Ардашир и исторический цикл

Для персов подлинная история начинается с династии Сасанидов. Все, что произошло до воцарения Ардашира, помнили смутно — героический век, почти легендарный. Но это не означает, что для сасанидского периода мы полностью избавлены от мифов, что все известно и все — правда. И для этого времени, гораздо лучше освещенного источниками, многое остается неясным, и нередко трудно отделить реальные события, то, что происходило в действительности, от вымысла, от того, что, по мнению людей, должно было происходить. Предание о возникновении династии Сасанидов, подобно легендам о Кире и Аршаке, следует эпическим образцам.

В среднеперсидском сочинении «Карнамак-и Ардашир» («Книга деяний Ардашира») рассказывается, что Сасан был пастухом царя Папака, правившего в городе Истахре близ Персеполя. Сасан происходил от Ахеменидов, но хранил это втайне до тех пор, пока Папак не увидел сон, предсказывавший, что сын Сасана будет править миром. Тогда Папак отдал свою дочь в жены Сасану, и от этого брака родился Ардашир. Этот рассказ повторен Фирдоуси в «Шах-наме» и, очевидно, считался заслуживающим доверия. Агафий («История», II, 27), живший в VI в., приводит несколько измененную версию этого же рассказа. Папак был, согласно Агафию, звездочетом, а Сасан — воином, остановившимся в его доме. Распознав в Сасане признаки величия, Папак свел его со своей женой, в результате чего родился Ардашир. Много позже, когда Ардашир был царем, спор между двумя старцами удалось уладить таким образом, что Ардашир стал именоваться сыном Папака, но происходящим из семени Сасана.

По другой традиции, сохраненной Ибн ал-Асиром (I, 272) 1, Евтихием (л. 656) 2 и другими авторами, Сасан был мелким правителем в Парсе, Папак — его сыном, а Ардашир — внуком. Такая генеалогия принята в настоящее время большинством исследователей, особенно после открытия знаменитой трехъязычной надписи Шапура I на «Ка’бе Зороастра»; по своему значению эта надпись не уступает Бехистунской надписи Дария 3.

В надписи на «Ка’бе Зороастра» (мы будем ее в дальнейшем обозначать KZ) Сасан, однако, носит лишь титул «владетель» (MR’HY, в парфянской версии fiwtwy) и выступает, очевидно, в качестве предка, без уточнений степени родства. Папак в KZ, как и в других надписях, определенно назван дедом Шапура I.

В KZ приведено и имя матери Папака — Денак, но не указано, была ли она женой Сасана, равно как и Сасан нигде не назван дедом Ардашира. Таким образом, даже надписи не позволяют точно установить степень родства между Сасаном и Папаком.

В сирийской хронике Арбелы сообщается, что при Вологезе IV (около 191—207 гг.) парфяне сражались с персами; далее в этом же источнике говорится: «В прежние времена персы пытались свергнуть парфян; много раз они бросались в бой, но терпели поражение» 4. В хронике также говорится, что позднее персы и мидяне заключили союз с царями Адиабены и Киркука и в результате смогли сокрушить парфян. Год и обстоятельства поражения и гибели Артабана V, противника Ардашира, неясны; обычно приводится 224 или 226 г. Однако монеты последних аршакидских царей путают карты: судя по этим монетам, после длительного совместного правления Вологеза V (207—227?) и Артабана V (213—224?) следовало совместное правление Вологеза V с Артаваздом, сыном Артабана V, царствовавшим только один год (226—227) 5. Сопротивление Аршакидов не прекратилось со смертью Артабана V, а потому можно предполагать, что монеты последних Аршакидов продолжали чеканиться от имени Артабана V даже после победы над ним Ардашира. Это событие, на основе сопоставления источников, может быть датировано, скорее всего, апрелем 224 г.

Титулы, приводимые в надписях сасанидских царей, позволяют проследить процесс расширения их государства. Как уже отмечалось, Сасан упоминается только как «владетель», но Папак уже носит титул «царь», Ардашир — «царь царей Ирана», а Шапур — «царь царей Ирана и не-Ирана». Примером того, как легко сделать неправильные выводы при толковании надписей, служит употребление в KZ слова bgy, буквально «бог», при упоминании Папака, тогда как Ардашир и Шапур в этой надписи наделены эпитетами «поклоняющийся Мазде, бог». Это различие могло бы привести к предположению, что Папак придерживался иной веры или не был столь ревностным маздаяснийцем, как его сын и внук. Однако формула, включающая в себя только bgy, встречается и в более поздних надписях из Так-и Бустана, так что опущение слова mzdysn «поклоняющийся Мазде» при имени Папака в KZ не дает права на далеко идущие заключения. Выражение «род (или «происхождение») которого от богов» должно объясняться как сохранение селевкидской, а может быть, даже и ахеменидской формулы; термин bgy «бог» в приложении к правителю в придворном протоколе того времени соответствовал, очевидно, выражению «ваше величество».

Для установления даты смены династии в Парсе мы, к счастью, располагаем надписью на вотивной колонне из Бишапура, составленной на парфянском и среднеперсидском языках. Текст ее гласит: «*В месяце фравардин года 58, сорок лет огня Ардашира, двадцать четыре года огня Шапура, (а этот огонь] — царь огней» 6. На оборотной стороне сасанидских монет вплоть до правления Шапура II мы имеем арамейское (гетерографическое) обозначение NWR’ ZY «огонь (такого-то)»; позднее это же обозначение пишется по-ирански (‘twry) — вплоть до Ездигерда II (439—457), после которого такая надпись на монетах больше не встречается. Каждый царь имел свой огонь, зажигавшийся в начале его царствования; этот огонь поддерживался в переносном алтаре (вроде тех, что изображены на монетах), о чем сообщают армянский автор Себеос, Аммиан Марцеллин и другие источники. Огонь Шапура в надписи из Бишапура назван «царем огней» очевидно потому, что он был отождествлен с «огнем Гушнаспа» воителей; последний позднее носил название «победоносный царь огней» (Карнамак, X, 16 — текст не вполне ясен). Не исключено, однако, что «царем огней» именовали просто огонь правящего царя 7. Вступление на престол и коронация на древнем Востоке обычно были разделены во времени. Даты этих событий ни для Ардашира, ни для Шапура точно неизвестны. В Бишапурской надписи представлены три даты: начала сасанидской эры, вступления на престол Ардашира и вступления на престол Шапура. Большие споры вызвали даты воцарения и коронации Шапура; первый год его правления начинался, скорее всего, в конце 239 г. или в 241 г. 8. Упоминавшиеся выше монеты Артабана V и Вологеза могут указывать на 241 г., но вряд ли им следует придавать решающее значение 9.

Если Папак действительно являлся главой храма Анахиты в Истахре до того, как он стал царем, то позднее он и в особенности его сын Ардашир были поглощены совсем иными делами, хотя и тот, и другой могли сохранять сан «главы храма». Двор Папака был невелик; наиболее значительные фигуры этого двора перечислены в надписи KZ с указанием их имен и титулов, причем только один титул—«мажордом» (‘dtiyk) лишен религиозной окраски; это позволяет считать, что Папаку принадлежало небольшое владение, не требовавшее громоздкого аппарата управления. После того как Ардашир становится «царем царей Ирана», преемником парфянского могущества, положение меняется.

Надпись KZ показывает, что Ардашир унаследовал феодальную иерархию Аршакидов. Список придворных Ардашира составлен в соответствии с определенным протоколом. В начале списка мы находим четырех могущественных царей Восточного Ирана, три из которых по воле случая носят то же имя, что и сам царь царей. Первым в списке стоит царь Хорасана, «верхней страны» — родины поверженных парфян. Следующим назван Ардашир, царь Мерва. Можно, казалось бы, предполагать, что Ардашир назначал прежде всего своих родственников или ближайших друзей управлять областями только что созданной державы, особенно областями Восточного Ирана. Однако нам неизвестно, состояли ли в родстве с Сасанидами цари, открывающие список двора. После них в списке упомянуты цари Сеистана и Кермана, оба они носят имя Ардашир. Второй из них, согласно Табари, был сыном царя царей. По-видимому, «царства», которые входили ранее в состав Парфянского государства и были покорены Ардаширом в результате военных походов, передавались приближенным царя царей. Иной была, очевидно, судьба «царств», сдавшихся на милость сасанидского монарха, — их правители остались в своих владениях на правах вассалов.

В надписи упоминаются три царицы: видимо, мать царя, бабка и сестра царя — «царица цариц» 10. Затем следуют питиахш (btfiSy) Ардашир и хилиарх (hz’rwpt) Папак. Судя по их именам и высоким титулам, оба они, очевидно, должны быть членами сасанидского рода. Первый из них, по всей вероятности, был чем-то вроде помощника царя. Сходный титул — pitiaxSi — в более ранний период известен для Грузии, где он прилагался к очень крупному сановнику, уступавшему по значению только самому царю 11. При первых Сасанидах роль питиахша, очевидно, уменьшилась; руководство гражданскими и военными делами империи было поделено между питиахшем и хилиархом.

Следующее место в списке двора Ардашира занимают главы крупных феодальных парфянских родов, причем первым назван новый, не известный ранее род Вараза. Этот род происходил, вероятно, из Северного Ирана — имя Вараз часто упоминается в связи с Арменией или Азербайджаном 12. Вторым среди родовой знати назван представитель знаменитого дома Суренов, третьим — владетель Андегана (или Индегана), также феодального удела 13. Далее упомянуты два представителя хорошо известного рода Каренов, за ними следует имя, встречающееся в надписи еще раз,— Апурсам, носящий почетный эпитет «слава Ардашира». Владетель области, примыкающей к горе Демавенд, н представитель рода Спахпатов заключают перечень родови.

Глава писцов, начальник арсенала и другие должностные лица, а также вельможи, титулы и звания которых не названы, дополняют список придворных Ардашира. В надписи сообщается, что в их честь совершались жертвоприношения перед алтарями огня, установленными Шапуром I в Накш-и Рустаме 14. В целом двор Ардашира показывает, что процесс централизации державы не завершился, а система административного управления еще не была упорядочена — черты, характерные и для Парфянского царства. Ардашир осваивал наследие парфян и сохранял их институты. Ранние монеты Ардашира следуют чекану Митридата II, но происхождение разнообразных корон, которые, судя, по монетам, носили первые сасанидские цари, остается неясным 15. При исследованиях раннесасанидской иконографии, как в других случаях, следует удерживаться от соблазна наделять культовым или религиозным значением каждый элемент изобразительного искусства, да и вообще древнего искусства. Связи искусства с религиозными верованиями для древности несомненны, но их роль и значение нельзя преувеличивать.

Позднесасанидская традиция, сохраненная главным образом арабскими источниками, относит создание почти всех институтов сасанидской церкви и государства ко времени Ардашира. В этой традиции Ардашир выступает как правитель, который возродил и восстановил как древнеперсидскую империю со всеми ее учреждениями, так и религию Зороастра, находившуюся в забвении при эллинистических царях и парфянах. Апурсам, приближенный Ардашира, был, согласно традиции, первым министром (vuzurg framadar), а Тансар — первым главным мобедом (возможно, это неверная передача имени Тосар, которое встречается в составе патронима в стк. 59 среднеперсидской версии KZ: Mtrky ZY twsk’n). Стремление поздних Сасанидов приписать древнее происхождение многим учреждениям объясняется, видимо, тем, что они хотели придать больший вес новым установлениям, объявляя их далеко не новыми, а ведущими начало от основания империи и лишь на время забытыми. Возрождение древности при Хосрове I хорошо известно; именно в правление Хосрова с именем Ардашира связывали основание всех сасанидских институтов. Арабский автор Мас’уди приписывает Ардаширу не только введение некоторых должностей, но и разделение общества на сословия, что совершенно невероятно 16.

