Ну а теперь надо ехать в Венецию и писать оперу, обещанную театру Ла Фениче. Понятно, что в Местре композитора и его супругу Изабеллу встречает преданный Анчилло. Он счастлив, что может принять друзей в своём богатом доме. Но он весьма обеспокоен:
— Уже середина декабря, как же ты успеешь написать такую большую оперу? Имей в виду, что здесь ожидают необыкновенного.
— Не бойся, мой дорогой аптекарь, опера будет необыкновенной. В Кастеназо я написал много музыки.
— О, ты снял камень с моего сердца! Сразу же скажу тебе — премьера будет делом серьёзным. Венецианцы знают, что театр платит тебе за эту оперу пять тысяч франков, сумма фантастическая, столько не получил ещё ни один маэстро...
— Совершенно справедливо. Но надо же, чтобы когда-то начали платить как следует. Ведь это позор, что композитор получает гораздо меньше любого самого плохого певца.
— ...и зная о таком большом гонораре, венецианцы явятся в театр с большими претензиями.
Венецианцы высказали свои претензии сразу, ещё до того, как была написана новая опера, на другой день после рождества 1822 года, когда на открытии карнавального сезона был поставлен «Магомет II». Из-за неудачного исполнения опера провалилась. Кольбран не здоровилось, она была не в голосе, и её грубо освистали. Публика получает удовольствие, если может низвергнуть кумира. И вечером какие-то невоспитанные люди продолжали со злостью преследовать певицу насмешками до самой гондолы, в которую она садилась, чтобы отправиться в гостиницу.
— Плохое начало, — печально заметил Анчилло, предостерегая маэстро. — Будь осторожен, немецкая группировка, которую поддерживают власти, всё ещё не может пережить твои успехи в Вене и хочет заставить тебя дорого заплатить за них — она сплачивает силы.
Внешне спокойный, Россини принялся работать над новой оперой, план которой определился. Это была «Семирамида», либретто Гаэтано Росси по одноимённой трагедии Больтера. Трагическая опера, масштабная, многоплановая, но маэстро закончил её за тридцать три Дня.
На репетициях, проведённых автором с неумолимой строгостью, потому что до премьеры оставалось слишком мало времени, а опера была очень длинной: два с половиной часа первый акт и полтора часа второй, — увертюра восхитила музыкантов удивительной глубиной и увлекательным разнообразием мелодий. Всем показалось, что они слышат какого-то нового, неведомого прежде, сурового Россини. Хотя маэстро без конца предупреждали о том, что противники готовят ему фиаско, он был совершенно спокоен, уверен в себе, как всегда, когда был убеждён, что написал хорошую оперу. Прекрасно, если она понравится публике, но важнее, чтобы он сам был доволен ею.
К счастью, его жена поправилась, не стало неровностей в эмиссии голоса, которые так раздражали слушателей «Магомета II». В «Семирамиде» Изабелла получила одну из «своих» партий — партию королевы, властительницы оперы и вокала. Благородная осанка, импозантность, незаурядный талант трагической актрисы, необыкновенные вокальные возможности — всё это делало исполнение партии выдающимся. Арсачи пела превосходное контральто Мариани, партию Ассура — знаменитый бас Галли, в спектакле также участвовали второй бас Мариани и тенор Синклер.
Как-то репетировали финал первого акта, знаменитую сцену у могилы Нино, когда из неё появляется призрак короля, отравленного с согласия королевы Семирамиды принцем Ассуром, чтобы занять его место на троне. Покойник обрушивает на них проклятья. Страшная колдовская сцена, в которой Россини достигает сильного драматического напряжения. Партию призрака поручили одному венецианскому студенту-вокалисту, ученику профессора Гаспари. Учитель, как правило, сопровождал своих воспитанников в театр, и это было бы не страшно, если бы он не подпевал им.
Настал момент, когда ученик-призрак начал свою партию и профессор Гаспари стал вторить ему, хоть и вполголоса. Россини, постучав палочкой по пульту, останавливает оркестр и требует:
— Только один призрак нужен, только один! Начали!
Начали. Но Гаспари опять не может удержаться от своей привычки тихо подпевать своему ученику. Тогда маэстро снова стучит палочкой по пульту и сердито восклицает:
Я написал эту сцену только для одного призрака, а не для дуэта призраков!