Абель 56/7 повидал на своем солдатском веку, как и любой другой, немало наказаний, в том числе музыкальную комнату. Но, должно быть, существовали различные степени самого наказания, и нынешнее наверняка принадлежало к наиболее изощренным пыткам.

Шумы-свист колес, шелест листвы, топот бегущих ног. Голоса и музыка. Они могут быть, оказывается, очень громкими, неприятно громкими, мучительно громкими. Так продолжалось полчаса. Голос майора — невыносимо громкий. Раскаленным сверлом все это вонзалось в уши, потом все сменяла равномерная вибрация- и боль. Затем зазвучала песня, вполне нормальная громкость, и постепенно Абель вновь научился слышать. Он слышал нормально, но то, что ему только что пришлось пережить, придавало слуху особую чувствительность, и каждый посторонний звук, каждое повышение тона действовали на него как взрыв. А потом наступила тишина. Оказывается, могло быть тихо, очень тихо, и даже абсолютно тихо. Абель никогда еще не переживал такой тишины. Он не подозревал, что тишина может быть столь невыносима. Теперь он понял это, понял, почему они отправили его в музыкальную комнату, что в сравнении с другими наказаниями выглядело довольно безобидно.

Стены были абсолютно звуконепроницаемы. Ни малейшего звука не проникало снаружи. Стены обиты мягкой пористой резиной, помещение совсем пустое, за исключением динамиков, зияющих, словно разинутые пасти, с трехметрового потолка, да неоновой лампы в центре. Дверь никак не выделялась на фоне обивки; изнутри замка не было.

В мозгу Абеля все еще звучали голоса товарищей, песни, которые они пели, знакомые солдатские песни. Затем все смолкло, стало тихо. Но когда стало совсем тихо, когда тишина стала распространяться все дальше, подчиняя себе все, он вновь услышал голоса: выкрики, смех, визг, голоса, издевающиеся и приказывающие… Они обрушивались на него ниоткуда и отовсюду, сверху и снизу, они были внутри его самого… Он думал, что сможет безучастно выслушивать все это. Не удалось. Он попробовал закрыть уши руками, но крики не затихали… Он закричал сам, он кричал, кричал и кричал.

Затем в динамике щелкнуло. Чей-то голос произнес:

— Повиновение — высшая доблесть солдата.

И еще раз, более резко:

— Повиновение — высшая доблесть солдата.

Потом снова, еще резче:

— Повиновение — высшая доблесть солдата.

Голос повторял это снова и снова, каждый раз чуть резче и неприятнее, он звучал, как царапающий по тарелке нож, как пилочка, обрабатывающая ногти, от него бросало в дрожь, он проникал до мозга костей.

Слов давно уже нельзя было разобрать, но ритм сохранялся прежний, и прежняя последовательность звуков, пусть даже искаженных до неузнаваемости, тоже сохранялась… всякий раз, когда тело его пронзала отвратительная дрожь, в мозг ввинчивались слова:

— Повиновение — высшая доблесть солдата.

Когда приоткрылась дверь и ворвался дневной свет, Абель уже не смог бы сказать, как провел последние часы. А может, минуты? Стены кружились вокруг него, и любой звук доходил до барабанной перепонки словно сквозь толстый слой ваты.

Два сержанта повели его на учебный плац. Он был пуст. Товарищи наверняка упражнялись сейчас в помещении. Ясно, что они не должны были его видеть. Два сержанта, чтобы муштровать одного солдата.

— Встать, вперед марш! Ложись! Встать, вперед марш! Ложись! Встать, вперед марш!..

Когда один срывал голос и не мог уже больше кричать, другой сменял его.

— Встать, вперед марш! Ложись! Внимание! Кругом, вперед марш! Внимание! Воздух! Встать, бегом марш!

Один постоянно был рядом, он дергал за шиворот, давал пинка коленом или просто бил кулаком, если Абель реагировал недостаточно быстро.

— Внимание! Сто раз отжаться на руках! Быстрее! Сержант поставил сапог на затылок Абеля и в быстром темпе прижимал его голову книзу.

— Быстрее!

— Встать, бегом марш!

— Внимание!

— Кругом, марш!

— Внимание!

Через час, когда Абель уже еле держался, появился майор и какое-то время понаблюдал за дрессировкой.

