Гарри сидел, сжавшись калачиком, под стеной, на том самом балконе. Впервые за долгие годы он плакал. Просто плакал, как обычный маленький мальчик. Перед глазами все ещё стояло тело девочки без головы в мантии хогвартса и луже крови. Мелькали лица убитых им в «прошлой жизни», перепуганные глаза учеников, меч, поднимающийся к небу и падающий. Снова поднимающийся и падающий, падающий… и падающий, и падающий, рубящий… Удар, и чья–то голова падает с плеч; удар, и из вскрытого живота змеями вываливаются кишки; удар, кричащее тело без руки падает на землю; удар, и тело замолкает навсегда… удар, удар, удар… Десяток, сотня… тысяча…
Слёзы уже не текли, мальчик просто сидел и трясся, стуча зубами, временами вздрагивая, словно от ударов.
Тихие шаги… И тёплые руки прижимают его голову к девичьей груди в тёплой мантии…
Девочка села рядом с ним и прижала к себе голову Гарри. Тот всхлипнул и снова разрыдался.
В конце концов, слезы у него иссякли. А живое тепло стало разгонять образы бесконечной череды смертей. Мальчик затих и расслабился.
Но через несколько минут он вдруг снова напрягся. А ещё мучительно покраснел.
В следующее мгновение он аппарировал на опушку Запретного Леса.
Ну и что, что в Хоге нельзя аппарировать? Если вложить столько сил, сколько вложил Поттер от смущения и стыда, то можно и вовсе снести с замка защиту напрочь. Хогвартс же не самоубийца, такие прыжки блокировать.
Девочка дёрнулась и недоуменно начала оглядываться. Самое обидное, что она так и не поняла, кто же именно плакал у неё на коленях. Когда она только подошла, то пожалела незнакомого мальчика. А потом не успела увидеть его лица. На руке у неё осталась только серёжка. Красивая серёжка из хрусталя с каким–то гербом на ней. Серёжка была женская, а герб — Сельвинов.
Девочка вздохнула и убрала серёжку в карман.
* * *
К вечеру Гарри был уже в порядке и вместе со всеми. Он на полную катушку использовал науку Локхарта. Виновато–смущённо–неловко улыбался, ронял учебники, чихнул в чернильницу…
В общем, впечатление от неудачного ЗОТИ он смог смазать, и общественное мнение не стало записывать его в чудовище. Чего не скажешь о нём самом.
Ночью он пробрался в Тайную Комнату и до самого утра крошил трансфигурированные манекены своим гоблинским мечом, выпуская своё напряжение, страх и боль…
* * *
Учеба шла своим чередом. Больше на уроках Гарри не отличался. Он вообще вёл себя тише воды, ниже травы. Люпин вёл занятия интересно и увлекательно, молча страдал от приближения полнолуния. Снейп ходил как всегда хмурый и зло зыркал на Люпина.
По ночам же Гарри пропадал в Тайной Комнате, которая его стараниями все меньше и меньше напоминала себя прежнюю.
При помощи Добби и Хогвартских эльфов, щедро делясь с ними магической силой, он до блеска вычистил её всю. Каждый тоннель и нору в стене. Понавешал магических светильников, установил энергосистему, под которую задействовал созданный меньше чем за неделю пятидесяти тысячный накопитель. Навесил на неё систему барьеров и магической защиты. Наставил ещё десяток накопителей поменьше, завязав их в общую сеть. Запитал их все. Оборудовал заклинательный зал и лабораторию… Материализовал мебель: диваны, кресла, столы; шкафы книжные, которые уже начали заполняться присылаемой гоблинами специализированной литературой по магии.
Вид постепенно становился все более жилой и уютный.
* * *
Незаметно подошёл Хэллоуин. И поход в Хогсмид. А разрешение у Сириуса на посещение этой деревушки Гарри подписать забыл. А теперь было уже поздно дёргаться.
Но не сильно–то и хотел он туда. Практически весь день он провёл в своей лаборатории, прерываясь только на приёмы пищи и торжественные собрания в Большом Зале.
А потом, как–то невзначай, заглянул к Люпину.
