Сезон веселья — карнавал 1821 года. И прежде римские карнавалы славились как самые весёлые, и сюда стекался народ отовсюду. В это время разрешались любые, даже очень смелые шутки, лишь бы они не задевали религию и служителей церкви. Из домов и дворцов веселье выливалось на улицы, на площади и в театры и опять возвращалось в дома. Россини охотно возглавлял все самые шутливые затеи.

И среди его сумасбродной компании выделялся Никколо Паганини, невероятно забавный со своим романтическим обликом, были тут и маэстро Пачини, Массимо д’Адзельо, несколько певиц из театра Тординона, где в этом сезоне пела Липпарини, многим кружившая головы. Компания часто собиралась в доме у Симонетти. Все молодые, все мастера покуролесить. Однажды вечером кто-то предложил устроить маскарад. Что для этого нужно? Массимо Д’Адзельо вспоминает, что решено было прикинуться слепыми и отправиться по городу просить подаяние.

Д’Адзельо сочиняет стихи:

   — Вы гениальный поэт! — восклицает Россини.

   — Это точно. И я возмущён Данте Алигьери, который оскорбил меня тем, что посмел родиться раньше и перебежал мне дорогу! — парирует Адзельо.

   — Но я докажу вам, что смогу дотянуться до ваших стихов. Стихотворный шедевр требует и шедевра музыкального.

Он моментально пишет к стихам музыку. Они тут же разучиваю]' её, и нет ничего приятнее, чем наблюдать, как эти замечательные люди развлекаются, всерьёз занимаясь этой клоунадой.

На сцену (то есть на улицу) выходят в жирный четверг. Костюмы исключительно элегантные, а сверху накинуты лохмотья — театральные, условные лохмотья, разумеется, чистые. Россини и Паганини должны на гитарах имитировать оркестр. Маэстро решает переодеться женщиной — увеличивает свою и без того уже солидную полноту какими-то толщинками и делается совсем толстым.

   — Бесподобно! — восклицает Массимо Д’Адзельо, в изумлении глядя на него.

И Паганини, тощий как палка, тоже хочет обрядиться в женское платье. В нём он выглядит ещё более худым и трагически мрачным. Компания произвела фурор. Сначала в двух-трёх домах, куда они пришли в гости, затем на Корсо — главной улице Рима, а ночью — на балу.

Окрылённый успехом, Россини предложил устроить ещё один маскарад, приглашая не только друзей, но и всех желающих участвовать в столь возвышенном проявлении искусства. Решили посмеяться над оперой маэстро Грациоли «Белый пилигрим», которая с большим успехом шла в этом сезоне в Риме.

Шутники выучили хор из этой оперы, надели костюмы прошлого века — чёрные тоги, длинные парики, изменили гримом лица и вышли на Корсо. Держа перед собой большие нотные листы, они принялись во всё горло распевать арии из «Пилигрима». Возле кафе «Русполи» вокруг них собралась такая толпа, что пришлось остановиться и спеть всё сначала. Но по костюмам и жестам люди поняли, что они высмеивают маэстро Грациоли, а значит, смеются и над публикой, которая так горячо аплодировала его опере. В толпе раздались недовольные, протестующие голоса, вскоре посыпались и угрозы, кое-кто уже пустил в ход кулаки. Тогда шутники во главе с Россини решили, что благоразумнее всего исчезнуть, и совершили маневр, который именуется поспешным отступлением. Однако вечером они повторили свою пародию в домах друзей и имели огромный успех.

   — Вот постоянно так, — заметил маэстро, — чтобы увидеть успех, мне всегда приходится дожидаться второго представления. Прямо какой-то рок!