По надписи KZ мы можем также судить о границах державы Ардашира. Основываясь на мусульманских и других источниках, ученые предполагали, что Ардашир восстановил на востоке пределы ахеменидской империи, включая Пенджаб, и добился успеха и на западе, потеснив римлян. Однако те же источники сообщают, что Ардаширу пришлось много воевать для упрочения своей власти, особенно в Армении, где сопротивление было особенно сильным. В надписях Ардашир именуется «царем царей Ирана», а не «царем царей Ирана и не-Ирана»; отсюда следует, что границы его державы почти не выходили за пределы Эраншахра, который, конечно, включал Месопотамию, но никак не Армению (это показывает надпись из Пайкули, стк. 8). Кушанское царство на востоке также вряд ли вошло в число владений Ардашира. Этот вывод противоречит на первый взгляд сообщению Табари, согласно которому цари кушан, Турана и Мекрана после побед Ардашира на востоке явились к нему и выразили свою покорпэль 17. Очевидно, что при Ардашире они находились на положении вассалов. Лишь при Шапуре I царство кушан и другие области были действительно включены в состав сасанидской империи, хоуя о войнах, которые вел Шапур на востоке, источники говорят очень мало. Власть Ардашира на востоке была непрочной; он одержал несколько побед над союзниками Аршакидов, но подлинные завоевания произошли лишь при его преемниках.

Notes:

I b n-е 1-А t h i г i Chronicon quod perfectissimum inscribitur, ed. C. J. Tom- berg, vol. I—XIV, Upsaliae et Lugduni Batavorum, 1851—1876.

Eutychii Patriarchae Alexandrini/ Annales. Pars prior, ed. L. Cheikho, Beryti [—Parisl 1906 (Corpus scriptorum christianorum orientalium, Scriptores arabici, ser. Ill, t. VI).

Эта надпись содержит три версии — греческую, парфянскую и среднеперсидскую. Последний перевод надписи принадлежит покойному А. Марику — А. М а г i с q, Res gestae Divi Saporis,— «Syria», t. XXXV, 1958, crp. 295—360 (приведена библиография). Иноземные авторы, писавшие о Сасанидах, обычно очень враждебны к ним, в отличие от Геродота и его современников, для которых древние персы были просто чужеземцами.

Е. Sасhau, Die Chronik von Arbela, стр. 56, 60.

В. Simonetta, Vologese V, Artabano V e Artavasde: una revisione di fatti e di ipotesi,— «Numismatica», t. XIX, 1953, стр. 1—4.

R. G h i г s h m a n, Inscription du monument de Chapour I-er a Chapour,— «Revue des Arts Asiatiques», t. X, 1937, стр. 123; немецкий перевод — О. Hansen, Epigraphische Studien,—ZDMG, Bd 92, 1938, стр. 441—442. Дата этой надписи должна приходиться на 263 или 266 г. Первый год Ардашира начинался в конце 223 или 226 г.; первый год сасанидской эры (первая из дат, упомянутых в этой надписи) — 205 либо 208 г., когда Папак пришел к власти или поднял восстание против владычества парфян (см. прим. 8 к этой главе). Следует заметить, что Аршакиды также, по-видимому, имели свои царские огни — об этом свидетельствует одна булла из Нисы.

Примечательно, что каждый из огней Варахрана (Бахрама), согласно среднеперсидскому «Бундахишну», основывался «правителем» (dahyupat, см.: The Bflndahishn, ed. by the late E. T. D. Anklesaria, Bombay, 1908, стр. 127— 128). Из этого, однако, не вытекает, что каждый правитель обязательно учреждал свой собственный огонь. Ср: S. W i k a n d е г, Feuerpriester, стр. 14, 157.

W. В. Henning, The dates of Mani’s life,— AM, NS., vol. Vf, pt 1, 1957, стр. 119.

A. Maricq, Res Gestae, стр. 344 —348. А. Марик дает здесь хороший обзор различных мнений и доводов, однако его вывод о том, что поздние даты более правдоподобны, чем ранние, не кажется убедительным. Ситуация напоминает дискуссию о дате Канишки — в обоих случаях для решения необходимы новые источники.

При Ардашире «царицей цариц» была, по-видимому, его сестра (родная или сводная) Денак. У Шапура не было сестер и при нем «царицей цариц» стала его дочь Адур-Анахит. Этот обычай у Сасанидов мог возникнуть из сочетания эллинистической (лучше всего известна у Птолемеев) традиции царских браков между братьями и сестрами и практики кровнородственных союзов, которые поощрялись зороастрийской религией.

См. прим. 57, 62 к главе 5. Хорошую сводку данных о титуле *bitaxS можно найти у В. Metzger, A Greek and Aramaic inscription discovered at Armazi,— JNES, vol XV, 1956, стр 21 (приведена библиография). Следует также учесть толкование, предложенное А. Пальяро (см. прим. 84 к главе 3, а также выше, стр. 144, 266), согласно которому этот титул происходит от ахеменидской должности «око царя». Выдвигались и другие этимологии; попытки интерпретации этого титула как «второй (после царя)» вызывают сомнения.

См. имена собственные, приведенные у: F. Justi, Iranisches Namenbuch, Marburg, 1895, стр. 349. В последний период правления Сасанидов имя Varaz, означающее «вепрь», часто встречается в Восточном Иране, где оно может относиться к ветви того же рода, связанной с эфталитами. Я не убежден, что все сложные имена с компонентом varaz, которые приводит А. Кристенсен (A. Christensen, L’Iran sous les Sassanides, 2-me ed., Copenhague, 1944, стр. 410), являются почетными званиями.

Род Андеган также хорошо известен (F. Justi, Iranisches Namenbuch, стр. 16), хотя мы не знаем, где находился первоначальный центр владений этого рода. Выражение «владетель Andigan» может привести к заключению, что AndXgan было названием племени, которое располагалось на побережье Персидского залива (ом.; W. В. Henning, A farewell to the Khagan of the Aq-Aqataran,— BSOAS, vol. XIV, 1952, стр. 510). Название этого рода упоминается, по-видимому, и в других источниках, например, Hnduk у Мо- сеса Дасхуранци (С. D ow s е 11, The history of the Caucasian Albanians, London, 1961, стр. 92, где приведены варианты написаний этого названия).Ср. также Beth Hendoye в «Житиях персидских мучеников» (О. Braun, Ausgewahlte Akten persischer Martyrer, Mimchen, 1915, стр. 275).

Апурсам был, вероятно, уважаемым наставником или советником юного Ардашира, но не первым министром, как мы знаем эту должность позднее. О. Клима предложил понимать почетный эпитет, который носит Апурсам в KZ, как «друг (Ардашира)», сопоставляя его с «друзьями царя» эллинистического периода (О. К 1 i m a, Iranische Miszelien,— АО, t. 26, 1958, стр. 610). Такое толкование кажется возможным. О роде Спахпатов (или Аспахпатов) см.: J. Marquart, Eransahr, стр. 71—72; о владетелях Демавенда см.; W. Eilers, Der Name Demawend, I,— AO, t. 22, 1954, стр. 268.

Неясным остается титул m’dknpt, «глава maygan» — «дворецкий» или «главный эконом», как полагает Марик (Res Gestae, стр. 324—325, прим. 10).Я предлагал ранее понимать этот титул как «начальник бессмертных», то есгь «начальник гвардейцев (царских телохранителей)», но все это не более чем гипотезы. Не связан ли этот титул с maipet армянских источников (последний вряд ли «владетель Мидии»)?

М а д о u d i, Les Praires d’or. Texte et traduction par C. Barbier de Meynard et Pavet de Courteille, t. II, Paris, 1873, стр. 153.

Табари, пер. Нёльдеке (см. прим. 97 к главе б), стр. 17. {Ср.: В. Г. Луконин, Завоевания Сасанидов на Востоке и проблема кушанскпй абсолютной хронологии,— ВДИ, 1969, № 2, стр. 20—44.]

 

Завоевания Шапура

Сасанидские цари поощряли развитие городов — черта, не свойственная их предшественникам Аршакидам. Два первых властителя из дома Сасана были наиболее активными градостроителями, и большинство городов, носивших царские имена (см. карту), основаны или переименованы Ардаширом и Шапуром. Смешение древних местных, эллинистических и сасанидских названий городов нередко затрудняет их идентификацию.

Соседи персов склонны были поначалу считать, что смена династии в Иране не затрагивает их интересов, но Сасаниды скоро сумели показать и римлянам, и кушанам, что новое государство стремится к захватам и что войны неизбежны. В последнее столетие правления парфян римляне одержали немало побед над Ираном, но уже при Ардашире наметился перелом, а завоевания Шапура I определенно изменили соотношение сил в пользу Ирана. Мы много знаем о войнах Шапура с Римом; это были блестящие кампании. Надпись Шапура на «Ка’бе Зороастра» — важнейший исторический документ и одновременно гимн в честь побед над Римом. Некоторые исследователи, принимая на веру каждое слово этой надписи, относящееся к битвам с римлянами, отрицают все другие завоевания Шапура, поскольку они в этой надписи не упомянуты. Однако в другой надписи на той же «Ка‘бе Зороастра», которая была высечена по распоряжению Картира, важного религиозного деятеля, говорится о походах в Закавказье. Завоевания в Восточном Иране раздвинули границы империи Шапура вплоть до Индии, хотя и не исключено, что часть этих завоеваний приходится на конец царствования Ардашира.

Надпись Шапура на «Ка‘бе Зороастра» сообщает о трех походах против римлян. Первый из них — в начале его царствования, когда Гордиан выступил против Шапура, но потерпел поражение и погиб. Римским императором стал Филипп Араб, заключивший мир с Шапуром. Вторая кампания окончилась разгромом шестидесятитысячной римской армии, после чего персы опустошили Сирию и Каппадокию, захватили Антиохию на Оронте и много других городов. В ходе третьей войны был разбит и взят в плен император Валериан; Шапур снова вторгся в Сирию и в восточную часть Анатолии. Другие источники сообщают, что во время третьей войны царь Пальмиры Оденат атаковал и разбил персов, захватив значительную часть их добычи — персы находились уже на пути домой. Первая и третья войны Шапура могут быть датированы 243—244 и 259—260 гг.; ход этих войн освещен не только в K.Z, но и в других источниках. Проблемы датировки второй кампании возникли в связи с раскопками в Дура-Эвропос. Как показывают данные раскопок, эта пограничная крепость римлян на Евфрате была захвачена в 253 г. персами, которые удерживали ее в течение нескольких месяцев. Вторично город попал в руки персов в 256 г., когда Шапур атаковал, а затем уничтожил город. Возник вопрос, какая из этих дат относится ко второй войне Шапура? Под походом на Ближнем Востоке с давних времен понимали военную кампанию, длящуюся не более одного года. Может показаться, что вторая война Шапура растянулась на несколько лет, включая годы 253 и 256,— так я и предположил в одной своей работе 1. Однако более тщательное изучение всех данных убедило меня, что такое предположение маловероятно и что 256 г.- дата второй войны. В 253 г. персы произвели лишь набег на Дура-Эвропос, не упомянутый в надписи KZ.