Профессор был утомлён своей борьбой и приближением полнолуния. Однако всё равно был приветлив и обходителен. Предложил чаю. Показал гриндилоу. Рассказал про него пару интересных фактов.
— Спасибо, профессор, что выручил меня тогда с боггартом, — вдруг перешёл на серьёзный тон Гарри.
— Да, не за что, — пожал плечами Люпин. — А что это вообще в тот раз было?
— Это… — начал было Гарри, но в этот момент вошёл Снейп, принёсший зелье.
— Здравствуйте, профессор, — поздоровался мальчик.
— Здравствуйте, Северус, — то же поприветствовал зельевара Люпин. — Благодарю вас. Поставьте, пожалуйста, на стол.
Снейп поглядел на Гарри, на Люпина и поставил бокал.
— Я тут показываю Гарри водяного черта, — Люпин указал на аквариум.
— Прелестно, — даже не взглянув на аквариум, сказал Снейп. — Выпейте прямо сейчас, Люпин.
— Да, да, конечно.
— Если понадобится ещё, заходите, я сварил целый котёл.
— Пожалуй, завтра надо будет выпить ещё. Большое спасибо, Северус.
— Не стоит, — сухо ответил Снейп, но взгляд его не выражал ни капли тепла. Наоборот, им можно было бы заморозить озеро. Снейп повернулся и вышел. Люпин и Гарри немного помолчали после его ухода. Ремус отпил зелье и поморщился.
— Так, что это было? Ты вроде начал рассказывать, — напомнил он мальчику.
— Это был мой главный страх… — вздохнул Гарри.
— Ты боишься себя? — удивился мужчина.
— А мне некого больше бояться, — пожал плечами мальчик.
— В самом деле? — удивился Ремус ещё сильнее. — А Тот–кого–не-любят–называть–вслух?
— Лорд силён, — признал мальчик.
— Но? Но ты его не боишься. Это ты хотел сказать?
— Вы же видели меня в поезде, профессор, — с улыбкой, в которой не было ни грамма веселья, ответил Гарри. Люпин вспомнил и непроизвольно поёжился. — Это не был мой предел.
— То есть ты готов сразиться с Лордом уже сейчас?
— Сразиться? Нет. И никогда не буду готов, — снова усмехнулся мальчик. — Сражаться я не умею. Только убивать.
— Ты ещё так молод, Гарри, — начал профессор. — Откуда такие мысли?
— Не важно, профессор, — свернул тему Гарри. — Расскажите лучше об оборотнях? — Люпин ощутимо напрягся.
— Оборотнях? — осторожно переспросил он. — Зачем это тебе?
— Затем, что я, как Глава Рода Поттеров, являюсь членом Визенгамота. А вопрос магических рас один из самых острых в нынешней Британии. Конкретно оборотни поддержали Волан–де–Морта во время последней войны. Почему? Им ведь плевать на чистоту крови.
— Понимаешь ли, Гарри, — попытался подобрать слова Люпин, — Лорд обещал им равные права… Точнее свободу от дискриминации Министерства… А ещё точнее свободу… Так как её понимают… Нет, не так. На самом деле он ничего не обещал. Он просто позвал их с собой против Министерства. Остальное они додумали сами.
— Почему они пошли за ним? Убийство в их природе? Им не хватало крови? Хотелось войны?
— Нет! Это не так! Оборотни — те же люди. Так же любят, так же ненавидят. Так же хотят жить и быть счастливыми! — с жаром начал Ремус.
— Тогда зачем?
— Да потому что нам не дают жить! — буквально вырвалось у Ремуса.
— А как вы хотите жить? — вперил в него взгляд мальчик.
— Как все!
— Вы не все!
— Но мы хотим!
— Но вы не можете!
— Мы… — сдулся Люпин. — Не можем.
— Но если не можете как все, это не значит, что не можете счастливо! — закончил свою мысль Гарри. — Так чего вы хотите?
— Равных прав. Отмены дискриминации и регистрации!
— А как же полнолуние?
— Мы можем с этим справиться! Вместе…
— Вместе? — поднял бровь мальчик. — Разве оборотни едины?