Солдат еще может стоять на ногах! — рявкнул он. — Абель пятьдесят шесть дробь семь, ко мне! Быстрее! Сержанты, кругом, марш! Воздух! В укрытие! Слишком медленно! Встать, вперед марш! Внимание! Воздух! В укрытие! Парни, не бойтесь сунуть нос в дерьмо! Внимание! Слишком медленно! И вы еще хотите чему-то научить других! Две недели штрафной службы. Свободны!

Оба сержанта удалились быстрым шагом.

— Мои люди ненавидят меня, — сказал майор. — Они боготворят меня, и они меня ненавидят. Все правильно. — Он обвел глазами двор казармы, который сейчас был пуст, перевел взгляд на желто-серое, затянутое дымкой небо. — Любовь — это чувство слабых. Только ненависть порождает настоящую силу. Но надо всем стоит повиновение. — Только теперь он взглянул на Абеля. — Пошли, — сказал он.

Они шли рядом: высокий, широкоплечий, держащийся очень прямо майор в скромной и отутюженной форме и Абель, выглядевший рядом с ним существом низшей расы, согнутый, неуверенно держащийся на ногах, измученный, в грязной форме.

Короткими жестами майор показывал дорогу. Через дверь рядом с караулкой они вошли в первое помещение, небольшой холл с креслами из легких трубок, уже знакомый Абелю. Сержант как раз наговаривал что-то в диктофон, соединенный с пишущей машинкой, при виде майора он вскочил.

— Продолжайте, — кивнул майор, когда сержант собрался отдать рапорт.

— Слушаюсь, господин майор, продолжать!

Он стоял навытяжку, пока его главный начальник и Абель не прошли мимо. На Абеля он бросил взгляд, исполненный отвращения.

Майор отвел Абеля в свою комнату, закрыл дверь. Указав на узкую дверцу в правой стене, которую едва можно было разглядеть, поскольку она была оклеена теми же серыми обоями, он проронил:

— Приведите себя в порядок! Примите душ! Порылся в ящике и вытащил махровое полотенце, кусок мыла и щетку.

Маленькая каморка была оборудована под душевую. На левой стене вмонтированы два металлических крана, один с голубым, другой с красным эмалированным ободком, под ними умывальник, над ним стеклянная полочка, на которой стоял стакан с зубной щеткой, три различного цвета тюбика и сложенная голубая махровая рукавичка. На высоте человеческого роста висело зеркало, над ним круглый настенный телефон. В глубине помещения стоял напоминающий виселицу душ. Пол был там чуть ниже и выложен кафелем. В центре водосток, закрытый сеткой. Абель бросил взгляд в зеркало. Это был он. Побежденный неудачник. Лицо бледнее, чем обычно, почти сплошь залеплено грязью, беззубый рот, похожий на рану. Нос вымазан глиной, как у клоуна. Абель тихо рассмеялся.

Майор показался в дверях, бросил ему махровый халат.

— Выстирайте одежду под душем. И повесьте здесь сушиться. — Он указал на гармошку радиатора справа от двери. — А сами наденьте это!

Он снова вышел. Абель услышал, как он ходит по комнате взад-вперед.

Погруженный в свои мысли, Абель разделся, положил одежду в углубление под душем, пустил воду. Потом сам стал под дождик. Теплая, почти горячая вода действовала удивительно благотворно, и все же он почувствовал сильную усталость. Не в силах больше держаться на ногах, он закрыл глаза, пошатнулся и чуть было не упал, но вовремя ухватился за кран. Должно быть, он повернул его, поскольку вода пошла холоднее. Оставив ее чуть теплой, Абель занялся одеждой. Стекавшая с нее вода напоминала густой желтый бульон. Абель попробовал руками отстирать засохшую грязь, а когда ему это не удалось, стал просто топтать одежду босыми ногами. Комья глины, не растворявшиеся в воде, он давил пятками. Потом долго держал выстиранную форму под сильной струей воды. Напоследок он смыл грязь с башмаков. Одежду он развесил на радиаторе, башмаки поставил под ним. Потом еще раз встал под душ и растер все тело щеткой, кожа покраснела и теперь приятно горела. Он завернул краны и вытерся полотенцем. Без шума воды стало тихо и жутковато. Шаги вышагивающего по комнате взад-вперед майора звучали громко и тревожно.

— Готовы? — крикнул он.

Майор распахнул дверь. Абель натянул махровый халат, мягко окутавший тело.

