Венеция

Это был счастливый день для Афдеры, но еще больше — для Ассали. Сестры встречали Сэмпсона, который после всех своих приключений возвращался в Венецию нью-йоркским рейсом.

Ассаль первой увидела бортпроводницу, толкающую кресло на колесиках, и побежала навстречу — обниматься и целоваться. Но Сэмпсон еще не отошел от обезболивающего. Он был одет в красный свитер с высоким воротником, правую кисть по самые кончики пальцев закрывал гипс. Жесткий наколенник фиксировал правую ногу в вытянутом положении, так что передвигаться адвокат мог в кресле или на костылях.

— Ассаль, ты меня задушишь! Не плачь. Я здесь, с тобой, и больше никуда не стану ездить по заданию твоей сестры, — утешал ее Сэм, глядя на улыбающихся Афдеру и Макса, которые стояли чуть поодаль.

— Привет, Сэм. Как себя чувствуешь?

— Как человек, которого пытались сбросить со скалы.

— А выглядишь отлично, — сказал Афдера, обнимая будущего шурина.

— Ты тоже. Хочу оказаться дома, отдохнуть и рассказать вам обо всем.

Наконец все расположились на террасе Ка д'Оро и немного успокоились. Одна лишь Роза не переставала причитать:

— Что же с вами сделали эти американцы, синьор Сэмпсон!

— Это не американцы, Роза. Не плачь.

Служанка подала чай и ушла с террасы. Адвокат начал свой рассказ. Афдера, Ассаль и Макс обратились в слух.

— Для начала я отдам вам копию отчета о так называемом несчастном случае, который произошел с вашими родителями, и фотографии, сделанные в ходе расследования.

— Почему «так называемом»? — поинтересовалась Ассаль.

— Это не был несчастный случай. Ваших родителей убили.

Афдеру, которая подозревала что-нибудь подобное, эта новость не слишком поразила, зато Ассаль застыла на месте, как парализованная.

— Убили?! Как это?

— Да. Вот снимок веревки, которую они взяли с собой, собираясь подняться на гору Кларк. Кто-то перерезал ее, и оба полетели в пропасть.

— Но откуда это известно?

— Я говорил с Гаррисоном, шерифом графства Питкин. Он отлично разбирается в альпинизме и объяснил мне, в чем разница между перерезанной и перетершейся о скалу веревкой. Гаррисон готов поклясться в том, что тут кто-то поработал ножом.

— Есть еще доказательства?

— Да. Вот фотографии, взятые из полицейского отчета. На одной из них — предметы, которые нашли у ваших родителей. Я обратил внимание вот на это и попросил сделать снимок с увеличением. — Сэмпсон положил на стол фотокарточку. — То, что я принимал за смятый носовой платок, как видите, оказалось восьмиугольником, вырезанным из ткани.

— Выходит, родителей Ассали и Афдеры двадцать лет назад убили те же самые люди, которые теперь охотятся на всех, кто держал в руках книгу Иуды? — спросил Макс.

— Получается так. Я адвокат и отвечаю за доказательства.

— У тех, кто напал на тебя в Аспене, был при себе восьмиугольник?

Сэмпсон сунул здоровую руку во внутренний карман пиджака.

— Вот, смотрите. Он был у типа, который раздробил мне пальцы. Шериф Гаррисон прикончил его выстрелом в лоб. В ожидании вертолета я обыскал его карманы и нашел восьмиугольник. Одно из двух. Или этот человек в юности убил ваших родителей, или он и тот, который упал в пропасть, принадлежат к преступной организации, действовавшей еще двадцать лет назад. Подумайте как следует. Этим двоим было лет по сорок, может, сорок с небольшим, а тогда — по двадцать, максимум двадцать три. Вряд ли они виной всему. Я склоняюсь к мысли, что действует группа убийц, которая с годами пополняется новыми членами.

— Кто, по-твоему, руководит ими? — полюбопытствовал Макс.

— Это может быть какой-то фонд, группировка, озабоченная тем, что слова Иуды станут широко известны. Католические фанатики, власти Ватикана, командование швейцарской гвардией. Тут можно гадать до бесконечности.

— Бабушка знала, что отца и маму убили, — задумчиво проговорила Афдера. — Ей угрожали расправиться с нами, если она займется реставрацией и переводом книги. Поэтому бабушка и решила спрятать ее в банковском сейфе.

— Тогда понятно, почему книга пылилась там много лет. Крещенция хотела уберечь вас от этих типов с восьмиугольником, — заметил Кронауэр.

— Теперь мы должны понять вот что, — взял слово адвокат. — Надо ли пытаться раскрыть тайну Элиазара или же, наоборот, ради вашей безопасности прекратить все эти исследования. Сколько человек уже погибло? Ваши родители, Бутрос Рейко, Сайед, Лилиана, Вернер Хоффман, Сабина Хуберт…

— Не забудь тех, кому чудом удалось спастись, то есть Резека Бадани и себя самого.

— Да, конечно. Итак, решение за Афдерой и Ассалью.

— Не хочу рисковать ничьей жизнью, — сказала Афдера. — Но эти бандиты не остановят меня на полпути. Я обязана дойти до конца, сделать это ради наших родителей.

— Зачем ты так говоришь?! — воскликнула Ассаль. — Ты ведь не собираешься выяснять, кто убил папу с мамой. Ты занимаешься только своим Элиазаром.

— Ты считаешь, будто одно не связано с другим, думаешь, я не хочу найти этих мерзавцев или того, кому они служат, засадить за решетку убийц отца и мамы? Знаешь, Ассаль, если бы я могла, то разорвала бы их своими руками, даже не задумываясь.

— Самое страшное случится, если вы рассоритесь, — вмешался Сэмпсон. — Вам надо сейчас же решить, продолжаете вы расследование или бросаете его.

— Мой голос считается за пятьдесят процентов. Я за то, чтобы продолжать. Тем более что мы уже близки к цели, — заявила Афдера, глядя на сестру, сжимавшую руку Сэмпсона.

— Если ты за, то и я тоже. Но только ради наших родителей. Тебя больше привлекают научные разыскания, а я хочу отомстить, хоть это звучит свирепо.

— Одно другого не исключает. Но будь осторожна. Справедливый приговор ставит точку в старой истории, акт мести начинает новую, — подытожил Макс.