— Нет. Но можем объединиться…
— Ты сможешь объединить оборотней?! Конкретно ты?!! Готов ли ТЫ сделать из них единый народ, с которым придётся считаться Министерству, Визенгамоту, Международной Ассоциации Магов?!
— Я?! — удивился Люпин.
— А кто? Фенрир Сивый? — вопросом на вопрос ответил Гарри.
— Только не он! Не этот маньяк!
— Значит ты, — припечатал мальчик. — Справишься?
— А смысл? — сразу погрустнел Люпин. — Министерство всё равно не будет нас слушать…
— Смысл? Смысл говоришь, — усмехнулся Поттер, доставая из кармана мантии два свитка и бросая их на стол перед профессором. — Вот тебе смысл. Прочти!
Люпин с недоумением развернул свиток и начал читать. И по мере прочтения глаза у него круглели.
— Ч‑что это?! — поднял он взгляд на мальчика.
— Это закон о равных правах для оборотней, подписанный лично министром Фаджем и Главой Визенгамота! — припечатал Гарри.
— Но ведь это договор?
— Именно, — кивнул мальчик. — Договор, гарантирующий соблюдение прав оборотней и безопасность волшебников. Договор между Министром Магии и Главой Клана Оборотней, засвидетельствованный Визенгамотом!
— Но у оборотней нет Клана и нет Главы! — взвыл Люпин.
— Вот в этом и ваша проблема. Поэтому с вами никто и не хочет иметь дел!
— Но как же… — чуть ли не разрыдался Ремус, падая обратно в кресло.
— Так что то, что у вас нет Главы — это ваши проблемы, — закончил Гарри. — С вами готовы говорить. И говорить и слушать. Вы говорить не готовы!
— Но как же так! — метался на кресле, сжимая кулаки, Люпин. — Что же делать?!
— Стать Главой Оборотней!
— Но…
— Без всяких но! Просто вызови Фенрира Сивого и убей его. Подомни под себя его стаю. Потом остальные стаи Британии. Одиночки. Одиночек потом перед фактом поставишь и нагнёшь. Года тебе хватит?!
— А что во втором свитке?
— Договор передачи в собственность Клану Оборотней земли. Так же заверен Министром и Главой Клана. Договора Магические. Оставляю их тебе. Потеряешь — сам виноват, — сказал мальчик, вставая. — Счастливого полнолуния! — добавил он и ушёл, оставив растерянного оборотня наедине с договорами и своими мыслями.
* * *
Как–то так получалось, что раз в неделю, в субботу, Гарри приходил на балкон той башни любоваться закатом. И в то же самое время приходила девочка в бейсболке. Они всё так же молчали во время своих встреч. Просто стояли рядом и расходились каждый в свою сторону, когда солнце скрывалось за горизонтом.
Но эти минуты для мальчика были минутами чистого счастья. Спокойного, тёплого, незамутнённого счастья.
Он не знал, что эти встречи значили для девочки, но был безмерно ей благодарен.
До встречи с дементорами он и не подозревал, что это столько для него значило. Но теперь… После того, как эта треклятая нежить вывернула наизнанку его душу, не забыв самых дальних и темных уголков, он точно знал, ради чего живёт.
Не из мести. Не из желания перевернуть этот мир. Нет. Он живёт ради вот этих вот минут, что дарит эта девочка такому монстру, как он.
Ведь Гарри даже в шутку никогда не считал себя лучше Волан–де–Морта или Дамблдора. На его собственной совести было столько трупов, сколько ДДД и Волди вместе не увидели бы и за четыре войны.
Так что лучше них Гарри себя не считал. Просто не хотел новой войны. Как и в «прошлой» своей жизни, он готов был положить свою жизнь и свою душу ради того, чтобы жили другие. Чтобы сирот больше не было. Дети не оставались одни, девушки не рыдали над мёртвыми женихами и мужьями, чтобы у детей не было кровавых мозолей на руках от выкапывания могил…
Но в этой жизни у него появилась искра. Лучик света. Огонёк, рядом с которым, он мог хоть чуть–чуть отогреть свою оледеневшую душу. Чуть–чуть. Но ради этого хотелось жить. Жить, а не функционировать, выполняя задачу.