами, достал кровоостанавливающее, вату, марлю.
На исходе были пятые сутки.