После всего, что пришлось пережить крестоносцам, – болезней и голода у стен Антиохии, бесчисленных жертв, понесенных в боях и во время длительных переходов, ужасных условий, превративших закаленных в боях воинов в каннибалов, – неудивительно, что их приход к стенам Иерусалима 7 июня 1099 года был отмечен ликованием и бурной радостью. Один из хронистов писал о слезах счастья, хлынувших из глаз, когда войско достигло своей цели.

Но предстояло сделать еще очень многое. Святой город был хорошо укреплен, его окружали мощные стены и защитные сооружения, гарнизон Иерусалима несколько месяцев готовился к приходу западных рыцарей. Пока крестоносцы совещались и размышляли о предстоящем штурме города, Танкред, страдавший от сильной дизентерии, направился к близлежащей пещере; в ней он обнаружил множество деталей осадных машин – следов предыдущих попыток захватить город. Крестоносцы восприняли находку Танкреда как еще одно свидетельство того, что удача по-прежнему на их стороне. Нужные материалы собрали и сложили, а тут подоспела новость о том, что шесть генуэзских кораблей пришли в Яффу с грузом припасов и продовольствия, они же привезли веревки, молотки, гвозди, большие и малые топоры. Даже при том что для доставки материалов из порта в лагерь нужно было преодолеть пятьдесят миль по территории противника туда и обратно, это был настоящий дар Божий, окончательно сдвинувший чашу весов в пользу крестоносцев.

Несмотря на многочисленные победы рыцарей и устрашающую репутацию, опережавшую их появление, защитники Иерусалима были уверены, что им удастся отбить все попытки штурма. Как и Антиохия, город находился под защитой мощнейших укреплений. Хотя численность армии крестоносцев была по-прежнему очень велика, за предыдущие два года она значительно уменьшилась из-за боевых потерь и многочисленных болезней. По некоторым оценкам, к моменту, когда крестоносцы достигли Иерусалима, численность их армии уменьшилась до трети от первоначальной. Жители Священного города могли также надеяться на тяжелые условия, в которых оказались осаждавшие, разбившие свой лагерь перед городскими стенами. На этот раз не продовольствие было главной проблемой. Фульхерий Шартрский писал по этому поводу: «Наши люди не страдали от недостатка хлеба или мяса. Но из-за того, что местность была сухой, безводной и без ручьев (рек), наши люди, а также их животные страдали от недостатка питьевой воды».

В преддверии неизбежного штурма все колодцы в округе были разрушены или отравлены. Поэтому для того, чтобы привезти воду из ближайшего источника, нужно было проехать двенадцать миль туда и обратно. Для транспортировки больших объемов воды приходилось сшивать сосуды из воловьих и бычьих шкур. Смельчаки, которые осмеливались отправиться на поиски воды, рисковали нарваться на засаду. А во время возвращения в лагерь между водоносами часто возникали ожесточенные споры, потому что жара и жажда были невыносимы. Некоторые видели в таких авантюрах возможность заработать, так как считали, что заслуживают большего, чем благодарность и признательность со стороны своих товарищей, и требовали денег. В результате воду не делили поровну, а продавали по цене, размер которой можно было назвать грабительским. Те, кто был в состоянии платить, не всегда могли получить доброкачественную воду даже за деньги: зачастую она была мутной, а иногда даже с пиявками. Употребление грязной воды было причиной возникновения болезней; очевидцы рассказывали о вызванных ею тяжелых отеках горла и вздутии живота, что часто заканчивалось мучительной смертью.

У крестоносцев, которые не могли позволить себе покупать воду у своих жадных спутников, особого выбора не было. Они могли попытать счастья у Силоамской купели – водоема, расположенного у самых крепостных стен. Вода попадала туда из естественного источника и, как правило, была вполне пригодна для питья. Однако проблема заключалась в том, чтобы добраться до Силоамской купели: она располагалась очень близко к городским укреплениям, и попадание пущенной оттуда стрелы чаще всего оказывалось смертельным. Кроме того, всегда существовал риск попасть в засаду. Некоторых крестоносцев, которые осмеливались пробраться к водоему, убивали, а другие попадали в плен и исчезали навсегда.

