В двадцать один год Россини уже непререкаемый властелин оперной сцены. «Пробным камнем» и «Танкредом» новый маэстро начал теснить всех старых и современных ему композиторов, но успех «Итальянки в Алжире» буквально сметает их с пути.

По сравнению с оперой Россини новое сочинение, которое знаменитый маэстро Фаринелли ставит, и не без успеха, в театре Сан-Мозе той же весной, выглядит примитивным и старомодным. Кто сможет удержать этот мощный натиск вулканического маэстро с улыбающимся лицом мальчишки, который за три года с начала своей карьеры уже догнал и превзошёл всех современных композиторов и триумфально шествует дальше?

Слава тоже не мешает ему, не обременяет. Среди своих сумасбродных приятелей он самый сумасбродный весельчак, бесконечно жизнерадостный выдумщик всяких розыгрышей и шуток, стойкий и взыскательный сотрапезник на бесчисленных банкетах, которые устраиваются в его честь, забавный жуир, всегда готовый откликнуться на манящую женскую улыбку, нежный взгляд или записочку. Иногда поэт-аптекарь приходит к нему с постным лицом и протягивает надушенную записку:

   — Ты только посмотри, до чего я дошёл! И всё из-за любви к тебе!

   — Ты хочешь сказать, наверное, — из-за любви ко мне женщин? А знаешь, когда они ищут меня, то лишают удовольствия выбрать самому. Жаль!

Затем, уступая привычному желанию избегать лишних усилий, добавляет:

   — Впрочем, своей инициативой они освобождают меня от необходимости искать...

Венеция снова наводнена пикантными историями о любовных приключениях маэстро. И всё же Россини иногда выкраивает время (теперь уже он!) устроить сцену ревности Марколини, которая позволяет басу Галли так настойчиво ухаживать за ней. И тут примадонна внезапно обретает весь свой голос, чтобы обрушиться на этого лицедея, который смеет, да, да, именно он, смеет ещё упрекать её. И, стремясь досадить ему, Марколини на одном из последних представлений «Итальянки» в конце июня вместо финального рондо Россини поёт рондо из другой «Итальянки», написанной пять лет назад маэстро Луиджи Моской. Но затея оказалась неудачной, эта другая, вставная музыка не понравилась публике.

   — Вот видишь, — говорит ей маэстро, когда они возвращаются в гостиницу, — как только ты изменяешь мне, это сразу же приносит тебе неудачу.

   — Ах, вот как! — гневно восклицает Марколини. — Я, значит, должна быть тебе верна, а ты можешь порхать где угодно и с кем угодно?

   — Ну, положим, это неправда, что я порхаю. А кроме того, я ведь мужчина.

   — Прекрасное оправдание! А я — женщина!

   — Женщина должна соблюдать своё достоинство.

   — Требуй этого от своих любовниц!

   — У меня нет любовниц.

   — Ия тоже не в счёт?

   — И ты тоже, — отвечает Россини со спокойным нахальством человека, пользующего чрезмерным успехом у женщин. — И ты тоже, если будешь по-прежнему кокетничать с Галли.

   — Прекрати, или я сама положу конец всему этому!

   — Мне говорили также, что прошлой зимой ты позволяла ухаживать за собой принцу Люсьену Бонапарту.

Мария возмущена:

   — Послушай, Джоаккино, а ты не ошибаешься? Не перепутал ли ты меня с Маланотте?

   — Нет, нет, я говорю о тебе.

   — Так ты ошибаешься. Ну а если б это было и тан, разве тебе не лестно было бы занять место принца?

   — Послушай, дорогая, — мягко отвечает маэстро, — я предпочитаю сам основать династию и не иметь предшественников.