Пленение Валериана было беспрецедентным событием, и Шапур позаботился о том, чтобы оповестить мир — об этом событии сообщают его надпись и наскальные рельефы в Бишапуре и Накш-и Рустаме. Эти рельефы вызвали много споров, но кажется весьма вероятным, что они являются своеобразной иллютрацией к надписи KZ, так что три римлянина, изображенные на рельефе в Бишапуре, это три римских императора: Гордиан, Филипп и Валериан 2. Среди пленных, захваченных Шапуром в войнах с римлянами, было много ремесленников. В Антиохии в плен попал епископ, которого Шапур вместе с его паствой переселил в Хузистан. Город Гундешапур («лучшая Антиохия Шапура») был заселен пленными-римлянами, а плотина Кесаря в Шуштере — создание их рук. Пленных также поселили в Парсе, Парфии, Хузистане и в других местах (по свидетельству KZ, стк. 16 парфянской версии), и они, по всей вероятности, составляли ядро сложившихся позднее в Иране христианских общин.

Укрепленный город Хатра, не раз отражавший атаки римлян, был вынужден сдаться Шапуру, очевидно во время еговторой кампании. Завоеваниями Шапура можно объяснять разрушение и запустение таких городов, как Хатра, Ашшур, Дура-Эвропос, а также ряда других, что неизбежно должно было изменить облик областей на римско-иранской границе и в конечном счете нарушить некоторые торговые пути. Немало способствовали этому и сами римляне, когда в 272 г. император Аврелиан захватил и разрушил Пальмиру, в которой правила царица Зенобия. Начиная с этого времени Рим (позднее — Византия) и Сасаниды поддерживают систему пограничных буферных государств и владений 3.

Шапур одерживал победы не только над римлянами, но и на севере, в Закавказье, и, вероятно, на востоке. Согласно KZ, сасанидская держава включала «Туран, Макуран, Парадан, Индию и Кушаншахр вплоть до Пешкабура и до Каша, Согда и Чача». Это место в надписи привлекло внимание нескольких ученых. Мне кажется, что его следует понимать таким образом, что первоначально к империи был присоединен Туран, включавший почти всю область Келат в современном Пакистане. Возможно, что существует какая-то связь между Тураном, упомянутым в надписи, и Тураном — традиционным врагом Ирана в эпосе. Сейчас, когда мы знаем, что многие эпические циклы происходят из соседнего с Тураном Сеистана, такого рода предположение кажется вероятным. Не исключена также возможность, что царство Туран было создано выходцами из Средней Азии. Далее в надписи упомянут Макуран, который легко идентифицируется. Затем идет Парадан, его локализация остается проблемой, поскольку в источниках нет точных данных об этой области. Мне кажется, что Парадан мог находиться либо в Арахосии, либо в устье Инда, но не в Гедросии 4. Под Индией или Хиндустаном обычно понимается долина реки Инд, но я подозреваю, что в надписи речь идет только о районе по верхнему течению этой реки, к северу от современного Суккура в Пенджабе. Когда этот район оказался в подчинении Сасанидов, точно неизвестно.

Кушанская империя в это время уже пережила пору своего расцвета и, по мнению некоторых нумизматов, была расколота по крайней мере на две части — Бактрийское и Индийское царства. Соблазнительно предположение, что в надписи Шапура, где даются границы империи, речь идет лишь о рубежах северного Кушанского царства, которое, потерпев поражение, подпало под власть Шапура. Ведь нет данных о том, что сасанидские войска действительно достигали пределов Пешавара, Кашгара, Согдианы и Чача (Ташкента). До сих пор нельзя считать доказанным, что Пешкабур в надписи действительно соответствует современному Пешавару; ясно, что в любом случае речь идет об области или княжестве, а не о городе. Эта область могла либо ограничиваться Пешаварской равниной к востоку от современного Хайберского прохода, либо, что более вероятно, в нее входили все долины древней Гандхары, в том числе и район современного Джалалабада. Кашгар несомненно означает царство, которое могло простираться и на Западный Туркестан, и на районы к северу от Амударьи; не исключено, однако, что надпись имеет в виду действительные или мнимые пределы Кушанского царства до его границ с Кашгаром, понимая под последним сравнительно небольшое владение в Восточном Туркестане. Я склоняюсь в пользу именно такой точки зрения, поскольку Согдиана и Чач были государствами, основное ядро которых составляли соответственно Зеравшанская и Сырдарьинская долины. Иными словами, теоретически, если не в действительности, в пределы Кушаншахра должны были входить часть горного Памира и современного Таджикистана. Скудные археологические материалы и сведения китайских источников не противоречат такому мнению.

Итак, на северо-востоке Ардашир и Шапур (или только Шапур) добились, подчинения Кушанского государства. Самым удачным решением вопроса было бы отнести первое поражение и подчинение кушан ко времени Ардашира, а включение Кушан-шахра в состав сасанидской империи датировать правлением Шапура. По всей вероятности, Мервский оазис при Шапуре, как и позже, был военным форпостом Сасанидов на востоке, и все, что лежало за ним, относилось уже к «не-Ирану». Раскопки Каписы {городище Беграм), к северу от Кабула, не дали окончательного ответа на вопрос о том, к какому времени следует отнести разрушение этого города. Некоторые данные указывают, что это, по-видимому, произошло еще до Шапура. Основным источником для суждения о восточных пределах империи Шапура остаются надписи. Из надписи KZ явствует, что большая часть Закавказья входила в состав сасанидской державы при Шапуре. Надпись Картира на той же «Ка’бе Зороастра» сообщает (стк. 12), что «страну Армению, Грузию, Албанию и Баласаган, вплоть до Албанских Ворот, Шапур, царь царей, со своими конями и людьми разграбил, сжег и опустошил» 5. Это показывает, что Шапур не унаследовал эти земли от отца, а завоевал их сам. Примечательно, что для Картира все эти земли относятся к «не-Ирану» (Апёгап). Шапур, таким образом, восстановил границы ахеменидской империи, и персы вновь стали господствовать над народами «не-Ирана». Однако Шапур, в отличие от Дария I, не был великим реформатором и организатором — почти во всем он шел по пути, проложенному парфянами, предшественниками Сасанидов, Главным новшеством явилось создание государственной церкви, о которой нам предстоит еще сказать ниже.

Список вельмож двора Шапура в надписи KZ гораздо более обширен и пестр, чем список придворных его отца. По данным этой надписи и по другим эпиграфическим памятникам можно составить представление о придворном протоколе и основных слоях сасанидской знати. В двуязычной (парфянской и среднеперсидской) надписи из Хаджиабада Шапур рассказывает о том, как он выпустил стрелу из лука в присутствии владетелей (sahrdar, то есть царей стран, входивших в состав сасанидской империи), принцев (BR BYT’ или vispuhr), великих вельмож (vazurkart) и малых вельмож (azaffin). В надписи Нарсе из Пайкули упоминаются «персидские и парфянские принцы, великие и малые вельможи», что указывает на особое положение, которое занимала в державе не только персидская, но и парфянская знать (вспомним о привилегиях мидян и персов в государстве Ахеменидов). При дворе Шапура, как и при дворе Ардашира, еще не вполне сложилась иерархия высшего чиновничества, столь характерная позже для сасанидской империи; не было, например, должностей первого министра и главы жрецов. Функции большинства должностных лиц, перечисленных в надписи, нам неизвестны; некоторые особенности списка KZ позволяют заключить, что сасанидский двор при Шапуре мало чем отличался от аршакидского двора. Несколько неожиданно присутствие в этом списке семи сатрапов (наиболее позднее упоминание этого титула в источниках), стоявших во главе областей или городов, по названиям которых именовались области. Сатрапии подчинялись непосредственно царю и центральной власти, а потому существовали только в Западном Иране. Области делились на территориальные округа, но, очевидно, не было единой системы административного устройства, обязательной для всей империи.

Хотя и принято считать, что при Сасанидах в наибольшей мере проявилась иранская реакция на эллинизм, тем не менее при Шапуре в Иране — в последний раз — пользовались греческим языком для царских надписей; покровительство Шапура греческим философам и ученым отражено в позднейших персидских сочинениях. Мозаики Бишапура, нового города Шапура в Фарсе, в которых сильно сказывается западное влияние, нельзя считать творениями одних только римских художников и ремесленников, попавших в число военнопленных 6. Можно предположить, что при Шапуре влияние греческой культуры в Иране вновь оживает, но его возрождение было очень кратковременным и не пережило Шапура.

По мере расширения империи увеличивался ее бюрократический аппарат, но и здесь можно наблюдать преемственность древних традиций. Из нескольких источников известно, что царские печати не рассматривались как личные и использовались разными должностными лицами, как это было и прежде. Как и в селевкидское время, на официальных сасанидских печатях мы не находим изображений — только надписи или монограммы. Изображения божеств, портреты людей или фигуры животных помещались лишь на личных печатях. Официальная печать служила, очевидно, важной прерогативой должности. Позднее на печатях появляются изображения жрецов — мобедов и других представителей зороастрийского духовенства, а также светских чиновников. Печатями пользовались для всевозможных сделок и религиозных постановлений — всюду, где требовалось удостоверить подлинность документа или скрепление его подписями. Печати и их оттиски дают ценные сведения о географической номенклатуре и должностях сасанидской державы 7. Наряду с печатями следует упомянуть инсигнии — гербы или эмблемы, которые носили представители знатных родов в качестве знаков отличия. Многие из них представляют собой стилизованные монограммы или аббревиатуры, но в целом сасанидская геральдика — особая и сложная тема, до сих пор еще малоизученная. Инсигнии встречаются уже в парфянское время; весьма интересно сопоставление эмблем или гербов на головных уборах кушанской знати в скульптурных изображениях из Матхуры со знаками на кулахах вельмож из свиты Шапура, которые представлены в скальных рельефах Накш-и Раджаба, близ Персеполя (рис. 115). Появление в Иране все новых титулов и почетных званий, столь характерное для истории сасанидской державы, может быть отмечено и позднее, вплоть до XII в. Византийские авторы, как и позднейшие европейские путешественники, постоянно путали иранские имена собственные с обозначениями должностей, титулами и почетными званиями 8.

Структура иранского общества при первых Сасанидах, по всей вероятности, была унаследована от Аршакидов. Деление на сословия, социальные и профессиональные группы свойственно многим обществам Ближнего Востока, так что индийские касты и сословия иранцев-зороастрийцев не являются исключениями. Страбон (XI, 501) говорит о четырех «разрядах» людей в Иберии (Грузии); высшая знать, жрецы, воины и простой народ, причем отмечает, что «имущество у них общее в роде, заведует и хранит каждое имущество старший». Когда зороастрийская церковь твердо упрочилась в Иране, она постаралась оформить и закрепить сословное деление общества в соответствии с установлениями веры. Известно, что позднее общество сасанидского Ирана делилось на четыре сословия — жрецы, воины, писцы и простой народ; это деление неоднократно рассматривалось исследователями 9. Большая семья (патронимия) и до настоящего времени сохраняет в Иране свое значение как носительница многих правовых институтов. В сасанидском Иране, несмотря на тенденцию к усилению централизации и возрастанию роли государственной власти, отличающей державу Сасанидов от Парфянского царства, большая семья продолжала выступать в качестве основной ячейки общества 10.

Известно, что Шапур был либерален в религиозной политике; во всяком случае, его веротерпимость составляет разительный контраст с политикой его преемников. Примечательно, что преемник Шапура — Хормизд Ардашир и другой его сын, будущий царь царей Нарсе, упомянуты среди тех членов царской семьи, для которых Шапуром были установлены особые огни, тогда как еще один сын Шапура — Варахран, царь Гиляна, не удостоился такой чести. Право Хормизда Ардашира (Хормизда I) на престол никем не оспаривалось, и он продолжал политику Шапура. Хормизд правил недолго. Его преемником стал Варахран, известный в мусульманской традиции как Бахрам. При Варахране происходят перемены в религиозной политике (о них пойдет речь ниже), как, вероятно, и в других областях жизни страны. К сожалению, источники сообщают очень мало об этом периоде сасанидской истории, а мусульманская традиция не содержит, и намека на важные перемены и трудности, с которыми встретился Варахран. Ему наследовал его сын, носивший то же имя (Варахран II) и царствовавший в течение 17 лет, после чего на трон вступил Варахран III, сын Варахрана II.