Жителей Иерусалима также подбадривали послания от могущественного визиря Каира аль-Афдала, который сообщал, что спешит к ним на помощь и находится всего в пятнадцати днях пути. Поимка одного из посланцев визиря, который под пыткой сообщил об этом, очень встревожила крестоносцев. Их тревога еще более усилилась, когда они прочли записку, которую нес почтовый голубь, перехваченный сокольником. В записке говорилось, что западные рыцари безрассудны, упрямы и необузданны. Кроме того, автор записки призывал мусульманских правителей Акры и Кейсарии начать наступление на крестоносцев: если они выступят в поход, то легко победят рыцарей.

Узнав об этом, европейцы ускорили подготовку к штурму города. 8 июля 1099 года они прошли крестным ходом вокруг стен Иерусалима. Босоногие рыцари несли кресты, моля Господа о помощи и милосердии. Жители города использовали крестный ход по своему – они потренировались в стрельбе из луков, осыпав процессию градом стрел. Им казалось, что у них нет причин опасаться изможденного европейского войска.

Однако крестоносцы добились успехов, не только полагаясь на Божественное провидение. Они быстро построили две штурмовые башни. Как только башни были готовы, их установили у стен. Одну поставили с южной стороны Иерусалима, вторую – напротив Четырехугольной башни, прикрывавшей западную часть Иерусалима. За строительством и установкой штурмовой башни внимательно наблюдали солдаты иерусалимского гарнизона, занятые укреплением оборонительных сооружений.

В палящую июльскую жару крестоносцы сделали блестящий тактический ход, который принес им решающее преимущество. В ночь на 9 июля они разобрали осадную башню, построенную ранее напротив Четырехугольной башни, и заново установили ее с северной стороны города, где, как им удалось обнаружить, оборонительные сооружения были не так мощны, а местность была более ровной. Теперь они начали настоящий штурм города. Защитный ров был быстро засыпан, часть внешней стены разрушена. Метательные машины обеспечивали штурмующим защиту, им помогали лучники, осыпая обороняющихся дождем стрел. С помощью огромного тарана крестоносцы попытались пробить в крепостной стене брешь, достаточно большую для того, чтобы подтащить к основной стене осадную башню. Таран застрял в стене, но рыцари не стали тратить драгоценное время на его извлечение и просто подожгли таран. Пока часть крестоносцев тащила башню к стене под яростным огнем обороняющихся, саперы начали проделывать подкоп под стеной. Другие взобрались на верх осадной башни и вступили в схватку с защитниками, заняв часть укреплений. Оборона Иерусалима начала рушиться.

Пока на северной стороне города крестоносцы быстро продвигались вперед, штурм южного участка становился все более ожесточенным. К стене подтащили вторую осадную башню, крепкую и искусно построенную. Однако она помогла рыцарям не своими техническими достоинствами, а тем, что отвлекала внимание обороняющихся от других участков стены. В итоге защитники Иерусалима решили, что они более уязвимы перед атакой с южной стороны и сосредоточили свои силы там: девять из пятнадцати метательных машин были поставлены для прикрытия южных подступов к городу. Устройства для метания в крестоносцев подожженных шаров из смолы, жира, дегтя и волос также были установлены в этой части города. Оборона южного участка была успешной: мусульманам удалось поджечь осадную башню и нанести крестоносцам довольно большой урон. Контратака развивалась настолько удачно, что крестоносцы, которыми командовал Раймунд Тулузский, задумались об отступлении. Когда осадная башня на южной стороне пылала вовсю, а на головы рыцарей лилось горящее масло и сыпался дождь из стрел, пришли новости о том, что крестоносцы разрушили стену на севере и хлынули в город.

Сопротивление в Иерусалиме немедленно прекратилось. Командир гарнизона Ифтихар ад-Давла позаботился о собственной безопасности и сразу заключил сделку с западными рыцарями, передав им контроль над Святым городом в обмен на безопасный проход в цитадель, где он рассчитывал продержаться до прихода армии каирского визиря. Крестоносцы выполнили соглашение, в соответствии с которым Ифтихару, его женам и некоторым названным им людям было позволено покинуть Иерусалим целыми и невредимыми. Но мусульманский военачальник имел все основания для тревоги: весной 1099 года правитель Маарат ан-Нумана заключил с Боэмундом такое же соглашение и был убит, едва покинул город.

Крестоносцы захватили Иерусалим 15 июля 1099 года. Латинские источники, рассказывая о поведении ворвавшихся в город европейцев, почти ничего не скрывают: «Некоторым везучим язычникам просто отрубили голову или расстреляли из луков с башен, в то время как других долго пытали, а потом сожгли на медленном огне. На улицах и домах громоздились кучи отрубленных голов, рук и ног, а простые солдаты и рыцари бегали туда-сюда по мертвым телам».