— Опять ты, Макс, со своей философией! — вскочила Афдера — Вспомни: чтобы совершить ошибку, нужна секунда, а чтобы забыть о ней — вся жизнь. Уверяю тебя, дорогой Макс, я не совершу ошибки и не забуду, что наших родителей убили. Вижу, Ассаль со мной согласна.

— Touche, милая Афдера.

— Ты останешься в Венеции? — спросила его Ассаль.

— Мне надо в Женеву по семейным делам, потом в Америку — на конференцию. Оттуда я вернусь к вам и помогу в поисках рукописи Элиазара.

— Нам будет тебя не хватать. Правда, Афдера?

Ватикан

Звуки Седьмой симфонии Бетховена заполнили все помещения государственной канцелярии, вплоть до самых отдаленных уголков. Этим утром Льенар пребывал в хорошем настроении. Слева от него лежали черновики речей, справа — стопка документов. Он поочередно брал листки то с одной, то с другой стороны, читал, что-то вычеркивал или вписывал. Ничто в Ватикане не происходило без одобрения государственного секретаря, тем более в эти дни, когда Папа оправлялся после покушения.

Мэхони постучал в дверь. Ответа не последовало. Музыка Бетховена заглушала все. Но тут из кабинета вышел помощник по протоколу с кипой документов, касающихся визита британского премьера.

— Добрый день, монсеньор. Проходите, — пригласил он Мэхони.

В кабинете, где собрались высшие чины Римской курии, кипела работа. Сестра Эрнестина снимала с серебряного подноса и расставляла на столе чашки с кофе и тарелки со сладким миланским панеттоне. У Льенара собрались кардиналы, решающие административные вопросы и отвечающие за безопасность Святого престола, шеф ватиканской жандармерии Джованни Билетти и полковник Гельмут Гесслер, командующий швейцарской гвардией.

— Вы по срочному делу? — спросил Льенар, увидев Мэхони.

— Да, ваше преосвященство.

— Если никто не против, давайте прервемся на несколько минут, — обратился кардинал к собравшимся.

Все встали и вышли из помещения.

— Ваше преосвященство, Агилара больше нет в живых.

— Где книга? У брата Альварадо?

— Нет. Агилар успел передать ее новому владельцу.

— Вы подослали кого-нибудь к нему?

— К этому человеку не очень-то просто подобраться. Он не слишком склонен уступать давлению, — объяснил Мэхони.

— Кто он?

— By. Делмер By.

— Вот как! — воскликнул кардинал, поднеся ко рту сигару. — Этот азиат вонзает нам кинжал в спину после всего, что я для него сделал!

— Как же нам быть?

— Не предпринимать ничего, пока не станет окончательно ясно, что книга у него. Затем надо узнать, где она хранится.

— А тогда?

— Тоже ничего. Я сам позвоню By и попробую получить от него книгу мирными средствами. Если это не выйдет, то брат Понтий отправится в Гонконг и проучит китайца.

— Но By принимает сумасшедшие меры безопасности после того, как его сына похитили и убили бандиты.

— Стены возводятся не людьми, а страхом. Наше братство преподнесет By урок, чтобы эти стены еще немного подросли.

— Что вы имеете в виду, ваше преосвященство?

— Очень просто, мой дорогой Мэхони. Сначала я лично свяжусь с By и попрошу его отдать книгу по-хорошему. Если он откажется, то мы пошлем отца Понтия, чтобы он занялся самой большой драгоценностью китайца — его женой Клер. Потом я снова позвоню ему, сообщу, что мы здесь молимся за здоровье его супруги, и, разумеется, попрошу вернуть книгу. Если и это не поможет — что ж, придется принять более суровые меры. Inhumanitas omni aetate molesta est,36 дорогой Мэхони, и потому я дам ему возможность загладить вину передо мной и Господом.

Кардинал подошел к столу, взял черную записную книжку, нашел в ней нужный номер и набрал его.

— Здравствуйте, дорогой Делмер.

— Кто это?

— Ваш друг Огюст Льенар из Ватикана, обители Бога на земле.

— Чего вы хотите? Еще денег?

— Знаете, дорогой Делмер, какое начало, такой и конец. Поэтому я решил позвонить вам лично, а не посылать кого-нибудь из моих подручных.

— Ваши слова звучат всегда упреком, как будто все грешат и только вы один безгрешны.

— Вы опять ошибаетесь, дорогой Делмер. Грехов нет, есть лишь то, что люди делают, и то, чего они не делают. Вы забыли сделать кое-что, хотя и обещали.

— Объясните.

— Вы всё прекрасно понимаете. Я говорю о еретической книге Иуды. Она нужна мне немедленно и без всяких отговорок.

— У нас в Китае, дорогой Льенар, есть такое изречение: «Молчащий мудрец говорит больше болтающего дурака».

— А у нас в Ватикане говорят так: «Терпение — ключ ко всему, но если вдруг он не подходит, то надо искать другой». Где книга и когда вы намерены ее вернуть?

— Вы задали сложный вопрос.

— На сложные вопросы обычно находятся простые ответы.

— Я дал десять миллионов на покупку книги. Почему я не могу оставить ее себе?

— Из страха перед Богом и передо мной.

— Такие люди, как я, не испытывают страха.

— А надо бы, дорогой Делмер! — сказал Льенар и повесил трубку. — Увы, монсеньор Мэхони, придется посылать в Гонконг брата Понтия.

— Ему сперва надо выполнить задание в Чикаго.

— Да, вы правы. А после этого — сразу в Гонконг. Сообщите ему, что следующим объектом будет Клер By, эта разряженная шлюха.

— Будет сделано, ваше преосвященство.

— Теперь впустите всех, — велел Льенар своему секретарю. — Мы продолжим обсуждать текущие дела.

Участники совещания вновь вошли в кабинет и уселись за стол. Льенар обратился к кардиналу Данди:

— Уважаемый Данди, что вы можете сказать о человеке, подозреваемом в покушении на Святого Отца?

Глава организации открыл толстое досье, полученное от итальянской антитеррористической службы.

— Покушавшийся — турок двадцати трех лет. Первоначально входил в различные крайне правые группировки, нападающие на внешнюю политику Святого Отца, особенно по отношению к социалистическим странам, затем примкнул к исламским экстремистам, которые обвиняют Его Святейшество в организации нового крестового похода и готовы на самые радикальные шага. В нашем распоряжении есть письмо Агджи, где он откровенно выражает намерение убить Папу. — Данди достал из папки письмо, написанное рукой Агджи, но под диктовку Корибанта, и пустил его по кругу.