— Вот тапочки, — сказал майор. Он подошел к радиатору и принялся внимательно разглядывать одежду.

— Обувь могла бы быть чище, — заметил он. — Ну, выходите!

Майор шел впереди, Абель молча за ним. Их путь лежал через несколько помещений, явно использовавшихся под склад материалов. Упакованные в полиэтиленовую пленку, там лежали металлические и стеклянные части шкафов, полок, дюжины больших коробок сложены были в большие пирамиды. На них были надписи крупными черными буквами, но смысл надписей Абелю был неясен.

Майор подождал, пока Абель подойдет к нему, потом показал на сложенные предметы.

— Чтобы поддерживать здесь жизнь, — объяснил он, — мне нужно много машин, производящих энергию и управляющих ею. Любые запасные части, которые когда-либо смогут понадобиться, лежат здесь. А в этом бронированном помещении содержатся запасы энергии на тысячелетия.

Он подошел к стене, на которой смонтирована была сложная система рычагов и сочленений. Два из них соединены были с системой из пяти клавишей, вверху щупальца уходили в стену. Между ними находилась напоминающая камин шахта, также изгибом уходящая в стену. Перед нею стояла табуретка.

Майор уселся и заглянул в устье шахты.

— Поглядите сами! — приказал он и освободил Абелю место.

Абель сел на табуретку. Камин оказался своего рода перископом, с помощью которого можно было оглядеть соседнее помещение. Справа он увидел сотни тускло поблескивающих стержней, длиною метра полтора, диаметром сантиметров десять. Каждый стержень находился в углублении и на определенном расстоянии от соседнего. Похоже на металлический лес, растущий из бетонного пола.

Слева находился бассейн с чистой прозрачной жидкостью; если бы в нем были рыбы, можно было бы принять его за аквариум, но рыб там не было.

Над лесом стержней бегал маленький кран на колесах, но вместо обычного для крана крюка у него был круглый захват. Похожий кран помещался и над бассейном, только там вместо захвата была огромная пипетка.

В центре помещения находилось металлическое чудище, передняя сторона которого усеяна была всевозможными датчиками.

— Урановые стержни, — пояснил майор, — если можно так выразиться, спички для тяжелой воды в бассейне слева. Из соображений безопасности между ними и реактором свободное пространство. Это реактор типа ESCE, производящий энергию непосредственно в виде электрической. Разумеется, это простая модель, зато очень надежная в работе. Время от времени — это значит раз в два года — нужно пополнять тяжелую воду, наш горючий материал. Тогда необходимо на какое-то время остановить реактор, потом его вновь разогревают урановыми стержнями. Ремонтные работы производятся только с помощью манипуляторов. Взгляните!

Он воспользовался одним из рычагов, и с потолка спустилось устройство в виде огромного паука с пятью щупальцами. Майор двигал пальцами, и щупальца, то вытягиваясь, то складываясь, соединялись и снова расходились. — Есть несколько таких манипуляторов, все разной величины, и установить их можно в любом положении. — Майор подождал какое-то время, потом продолжил нетерпеливо:- Пошли дальше. Это не самое важное.

Он вошел в следующую дверь. Вновь оказались они в большом, огибающем все помещения коридоре. Перешли на другую его сторону. Наконец майор открыл одну из дверей и втолкнул Абеля внутрь. Теплый, влажный воздух окутал их. Они находились в мягко освещенном зале, напоминающем химическую лабораторию с многочисленными рабочими столами. К каждому столу подсоединен был шкаф, похожий на большой холодильник.

Майор подошел к одному из столов и нажал кнопку. На матовом экране появилось изображение, похожее на микроснимок: прозрачное существо на темном фоне, то и дело вздрагивающее и меняющее позу, похожее на земноводное с зачатками рук, ног и коротким хвостом.

Хорошо видно? — спросил майор. — Или лучше поставить светлый фон?

Он повернул небольшой рычаг, и негатив сменился позитивом, все, что было до сих пор светлым, стало темным, и наоборот.

Это человек, — сказал майор, — или, если говорить точнее, из этого получится человек. — Он глубоко вздохнул, потом продолжил: — Что стоила бы моя работа, если б я не знал, что она переживет меня? Какой смысл в порядке и воспитании настоящих мужчин, если все кончится одним поколением?

Голос майора звучал торжественно.