Убийства приобрели такой масштаб, что шокировали даже самых хладнокровных очевидцев: «Живые сарацины тащили мертвых за ворота и сооружали из них горы размером чуть ли не с дома. Такого избиения языческого народа никто никогда не видывал и не слыхивал. Костры из мертвых тел возвышались, как пирамиды, и никто не знает их числа, кроме самого Бога».

Еще один автор, не присутствовавший тогда на месте событий, приводит примерно такое же описание ужасов, сопровождавших штурм Иерусалима: «Если бы вы там были, то стояли бы по щиколотку в крови убитых. Что мне сказать? Никого из них не оставили в живых. Не пожалели ни женщин, ни детей». Рассказы о разграблении Иерусалима были мрачны и драматичны. Но зловещий язык и образный ряд большинства рассказов победителей были выбраны осознанно: они отсылали к Откровению Иоанна Богослова, откуда черпали образы и которым обосновывали победы христиан.

Другие источники раскрывают некоторые подробности взятия города. Один исламский хронист в ужасе утверждал, что только в мечети аль-Акса было убито 70 000 человек, включая имамов, ученых и праведников. Под аккомпанемент раздающихся кругом криков о мести за распятие Иисуса Христа шли массовые убийства евреев. Создавалось впечатление, что крестоносцы были расположены не столько праздновать победу, сколько сводить счеты.

Некоторые из них посещали храм Гроба Господня, чтобы поблагодарить Бога за то, что он позволил им в конце концов добраться до цели. Но у большинства были совершенно другие приоритеты. Одолевшая многих жажда наживы казалась неутолимой. До крестоносцев доходили слухи о том, что мусульмане проглотили свои самые большие ценности, чтобы не дать их забрать. «Как удивительно, должно быть, для вас, – писал Фульхерий Шартрский, – видеть наших дворян и пехотинцев после того, как они, узнав о коварстве сарацинов, распарывали животы тем, кого хотели убить, лишь для того, чтобы вытащить из их внутренностей византины, которые те жадно запихивали в свои отвратительные глотки, пока были живы! По той же причине через несколько дней наши люди сложили в огромную кучу трупы и сожгли их дотла, чтобы им было легче искать вышеупомянутое золото».

Вошедшие в Иерусалим забирали любое имущество, которое было им по душе; многие крестоносцы, до этого стесненные в средствах, вдруг занимали дома в самом важном городе христианского мира. В конце концов после двух дней кровавого шабаша руководители похода решили освободить улицы от трупов, чтобы избежать распространения эпидемий. Утолив жажду крови, крестоносцы стали более сдержанными в отношениях с жителями Иерусалима. Один еврейский хронист даже предпочел крестоносцев своим прежним господам-мусульманам. Новые хозяева хотя бы давали им еду и питье.

После столетий мусульманского ига христиане вернули себе власть над Иерусалимом. Это стало кульминацией похода беспрецедентного масштаба и уровня организации, объединившего десятки тысяч людей, которые с невероятной целеустремленностью пересекли Европу и Малую Азию, преодолев все препятствия и выживая в страшных условиях. Организация логистики и снабжения большой по численности армии наряду с поддержанием порядка и дисциплины оказалась задачей невиданной сложности. На непривычной для большинства крестоносцев местности, в условиях жаркого климата эти люди штурмовали хорошо укрепленные крепости и города. Не стоит заблуждаться относительно масштаба их достижений – за два года они овладели тремя из крупнейших городов восточного Средиземноморья, являвшимися оплотами христианства, – Никеей, Антиохией и Иерусалимом.

Третий город в этом списке был самым важным для тех, кто в 1096 году покинул Западную Европу. Взятие Иерусалима стало выдающимся подвигом, свидетельством решительности, военного искусства и упорства крестоносцев. Все они боролись с лишениями, напряжением и страхом, но не всем удалось победить. А теперь настало время праздновать!