— Не может ли это быть частью куда более широкого заговора, в котором Агджа играет роль марионетки?

— Не думаю. Французские спецслужбы проинформировали нас, что девятимиллиметровый браунинг, из которого стрелял Агджа, был куплен им самим у австрийского неонациста Хорста Грильмауэра. Они поддерживали тесные контакты.

— Грильмауэр… Что-то знакомое, — наморщил лоб Билетти.

— Этот Грильмауэр привлекался нашей разведкой для проведения тайных операций на территории Советского Союза, а также Польши.

— Что с ним стало? — спросил Льенар.

— Его нашли с перерезанным горлом в собственной машине, стоявшей в его же гараже.

— Очень своевременная смерть. Не правда ли?

— Получив ответ от французов, мы немедленно попросили наших австрийских коллег задержать его, но те обнаружили лишь мертвое тело. Дальнейшие следы оружия здесь теряются.

— Агджа не похож на профессионала, — заметил полковник Гесслер. — Стрелять с близкого расстояния, в общественном месте, среди толпы народа равносильно самоубийству. Надо установить, не помогал ли ему кто-то.

— Внутри Ватикана? — поинтересовался Льенар.

— Нет, ваше преосвященство, Господь сохрани от таких мыслей. Кто в Ватикане заинтересован в покушении на Святого Отца? Хотя невольное содействие вполне возможно.

— Поясните.

— Например, Агджа имел при себе пропуск на вход туда, где он мог вплотную подойти к Святому Отцу. Кто выдал ему этот пропуск?

— Их раздают в большом количестве родственникам и друзьям членов курии. Если пропуск не именной, то эти люди могут передать его еще кому-нибудь. Служба охраны не в состоянии это проконтролировать, — объяснил Билетти.

— Значит, надо незамедлительно позаботиться о том, чтобы машина была хорошо смазана и исправно работала. Кардинал Данди будет извещать нас о ходе расследования, — заключил Льенар.

Оставшись один, он набрал номер Джорджо Фоскати из «Оссерваторе романо».

— Синьор Фоскати?

— Да. С кем имею удовольствие?..

— Это кардинал Льенар.

— Какая честь для меня, ваше преосвященство! Я как раз хотел кое-что вам рассказать об этом субъекте, который сейчас фигурирует во всех новостях.

— Что за субъект?

— Турок, который вроде бы стрелял в Его Святейшество.

— Не говорите об этом никому до встречи со мной. Вы меня поняли?

— Понял, ваше преосвященство. Иду к вам.

Вскоре в дверь кабинета раздался стук. Это была сестра Эрнестина, из-за плеча которой выглядывал Фоскати.

— Ваше преосвященство!.. — Журналист склонился и поцеловал перстень.

— Вставайте, дорогой Фоскати. Давайте сядем и поговорим. Итак, что у вас за ценные сведения?

— Насчет турка. Я познакомился с ним через священника из Конгрегации по защите веры Эудженио Бениньи. Кажется, так его зовут.

Услышав из уст Фоскати настоящее имя Корибанта, Льенар понял, что журналист является той самой ниточкой, которая ведет к нему самому. Ее обязательно следует оборвать.

— Что за отношения у этого Бениньи с турком?

— Однажды мы встречались в связи с очередной речью главы конгрегации. Он попросил меня о личном одолжении — я так понял, что не для себя, а для своего патрона.

— О каком же?

— Выдать пропуск этому Агдже.

— Вы сами видели турка?

— Нет. Я послал конверт с пропуском по условленному адресу, и все.

— Я все еще не совсем понимаю.

— Перед тем как кинуть конверт в ящик, я увидел имя получателя — Али Агджа. Вот так. Пока не знаю, что делать с этой информацией.

— Не надо ничего делать. Держите ее при себе. — Льенар поднял правую руку и торжественно проговорил: — Отпускаю тебе грехи во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Теперь кардинал знал, что если дело дойдет до допроса, то Фоскати его не выдаст, ибо он узнал о связи Льенара с Агджой во время исповеди, тайну которой не позволено нарушать никому.

— Теперь вставайте и внимательно слушайте меня. Никогда не говорите об этом никому, иначе церковь и Святой престол могут пошатнуться, а вашим родным — например, дочери Даниэле — будет грозить опасность. Не забывайте об этом. Вам понятно?

— Да, ваше преосвященство.

— Вот что еще, дорогой Фоскати. Я прошу вас поместить в послезавтрашнем номере газеты, на четвертой странице итальянского издания, фразу: «Animus hominis est immortalis, corpus mortale».

— Непременно, ваше преосвященство, непременно. Будьте спокойны, эта фраза там появится.

— Ни в коем случае не забывайте об этой нашей беседе. Если вскроется ваша связь с этим турецким террористом, то даже я не смогу вам помочь. Итальянская полиция задаст вам множество вопросов и, возможно, объявит вас пособником в покушении на Его Святейшество. Держите язык за зубами, и я всегда буду готов прийти вам на помощь.

Чикаго

«До чего же в этом городе холодно», — подумал отец Понтий. Слабосильная печка взятого напрокат «форда» не спасала положения.

Здания университетского кампуса растянулись от улицы Саут-стейт до озера Мичиган. На нескольких десятках гектаров ежедневно толклись сотни тысяч студентов, большинство — в странных и смешных нарядах, призванных противостоять свирепому холоду.

Отец Понтий уже несколько дней наблюдал за входом в Восточный институт, входивший в состав Чикагского университета. Вернувшийся из Швейцарии Берт Херман проводил там, в своем кабинете, по многу часов в день. Ему надо было спешно нагнать лекционный материал, прочесть накопившуюся почту, подготовить отложенные выступления, решить массу бюрократических вопросов, которые находились в ведении директора института.

Понтий следил за ним почти ежедневно. Он получил ясное и простое задание. Херман, как и его коллеги, должен был погибнуть за то, что сделал всеобщим достоянием слова предателя Иуды. Профессор отверг предложение полицейских приставить к нему охрану. Он не желал видеть рядом с собой назойливо мелькающих агентов. Кроме того, Европа и убийцы с восьмиугольником находились очень далеко от Чикаго.

Как обычно, синий «шевроле» Хермана проехал по кампусу, затем по Шестидесятой улице мимо Вашингтон-парка и устремился к Саут-стейт, а оттуда по Чикаго-скайвей — к Девяносто восьмой. Один раз профессор остановился, чтобы купить газеты, затем притормозил у ресторанчика, заскочил туда и тут же вышел, неся пакеты с едой. Понтий сделал вывод, что Херман — холостяк и не умеет готовить.

