Вот уже больше недели мысли мои занимает Изида – и как божество древней религии, и как женственный облик, являвшийся некоторым поэтам и художникам. Вчера вечером я, устав от наплыва этих мыслей, от многообразия «соответствий», решил: «Надо хотя бы на часок выбросить все это из головы и просто почитать прозу, отвлечься и успокоиться. А завтра уж сесть и начать писать об Изиде.
Изида. Расписанный рельеф из гробницы Сети I в Долине царей. XIX династия. Около 1360 года до н. э.
Читаю же я в данный момент замечательный роман австрийского писателя Артура Шницлера «Der Weg ins Freie» («Путь на волю») 1908 года. Я открываю роман на том месте, на котором остановился прошлый раз, и начинаю читать (с нового абзаца). И вот что мне попадается, судите сами:
«Когда Георг вошел к Эренбергам, комната была почти темной. За пианино светилась мраморная Изида, а в эркер, где сидели друг напротив друга мать и дочь, проникал сумеречный свет вечереющего дня. В первый раз вид (Erscheinung) этих женщин показался Георгу чем-то странно трогательным. В нем возникло предчувствие, что, возможно, эта картина попадается ему на глаза сегодня в последний раз, а улыбка Эльзы вспыхнула ему навстречу столь болезненно и сладостно, что какое-то мгновение он думал: уж не здесь ли в конце концов было счастье?..»
Ну вот, приехали, что называется! Откладываю книгу и засыпаю. Утром просыпаюсь, под душем и за кофе думаю, как буду писать: что сначала, что потом. Сначала решаю написать про вчерашнее совпадение. Ведь тема «Изида» большая и жуткая, если же начать непафосно, от какого-то конкретного случая, да еще и от себя – это и легче, и интересно в смысле композиции. А вот следующую главу напишу об Изиде как Музе и связи ее с водой. Но я никогда не сажусь сразу после завтрака писать. У меня есть золотое правило: начинать день с небольшого отдыха. И вот я опять беру в руки роман Шницлера, начинаю читать – и через несколько абзацев натыкаюсь на следующее (композитор Георг, главный герой, беседует с другом о своем квинтете):
«Мне нравится в нем больше всего тема адажио».
Георг кивнул. «Ее я как-то услышал в Палермо».
«Как, – спросил Лео, – неужели это сицилийская мелодия?»
«Нет, она прошумела мне из морских волн, когда однажды утром я пошел погулять один по побережью…»
Какая, однако, настойчивость! Придется сесть и писать. Вот, сижу и пишу.