«После падения города было отрадно видеть молитвы пилигримов у Гроба Господня, хлопанье в ладоши, веселье и пение новой песни во имя Господа, – писал Раймунд Ажильский, который присутствовал при взятии Иерусалима. – Их души возносили победоносному Богу хвалебные молитвы, которые они не могли выразить словами. Новый день, новая радость, новое и бесконечное счастье, и завершение наших трудов, и любовь принесли новые слова и песню для всех. Этот день, я уверен, будут отмечать в грядущих столетиях. Он превратил наши беды и трудности в радость и счастье. Я скажу даже, что этот день положил конец всему язычеству, подтвердил победу христианства и восстановил нашу веру. "Сей день сотворил Господь: возрадуемся и возвеселимся в оный!" – и заслуженно, потому что в этот день Бог озарял нас и благословил нас».

После взятия Иерусалима крестоносцы снова оказались на перепутье. Как управлять городом? Как взаимодействовать с местным населением? В какой степени можно рассчитывать на Византию и императора Алексея I и можно ли вообще на них полагаться? Как организовать снабжение города и своего войска? С какими врагами они могут столкнуться в будущем? Все эти вопросы требовали скорейшего решения. Европейцы быстро поняли: им надо доказать местным жителям, что взятие Иерусалима – это не случайный успех, а фундамент постоянной власти христиан.

Времени для споров было немного. Нужно было оперативно организовать оборону Иерусалима и окрестностей – пришла весть о том, что к разграбленному городу приближается огромная армия из Каира. В качестве первоочередной меры через неделю после взятия города вожди крестоносцев провели совещание, в ходе которого поступило предложение выбрать самого богатого, достойного и благочестивого из них и провозгласить его королем. Учреждение монархии, конечно, отчасти копировало политическую систему, которая была наиболее знакома рыцарям. Но за передачей власти в одни руки стояла вполне практичная цель: избежать раскола и нерешительности, от которых экспедиция страдала после взятии Антиохии. Очевидной кандидатурой на пост монарха был Раймунд Тулузский. Однако, вопреки ожиданиям крестоносцев, Раймунд отказался. Он благочестиво объяснил причину своего отказа: по его мнению, королевского титула достоин только Сын Божий, по меньшей мере в самом священном из городов. Конечно, благочестие – это прекрасно, но крестоносцы понимали, что Иерусалиму необходим властный правитель. Если не Раймунд, то кто еще мог бы подойти для этой роли?

Готфрид Бульонский также хорошо проявил себя во время Крестового похода, он был усерден и надежен. Однако главный довод в его пользу заключался в том, что он не сеял распри. Его спор с императором в Константинополе относительно клятвы продемонстрировал, что, если необходимо, он готов отстаивать свои позиции, а его очевидное желание остаться на Святой земле после завершения экспедиции также было сильным доводом в его пользу. Готфрида не надо было просить дважды. Правда, помня о возражениях Раймунда против королевского титула правителя, Готфрид практично нашел способ обойти этот вопрос. 22 июля 1099 года Готфрид получил титул Защитника Гроба Господня. Отныне ему предстояло делать из западных завоевателей колонистов.

Взятие Иерусалима вызвало огромный резонанс по всей Европе, но его влияние на ситуацию на Востоке было не менее мощным. В течение столетий в городе бок о бок жили мусульмане, евреи и христиане. Иерусалимцы производили и экспортировали по всему Средиземноморью оливковое масло, благовония, мрамор и стекло. Город являлся важным центром паломничества у мусульман; по словам путешественника, посетившего город в XI веке, в Иерусалим прибывали многие тысячи мусульманских паломников, потому что до него было добираться намного проще, чем до Мекки.

Завоевание города христианами драматически изменило его социальную, этническую и экономическую структуру. Мусульмане бежали из Иерусалима и других городов и населенных пунктов Палестины, оставив все, что они не могли унести с собой. В результате остановилось производство масел, керамики, фруктовых сладостей и других товаров, которыми славился регион. Нужно было не только восстановить производство, но и перестроить торговлю, которую в Леванте контролировали мусульмане. Генуэзские и венецианские купцы очень хотели проникнуть в регион и добились для себя чрезвычайно благоприятных условий. В обмен на снабжение новых колоний крестоносцев итальянские города-государства получили кварталы домов и разнообразную собственность в главных городах восточного Средиземноморья, в частности в Антиохии, Иерусалиме и со временем в Тире – основном порту, обслуживавшем Священный город.