Дом Хермана был безликим особнячком представителя среднего класса, типичным для этого квартала. Рядом с ним простиралось поле для гольфа, покрытое инеем. Понтий остановил «форд» на противоположной стороне улицы и наблюдал за тем, как по очереди загорались огни в комнатах.

Когда сгустился сумрак, монах вышел из машины, обогнул дом и бесшумно открыл дверь, которая вела на кухню. Там никого не было. Так же беззвучно Понтий проследовал в гостиную, где на полу в хрупком равновесии громоздились стопки книг. На софе, свернувшись кольцом, лежал ангорский кот. При появлении незнакомца он лишь открыл глаза. Деревянная лестница вела на второй этаж. Понтий ступил на нее и вынул из кармана проволоку с ручками.

Было слышно, как в ванной льется вода из душа. Отец Понтий пошел на звук, отворил дверь. Густое облако пара окутало его. По другую сторону занавески виднелся силуэт Хермана. Понтий резким движением отодвинул занавеску. Рубашка его пошла пузырями от струй воды.

Херман обрушился на него, как смерч. Оба рухнули на раковину, та подломилась и полетела на пол. Херман, постаревший и располневший, не утратил, однако, выучки морского пехотинца и был готов дать бой кому угодно. Понтий попытался набросить проволоку ему на шею, но безуспешно. Профессор знал, что позволить сделать это — значит подписать себе смертный приговор. Внезапно он поскользнулся и упал лицом вниз. Монах тут же оказался у него на спине и принялся душить.

Херман сражался, стараясь по возможности глотнуть воздуха. Сперва его рывки были довольно сильными, но проволока затягивалась все крепче, профессор дергался все слабее и наконец затих. Четвертый человек из команды Сабины Хуберт погиб от руки убийцы.

Перед уходом отец Понтий произнес ритуальную фразу и опустил восьмиугольник на тело жертвы. Теперь ему надо было готовиться к путешествию в далекий Гонконг.

Женева

За несколько дней до этого на четвертой странице «Оссерваторе романо» появился условный сигнал. Человек в перчатках прочел сообщение и вскоре уже стоял в роскошно отделанном зале «Байерише унд Ферайнсбанка». Служащая протянула ему книжку с девятью белыми клеточками. Человек заполнил их, охранник провел его в помещение с сейфами, достал металлическую коробку и оставил клиента одного в маленькой комнатке.

Внутри коробки лежали два запечатанных конверта с надписью «Архангелу». Человек сломал на одном из них красную печать, вынул фотографию и сразу же узнал мужчину, изображенного на ней. На обратной стороне карточки стояло: «Делмер By. Задание в Гонконге».

Во втором конверте был снимок смуглолицего человека в рубашке со стоячим воротником. Надпись на обороте гласила: «Отец Карлос Рейес. Задание в Тель-Авиве».

Несколько минут Архангел пристально рассматривал фотографии, потом достал зажигалку и поджег их. Когда от карточек осталась лишь кучка пепла в мусорной корзине, он поднялся наверх и вышел из банка.

Тель-Авив

Через неделю посланец «Братства восьмиугольника» сошел с самолетного трапа в аэропорту Бен-Гурион.

— Какова цель вашего визита? — спросил его сотрудник иммиграционной службы.

— Я намерен совершить паломничество к святым местам и посетить своих собратьев в Иерусалиме.

— Добро пожаловать в Израиль. — И в паспорте отца Рейеса появился въездной штамп.

Священник прошел по узкому коридору, в котором толпились встречающие, вышел из терминала и сел в первое же такси.

— Вам куда? — спросил шофер.

— В Яффу. Францисканская община на улице Яфо.

— Поехали.

Машина понеслась к центру города.

В тишине своей кельи отец Рейес выучил план операции назубок. В случае ошибки у него не было второго шанса ликвидировать жертву. После гибели Вернера Хоффмана и Сабины Хуберт израильская полиция по просьбе бернских коллег обеспечила охрану Эфраиму Шемелю.

Сообщение от монсеньора Мэхони гласило, что Шемель обычно ходит на ланч в небольшой ресторанчик, расположенный внутри торгового комплекса «Дизенгоф-центр». Согласно указанию, расправившись с жертвой, Рейес должен был бросить оружие и не спеша пройти на парковку, находящуюся в южной части центра, где высились два жилых дома-башни. Затем ему следовало ждать появления другого члена братства, который должен был увезти его.

Отец Рейес начал наблюдение. Прикидываясь туристом, он даже посещал тот же ресторан, что и Шемель, разговаривал с официантами, чтобы примелькаться и не вызывать подозрений, изучал выходы, включая аварийные, осматривал туалеты — единственное место, где можно было нанести удар, изучил путь от ресторана к парковке по коридорам и пешеходным мостикам так, что мог проделать его с закрытыми глазами. Наконец он выбрал день и известил об этом Мэхони.

В отеле «Хилтон», расположенном в полутора километрах от «Дизенгоф-центра», Архангел тоже готовился к своей операции. Ранним утром он сидел на террасе за чашкой крепкого кофе и наслаждался видом на спокойную гладь Средиземного моря. Затем этот человек принял душ и разложил на кровати все, чем собирался воспользоваться этим же утром, дабы выполнить отданный ему приказ: синий комбинезон, какой носили сотрудники аэропортов, аккуратно сложенный кусок серой ткани, мешочек с рисом, два стандартных натовских патрона, оптический прицел «Zeiss M-Diavari», глушитель и снайперскую винтовку «Аccuracy AW 80».

Он точными движениями приладил к винтовке прицел, прикрутил его двумя винтиками и капнул сверху какой-то жидкости, чтобы прицел не сдвигался. После этого Архангел поместил оружие в футляр для анемометра и трехногой подставки к нему. Любой, кто увидел бы его на крыше северной башни, решил бы, что это работник аэропорта замеряет силу ветра — ничего подозрительного. Архангел знал, что такие замеры проводятся еженедельно на самых высоких зданиях Тель-Авива, а результаты их заносятся затем в базу данных диспетчерской службы аэропорта. Винтовка весила немного — шесть килограммов, а благодаря метровой длине без проблем помещалась в футляр.

