Если верно утверждение, что американский империализм — бумажный тигр, это значит, что в конце концов его можно победить; если верен тезис китайских коммунистов, что победа над американским империализмом возможна благодаря тому, что повсюду в мире против него ведется борьба, из-за чего силы империализма распыляются и становятся уязвимы — если все это верно, то нет причины исключать или обособлять от антиимпериалистической борьбы какую-либо страну и какой-либо регион из-за того, что силы революции там особенно слабы, а силы реакции особенно сильны.
Так же как неверно лишать силы революции веры в себя, недооценивая их, неверно и утверждать, что итогом их борьбы может быть только их уничтожение. Разногласие между честными товарищами из организаций — мы не принимаем в расчет болтунов — и «Фракцией Красной Армии» заключается в том, что мы их упрекаем в лишении сил революции веры в себя, а они нас подозревают в том, что мы бессмысленно приносим силы революции в жертву. Есть доля правды в указаниях на то, в чём именно фракция работающих на предприятиях и в городских районах товарищей и «Фракция Красной Армии» перегибают палку, если они ее перегибают. Догматизм и авантюризм с давних пор являются характерными отклонениями в периоды слабости революции в стране. Так как с давних пор анархисты острее других критиковали оппортунизм, то тех, кто критикует оппортунистов, упрекают в анархизме. Это, можно сказать, старо как мир.
Концепция городской герильи возникла в Латинской Америке. Там она стала тем, чем здесь еще только может стать: революционным методом борьбы в целом слабых революционных сил.
Цель городской герильи — не дать установиться прусскому военному порядку, к которому многие так называемые революционеры хотели бы привести народ в революционной борьбе. Городская герилья исходит из того, что, когда созреет ситуация для вооруженной борьбы, будет слишком поздно готовиться к ней; что без революционной инициативы в стране, потенциал власти в которой так же велик, революционные традиции в которой так же сломлены и так же слабы, как в Федеративной республике, не возникнет подлинно революционного движения, даже если условия для революционной борьбы будут более благоприятными, чем в данный момент — это вытекает из политического и экономического развития самого позднего капитализма.
Поэтому городская герилья является следствием из давно возникшего неприятия представительной парламентской демократии, неизбежным ответом на чрезвычайные законы и «Закон о ручных гранатах», готовностью бороться при помощи средств, которые система использует, чтобы нейтрализовать своих противников. Городская герилья базируется на признании фактов, а не на их апологии.
Что может сделать городская герилья, студенческое движение уже частично знает. Она способна сделать конкретной агитацию и пропаганду, которыми еще ограничена деятельность левых. Это можно увидеть на примере шпрингеровской кампании и кампании против Кабора-Басса гейдельбергских студентов; на примере захватов домов во Франкфурте, направленных против военной помощи, которую Федеративная республика предоставляет компрадорским режимам в Африке, против критики приведения приговоров в исполнение, против классового правосудия, против заводской охраны и внутренней юстиции предприятий. Она может конкретизировать словесный интернационализм приобретением оружия и денег. Она может обезвредить средства системы в деле запрета коммунистов, организуя подполье, которое лишает полицию возможности производить аресты. Городская герилья — это оружие классовой борьбы.
Городская герилья является вооруженной борьбой, поскольку полиция не церемонится в использовании огнестрельного оружия, а классовое правосудие оправдывает Курраса и живьем хоронит товарищей, если мы этому не препятствуем. Городская герилья означает, что нельзя деморализовать себя перед произволом Системы.
Цель городской герильи состоит в том, чтобы наносить разрушительные удары в отдельные места государственного аппарата господства, чтобы частично лишить его власти, чтобы разрушить миф о вездесущности Системы и ее неприкосновенности.
Городская герилья предполагает организацию нелегального аппарата, это: квартиры, оружие, боеприпасы, автомобили, документы. На что при этом нужно обращать внимание, написал Маригелла в своем «Кратком учебнике городского партизана». На что при этом нужно еще обращать внимание, мы в любое время готовы сказать каждому, кому необходимо это знать, если он захочет участвовать в борьбе. Мы еще немногое знаем, но это уже кое-что.
Прежде чем решиться на вооруженную борьбу, необходимо иметь легальный политический опыт. Где присоединение к революционным левым все еще соответствует модным потребностям, там лучше создавать только такие союзы, из которых есть возможность выйти.
«Фракция Красной Армии» и городская герилья — та самая фракция и та самая практика, которые, проводя четкую грань между собой и врагом, ведут самую непримиримую борьбу. Это предполагает политическую идентификацию, это предполагает, что учеба уже осталась позади.