С этого момента начинается полоса междоусобиц. Нарсе, сын Шапура, уже давно достигший зрелого возраста, восстал и захватил трон. Среди акций Нарсе особо должна быть отмечена одна; он уничтожил в Бишапурской надписи на рельефе имя Варахрана I, заменив его своим именем 11. И это, и терпимость Нарсе к манихейству, в чем он следовал своему отцу, косвенно указывают на какие-то перемены в политике, происшедшие в правление Варахранов. При Нарсе римляне вернули себе утраченный престиж и часть земель, так что дальнейшие отношения их с Сасанидами строятся на основе равновесия сил. Сасанидская держава была теперь больше занята внутренними делами, чем внешними. Взаимоотношения крупных феодальных владетелей и царя царей оставались сложными, но некий modus vivendi был достигнут: знать признала свою вассальную зависимость от дома Сасана.

Notes:

«Bibliotheca Orientalis», Jahrg. 8, 1951, стр. 103—106 (приведена библиография). Сводку сообщений источников о взятии персами Антиохии см.: G. Do wney, A history of Antioch, Princeton, 1961, стр. 587—595.

В. С. Makdermot, Roman Emperors in the Sassanian Reliefs,— 292 «Journal of the Roman Studies», vol. XLIV, pt 1—2, 1954, стр. 76—80.

Римская линия пограничных укреплений в Сирийской пустыне хорошо известна. Гораздо меньше сведений о сасанидских крепостях и сторожевых постах на границе с Римом. Ср.: Н. S. N у b е г g, Die sassanidische West- grenze und ihre Verteidigung,— «Studia Bernhardo Karlgren Dedicata», Stockholm, 1959, стр. 316—326.

Насколько известно, последняя попытка локализовать Парадан принадлежит Э. Херцфельду (Е. Herzfeld, Paikuli. The monument and inscriptions of the early history of Sassanian Empire, vol. I, Berlin, 1924, crp. 230), который проанализировал все прежние попытки идентификации этой области и пришел к выводу, что Парадан (греч. РагаЛёпё) следует локализовать в районе Сурата, к северу от Бомбея. Этот вывод вызывает сомнения — вряд ли в надписи речь может идти о Сурате, находящемся так далеко на востоке. Помимо упоминания Парадены в Гедросии у Птолемея, известна область Паразена на реке Гильменд (см.: К. Miller, Itineraria Romana, Stuttgart, 1916, стр. 787; Ravennas Anonymous Cosmographia, transl. by J. Schnetz, Uppsala, 1951, стр. 24), а также Парайтакена — обычное во многих источниках название бассейна Гильменда. Известен далее город Парти в Синде, упомянутый у Козьмы Индикоплава (ed. Е. О. Winstedt, Cambridge, 293 1909, стр. 322). Я не думаю, что вся Арахосия входила в состав Кушаншахра, районы нижнего Инда также не были под властью кушан, однако все эти территории, вероятно, были завоеваны Сасанидами. Необходимо учитывать, что имеющиеся данные не противоречат любому из предложенных отождеств- 294 лений Парадана, хотя ни одно из них нельзя считать доказанным.

В этом переводе нуждаются в пояснениях четыре названия: Грузия, Албания, Баласаган и Албанские Ворота. Для первого в надписи выступает wlwc’n (Варучан) — Иберия, которая могла включать в себя не все районы современной Грузии. Албания представлена в этой надписи в написании Тпу, хотя речь идет не об аланах; точно так же «Ворота Албанов», т. е. Дербентский проход, не следует смешивать с «Воротами Аланов» — Дарья- лом, хотя написание (4’п‘п ВВ’) может привести к такой путанице (см.: М. L. Chaumont, L’inscription de Kartir a la «Ka’bah de Zoroastre»,— JA, t. CCXLVIII, 1960, стр. 361). Название Баласаган прилагалось к побережью Каспийского моря к югу от Дербента, включая Муганскую степь.

R. Ghirshman, Btehdpour, vol. II. Les mosaiques sassanides, Paris, 1965 (Musee de Louvre, Departement des antiquites orientale. Serie archeolo- gique, t. VII).

См.: R. N. Frye, Die Legenden auf sassanidischen Siegelabdmcken,— WZKM, Bd 56, 1960, стр. 32—35.

Например, у Прокопия Кесарийского («О персидской войне», I, 13, 16) титул pityaxes фигурирует как имя собственное, a miranes (и. с. Михран) — как титул. Такого рода путаница обычна и для других авторов.

Например, A. Christensen, L’lran, стр. 98.

[См.: А. Г. Периханян, Агнатические группы в древнем Иране,— ВДИ, 1968, № з, стр. 28—53.]

Е. Herzfeld, Paikuli, vol. И, стр. 120. Имя Нарсе, как можно заметить при внимательном изучении надписи, было выбито вместо имени Варахран; головной убор в изображении на рельефе характерен для Варахрана 1. Фотографию рельефа см.: F. Sarre, Е. Herzfeld, Iranische Felsreliefs, Berlin, 1910, табл. 41.

 

Ереси и церковь

Становление государственной церкви при первых сасанидских царях связано с именем Картира. Это имя оставалось неизвестным истории до открытия надписей Картира, составленных на среднеперсидском языке. Одна из них высечена под среднеперсидской версией надписи Шапура на «Ка’бе Зороастра»; другая — на скале в Накш-и Рустаме, напротив «Ка’бы Зороастра», рядом с рельефом, изображающим триумф Шапура над римским императором; третья — в Накш-и Раджабе, четвертая — на горном склоне в местности Сар-Мешхед, к югу от Казеруна. Рядом с надписью в Накш-и Раджабе имеется изображение, вероятно самого Картира, в почтительной позе — палец вытянут вперед. На рельефе в Сар-Мешхеде Варахран II убивает льва, защищая свою царицу, а за нею, по всей вероятности, изображен Картир. По содержанию все надписи Картира довольно сходны. Сармешхедская и накширустамская — более пространные, а накшираджабская является своего рода духовным завещанием Картира, его исповедью веры. К сожалению, и накширустамская, и сармешхедская надписи сильно пострадали в результате выветривания, так что целые куски их не поддаются чтению. Тем не менее рассказ о Картире, содержащийся в надписях, открывает перед нами интереснейшую страницу ранней истории сасанидской державы — становление ортодоксального зороастризма и государственной церкви.

Прежде чем обратиться к Картиру, необходимо вспомнить, что мусульманские и среднеперсидские сочинения называют верховного жреца — «мобеда мобедов» (mobadan mobad), действовавшего при Ардашире. Это некий Тансар, имя, которое, как мы отметили выше, должно, вероятно, читаться Тосар (Twsr вместо Tnsr). Некоторые источники сообщают, что он носил титул хербед (hirbad) «жрец-наставник» 1. Нет ясных указаний на то, что Тосар должен быть отождествлен с Картиром, однако деятельность Тосара, в том числе составление новой редакции Авесты, о которой сообщает «Денкарт» 2, должна, видимо, свидетельствовать о возможности такой идентификации 3. Надписям следует доверять больше, чем литературным источникам, а надписи говорят только о Картире; лицо, носившее имя Тосар, могло действовать при Ардашире, еще до того, как на сцене появился Картир. В некоторых источниках главный мобед при Ардашире назван именем gahir или mahir (Табари, I, 816; «Муджмал ат-таварйх»), что можно читать как Картир, но это не более, чем конъектура. Картир должен считаться подлинным основателем зороастрийской государственной церкви при первых Сасанидах.

Наиболее пространная надпись Картира — в Накш-и Рустаме — содержит 81 строку. Она почти идентична надписи в Сар-Мешхеде, насчитывающей 59 строк, причем 25 строк этой надписи почти совпадают (расхождения очень незначительны) с надписью Картира на «Ка‘бе Зороастра», а стк. 53 и далее, до конца, являются, в сущности, дословной копией надписи в Накш-и Раджабе 4. В центральной части сармешхедской надписи Картир (hnglpy, как он себя называет) приводит своеобразную apologia pro vita sua. В предшествующих строках, сохранившихся очень плохо, излагались весьма интересные религиозные проблемы, но их понимание затруднено лакунами 5.

Далее Картир рассказывает (в третьем лице) о путешествии, предпринятом им вместе со многими вельможами в Хорасан (стк. 39), о женщине, как-то связанной с Картиром (krtt/r hnglpy—стк. 42, 44 и др.), о переходе через мост (pwlsy) и о многих других событиях. Картир стремится уверить потомков, что он впервые возвысился при Шапуре, когда был хербедом и мобедом, что, между прочим, свидетельствует о существовании разных категорий жречества уже в раннем зороастризме 6. При царе Хормизде ему был присвоен титул «мобед Ахура Мазды», и, вероятно, Картир первым носил этот титул (позднее этот титул встречается неоднократно). В правление Варахрана II Картир входит в число высшей знати, став главой религии, верховным судьей державы и попечителем царского огня в Истахрс, в имперском святилище Анахиты. Причины такого возвышения в какой-то мере раскрыты в почетном звании «спаситель души Варахрана», пожалованном Картиру Варахраном II. Картир выступал в роли духовного наставника царя, титулы и высокое положение были наградой за это. Он назван «владыкой» в самом конце накшираджабской надписи и считает необходимым отметить свое возвышение и вхождение в число знати. Эти данные позволяют предположить, что аристократия в этот период в полной мере сохраняла свое могущество и значение. Картир, видимо, играл в державе очень важную роль — не только в религиозных делах, но и во внутренней и внешней политике 7.

Особенно большое значение имела деятельность Картира за пределами Иранского нагорья; он старался насаждать храмы огня и зороастрийскую ортодоксальность среди эллинизованных магов и обращать в праведную веру тех язычников, которые придерживались обрядов и верований, лишь сходных с зороастрийскими. Иными словами, Картир выступал и в качестве миссионера 8.

В то же время он твердо боролся против иноземных религий и ересей на территории самого Ирана; может быть, именно поэтому мы не находим в Иране следов той формы митраизма, которая известна для Римской империи. Картир (KKZ 9—10) особенно жестоко расправлялся с иудеями, буддистами, индуистами, назореями (арамееязычные христиане), некими mktk (протомандеи или представители какой-то месопотамской религии) и манихеями, разрушая их центры и осуждая их на изгнание или смерть 9. Гонения на иноверцев происходили и до Картира — армянские и сирийские источники повествуют о рвении, с которым Ардашир основывал храмы огня и разрушал языческие капища, особенно в Армении. Картир создал воинствующую зороастрнйскую ортодоксальность и государственную церковь, прежде всего организацию магов. На еретиков обрушились гонения; в разных областях державы было основано много огней Варахрана. Эти храмы огня стали центрами вероучения и соблюдения обрядов в империи Сасанидов. Реформы Картира произвели большое впечатление на современников (KKZ, стк. 14), они затронули многие стороны жизни Ирана, включая и обычай кровнородственных браков — особенность зороастрийцев, неприятно поражавшая иноземцев. Картир положил начало могуществу духовенства, ставшего грозным соперником светской аристократии; в некоторые периоды зороастрийское духовенство оказывалось более сильным, чем знать 10.