Он надел легкий черный свитер с высоким воротником, израильские армейские ботинки и комбинезон, сложил все вещи в черную нейлоновую сумку и посмотрел на часы. Автобус или такси исключались. Никто не должен был опознать его. Северная башня «Дизенгоф-центра» находилась всего в полутора километрах, это четверть часа ходьбы.

Небо было затянуто облаками. Отец Рейес встал рано, чтобы помолиться во францисканской часовне об успехе своего дела. Как и в предыдущие дни, он сел на автобус, идущий до центра города. Этим утром священник решил осмотреть окрестности торгового комплекса.

Он заметно нервничал. Монсеньор Мэхони сказал, что без помощи другого брата ему будет почти невозможно преодолеть полицейские кордоны после выполнения задания. Покинуть страну, не вызывая подозрений, было очень трудно. Из-за многолетнего конфликта с палестинцами сухопутные границы Израиля оставались закрытыми.

Отец Рейес спрятался за номером «Джерузалем пост», все утро наблюдал за входом в ресторан и поминутно поглядывал на часы. Мимо проходили офисные работники, женщины, обвешанные покупками, уличные музыканты, мальчики в военной форме с винтовкой «Галиль» за спиной.

Около двенадцати на другой стороне улицы показался Шемель. В нескольких шагах позади ученого шел одетый в штатское человек. Пиджак его характерно топорщился, выдавая присутствие пистолета.

Священник быстро перешел через улицу, чтобы войти в ресторан раньше Шемеля. За красными столиками было мало народу. У израильтян ланч начинался несколько позже. Рейес сел лицом к двери в туалет и спиной к входу. Ему не хотелось встречаться взглядом с телохранителем Шемеля.

К столику подошел официант-эфиоп.

— Привет. Вы опять к нам?

— Да, у вас хорошо готовят.

— Ну что ж, добро пожаловать. Что будете заказывать?

— Картофельные кныши, луковый суп с брокколи и бутылку воды.

За спиной у Рейеса Эфраим разговаривал на иврите со своим телохранителем. Через минуту он встал, направился к стойке, заказал еду и через весь зал пошел в туалет, чуть не задев локтем своего будущего убийцу. Священник подождал секунд десять, потом встал и двинулся следом за ученым. Тот мыл руки под краном. Когда Шемель повернулся спиной, Рейес достал из рукава узкий кинжал, левой рукой притянул к себе голову жертвы, а правой вонзил клинок в шею. Смерть была легкой. Шемель даже не успел понять, что с ним произошло.

Священник произнес латинскую фразу, опустил на тело восьмиугольник из ткани, бросил кинжал в унитаз и вышел из туалета. Затем он хладнокровно прошел мимо телохранителя, который еще не успел встревожиться. Так же неспешно Рейес добрался до эскалатора, потом толкнул массивную дверь с брусом безопасности и оказался на парковке, уже полной автомобилей. Настало время ланча. Он поглядел по сторонам, но так и не увидел автомобиля, о котором ему говорил Мэхони.

Незадолго до этого Архангел выбрался на крышу северной башни и нашел удобное для себя место. Здесь его нельзя было увидеть из офисов южной башни. Он достал мешочек с рисом и кусок серой ткани с тесемками, вынул винтовку из футляра, надел на ствол глушитель, прикрыл себя тканью, привязав тесемки к рукам и ногам, слился с серой крышей и занял позицию для стрельбы.

В магазине винтовки, рассчитанном на десять патронов, их было всего два. После выстрела гильзу следовало подобрать. Она могла вывести полицию на след оружия, а оружие — на след стрелка. Архангел присоединил к винтовке магазин и передернул затвор, заслав патрон в патронник.

Дул легкий ветерок. Архангел водрузил цевье на мешочек с рисом, чтобы ствол в момент выстрела не отклонился, прицелился, поправил мешочек. Сквозь мощную линзу ему хорошо видна была цель. Расстояние до нее чуть превышало двести восемьдесят метров. Не переставая смотреть в прицел, снайпер медленно положил палец на курок. Отец Рейес, судя по всему, нервничал, оглядывался по сторонам в надежде отыскать взглядом машину, которая должна была вывезти его в безопасное место. Священник не знал, что другой человек уже пометил его голову черным крестиком прицела.

Когда цель нарисовалась совершенно отчетливо, стрелок задержал дыхание и спустил курок. Пуля вылетела со скоростью восемьсот пятьдесят девять метров в секунду и вонзилась отцу Рейесу шею, в дюйме от основания черепа. Убийца через прицел увидел, как тело священника упало на асфальт парковки. Вокруг него начала расплываться лужа крови.

Снайпер оттянул затвор, подобрал выпавшую гильзу и сунул ее в карман комбинезона. После этого он содрал с себя серую ткань, положил ее и мешочек с рисом в сумку, снял с винтовки глушитель и засунул ее в футляр.

Стрелок спокойно спустился на служебном лифте к главному входу в торговый центр и вышел на улицу. Он уже переходил через улицу Дизенгофа, когда услышал рев сирен. Полицейские машины подъезжали к ресторану, где был заколот профессор Тель-Авивского университета.

Смеркалось. Архангел отплыл от берега на рыбацкой лодке и выбросил в море футляр от анемометра, в котором была спрятана винтовка. Туда же отправилась и черная сумка. В ней лежали свинцовые грузила, невинного вида мешочек с рисом, глушитель, кусок серой ткани и комбинезон работника службы аэропортов.

Вскоре он оказался в своем номере, а мысленно пребывал уже в Гонконге.

Осло

Афдера отправилась в Норвегию на встречу с Гудрун Стромнес. Ей хотелось взять с собой Макса, но тот сказал, что должен поехать в Женеву, а потом в Рим, где намечена встреча с дядей-кардиналом. В норвежской столице Афдеpa пересела на маленький двухмоторный самолет. Ей предстояло преодолеть триста километров до Ставангера, центра провинции Ругаланд.

Небольшой город с разноцветными домами окружали фьорды поразительной красоты, тысячелетние леса и кристальные озера. Со свежевыкрашенного пирса на соседние острова отправлялись синие паромчики.

У дверей отеля Афдера увидела светловолосую женщину лет пятидесяти. Она стояла рядом с серым «вольво», выпущенным где-то в пятидесятые годы.

— Это машина моего отца. Работает как часы, — объяснила Гудрун.

— Симпатичная.

— Да, для Ругаланда, — улыбнулась профессорша.

— Я Афдера, та самая, что работала с Иланом.