Однако прежде всего надо было обеспечить прочную власть над Священным городом. Продвигаясь весной 1099 года на юг, крестоносцы приняли посланцев Фатимидов из Каира, предложивших заключить союз против турок-суннитов. Хотя рыцари не отвергли союз с ходу, Фатимиды сделали свои выводы. Когда крестоносцы уже дошли до Священного города, очень мощная армия под командованием каирского визиря аль-Афдала была уже сформирована и шла на север. Визирь подошел к Иерусалиму в начале августа. 10 августа рыцари вышли из Иерусалима и встретились с противником около Аскалона (современный Ашкелон в Израиле), застав египтян врасплох. Среди них началась паника, многие пытались найти спасение на деревьях, откуда их сбивали, как птиц, меткими выстрелами из лука или закалывали ударами копий. В очередной раз дисциплина принесла рыцарям неожиданную победу над многократно превосходящими силами противника, рассеяв армию аль-Афдала и вынудив ее укрыться за крепостными стенами Аскалона, откуда уцелевшие воины вскоре отплыли восвояси.

Несмотря на этот успех, первые этапы освоения крестоносцами завоеванных территорий были очень тяжелыми – мусульмане оказывали почти непрекращающееся давление на города, занятые европейцами в 1098–1099 годах. Пытаясь смягчить ситуацию, вожди крестоносцев обратились за срочной помощью к Европе. Весной 1100 года архиепископ Пизанский Даимберт, направленный на Восток папой в качестве своего представителя после смерти епископа Ле-Пюи, написал «всем архиепископам, епископам, принцам и всем католикам немецкой земли», прося их прислать подкрепления на Святую землю, чтобы помочь христианам удержать города и территории, которые они завоевали.

Призыв попал на плодородную почву – многих европейцев очень увлекали вести о взятии Иерусалима и рассказы о деяниях участников экспедиции. Тот факт, что герои, освободившие Священный город, сейчас подвергаются серьезной опасности, в 1100 году вдохновил новую волну крестоносцев взять оружие и отправиться в Иерусалим. Отряды из Ломбардии, Бургундии, Аквитании и Австрии добрались до Византии на следующий год, так же как и несколько рыцарей – среди них были Гуго де Вермандуа и Стефан де Блуа. Они принимали участие в первой кампании, но возвратились домой, не добравшись до Иерусалима.

Полные решимости превзойти деяния своих предшественников, новые крестоносцы собрались недалеко от Никомедии в начале лета 1101 года. Проигнорировав совет императора Алексея I идти по самому прямому маршруту через Малую Азию, они устремились вглубь территории, занятой турками. Достигнув Мерзифона в Пафлагонии, они попали под удар многочисленной турецкой армии под командованием Клыч-Арслана и были почти все перебиты. Немногие уцелевшие, среди которых был Раймунд Тулузский, сопровождавший свежие силы в Иерусалим, возвратились в Константинополь. Попытка усилить позиции христиан на Востоке закончилась полным фиаско.

Хроническую уязвимость крестоносцев на Святой земле подчеркнула смерть Готфрида летом 1100 года, почти ровно через год после взятия Иерусалима. Примерно в это же время во время боя у Мелитены в плен к турецкому эмиру попал Боэмунд. В результате крестоносцы лишились опытных и уважаемых лидеров, что, в свою очередь, еще более снизило их способность противостоять атакам турецких соседей.

Напряженность ситуации усугубили амбиции Танкреда, который быстро перехватил трон у своего дяди Боэмунда в Антиохии, и Даимберта Пизанского, сумевшего провозгласить себя патриархом Иерусалимским, едва прибыв на Восток. Понимая, что после смерти Готфрида и попадания в плен Боэмунда образовался вакуум власти, эти двое попытались захватить власть в Иерусалиме. Их действия вызвали сопротивление со стороны влиятельной группировки рыцарей в Священном городе, которая отправила делегацию в Эдессу к Балдуину с просьбой прибыть как можно быстрее в Иерусалим и занять место брата.

Традиционно историки не уделяли особенного внимания мотивам обращения крестоносцев к Балдуину, однако оно имело большое значение, потому что второй целью посольства было восстановить отношения с Алексеем I. Несмотря на победу крестоносцев над мусульманами при Аскалоне, последние оказывали постоянное давление на новые поселения, основанные европейцами. Кроме того, имели место частые перебои со снабжением. Прибытие флотов из Пизы, Генуи и Венеции позволяло надеяться на открытие новых маршрутов, ведущих на христианский Восток. Однако не менее важным было гарантировать, что после завоевания Иерусалима линии снабжения с Кипром с портами на южном побережье Малой Азии, находящимися под властью Византии, останутся открытыми. Балдуин, который действенно и четко выполнял свои обязанности представителя императора в Эдессе, был, очевидно, лучшей кандидатурой, способной помочь восстановить отношения с Византией.