— В нашем распоряжении четыре женщины, значит мы не обречены на вымирание. Но мы не можем дожидаться, пока оплодотворенная яйцеклетка созреет. Для этого у нас нет времени, но это и не проблема! Здесь мы можем с пользой применять достижения медицины и биофизики. Надеюсь, что удастся выращивать плод в инкубаторе до тех пор, пока он не станет пригоден к систематическому военному воспитанию, то есть намного дольше, чем в обычных обстоятельствах. Таким образом, я рассчитываю добиться лучших результатов, чем мои предшественники. У меня есть еще одно преимущество в сравнении с ними: я могу решать, какие мужчины достойны размножения. Это весьма важная часть моей системы: я должен позаботиться, чтобы в следующих поколениях не было случаев, подобных вашему. Это необходимо, ибо способ и стиль правления, избранные мною, основаны на беспрекословном подчинении. Возможность подобного отбора предоставляет мне диагностическая установка. Каждый мужчина, имеющий способность к оплодотворению, подлежит тестированию по всем параметрам, не только по доминирующим, но по рецессивным, второстепенным. Я допускаю к размножению лишь мужчин с первоклассной наследственностью. Понятно, что при этом я обращаю внимание на физические и эмоциональные предпосылки, способные создать лучшие условия для процветания воинского духа. — Он взглянул на Абеля и добавил с сожалением: — Боюсь, что вы не попадете в число избранных. — Он похлопал его по плечу: — Выше голову! Речь ведь идет не об индивидууме. Речь идет о системе. Важно, чтобы воинский дух существовал вечно.

Майор нажал кнопку, и изображение на экране исчезло.

— Пошли, — сказал он.

Они вновь оказались в комнате майора. Физически Абель был совершенно без сил и едва держался на ногах, но мысль его странно, лихорадочно бодрствовала; на то, что реально открывалось его взгляду, наслаивалось все больше образов, запечатленных в сознании сцен, увиденных и пережитых в последние дни, даже в последние часы — урановые стержни и манипуляторы, инкубаторы, выращивающие человеческий плод, человека, которому суждено стать солдатом.

Абель стоял у стола, опираясь руками, чтобы не упасть.

Майор внимательно наблюдал за ним. Потом сказал:

— Сядьте!

Абель опустился на табуретку. Чтобы иметь возможность прислониться, он подвинул ее к стене.

— Сигарету? — спросил майор. — Может, хотите выпить глоток?

Он достал из шкафа бутылку, налил немного бесцветной жидкости в стакан, протянул стакан Абелю. Абель поднес его к губам — у жидкости был сильный, неприятный запах, но когда он сделал осторожный глоток, она побежала, как огонь, заметно оживляя и освежая мысли. Окружающие предметы немного отодвинулись, и он почувствовал приятную усталость. Пришлось подпереть голову руками, настолько она была тяжела. А все-таки майор неплохой парень, подумал он против воли. Кто и когда уже произносил эти слова?

— Поговорим, — предложил майор. — Вы должны многое мне рассказать. Как, собственно, вы пришли к идее убить меня?

Абель с удовольствием бы ответил, но язык не повиновался ему.

— Выпейте еще глоток, — предложил майор и сунул ему в руку стакан. — Пейте!

Абель опрокинул в себя содержимое стакана. Он выпил и почувствовал, как жидкость, словно чужеродное тело, проникла в желудок. Она слегка обожгла внутренности, но взбодрила его.

— Вы принимали таблетки не так, как предписано, ясно, — сказал майор. — Но почему? Вот это интересует меня больше всего. Неужели в моей системе ошибка? — Он говорил, словно обращаясь к себе. — Но в системе не может быть ошибки! — Он подошел к Абелю и сказал: — Вы должны мне помочь. Как вы пришли к идее не принимать черные шарики?

Абель с удовольствием объяснил бы, но не мог. Не знал он ответа. Что побудило его не принимать шарики? Должно быть, нечто столь глубокое и потаенное, что он сам этого не понимал.

— Вы пытаетесь всеми силами сопротивляться, — сказал майор. — Но это, увы, бессмысленно. Попробуем по-другому. Как вы попали сюда?

— Через машинный зал, — сказал Абель. — Дверь была открыта.

— Дверь была открыта, — повторил майор. — Естественно. А почему она должна быть закрытой? Вам ведь нечего делать в машинном зале. Как вы могли нарушить предписание?