— Тут не так уж много брюнеток. Я тебя сразу узнала. Хочешь сначала разобраться с отелем, или едем прямо в университет?

— В университет, конечно. Покажи мне, что у тебя получилось.

По дороге Гудрун рассказала, что ее отец во время войны сражался в норвежском Сопротивлении и участвовал во взрыве парома, перевозившего запасы тяжелой воды с завода, расположенного в соседней провинции Телемарк.

— Немцы производили ее, чтобы соорудить атомную бомбу. Если бы не мой отец и его товарищи-патриоты, то вся Европа сейчас была бы немецкой.

— Это правда, — согласилась Афдера, восхищенно разглядывая не изуродованные человеком пейзажи.

Главное здание университета было построено в современном стиле. Его простые и четкие линии гармонировали с окружающей природой.

Гудрун приветствовала охранника. Тот сидел, уткнув нос в монитор, и вовсе не обратил внимания на женщин.

— Может, чашку чая?

— Нет, спасибо, Гудрун. Мне не терпится перейти к делу.

— Да, Илан говорил, что ты очень нетерпелива.

— Так что же ты смогла установить?

Гудрун достала из шкафа фотографии, присланные Афдерой, и несколько разноцветных папок.

— Вначале я объясню кое-что. — Взгляд ее был устремлен на один из снимков. — Искусство рунического письма тесно связано с магией. Само слово «руна» означает «тайна». Каждый символ имеет свое значение, тогда как в нашем алфавите буквы обретают смысл только в составе слова. Я изучила снимки, присланные тобой, и думаю, что один из варягов, сопровождавших твоего крестоносца до Антиохии и Пирея, был, скорее всего, мастером рун. Конечно, это не единственный след, оставленный им на своем пути.

— Неужели кто-то из этих воинов имел настолько обширные познания в руническом письме?

— Почему нет? Первые рунические надписи относятся к третьему столетию. Этот алфавит получил широкое распространение на севере Европы. Особенно часто он применялся в одиннадцатом — пятнадцатом веках. Вполне возможно, что один из скандинавов воспользовался им, чтобы оставить надпись на спине льва.

— Так можно ли перевести этот текст?

— Скорее всего, здесь использован тот же прием, что и в надписи начала восьмого века на так называемом ларце Фрэнка, который хранится в Британском музее. Рунический текст надо расшифровывать, но и после этого может оказаться, что перед нами — загадка. Такое часто случается. Надписи обычно имеют форму спирали и читаются по часовой стрелке, начиная с левой верхней части. Например, если говорить о ларце Фрэнка, то разгадкой будет материал, из которого он сделан, то есть китовая кость.

— Гудрун, тебе удалось расшифровать надпись на спине льва?

— Эти руны угловатые, без скругления. — Женщина достала несколько черно-белых фотографий камня с загадочными надписями. — Я поняла, что текст можно прочесть, сравнивая его с надписью на камне Ярлабанки. Вот она. Думаю, что в обоих случаях применялась одна и та же система.

— То есть надо сначала расшифровать текст, спрятанный за руническими символами, а потом разгадать загадку, придуманную его автором?

— Именно так. Только все еще сложнее. Здесь, на спине венецианского льва, мы имеем прекрасный образец рунического письма. Чтобы понять, о чем тут говорится, мы делаем четыре шага — анализируем текст, делаем его транслитерацию, затем транскрипцию и, наконец, перевод.

— Каков же он?

— Что-то вроде: «у морских ворот Зара будет кружиться вокруг лабиринта, а лев — охранять рыцаря и его тайну. Отыщи звезду, освещающую трон в церкви. Она приведет тебя к могиле истинного». Надеюсь, тебе что-нибудь понятно.

— Мне надо как следует вчитаться в текст. Но почему его вырезали на спине льва?

— Для этих северян лев был символом мужества, чести и славы, но одновременно — бдительности, надежной охраны. Скажем, речь идет о мужестве, проявленной тем самым рыцарем-крестоносцем. Может быть, этим варягам была доверена некая тайна, которую следовало охранять.

— Зачем же оставлять метки, по которым тайну можно раскрыть?

— Допустим, варяги знали, что тайна слишком важна и сберегать ее веками невозможно. Мне кажется, что эта надпись — не единственный ключ, а лишь первое звено в цепочке. Где-то должны быть другие ключи.

— Конечно! — радостно воскликнула девушка. — На гербе Фратенсов была львиная лапа, и потому варяги оставили ключ на спине льва. Они не подозревали, что он будет охранять подступы к венецианскому арсеналу.

— Разумеется, нет.

— До чего я тебе благодарна! — Афдера стиснула норвежку в объятиях. — Мне надо поскорее возвращаться.

— Самолет в Осло полетит не раньше завтрашнего утра. Пока что я приглашаю тебя поужинать у нас дома. Ты попробуешь форикол — барашка с капустой, ракфиск — слегка протухшую рыбу, а на десерт будут гейтост — сладкий сыр и каффебрёд — кофейный кекс.

— Чудесно. У меня уже слюнки текут. Боюсь, что домой привезу лишние килограммы.

— Не волнуйся. Уедешь из Норвегии и сразу скинешь их, — засмеялась Гудрун.

Для Афдеры настало время биться над загадкой варяжской надписи. Всю ночь и весь следующий день по дороге домой она вертела текст так и эдак. Какую тайну хотел скрыть мастер рун? Что означают «морские ворота» и «Зара»? Что за звезда и церковь имеются в виду? Может быть, Колаяни был прав, когда говорил, что послание Элиазара спрятано где-то в каменных недрах Венеции, Водного Лабиринта, Города семи ворот и семи стражей?

Десятки вопросов роились в ее голове. Ей надо было найти ответы на них, чтобы выйти на след Элиазара.

Гонконг

Гонконг, настоящий заповедник современной архитектуры, считался одним из самых дорогах городов в мире. Здесь, на потребу местным нуворишам, имелись представительства всех элитарных компаний. За покупателя спорили такие фирмы, как «Роллс-ройс», «Бентли» и «Астон-Мартин».

Клер By в полной мере олицетворяла этот мир богатства и роскоши. Эта невысокая стройная, идеально сложенная женщина с длинными черными волосами и бездонными зелеными глазами, озарявшими ее лицо, была самым драгоценным предметом в коллекции своего мужа и умело пользовалась этим.

Отец Понтий об этом знал.