Первоначальная концепция нашей организации связывала городскую герилью и работу в массах. Мы хотели, чтобы каждый из нас сотрудничал в городском районе или на предприятии с существующими там социалистическими группами, участвовал в дискуссиях, набирался опыта, учился. Но выяснилось, что это невозможно. Что контроль, который политическая полиция установила над этими группами, над их собраниями, их встречами, над содержанием их дискуссий, достиг такого уровня, что стало невозможно находиться среди них, если все еще хочешь оставаться вне контроля. Что легальную работу нельзя сочетать с нелегальной.
Городская герилья исходит из четкого понимания собственной мотивации, из уверенности, что методы газеты «Бильд» воздействуют не на всех, что ярлыки «антисемиты-уголовники-недочеловеки-убийцы-поджигатели», которые навешивают на революционеров, — полное дерьмо, которое только они [классовые враги] в состоянии выделять и озвучивать и которое все еще влияет на мнение многих товарищей о нас, городская герилья исходит из уверенности, что этот диагноз еще не всех настиг.
Конечно, Система не уступит нам территорию, и нет никакого средства, и в том числе никакой клеветы, которой они не решились бы использовать против нас.
И нет такой общественной силы, у которой была бы другая цель, кроме защиты интересов капитала тем или иным способом, и нет еще социалистической общественности, которая вышла бы за свои собственные рамки, за рамки своих кружков, своего мелкого сбыта, своих подписчиков, которая в основном еще не распрощалась со случайными, частнособственническими, индивидуалистическими, буржуазными манерами. Капитал контролирует все публикации, через рекламные фирмы, через тщеславие сочинителей, вписывающихся в раздувшийся истеблишмент, через советы по радиовещанию, через концентрацию на рынке прессы. Господствующая общественная сила — это сила правящего класса, распределяющая рыночные ниши, разрабатывающая идеологию, специфичную для всех слоёв общества, которую она насаждает ради своего самоутверждения на рынке. Журналистика — продажа. Сообщение — товар, информация — предмет потребления. Что не может быть предметом потребления, от того должно тошнить. Читательская лояльность к печатным изданиям с активной рекламой, рейтинги на телевидении — всё это позволяет подавлять в зародыше любые антагонистические, чреватые последствиями противоречия между СМИ и публикой. Кто хочет удержать свои позиции на рынке, должен присоединяться к самому влиятельному органу, формирующему общественное мнение; таким образом, зависимость от концерна Шпрингера растет по мере того, как растет концерн Шпрингера, который начал скупать местную прессу. Городская герилья не ожидает от этой общественной силы ничего другого, кроме ожесточенной вражды. Городская герилья должна ориентироваться на марксистскую критику и самокритику, и ни на что другое. «Кто не боится четвертования, может стащить императора с лошади», — говорит Мао.
Длительная и кропотливая работа — это постулат, который взят за основу городской герильей, поскольку мы не болтаем о ней, а действуем в соответствии с ним. Не оставляя для себя возможности вернуться к буржуазному образу жизни, не позволяя себе снова повесить революцию на гвоздь в доме типовой застройки, и, стало быть, не желая ничего другого, кроме того, о чем с пафосом говорил Бланки: «Долг революционера — всегда бороться, бороться несмотря ни на что, бороться до самой смерти». Нет и никогда еще не было революционной борьбы, мораль которой была бы другой: в России, в Китае, на Кубе, в Алжире, Палестине, Вьетнаме.
Некоторые говорят, что политические возможности организации, агитации и пропаганды еще долго не исчерпаются, и только когда они будут исчерпаны, можно поднимать вопрос о вооружении. Мы говорим: политические возможности нельзя использовать в полной мере, пока вооруженная борьба не признается в качестве цели политизации, пока наряду со стратегическим положением, что все реакционеры — бумажные тигры, не признается тактическое положение, что они — преступники, убийцы, эксплуататоры.
Мы не станем болтать о «вооруженной пропаганде», мы будем осуществлять ее на практике. Освобождение заключенного не имело под собой пропагандистских оснований, а затевалось лишь для того, чтобы вытащить его из тюрьмы. Налеты на банки, которые пытаются повесить на нас, мы совершали будто бы только для того, чтобы уничтожить деньги. «Блестящие успехи», которых мы, по словам Мао, должны добиться, «если враг изображает нас в самых темных тонах», только условно являются нашими собственными успехами. Большой шумихой, поднятой из-за нас, мы скорее обязаны латиноамериканским товарищам, которые уже провели четкую грань между собой и врагом, поэтому власть имущие здесь так «энергично выступают против» нас из-за подозрения в нескольких налетах на банки, будто уже существует то, что мы только начали создавать — городская герилья «Фракции Красной Армии».