Религиозный фанатизм, характерный для времени Варахрана II, прекратился при Нарсе (293—302), который поднял мятеж против юного царя Варахрана III, названного в надписи из Пайкули «царем саков», и захватил власть в Северном Иране. Нарсе пошел на Ктесифон, был встречен своими сторонниками в местности Пайкули (к северу от современного Ханикина) и провозглашен здесь царем царей, в память о чем была воздвигнута надпись. В стк. 16 надписи из Пайкули встречается имя «Картир, мобед Ахура Мазды», но лакуна в надписи не позволяет установить, принадлежал ли он к противникам или к сторонникам Нарсе. К моменту составления надписи Нарсе Картир достиг глубокой старости и должен был вскоре либо умереть, либо удалиться от дел. Нарсе не уничтожил надписей Картира, нет никаких сведений о конфликте между ними, поэтому можно полагать, что Нарсе, упоминающий в своей надписи (стк. 9) «Ахура Мазду и всех богов и Анахиту, называмую госпожой», не пытался разрушить созданное Картиром. Терпимость Нарсе по отношению к манихеям хорошо известна, но не исключено, что преследования манихеев прекратились уже в самом конце царствования Варахрана II 11. Для того чтобы представить религиозную политику Нарсе как полную перемену прежнего курса, как победу хербедов над мобедами или Анахиты над Ахура Маздой, данных явно недостаточно. Скорее, эта перемена представляется одним из послаблений в отношении к иноверцам, за которым ожидались и другие.

Вопрос о ересях внутри зороастрийской религии осложняется тем, что дошедшие до нас среднеперсидские сочинения были составлены (или отредактированы) после распространения в Иране ислама. В этот период небольшие религиозные общины зороастрийцев были больше озабочены сохранением чистоты веры, чем во времена Сасанидов, когда религия поддерживалась государством. Мне кажется, что при Сасанидах ортопраксии, соблюдению религиозных предписаний в повседневной жизни, придавалось гораздо большее значение, чем ортодоксии, собственно догматам веры. В этом смысле зерванизм — религиозная концепция бесконечного времени (Зрван) — не был в такой же степени ересью, как маздакизм, покушавшийся на ритуал и организацию общества и церкви. Но в первый период существования державы главными еретиками были зандики, как называли тогда манихеев.

Точные годы жизни Мани не установлены; их определение зависит от даты вступления на престол Шапура, по поводу которой также идут споры. Мани был убит либо в последний год правления Варахрана I (274 г.), либо в первые годы царствования его преемника (до 277 г.). Манихейство нередко характеризуют как проявление религиозного универсализма или синкретизма и сопоставляют его в этом отношении с бехаизмом новейшего времени. Возможно, в манихействе иранские религиозные дуалистические тенденции были выражены не столь отчетливо, как в официальном сасанидском зороастризме, но синкретические, «космополитические» черты манихейства нашли большое число сторонников в Иране. Мы не будем здесь подробно останавливаться на религиозно-философском учении манихеев, которое сейчас известно намного лучше, чем до открытия подлинных манихейских сочинений на коптском, парфянском, согдийском и других языках. В Иране манихеи испытали ту же участь, что и в христианском мире: и там, и здесь их неизменно считали главными еретиками и, соответственно, подвергали жестоким гонениям. После прихода к власти Нарсе манихейские общины, однако, продолжали существовать в Иране, особенно в Восточном Иране, а позже, как известно, манихейские миссионеры достигли Китая.

Манихейство оказало влияние на многие религиозные течения, но наиболее сильно оно сказалось в социальном движении конца V в., возглавлявшемся Маздаком. Это движение привлекло внимание многих исследователей 12. Настороженное отношение царя к знати и ее могуществу сыграло важную роль в той поддержке, которую Маздак получил от Кавада. Маздакиты проповедовали идеи равенства и призывали к разделу имущества, включая жен и наложниц. Эти призывы нашли отклик у бедняков, и восстание стало массовым, но в сообщениях источников об этих событиях много неясностей и противоречий. Маздакитов ожидала та же участь, что и манихеев, разгромленных Картиром и царем Варахраном. Преследования и массовое истребление маздакитов начались около 528 г., в конце второго правления Кавада. Главным инициатором расправы был наследный принц Хосров Аноширван. Казнь руководителей движения не означала конца маздакизма как учения, но заставила уйти его приверженцев в подполье. Преследования продолжались, и с этого времени любого социального или религиозного реформатора его противники обычно обличали как маздакита.

Так было и в исламское время, когда многие выступления иранских народов против халифата или владычества арабов считались маздакитскими движениями. Движение Маздака нашло отражение и в таком сравнительно позднем сочинении, как «Сиасат-наме» Низам ал-Мулка.

Уже с самого начала сасанидской эпохи мы оказываемся в совершенно новом религиозном мире. Культы древнемесопотамских богов ушли в небытие, на их месте оказались — рядом с христианством, иудаизмом и зороастризмом — новые гностические и ритуалистские секты. Широкое распространение получили также мистические верования и обряды, и для большинства греческих и римских авторов персы были главными знатоками магии. Для античных писателей зороастризм был символом таинственных восточных культов. Деятельность Картира и его последователей, которые заложили основы зороастрийской ортодоксальности, противостоявшей мистицизму и почитанию демонов, во многом схожа с тем, что совершили христианские ортодоксы в империи кесарей.

Представление о божественном откровении и о записи этого откровения в книгах носилось в воздухе, а христиане были, конечно, самыми активными проповедниками идеи «Священного Писания». Не исключено, что именно по примеру христианства зороастрийская церковь свела воедино и канонизировала тексты Авесты. Зороастрийское предание гласит, что разрозненные отрывки Авесты были собраны и, видимо, записаны первый раз во времена Аршакидов, а затем еще раз при Шапуре I. Раннесасанидская письменная Авеста, если она действительно существовала, служила лишь для напоминания — в жреческой практике тексты Авесты заучивали наизусть, как это обычно для Востока. Когда в начале V в. был изобретен армянский алфавит, он предназначался в первую очередь для распространения христианской религии. Некоторые полагают, что и авестийский алфавит был введен примерно в это же время, возможно как предшественник или, напротив, как подражание армянскому алфавиту, хотя по своей фонетической законченности авестийский алфавит больше напоминает индийское письмо деванагари.

Создание авестийского алфавита диктовалось исключительно нуждами религии, и этот алфавит, насколько известно, употреблялся только для записи зороастрийских религиозных текстов. Можно только пожалеть, что он не пришел на смену несовершеннному пехлевийскому письму, которое очень плохо передавало фонетический состав среднеперсидского языка. Необходимо иметь в виду, что мы не знаем не только древних рукописей Авесты, но и таких, которые были бы старше XIII или XIV века. Тем не менее о существовании письменной Авесты в сасанидское время (несмотря на преобладающую роль устной традиции) можно говорить сейчас достаточно уверенно.

Из сообщений христианских авторов, писавших на сирийском и армянском языках, делали вывод, что первоначально Сасаниды придерживались зерванизма — зороастрийской ереси, которая, уже после арабского завоевания, исчезла, уступив ортодоксальному течению. Я считаю (и пытался это показать в специальной статье), что зерванизм не был вполне оформившейся ересью со своими доктринами, обрядами и организацией, отделенной от чисто зороастрийского толка, а, скорее, представлял собой движение, которое можно сопоставить с мутазилитским течением времен ислама 13. Мы знаем о двух основных особенностях зерванизма — представлении о бесконечном времени (вечность и т. д.) и мифе о рождении Ормизда (Ахура Мазды) и Ахримана от их отца Зрвана. Представление о времени как божественной силе распространено очень широко и само по себе не могло послужить основой для возникновения самостоятельной секты. Миф о прародителе Зрване может рассматриваться как иранская параллель легенды о Хроносе в греческой мифологии. Этот миф также, по моему мнению, не мог привести к созданию особой секты. Не вызывает сомнений, что миф о прародителе Зрване был распространен в сасанидское время и среди «правоверных» зороастрийцев. Только после мусульманского завоевания, когда зороастрийцы особенно тесно объединились в общины, зерванистские элементы были изгнаны из новой «праведной веры», соединившей ортопраксию с ортодоксией. В сасанидское время зороастрийским еретиком, либо даже христианином или манихеем, считался, скорее, тот, кто отступал от ортопраксии, от ритуальных предписаний зороастризма, тогда как после прихода ислама еретиком был прежде всего тот, кто порывал с догматами веры. Так, например, зороастриец Абалиш (или ‘Абдаллах?), прослывший еретиком в IX в., при халифе ал-Ма’муне, разделял, возможно, учение манихеев 14. В споре Абалиша с правоверными зороастрийцами халиф встал на сторону последних — любая ересь, имевшая социальную направленность, представляла опасность для арабских правителей.

Из житий христианских мучеников хорошо известно о несторианских общинах в сасанидской державе. Консолидация и развитие зороастрийской церкви в Иране шли параллельно росту христианской церкви и манихейских общин. Приток военнопленных христиан в Иран в результате походов Шапура I и Шапура II дал сильный толчок распространению христианства, но, естественно, религия эта пользовалась наибольшей популярностью среди семитского населения Месопотамии. Первое крупное гонение на христиан произошло при Шапуре II; оно началось около 339 г. и было вызвано политическими мотивами, прежде всего тем, что Константин сделал христианство религией Римской империи. Позднее бывали периоды терпимости, снова сменявшиеся гонениями, но после отделения несторианского толка от остального христианства в конце V в. положение христиан в Иране заметно улучшилось. Несториане избирали католикоса, имевшего резиденцию в Ктесифоне, и синод, собиравшийся для решения проблем церкви. Размещение несторианских епископств дает много полезного для изучения исторической географии Ирана, поскольку церковь обычно учитывала административное деление державы Сасанидов.

Христианизация Армении и Закавказья в IV в. послужила причиной столкновений между Арменией и Сасанидами гораздо в большей степени, чем борьба между римлянами и персами за влияние в этих областях. На востоке Ирана миссионеры старались обратить в христианство эфталитов и согдийцев, так что в последний период существования сасанидской державы повсюду прослеживается усиление влияния христианства. Общая картина религиозной жизни Ирана была, однако, более сложной, чем об этом можно судить по отрывочным сообщениям источников. Число различных религий и толков увеличивалось благодаря неоднородности самого зороастризма, различным течениям внутри него, о которых мы знаем очень мало.

Notes:

Вопрос о функциях хербеда до сих пор не может считаться решенным. Ср.: S. Wikandеr, Feuerpriester, где этот вопрос рассматривается очень подробно. По-видимому, в сасанидской державе мобед было общим названием всех зороастрийских жрецов, так что его первоначальное значение («глава магов») стерлось, а слово маг (то~\ ) превратилось в конце концов в обозначение любого зороастрийца (ср. согдийское mwg’nch dynh «религия магов»). Слово хербед имело, вероятно, более узкое и специальное значение, нежели мобед; титул herbadan herbad («хербед хербедов»), который мы встречаем позднее, был, очевидно, только почетным званием; см.; М. L. Chaumont, Recherches sur le clerge zoroastrien: Le herbad,— «Revue de l’histoire des religions», t. 158, 1960, стр. 161—179. Мне не удалось найти свидетельств соперничества между мобедами и хербедами, которые бы отражали борьбу ортодоксального дуализма с зерванитским монизмом в сасанидское время.

D. М. Мadал, The complete text of the Pahlavi Dinkard, vol. I, Bombay, 1911, стр. 411—412 (книга III). [См. транскрипцию и переводы этого текста: Н. W. Bailey, Zoroastrian Problems in the Ninth-Century Books, Oxford, 1943, стр. 218—219; R. C. Z a e h n e r, Zurvan, a Zoroastrian dilemma, Oxford, 1955, стр. 7—9; 31—32. Имя Ttisr выступает в книге VII «Денкарта», см.; D. М. Mad an, The complete text, vol. II, Bombay, 1911, стр. 651—652.).