Он опустился на кровать, достал из ящика портсигар и вытащил сигарету.

— Хотите закурить? — спросил он и протянул Абелю раскрытый портсигар.

— Спасибо. Нет.

Майор сунул сигарету в рот. Вспыхнула зажигалка. Он слегка затянулся и выпустил колечко дыма.

— Вы смогли нарушить предписание, потому что не принимали черных шариков. Но так мы не продвинемся дальше. Тут что-то другое. Мы нашли вашего соучастника Остина. И знаете, где? — Он не стал дожидаться ответа. — Разумеется, знаете. Ведь это вы завинтили люк. Вы знаете, что вам несказанно повезло, Абель?

Абель кивнул. Да, ему действительно несказанно повезло.

— Мы оставили Остина в шлюзе. Как устрашающий пример — на случай, если еще раз произойдет нечто подобное… Абель, дружище, — воскликнул майор, — у предписаний ведь есть свой смысл! Они ведь не вздорные указы, высосанные из пальца каким-нибудь идиотом! Каждый параграф я крутил и продумывал тысячу раз, прежде чем делать его законом. Нет ни одной команды, не имеющей емкой и лаконичной формы. Нет ни одного шага, который, будучи осуществлен так, как предписано, не приводил бы к цели кратчайшим путем. Ничего лишнего, все имеет определенный смысл…

Он глубоко и резко затянулся.

— Итак, что произошло с Остином? Отвечайте!

— Остин хотел вырваться. Вырваться отсюда прочь!

— Вырваться. Невероятно, — пробормотал майор. — Вырваться! Нет ни одной строчки в уставе, которая бы позволяла солдату вырваться. А вы знаете, что это значит? Это значит, что хотеть вырваться бессмысленно. Это значит…

В дверь постучали.

— Что там? — спросил майор. Женский голос спросил:

— Вы будете пить чай?

— Две чашки, — ответил майор.

Минута молчания. Затем голос неуверенно произнес:

— Я не поняла… Вы сказали, две чашки?

— Ты оглохла? — крикнул майор. — Две чашки! И поживее! Итак, Остин хотел вырваться, — продолжил он. — Хорошо. Я сделаю из этого выводы. Это свидетельствует, что в вас, ребятки, еще тлеет где-то искра неповиновения. Что есть еще такие, кто не может приспособиться. Вечные революционеры. Аутсайдеры в приличном обществе. В животном мире их отторгли бы остальные. Если б не разодрали в клочья. Эту искру я сумею затоптать, можете мне поверить! Хорошо, дальше. Как мог Остин так забыться? Я имею в виду: как мог он решиться действовать против предписаний? Вы вынудили его к этому? Он что, тоже не принимал черных шариков?

— Нет, — тихо произнес Абель. — Я уничтожил его шарик.

— Случайно или намеренно?

— Намеренно, — сказал Абель.

— Итак, лавина шла от вас, Абель. Но как вы могли… Впрочем, понятно, именно потому, что вы не принимали свои шарики. Мы движемся по замкнутому кругу. — Он замолчал и задумался.

В дверь снова постучали.

— Чай, господин майор!

— Да! Войдите!

В комнату вошла женщина. Она несла поднос. Это была та блондинка, которую Абель уже видел. Они не взглянули друг на друга. Когда она поставила чашки на стол, одну — перед майором, другую — перед Абелем, майор обнял ее левой рукой за талию и привлек к себе. Абель пятьдесят шесть дробь семь! Вы что, не можете встать, когда входит дама? — Он заорал громко, лицо его покраснело. — Развалился здесь, как… Внимание! Смирно! Руки перед собой! Пятьдесят приседаний!

Абель вскочил, словно пробужденный от сна. В купальном халате и тапочках он стоял перед майором, ноги на ширине плеч, руки прижаты к телу.

— Присесть, сгибая колени! Вы что, стоите на ходулях?

Абель присел, выпрямился, снова присел… Майор громко шлепнул женщину ниже спины.

— Исчезни, — приказал он.

Он встал и повернулся к карте на стене. Взгляд его внимательно изучал красные и голубые линии, сплетающиеся подобно иероглифическому узору.

Через какое-то время он позвонил. Сержанту, который немедленно появился в дверях, он приказал, указывая пальцем на Абеля:

— Увести его — в кино!