«Роллс-ройс» выехал из ворот особняка By, расположенного на Плантейшн-роуд, и начал спускаться по склону горы к центру города, где находились самые фешенебельные магазины, рестораны и клубы. Торговые центры с мраморными полами, рассчитанные на избранную публику, ломились от косметики, одежды и автомашин.

Понтий сидел за рулем красного фургончика и не упускал из виду «роллс-ройс». Накануне он припарковал машину у северного причала и целый день закрашивал окна черной краской, чтобы никто не мог заглянуть внутрь.

«Роллс-ройс» проехал по Хеннеси-роуд и свернул на стоянку торгового центра. Понтий держался на некотором расстоянии от него. Он не желал, чтобы шофер мадам By заметил его.

Водитель вышел из лимузина и открыл заднюю дверь. В этот час Клер встречалась со своими подругами в спа-центре, где проходила различные косметические процедуры, а потом пила чай с традиционным малиновым тортом в отеле «Пенинсула». Около семи вечера она уезжала домой, в резиденцию на Виктория-пик.

Понтий знал, что совершить задуманное можно только в спа-центре или на парковке. Первую возможность он отверг — меры безопасности в торговом комплексе были самые строгие. Оставалась парковка. Там Клер обычно прощалась с подругами и вызывала шофера. Сколько-то времени — недолго, считаные секунды, — она оставалась одна. В этот момент и следовало действовать.

Инструкции были ясными и краткими. Монсеньор Мэхони не вдавался в детали. Понтий получил приказ нанести госпоже By ранения, но не смертельные. Льенар хотел пока лишь предупредить господина By, не объявляя ему открытой войны. В конце концов, кардиналу нужна была только книга Иуды.

Примерно через два часа ожидания отец Понтий, погруженный в размышления, услышал женские голоса и звуки прощальных поцелуев. Он завел мотор, а когда женщины разошлись, поехал туда, где стояла Клер с большими пакетами в руках. Понтий резко затормозил, открыл дверь, одним прыжком оказался рядом с изумленной женщиной, с силой ударил ее по лицу, затащил в грузовое отделение фургона, а потом бросил туда же и сумки. Затем на большой скорости он поехал в район Кун Нам, гнездо проституции, где было много заброшенных магазинов. В один из них член братства и затащил супругу миллионера, водитель которой только теперь понял, что случилось.

У полубесчувственной Клер шла носом кровь. Похититель взял женщину на руки, усадил на стул, связал ее руки над головой, а ступни привязал к ножкам стула так, что колени оказались раздвинуты. Он достал маленький ланцет и принялся ловко кромсать шелковое платье. Потом Понтий перешел к белью и услышал, как госпожа By ругается на незнакомом ему языке. Вероятно, это был один из китайских диалектов. Она увидела, что это не действует, и сменила тактику, пустив в ход женские хитрости, как сотни раз делала по приказу мужа. Клер раздвинула ноги еще шире. При этом обнажилось все, что только могло.

Посланец Льенара дал женщине пощечину. На ее щеке остались отпечатки пяти пальцев.

— Пороки являются как незнакомцы, остаются у нас как гости и покидают нас как хозяева. Ты бесстыжая свинья. Исчадие зла.

— Мой муж — миллионер, он даст вам все, что пожелаете. — На покрасневшем лице Клер показались крупные слезы. — Отпустите меня. Я не стану заявлять в полицию. Мы можем вместе пойти в банк. Я дам вам денег, сколько хотите.

Ответом ей было:

— «И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными».

Клер ничего не поняла.

Понтий отвязал обнаженную женщину и сунул ей в рот кляп — нечто вроде красного мяча с двумя ремешками, которые закреплялись на затылке. Клер больше не могла ни говорить, ни кричать. Монах достал из сумки щетку с толстой свиной щетиной и принялся хлестать ею китаянку по ягодицам. Сперва они покраснели, потом на коже выступили капельки крови, и лишь это остановило избиение. Клер оставалась в сознании. Это и нужно было Понтию. Чтобы женщина не упала в обморок, он растер ей ягодицы солью. Госпожа By извивалась, пытаясь освободиться от кляпа, но здесь никто не смог бы услышать ее криков.

Для следующего акта брат Понтий приготовил хирургический скальпель, которым несколько раз сильно ткнул в пол. Инструмент сломался. Монах поднес обломок к лицу Клер. Ее зеленые глаза, опухшие от слез, теперь расширились от ужаса. Понтий вонзил скальпель в правую щеку женщины, потом — в левую, в лоб и в обе груди. При этом он старался не задеть жизненно важные органы. Клер потеряла сознание, а когда пришла в себя, со страхом увидела, что висит с раздвинутыми ногами на цепи, прикрепленной к потолочной балке.

Женщина, почти парализованная от боли, не видела, что делает ее похититель. По ее лицу обильно текла кровь.

Оставался последний акт. Понтий вынул из сумки две небольшие бейсбольные биты, смазал их кремом, который сама же Клер купила в тот день, и ввел их в нее спереди и сзади.

Через несколько часов полиция получила анонимный звонок и нашла госпожу By. Маленькое тело женщины свисало с потолка. Из него торчали две биты. Однако бедняжка была жива.

Миллионер понял, что все это было суровым предупреждением от «Братства восьмиугольника». Но он не собирался уступать так легко, тем более сейчас, когда Льенар ударил его по самому чувствительному месту — жене.

Ватикан

Монсеньор Мэхони проснулся ровно в шесть от звонка в дверь. Каждое утро сестра Августина приносила ему завтрак, а также свежие номера «Оссерваторе романо», «Таймс», различных американских и итальянских газет. На первых страницах всех изданий размещались сообщения об удивительно быстром выздоровлении Папы и его скором переезде из больницы в летнюю резиденцию — Кастель Гандольфо. Скоро епископ должен был встретиться с кардиналом Льенаром.

— Монсеньор, давайте помолимся за здоровье Святого Отца, — предложила монахиня, видя, как Мэхони с озабоченным лицом просматривает ватиканские новости.

— Да, сестра Августина. Самое лучшее, что мы можем сделать, это молиться за его здоровье и продолжать наши ежедневные труды.

— Конечно, монсеньор, — сказала женщина, поцеловала епископский перстень и вышла из помещения.

На самом же деле здоровье понтифика очень мало заботило отца Мэхони. Его мысли были обращены к Гонконгу. Он понимал, что книгу Иуды следовало вернуть во что бы то ни стало, любой ценой. Сегодня епископ должен был доложить Льенару обо всем, что произошло в Чикаго, Гонконге и Тель-Авиве. Новости пока что поступали самые благоприятные, и Мэхони находился в хорошем расположении духа.