(Ср., однако, иной вывод у М. Boyce, The Letter of Tansar, Roma, 1968 (Istituto Italiano per il Medio ed Estremo Oriente. Serie Orientale, Roma, vol. XXXVIII), стр. 5—11.]

Часть стк. 16 и 17 сармешхедской надписи (SM) дополняет текст надписи Картира на «Ка’бе Зороастра» (KKZ); они связаны по смыслу с концом стк. 11 и началом стк. 12 KKZ. В этом месте в KKZ говорится только об огнях и магах, которые Картир поместил в областях «не-Ирана». Надпись SM добавляет (конец стк. 16): tfWYTNd ‘twry [Wsph\’n Wig у Wktm’n W (лакуна, примерно 30 знаков) pr’c ‘L pskpwly ptyfrw’y (лакуна, примерно 14 знаков) [’]пуг‘п str[y] ’twry. Речь идет, по-видимому, об огнях, учрежденных в пределах Ирана — в Исфахане, Раге (Рей), Кермане и т. д., включая и Пешкабур, упомянутый в KZ Шапура I. Написание Igtj для Раги (Рей) необычно. (Ср.: Ph. Gignoux, L’inscription de Kartir a Sar Mas- had,— JA, t. CCLVI, 1969, стр. 387—418, особенно стр. 396.]

Например, в стк. 29 мы читаем: MNW ’It’у ‘LH ZK NP§H dyny ‘L whysty \(ZLWN] W MNWdlwndy ‘LH£ ZK NPSH dyn ‘L dwshwy «Тот, кто праведник, его духовная сущность (авест. daetia) пойдет в рай, а тот, кто грешник, его духовная сущность (пойдет) в ад». [Ср.: В. Г. Луконин, Культура сасанидского Ирана. Иран в III—V вв. Очерки по истории культуры, М., 1969 (Культура народов Востока. Материалы и исследования), стр. 89; Ph. Gignoux, L’inscription, стр. 400, 417—418.] В стк. 31, где Картир повествует о том, что многие маги пришли из Фарса, Сеистана и из других областей, можно заметить параллель к традиции, согласно которой Тосар созвал отовсюду религиозных руководителей, чтобы собрать разрозненные тексты Авесты и создать канон.

Э. Херцфельд еще в 1935 г. заметил, что в Сармешхедской надписи излагается видение Картира — рассказ о его путешествии в загробный мир и о воздаянии, которое получает человек на небе и в преисподней (сходный эсхатологический сюжет содержится в среднеперс. Arday Viraz-namag, «Книге об Ардавиразе»), см.; Е. Herzfeld, Archaeological History of Iran, London, 1935, стр. 100—102. Это наблюдение Херцфельда получило подтверждение в работе Ф. Жинью, содержащей опыт чтения и перевода фрагментов наиболее трудной части Сармешхедской надписи — стк. 29—52 (эсхатология). Gm.: Ph. Gignoux, L’inscription de Kartir a Sar Mashad, стр. 389, 399—418.]

Я не знаю, может ли это подкрепить гипотезу С. Викандера (S. Wikander, Feuerpriester) о том, что мобеды были’жрецами Северного Ирана с центром в Шизе (Ганзаке), а хербеды—жрецами Анахиты в Южном Иране, с центром в Истахре. Какое-то различие между северным и южным (или между парфянским и персидским) религиозными толками могло существовать, но оно, очевидно, не было столь значительным и четким,как это полагает Викандер.

См.: J. de Men a see, La conquete de l’iranisme et la recuperation des mages hellenises,— «Annuaire de l’Ecole pratique des Hautes Etudes», Paris, 1956; стр. 3—12. О том, что маги были в Византийской империи во времена Юстиниана, известно из сообщения Менандра Протектора о договоре между византийцами и персами. Согласно этому договору, греки обязывались не принуждать переходить в христианство зороастрийцев, живших на территории Византии.

В тексте (KKZ, стк. 9—10; SM, стк. 14); yhwdy W smny W Ытпу W n’cl’y W klstyd’n W mktky W zndyky. Истолкование почти всех этих слов связано с некоторыми трудностями, однако ясно, что они обозначают представителей религий, которые были распространены «в стране» (BYN stry), то есть вообще в областях, подвластных Сасанидам, а не только на территории собственно Ирана. Можно отметить, что n’cl’y и klstyd’n составляют в этом перечне такую же пару, как mktk и zndyk или smn и Ытп. Вероятно, n’cl’y является обозначением арамееязычных христиан. {О значениях п’Ы’у и klstyd’n см. также: P. J. d е Menasce, Skand-GumanTk Vicar, Fribourg, 1945, стр. 206—209; G. W i e s s n e r, Zur Martyreruberlieferung aus Christen- verfolgung Schapurs II, Gottingen, 1967, стр. 70—71, прим. 10.] О различиях между назореями (nazorean) и назареями (nazarean) см.: >С. Clemen, Religionsgeschichtliche Erklarung des neuen Testaments, Giessen, 1924, стр. 202. Слово «зиндик» обычно прилагалось к манихеям, но зороастрийцы так именовали и всех еретиков; мусульмане заимствовали это обозначение и употребляли его еще более широко. Mktk должно относиться к какой-то религии или секте в Месопотамии; быть может, это обозначение мандеев. Сходный перечень религий, с которыми боролось христианство в Месопотамии, можно найти в «Житии Мар Симона» (Р. В е d j a n, Acta martyrum et sanctorum, vol. II, Paris, 1891, стр. 150; Liber graduum. E codicibus syriacis… edidit, praafatus est dr. M. Kmosko, Parisiis, 1928, стр. 824; немецкий перевод—■ 392 О. Braun, Ausgewahlte Akten, стр. 19).

О возвышении магов см.: Агафий, IV, 25 (Agathiae Historiarum’ libri, ed. В. G. Niebuhr, Bonn, 1828, стр. 261—262).

W. Sestоn, Le roi Sassanide Narses, les Arabs et le manicheisme. «Melanges syriens offerts a M. R. Dussand», Paris, 1939, стр. 229.

О. Кlima, Mazdak. Geschichte einer sozialen Bewegung im sassanidischen Persien, Praha, 1957; F. Altheim, Ein asiatischer Staat, Wiesbaden, 1954, стр. 189 и сл. Движению Маздака посвящено несколько работ советских исследователей. (См.: М. М. Дьяконов, Очерк истории древнего Ирана, М., 1961, стр. 304—309 и стр. 410—411, где приведена литература.]

R. N. Fгуе, Zurvanism again, — «Harvard Theological Review», vol. 52, 1959, стр. 63-73; его же, Die Wiedergeburt Persiens um die Jahrtausendwende, — «Der 306 Islam», Bd 35, 1959, стр. 50.

См.: J. Тavadia. Die mittelpersische Sprache und Literatur der Zarathustrier, Leipzig, d956, стр. 53 (ссылки на источники и литература). Ж- де Менаш считает, что настоящее имя этого лица — ‘Абдаллах (J. dе Меnasсе, La conqu6te de l’iranisme).

 

Величие былого Ирана

Если спросить перса, кто построил старинную мечеть или какое-нибудь другое мусульманское сооружение, он, скорее всего, ответит, что строителем был сефевидский властитель шах Аббас, украсивший зданиями Исфахан. Если же памятник явно доисламский, то последует другой ответ: его построил Хосров Аноширван, «Хосров с бессмертной душой», сасанидский вариант шаха Аббаса. Имя Хосров (в арабской передаче Кисра), как и имя Цезарь, стало для арабов обозначением сасанидских царей и одновременно синонимом великолепия и славы. Но Хосров правил Ираном меньше чем за сто лет до арабского нашествия, и, как это нередко бывает, первые признаки упадка можно заметить уже в его правление, время наибольшего могущества сасанидской державы.

При преемниках Шапура I позиции Ирана заметно пошатнулись. При Варахране II римляне возвратили себе утраченные ранее земли в Северной Месопотамии и контроль над Арменией. При Нарсе дела шли не лучше, и ему пришлось сделать императору Галерию новые уступки. После этого, казалось, римляне снова заняли то господствующее положение, которое было у них во времена Парфянского царства. При Шапуре II, правление которого было необычайно продолжительным (он сидел на престоле 70 лет), Сасаниды перешли к наступательным действиям не только на западе, но и на востоке, где Кушанское царство и другие области, видимо, отложились от Ирана, пока Шапур был малолетним. В целом внешняя политика Шапура II оказалась успешной; он возвратил персам и потерянные земли, и утраченный престиж. Он следовал примеру Шапура I и селил пленных римлян в различных провинциях державы, как об этом сообщает Аммиан Марцеллин (XX, 6, 7) — важный источник по истории правления Шапура II и его войн с Римом.

После Шапура II его нерешительные преемники вынуждены были пойти на уступки знати, увеличившей свою силу и влияние. Интересно отметить (хотя прямую связь здесь, быть может, трудно усмотреть), что как только происходит усиление феодальных владетелей за счет ослабления царской власти, создаются или получают популярность героические (эпические) сказания о царях — известны, например, сказания о Варахране V, или Бахраме Гуре (421—439), прославленном охотой на онагров 1. Можно подозревать, что именно в правления слабых сасанидских монархов возникают пышные и многочисленные звания и чины. Новому усилению власти аристократии сопутствовали столкновения между враждующими группами феодальных владетелей, в результате которых царский трон переходил от одного представителя династии к другому. Так было, в частности, с коронацией Варахрана V (421 г.) и Перозз (459 г.).

В V в. на северо-востоке Ирана появился новый грозный противник, выступивший в роли преемника кушан. Это были эфталиты, новая волна выходцев из Средней Азии. Их миграция связана с изменением обстановки в центральноазиатских и среднеазиатских степях, которое правильнее всего определить как усиление роли народов, говоривших на алтайских языках, или движение гуннов. Если I тысячелетие до н. э. рассматривалось античными авторами как период скифского преобладания в степях Средней Азии, то первая половина I тысячелетия н. э. была временем гуннов, а вторая половина и более позднее время — периодом господства тюрок и монголов. Конечно, название «скифы» продолжало употребляться античными авторами для обозначения различных степных народов и после начала нашей эры, точно так же, как некоторые византийские авторы называли гуннами турок-османов. Названия «скифы», «гунны» и «тюрки» служили главными обозначениями обитателей степей в западных источниках, включая и ближневосточные; китайцы пользовались другими названиями. Совершенно очевидно, что далеко не все народы, обитавшие в Центральной и Средней Азии или пришедшие из этих областей на Ближний Восток и в Восточную Европу, были гуннами. Когда западные и ближневосточные источники называют какое-то племя гуннским, то на самом деле это означает лишь, что оно пришло откуда-то с обширных просторов центральноазиатских степей. Слово «гунн» доставило ученым немало забот, как, впрочем, и остальные проблемы истории гуннов, но здесь не место разбирать такие вопросы, как, например, проблема отождествления сюнну китайских источников с гуннами и хуннами, упоминаемыми в западных, ближневосточных и индийских источниках 2.