Поручив родственнику, Балдуину из Ле-Бурга, управлять Эдессой в свое отсутствие, Балдуин отправился в Иерусалим. По прибытии он начал неустанно бороться с антивизантийскими настроениями, быстро распространявшимися в городе. За ними стояла группа во главе с Даимбертом и Танкредом, которая пыталась усугубить конфликт с византийцами. Она вынудила патриарха Антиохийского Иоанна летом 1100 года бежать в Константинополь и назначила на его место иерарха католической церкви. Говорили, что, когда в ноябре Балдуин прибыл в Иерусалим, его встречали ликующие толпы, состоящие не только из европейцев, но и греческих и сирийских христиан. В Рождество 1100 года Балдуин был коронован в Вифлееме и получил титул короля Иерусалима; его старшего брата похоронили у входа в храм Гроба Господня.

Балдуин стремился ослабить антивизантийские настроения и помириться с императором, но напряженность в городе все равно ощущалась достаточно сильно. Так продолжалось до лета 1101 года, когда в Иерусалим прибыл папский легат, направленный на Восток после настойчивых обращений Балдуина к папе. Он отстранил от должности докучливого Даимберта. Вскоре после этого Балдуин овладел Яффой, в результате чего крестоносцы получили прямой и так нужный им выход к морю. И то, что руководство портом передали в руки Эду Эрпену Буржскому – рыцарю, близкому к Алексею I (в начале XII века ему предстояло стать важным агентом императора в центральной Франции), – это не просто совпадение. Напротив, это был еще один позитивный шаг к восстановлению отношений с Византией.

К весне следующего года потребность в поддержке со стороны империи еще сильнее возросла. Летом 1102 года еще одна арабская армия, направленная на север каирскими властями, чтобы изгнать крестоносцев из Иерусалима, нанесла мощный удар по европейцам у города Рамла и разгромила армию крестоносцев во главе с Балдуином. Европейцы совершенно не были готовы к войне и сильно проигрывали противнику в численности. Хотя королю повезло и он смог спастись, слабость крестоносцев проявлялась все сильнее. Их будущее виделось в очень мрачном свете: численность гарнизонов в городах, пока еще находившихся в руках крестоносцев, неуклонно сокращалась, то же относилось и к численности боеспособных рыцарей и пехотинцев – в результате поражений и из-за отсутствия подкреплений она становилась все меньше.

Таким образом, восстановление связей с Византией было насущно необходимо. Одним из важных шагов в этом направлении было смещение настроенного антивизантийски Даимберта c поста патриарха Иерусалимского и его замена на пожилого французского священнослужителя Эвремера, отличавшегося более мягким характером. Однако ключевым шагом Балдуина стало посольство в столицу империи, целью которого было закрепление союза с Византией. Балдуин принял решение обратиться к Алексею I «в самых смиренных выражениях и мольбах … призвать императора Константинополя спасти христиан от бедствий». В Константинополь были направлены высокопоставленные чиновники, которые везли с собой в качестве дара двух ручных львов. Послы должны были просить императора о помощи, в частности о поставках продовольствия с Кипра и из других частей империи. Соглашение с Алексеем I удалось достигнуть, однако он потребовал гарантий, что послы Балдуина устранят ущерб, нанесенный его отношениям с папой слухами о его мнимом предательстве крестоносцев. В обмен на это он поклялся «проявить сострадание … честь и любовь к королю Балдуину». Хорошие новости были сразу же переданы в Иерусалим.

У Алексея I были свои причины пойти на примирение с крестоносцами. Если Боэмунд надолго сошел со сцены, находясь в плену у турок в восточной Анатолии, то Танкред продолжал сильно досаждать императору. Используя в качестве базы Антиохию, рыцарь совершал набеги далеко вглубь возвращенной под контроль Византии Киликии, захватив город Мараш и напав на Лаодикею. Действия Танкреда угрожали дестабилизировать только что созданный союз Константинополя и Иерусалима, поэтому лидеры крестоносцев решили принять меры против своего строптивого соратника. В 1102 году Раймунд Тулузский, действуя от имени императора, предпринял попытку отбить Лаодикею, но успеха не добился. Балдуин из Ле-Бурга открыто провозгласил себя врагом Танкреда и приступил к сбору денег, чтобы выкупить Боэмунда из плена в надежде на то, что последний вернется в Антиохию и приструнит своего дерзкого племянника.