Упоминание гуннов встречается, по-видимому, уже в «Географии» Птолемея (III, 5, 10), где гуннами названо некое племя в Южной России. Однако не удается найти никаких других сведений о гуннах на Ближнем Востоке и в Южной России вплоть до IV в. н. э. Прибавление этнонима «гунн» к названию кидаритов у Приска Понтийского может служить, видимо, примером употребления термина, ставшего общеизвестным в V в., в рассказе о более ранних событиях. Никаких доказательств того, что кидариты говорили на языке алтайской группы, не существует. Вероятно, слово Кидара было именем царя, так как оно встречается на монетах; но не мажет быть подтверждено никакими свидетельствами утверждение, что Кидара был предводителем новой центральноазиатской кочевой орды, завоевавшей Кушанское царство. Было сделано несколько попыток установить дату правления Кидары, но все они кажутся неубедительными; можно лишь предполагать, что Кидара царствовал в IV в.

Другой восточноиранский или среднеазиатский этноним указывает, очевидно, на переселение или завоевание с севера. В античных источниках эти пришельцы именуются хионитами. Под 359 г. царь хионитов Грумбат упомянут Аммианом Марцеллином (XIX, 1, 10) как союзник Шапура II, войско которого было под стенами Амиды. Принято считать, что хиониты (на монетах это название выступает в написании OIONO = хион = хун) 3 были завоевателями Восточного Ирана, пришедшими из Средней Азии и связанными с хунами индийских источников, а также с более поздними эфталитами. К сожалению, мы не располагаем источниками по истории Восточного Ирана для этого периода; многочисленные и разнообразные монеты еще не были должным образом классифицированы, и задача эта чрезвычайно сложная.

По монетам некоторых кушано-сасанидских наместников можно заключить, что персы по меньшей мере были правителями части кушанских владений на протяжении почти всего царствования Шапура II. Видимо, в конце IV или в начале V в. Кидара выступает в качестве независимого владетеля в южной части кушанских земель 4. Хиониты, вероятно, переместились в северные кушанские владения (к северу от Амударьи) за несколько лет до появления Кидары, могущество которого опиралось на области к югу от Гиндукуша — его монеты снабжены легендами на брахми. Такое разделение областей на северные и южные, с границей по горному хребту, имело важное значение. Хиониты заняли кушанские владения, так что хионитские правители появились в Бамиане, Забулистане и в других районах; монеты этих правителей плохо поддаются классификации 5. Источники не проводят четких различий между кидаритами, хионитами и эфталитами, что, возможно, отражает действительное смешение народов и правителей. Следует все же иметь в виду, что хиониты выступили на сцену раньше, чем эфталиты.

Трудно определить этнический состав хионитов и эфталитов, но нет никаких сведений о том, что хиониты отличались по этносу от эфталитов. Скорее есть данные, что эфталиты так же соотносились с хионитами, как кушаны с юечжами; иными словами, эфталиты могли быть ведущим племенем или родом среди хионитов. Можно предполагать присутствие алтайского, то есть гуннского, элемента среди хионитов и эфталитов, но больше оснований считать их иранцами. Не исключено, что первые их правители были гуннами, но в Средней Азии в этот период обитало много иранских народов, а население Восточного Ирана, в котором осели эфталиты, также было иранским. Мы вправе поэтому рассматривать эфталитскую державу Восточного Ирана и Северо-Западной Индии как преимущественно иранскую. Зороастрийские и манихейские миссионеры в Средней Азии должны были распространять среди местного населения элементы западноиранской культуры. Ко времени арабского завоевания в среде эфталитов возросло значение тюрок, но это произошло после того, как сами тюрки появились на Ближнем Востоке 6. Можно, конечно, опираясь на гипотетические этимологии одного или двух слов, пытаться реконструировать этническую и политическую историю целых народов, однако отсутствие не только данных письменных источников, но и достоверной традиции о прошлом Средней Азии и Восточного Ирана делает любую реконструкцию такого рода чисто умозрительной.

Во второй половине V в. эфталиты нанесли персам несколько поражений; царь Пероз в 484 г. погиб в битве с эфталитами. После его смерти знать вновь усилилась, что нашло отражение и в быстрой смене царей. Кавад I сумел удержаться на престоле только с помощью эфталитов. Это было время упадка державы, когда восточные соседи оказывали влияние даже на внутренние дела государства.

О маздакитском движении мы уже упоминали. Теперь нам предстоит рассмотреть грандиозные перемены, наступившие в Иране при Хосрове I, который, по представлениям персов, был величайшим из доисламских правителей Ирана.Налоговая реформа Хосрова, коренным образом изменившая существовавшую в Иране практику взимания податей, была предметом многих исследований. Ф. Альтхейм убедительно показал, что образцом для новой налоговой системы, введенной при Хосрове, послужила система, действовавшая в Восточной Римской империи и созданная, в свою очередь, реформами Диоклетиана 7. Хосров не мог не учитывать изменений, которые произошли в результате маздакитского движения. Необходимо было установить новые принципы налогового обложения. Трудно, однако, судить, какова была старая система, действовавшая до реформы Хосрова, — все, что сообщается позднейшими авторами о сасанидской эпохе, относится ко времени после Хосрова. Можно предполагать, что Хосров стремился к устойчивости податной системы, а потому при взимании налога, прежде всего земельного, были установлены твердые ставки в денежном выражении. Такая система имела явные преимущества перед действовавшей ранее, при которой налог взимался в виде доли урожая и общая сумма поступлений в казну каждый год колебалась в зависимости от урожайности и других факторов. Был проведен обмер земель и составлены кадастровые списки, причем учитывались не только земельные фонды, но и количество финиковых пальм и оливковых деревьев. Земельный налог в позднеримской империи основывался на земельной единице iugum (площадь одновременной вспашки парной запряжкой), но размер обложения определялся с помощью indictio — налоговых «ставок», различавшихся в зависимости от категории земли. Эти принципы налогообложения нашли отражение в новой податной системе сасанидского Ирана, хотя существовали и некоторые различия, которые мы не имеем возможности рассматривать в данной книге. Взимание подушной подати, подобной capitatio у римлян, при Хосрове производилось по податной шкале, в зависимости от категории налогоплательщика. Как и в Римской империи, в Иране от подушной подати были освобождены лица, находившиеся на государственной службе; в Иране, кроме того, подушная подать не взималась с жрецов, воинов и высшей знати. Некоторые детали налоговой реформы вызывают споры среди исследователей, но в основных чертах, она ясна: Хосров добивался устойчивости и твердых поступлений в государственную казну.

Из Талмуда известно, что некоторые особенности старой практики взимания налогов еще сохранялись при Хосрове. Если кто-нибудь не мог уплатить земельный налог, обрабатываемый им участок переходил к тому, кто вносил установленную сумму налога. Уплатив земельный налог за того, кто не мог платить сам, можно было приобрести этого должника в качестве зависимого или раба. Согласно одному источнику («Nedarim», 62b), если иудей объявлял себя зороастрийцем, он мог избежать подушной подати. Речь идет, по-видимому, об особом налоге (или более тяжелой подушной подати), которым облагались иудеи, христиане и другие религиозные меньшинства. Христианский епископ и главы иудейских общин собирали налоги со своей паствы; эта практика сохраняется и во времена ислама. Сасанидская система обложения стала основой хорошо известной (в некоторых отношениях иной и более сложной) налоговой системы халифата — хараджа и джизьи.

Наряду с налоговой и финансовой реформами, при Хосрове произошли серьезные перемены в структуре общества и государственного аппарата, но и здесь многие детали ускользают от нас или могут быть истолкованы по-разному. Некоторые из этих нововведений могли быть делом и предшественников Хосрова, но именно после него они становятся характерными особенностями сасанидского Ирана. Пожалуй, самая важная из этих черт — рост мелкой аристократии, или дихканства (дихкан, буквально «владетель селения»), как называли арабы этот костяк персидской областной и местной администрации. Дихканство к концу сасанидской державы действительно владело и правило страной. Таким своим положением мелкая аристократия, по всей видимости, была обязана царю, и она служила хорошим противовесом крупным родам знати, постепенно терявшим свое значение. Стремясь к созданию устойчивой структуры общества, Хосров мог найти опору в освященном религией делении общества на четыре сословия или касты, которое возникло еще на заре иранской истории, но именно ко времени Хосрова полностью оформилось.

В мусульманских сочинениях, таких, как «Китаб ал-тадж» Джахиза, содержатся, наряду с ценными и достоверными данными, бесчисленные анекдоты о деятельности Хосрова I. Источники совпадают в своей оценке сасанидской державы после Хосрова — прочное здание, лестница иерархии и над всеми — царь царей. Государственный корабль был хорошо оснащен, книги с описаниями церемониала, наставления принцам и другие сочинения определяли обязанности царя по отношению к своим подданным и подданных по отношению к царю. На это время должна приходиться активная разработка и фиксация правил поведения, прав и обязанностей разных сословий. Звания мобедан мобед (глава духовенства), дабиран дабир (глава писцов) и другие, образованные в подражание титулу «царь царей», — свидетельствуют об устройстве общества по царским и религиозным предначертаниям. Привлекательная на первый взгляд картина жизни позднесасанидского государства имеет и оборотную сторону. В обществе, которое, казалось бы, достигло социальной и духовной стабильности в религии, сословной структуре и общей культуре, уже вызревали зерна упадка, порожденного застоем.

Правление Хосрова было и временем завоеваний. В 540 г. персам удалось сравнительно легко захватить Антиохию на Оронте. На востоке могущество эфталитов было сокрушено совместными ударами персов и тюрок около 558 г., когда Западный Тюркский каганат и Иран, покончив с владычеством эфталитов, заменили его (во всяком случае, номинально) господством тюрок к северу от Амударьи и установлением власти Сасанидов над многочисленными мелкими княжествами эфталитов к югу от этой реки. Хосров, так же как и Шапур I и Шапур II, систематически поселял в различных частях Ирана военнопленных; этой испытанной практике следовали в более близкое к нам время шах Аббас и Реза-шах. При Хосрове был предпринят и неожиданный на первый взгляд, но очень важный для Сасанидов захват Йемена (отзвук этого события можно найти в Коране). Рубежи державы при Хосрове защищались сетью пограничных крепостей — в Сирийской пустыне, в районе Дербента на Кавказе и на восточном побережье Каспийского моря, в степях Гургана. Введение института четырех спахбадов (полководцев), соответственно четырем странам света, также приписывается Хосрову. Одновременно в этот поздний период сасанидской истории растет и значение марзбанов, «хранителей границ». Уже упоминалось о новых городах, построенных при Хосрове. Один из городов, возведенный с помощью пленных византийцев близ Ктесифона, назывался буквально «Лучшая Антиохия Хосрова», подобно «Лучшей Антиохии Шапура» (Гундешапур). Дикий вепрь на печати Хосрова был очень распространенным символом в сасанидском искусстве (рис. 109, 111). Новая организация административного управления при Хосрове, ознаменовавшаяся созданием системы диванов, многими мусульманскими авторами рассматривается как прообраз диванов при ‘Аббасидах, хотя прямую преемственность в этой области доказать трудно.

О Хосрове Аноширване написано так много, что можно, не останавливаясь на спорных вопросах, отослать читателя к исследованиям, посвященным его правлению 8. Налоговая и административная реформа Хосрова имела большее значение, чем расширение границ державы. Главным результатом этих реформ был упадок могущества высшей знати и владетельных князей и усиление чиновничества. Реорганизации подверглась также армия, которая отныне была теснее связана с центральной властью, чем с местными военачальниками и князьями. Хосрову приписывают проведение и многих других реформ, однако для нас представляют интерес детали, значение которых не всегда в достаточной мере оценивается.

Известно, что имена героев иранского эпоса в конце V и в начале VI в. становятся популярными среди членов царского рода, а также, вероятно, среди знати, хотя о последней до нас дошло немного сведений 9. Об усилившемся интересе к старине свидетельствует и появление на монетах Пероза и Кавада древнего титула в его среднеперсидской форме kay (пишется kdy) 10. Можно полагать, что сказания и легенды древнего Ирана при Хосрове I были собраны воедино и что иранский героический эпос, как мы его знаем по «Шах-наме» Фирдоуси, имел в это время почти такой же вид, как и позднее. Не исключены (хотя и не могут быть доказаны) значительные переделки эпоса в этот период, например, включение в сказание о Кей-Хосрове событий из жизни Хосрова Аноширвана. Некоторые исследователи склонны относить ко времени Хосрова учреждение многих высших должностей и званий державы, в том числе должности мобедан мобеда; однако приписывание всех нововведений такого рода одному только Хосрову вряд ли справедливо. Утверждают, что Хосров установил новую иерархию храмов огня и ввел огонь Гушнаспа, связанный с коронацией Хосрова в Шизе (Ганзаке); это возможно, но не доказано 11.

С именем Хосрова связано также возрождение науки, сопровождавшееся греческим и индийским влиянием. У Агафия (II, 30) есть известный отрывок, повествующий о греческих философах (видимо, неоплатониках), прибывших ко двору царя царей в 539 г., после закрытия академии в Афинах, и хорошо принятых персами. Вопрос о развитии науки при Сасанидах не разработан в деталях. Некоторые исследователи приписывают персидское происхождение многому из того, что составляет достояние позднейшей мусульманской науки; другие, напротив, отрицают существование сколько-нибудь значительной пехлевийской научной литературы. Мы знаем о Бурзое, знаменитом лекаре Хосрова, который, согласно принятой версии, был послан царем царей в Индию и привез оттуда шахматы и много санскритских книг, таких, как басни Бидпая и труды по медицине, которые Бурзой перевел на среднеперсидский язык. Другие персидские ученые известны только по позднейшим ссылкам. Многие арабские и новоперсидские труды по астрономии, в том числе таблицы звезд (особенно «Зидж-и шахрияр»), указывают на сасанидские прототипы. Можно подозревать, что большая среднеперсидская светская литература оказалась уничтоженной из-за того, что мобеды не заботились о ее сохранении, а мужей науки и литературы больше устраивал арабский язык, чем среднеперсидский с его трудной системой письма.

Несомненно, однако, что многие и различные по своему характеру научные труды были переведены с греческого на пехлеви, а позднее с пехлеви на арабский, что свидетельствует о научной жизни при Сасанидах 12. Эта ученость была, скорее, компилятивной, чем творческой; литературное возрождение во времена Хосрова проявилось не столько в создании нового, сколько в записи и канонизации легенд и сказаний, входящих в иранский эпос. К этому периоду исследователи относят письмо Тансара (или Тосара), который упоминался уже выше, «Книгу деяний Ардашира» и другие произведения пехлевийской литературы 13. Некоторые утверждают также, что авестийский алфавит был создан только при Хосрове. Позднейшие редакции как эпической, так и религиозной литературы затрудняют определение первоначальной записи, но нельзя отрицать активную литературную деятельность при Хосрове.

Сасанидское искусство по праву характеризуют как вершину тысячелетнего развития искусства Ирана. В позднесасанидском искусстве можно видеть греческие и римские элементы, древневосточные архаичные мотивы и чисто иранские темы, например сцены инвеституры царя, сидящего на коне. Непродолжительное оживление греческого влияния при Шапуре I вряд ли нарушило преемственность развития иранского искусства — от парфянской эпохи и Ардашира до Хосрова. Резьба по штуку и алебастру в сасанидском искусстве, как и в позднегандхарском, достигла очень высокой выразительности. Широкое распространение монограмм, символов и сложных узоров характерно для позднесасанидского искусства, как и для раннемусульманского (рис. 113—117). В раннесасавидском искусстве можно заметить стремление к реалистичности изображения, тогда как в самом конце сасанидской эпохи побеждают стилизация и геометрическая изобразительность. Антропоморфные изображения Ахура Мазды, являвшиеся, возможно, пережитком «мессианского этапа» в религиях Ближнего Востока, не встречаются в искусстве последнего периода сасанидской державы. Древние мотивы — сцены охоты, инвеституры царя или битвы всадников — представлены на скальных рельефах и на замечательных серебряных блюдах, причем черты сасанидского искусства в них легко распознаются и не могут быть спутаны ни с чем другим. Этот сасанидский стереотип в искусстве можно считать еще одним свидетельством «замораживания» культуры и общества. Дошедшие до нас памятники архитектуры, скульптуры, торевтики, гончарного и шелкоткацкого ремесла сасанидской эпохи — убедительные доказательства величия и богатства иранской культуры.

Сасанидская держава в конце правления Хосрова казалась сильнее, чем когда-либо, но, несмотря на изменения и реформы, этот век был не только временем нововведений. Скорее, этот период может быть охарактеризован как время подведения итогов, собирания и письменной фиксации — прошлое становилось важным оправданием для действий государства и церкви. Это прошлое, возрождавшееся в эпических сказаниях, традициях и обычаях, было, однако, героическим прошлым знатных родов и княжеских дружин, но не централизованного бюрократического государства, которое стремился создать Хосров. Не напоминали ли его преемники Дон Кихота, когда они заботились о традициях прошлого в то время, как народ был готов уже принять новое пророчество Мухаммада? Знатные роды сохраняли героические традиции Ирана; эти традиции пережили атаки ислама, когда сасанидская держава оказалась повергнутой. Местный сепаратизм и неистовый индивидуализм были и несчастьем, и славой Ирана на протяжении всей его истории. Пройдя через победы и поражения, культура и весь уклад жизни сплотили население страны больше, чем политические институты или даже религия, хотя и они тоже оказались включенными в наследие Персии.

Notes:

Заслуживает внимания толкование прозвища gor не как «онагр», а как результат искажения слова gul<.qula—vula — центральноазиатского титула «царь», см.: О. Hansen, Tocharische-iranische Beziehungen,— ZDMG, Bd 94, 308 1940, стр. 162.

Мне кажется, что слово hurt, независимо от его происхождения, очень рано стало собирательным обозначением свирепого или страшного для соседей народа. В словаре Асади Туси «Лугат-и Фуре» (изд. ‘Аббаса Икбаля, Тегеран, 1941, стр. 367) слово hun, которое может быть тем же самым этническим наименованием, объясняется как «враг». О названии hun см. работы О. Менчен-Хелфена, авторитетного исследователя истории гуннов, в том числе: О. Маепсhеn-Hе1fеn, Huns and Hsiung-nu,— «Byzantion», t. XVII,. 1944, стр. 222—243; Pseudo Huns,—CAJ, vol. I, 1955, стр. 101, а также: W. Samolln, Hsiung-nu, Hun, Turk,—CAJ, vol. Ill, 1957, стр. 143—150;F. Altheim, Geschicnte der Hunnen, Bd I—V, Berlin, 1959—1963. Об этимологии названия см.: О. Pritsak, Xun,— CAJ, vol. V, 1959, стр. 27—35.

[См., однако: R. G 5 Ы, Dokumente zur Geschichte der iranischen Hunnen in Baktrien und Indien, Bd I—IV, Wiesbaden, 1967; H. H u m b a с h, Baktrische Sprachdenkmaler, Teil I, Wiesbaden, 1966, особенно стр. 28—31 и 54—57.]

См.: М. F. С. Martin, Coins of Kidara and the Little Kushans,— JRASB, vol. Ill, 1937, pt 2 (Numismatic Supplement, № 47), cip. 23—50; A. D. H. Вivar, The Kushano-Sassanian coin series,— JNSI, vol. XVIII, 1956, стр. 13—36, где можно найти ссылки на более ранние работы. [См., однако, также: В. Г. Луконин, Кушано-сасанидские монеты,— ЭВ, вып. XVIII, 1967, стр. 16—33; R. Gobi, Dokumente, Bd I, стр. 15—37; Bd II, 310 стр. 315 и сл.]

Попытку предварительной классификации хионитских монет можно найти в работе: R. Gobi, Neue Zuteilungen zur Munzpragung der Chioniten,— «Palaeologia», vol. IV, Osaka, 1955, стр. 274—279. Эфталитские монеты изучал Р. Гиршман (R. Ghirshman, Les Chionites-Hephthalites, Le Caire, 1948 (MDAFA, t. XIII), однако я не могу принять многие его выводы. В VII (?) в. в районе современных Кухистана — Кабула — Газни правил некий царь (MLK!) Napki. Этот правитель известен по многочисленным чеканам, однако ряд вопросов остается неясным, в том числе и форма его имени на монетах — мне кажется более чем сомнительным чтение Napki, хотя я не могу пока предложить другое. Следует надеяться, что новые находки монет и новые исследования изменят наши нынешние представления об этом периоде. |[См.: R. Gobi, Dokumente, Bd I—IV; H. Humbach, Baktrische Sprachdenkmaler, Theil I. Вместо Napki теперь предложено чтение Nspk, см.; Gobi, Dokumente, Bd I, стр. 134 и сл.; Bd II, стр. 71—89.]

См.: К- Enoki. On the nationality of the Hephthalites,— «Memoirs of the Research Department of the Toyo Bunko», Tokyo, 1959, № 18, стр. 1—58,. где приведены данные источников и рассмотрены другие гипотезы. Я не могу согласиться с выводами К. Эноки о том, что родиной эфталитов был Бадахшан. Название «эфталит» и Ахшундар, имя эфталитского даря, могут быть разъяснены как иранские; вряд ли заслуживает доверия тюркская этимология имени Ахшундар, приведенная у Махмуда Кашгарского (I, 106, 3): axsung ег. Имя другого эфталитского царя, Варз, следует, видимо, читать как Вараз, поскольку такое имя в период арабского завоевания часто встречается у эфталитских князьков, владения которых примыкали к границам сасанидского Ирана в областях Мерва и Мерверуда. Можно вспомнить и сасанндский феодальный род Варазов, имя которого византийские авторы нередко принимали за титул. Проблемы истории тюркских племен и народов, таких, как авары, хазары и другие, выходят за рамки этой книги.

Я следую, в основном, выводам, сделанным в работах; А. Сhгistепsеn, L’Iran, стр. 363—440; F. Аlfhеim, Ein asiatischer Staat, стр. 129—255; ср. также: F. Altheim, Geschiclite der Himnen, Bd II, стр. 182—191 (приведена библиография).

Общий очерк его царствования см.: A. Christensen, L’Iran, стр. 363—440. О пограничных укреплениях см.: Н. S. Nyberg, Die sassanidische Westgrenze; J. H. Kramers, The military colonization of the Caucasus and Armenia under the Sassanids,— BSOAS, vol. VIII, 1936, стр. 613—618.

Такие имена, как Кавад, Джамасп, Кавус и Хосров, отмечены Т. Нёльдеке в его переводе Табари (Geschichte der Perser, стр. 147).

Титул kay получил распространение и за пределами державы Сасанидов, о чем свидетельствуют, согласно В. Б. Хеннингу (W. В. Henning, Mitteliranisch, стр. 27, 53), монеты из Средней Азии.

S. Wikandеr, Feuerpriester, стр. 151—152.

С. A. Nallino, Tracce di opere greche giunte agli Arabi per trafila Pehlevica,— «А Volume of Oriental Studies presented to E. G. Browne», Cambridge, 1922, стр. 345—363. В «Фихристе» ан-Надима есть перечень пехлевийских книг, которые были переведены на арабский язык.

Т. NoIdeke, Das iranische Nationalepos, 2. Aufl., Berlin — Leipzig, 1920, разделы 6 и 7; В. В. Бартольд, К истории персидского эпоса,— ЗВОРАО, т. XII, 1915, стр. 257-282.