Первоначально все именно так и шло. Освобожденный из плена в 1103 году Боэмунд вернул в свои руки власть в Антиохии, отодвинул в сторону Танкреда, установил близкие отношения с Балдуином в Эдессе и принял участие в совместных боевых действиях в северной Сирии. Однако вскоре ситуация начала ухудшаться. Боэмунд с раздражением встретил посольство, присланное из Константинополя в конце 1103 или в начале 1104 года. Такой холодный прием заставил всех сомневаться в том, что Боэмунд готов действовать в соответствии с договоренностями, достигнутыми между императором Византии и королем в Иерусалиме. Отношения Боэмунда и других ведущих западных рыцарей также начали портиться после его освобождения из плена – последние с настороженностью следили за его попытками расширить свои владения. Ситуация выглядела так плохо, что один из очевидцев даже писал о полном разрыве отношений между крестоносцами в тот момент.

Кульминация конфликта пришлась на начало лета 1104 года, когда Боэмунд и Танкред командовали отрядом из Антиохии, который поддерживал наступление отряда из Эдессы во главе с Балдуином из Ле-Бурга на город Харран на юго-востоке Малой Азии. Европейцы тогда потерпели сокрушительное поражение, а Балдуин попал в плен. Согласно мусульманским источникам, Боэмунд и Танкред просто наблюдали за происходящим с безопасного расстояния, после чего удалились.

Поражение при Харране стало самой крупной неудачей крестоносцев. «Христиане были обескуражены своим поражением, – писал хронист из Дамаска, – победа мусульман потрясла их». Она же подняла боевой дух мусульман до невиданного уровня, последние восприняли ее как знак того, что теперь удача наконец на их стороне. Это был коренной поворот, который имел важные последствия – в результате произошла полная дестабилизация хрупкого баланса сил в европейских поселениях на Святой земле и в их отношениях с Византией. Проблема частично заключалась в том, что после пленения турками Балдуина и многих вождей его армии, пришедших из Эдессы, Танкред двинулся на север и захватил город. Несмотря на то что жители города, по-видимому, были не очень опечалены этим, Алексей I воспринял захват Эдессы Танкредом с неудовольствием. Впрочем, сам он воспользовался создавшимся хаосом, чтобы вернуть под контроль Византии Киликию и Лаодикею.

Однако более серьезной проблемой стала реакция Боэмунда на поражение крестоносцев при Харране. Норманн, видимо, решил, что если Антиохия находится в безопасности, в Эдессе правит его племянник, Балдуин в плену, а власть христиан в Иерусалиме шаткая, то перед ним открывается возможность просто захватить все государства крестоносцев. Поэтому, когда турки, в плену у которых находился Балдуин из Ле-Бурга, обратились к Боэмунду с предложением заплатить за него выкуп, он отказался и вместо этого попытался еще раз захватить Лаодикею, но потерпел неудачу. Осенью 1104 года он собрал своих приближенных в базилике Святого Петра в Антиохии. «Мы настроили против себя две богатейшие державы в мире», – сказал он. Однако людей, которые могли бы продержаться, сражаясь с Персией и Византией, на Востоке не хватает. «Мы должны искать помощь от людей за морем. Нужно призвать на помощь народ галлов. Только их храбрость поднимет наш дух – или его уже ничего не поднимет». Боэмунд отправился в Европу, чтобы самому набрать армию. Ее целью должен был стать захват Иерусалима или Константинополя – или обоих этих городов.

По словам Анны Комнины, Боэмунд был так убежден в том, что император отомстит ему за предательство во время Крестового похода, что отправился домой тайно. Он даже распустил слухи о своей смерти и велел изготовить гроб, в котором якобы находится его тело. Пока корабль шел в водах, контролируемых императорским флотом, Боэмунд лежал в гробу рядом с дохлой курицей, гниющий труп которой наполнял гроб мощным запахом смерти, который нельзя было спутать ни с чем другим.

Сойдя на сушу в Италии, Боэмунд начал собирать силы для новой экспедиции, эксплуатируя те же чувства, на которых так умело сыграл Урбан II в середине 1090-х годов. Но тогда об опасностях Востока, зверствах турок и бедствиях православной церкви рассказывали для того, чтобы помочь Византии. Теперь цель была в том, чтобы ее уничтожить.