В девять утра Льенар собирался обсудить важные вопросы с управляющим делами Ватикана кардиналом Уильямом Геварой. Апостольская палата, основанная еще в XI веке, которую он возглавлял, понемногу сделалась самым могущественным органом власти в Ватикане. Именно она управляла делами Святого престола в промежутке между смертью Папы и избранием нового. Гевара в этом случае также отвечал за похороны понтифика, уничтожение папского перстня и созыв конклава. Ближе к полудню Льенар намеревался встретиться с членами Комитета безопасности Святого престола и узнать, что нового появилось в деле о покушении на Папу.

— Вы можете прийти к двенадцати, — предупредил он епископа. — За вторым завтраком мы спокойно обсудим текущие события, мой дорогой Мэхони, и поговорим о будущем.

— Да, ваше преосвященство.

В личные апартаменты государственного секретаря попадали через лоджии Рафаэля. Столовая Льенара была украшена полотнами Караваджо, Мелоццо да Форли и даже самого Рафаэля.

— Вам нравится, монсеньор Мэхони?

— Они прекрасны, ваше преосвященство.

— Я велел перенести сюда эти картины, чтобы иметь их перед глазами во время еды. Искусство позволяет мне почувствовать дыхание чего-то высшего, того, что нельзя выразить словами. А что вы думаете об этом?

— Не знаю, ваше преосвященство. Я не слишком хорошо разбираюсь в искусстве. Картина мне либо нравится, либо не нравится. Я не умею анализировать свои ощущения так, как вы.

Кардинал наполнил бокалы сладким хересом и решил сменить тему беседы:

— Итак, Мэхони, очень скоро судьба приведет нас к необходимости созвать новый конклав, если у Святого Отца, одной ногой уже стоящего в Царстве Божьем, наступит обострение. Я не хочу разбираться с нерешенными проблемами под сводами Сикстинской капеллы. Бог и Святой Дух на этот раз ниспосылают мне суровое испытание, и я к нему готов. Как уже сказано, мы не должны иметь никаких нерешенных проблем. Вы станете орудием для достижения моих целей. Устройте все, прежде чем начнется конклав.

— Ваше преосвященство, мы делаем все возможное, чтобы преодолеть затруднения. Братья выполнили свои задания, некоторые из них при этом пали. Брат Феррел и брат Осмунд погибли в Аспене, брат Лауретта — в Каире, теперь брат Рейес…

— Я запрещаю вам говорить об изменнике Рейесе. Сомнения, овладевшие им, могли поставить под угрозу нашу священную миссию перед лицом Бога и Его Святейшества. Феррел, Осмунд и Лауретта погибли как герои, подобно основателям нашего братства. Рейес усомнился в своей вере, в своей обязанности повиноваться Его Святейшеству и мне, великому магистру. Его имя не должно упоминаться наравне с именами мучеников.

— Простите меня, ваше преосвященство, но ведь во многих случаях брат Рейес выказывал верность долгу. Когда он был вновь призван, я пообещал ему ходатайствовать перед вами о его исключении из братства.

— Вы удивляете меня, Мэхони. Отцу Рейесу следовало знать, что прощение — это возможность начать с того места, где ты остановился, а не вернуться туда, где все начиналось. Когда он вошел в число избранных и приносил клятву верности перед гробницей святого Петра, то знал, что может войти, но выйти не сможет. Пусть вы простили его, но простить — не значит забыть. Это значит примириться с оскорблением. Вот здесь отец Рейес потерпел неудачу. Надеюсь, теперь он примирился с Богом и с собой.

Собеседники перешли в другой зал и сели за стол красного дерева, на котором стояла посуда из тончайшего фаянса, лежали серебряные приборы и белоснежные льняные салфетки с вышитым крылатым драконом. Две монахини стояли, готовые прислуживать за обедом.

Разговор шел о малозначащих вещах, например о наплыве посетителей в музеи Ватикана, пока монахини, подав первое блюдо, не удалились. Мэхони с интересом смотрел на превосходный мясной пирог, столь любимый Юлием Третьим, и на поленту с грибами — предмет вожделения Пия Десятого, — к которой подали белое вино.

— Теперь, мой любезный секретарь, когда мы остались одни, расскажите, что случилось с учеными, которые осмелились работать над переводом еретической книги.

— Ваши приказания были исполнены в точности. Вернер Хоффман, папиролог, Берт Херман, историк раннего христианства, Джон Фесснер, специалист по радиоуглеродному анализу, Сабина Хуберт, руководившая реставрацией книги, и, наконец, Эфраим Шемель, знаток коптского языка, — все они перешли в лучший мир.

— Что с женой Делмера By?

— Ею занялся брат Понтий. Нам стало известно, что личный самолет By вылетел из Гонконга в Вену. Там его жене сделают пластическую операцию. Это означает, что брат Понтий поработал над ней весьма основательно. Как вы полагаете, теперь Делмер By вернет нам книгу?

— Дорогой Мэхони, терпение есть первая из добродетелей. Каждый провал, каждый пропущенный удар чему-нибудь учат нас. Мне кажется, что господин By кое-чему научился. Если же нет, то мы будем наносить удары снова и снова, пока не получим книгу. Вы свяжетесь с ним и еще раз передадите нашу просьбу. В случае отказа отец Альварадо отправится в Вену. Учтите, By не должен знать, что нам известно, где находится его супруга. Он не должен даже подозревать этого. Вы согласны?

— Отец Альварадо сейчас в Венеции, в Казино дельи Спирита. Он целыми днями молится в часовне. Сегодня же сообщу ему о новом задании.

— Первым делом свяжитесь с By. Если последует отказ, тогда пусть брат Альварадо начинает готовиться.

Вошли монахини, чтобы подать главное блюдо — дикую утку с зеленым сельдереем.

— Знаете ли вы, Мэхони, что такую утку подавали на интронизации Гонория Третьего в тысяча двести шестнадцатом году? Тогда участники конклава сделали правильный выбор. Трон святого Петра оспаривали только два кардинала. Любопытно то, что избран был альбанский епископ Ченчио Савелли, немощный старик. Кардиналы считали, что он вскоре сойдет в могилу, но это мнение оказалось ошибкой. Понтификат Гонория длился более десяти лет. Возможно, эта утка с сельдереем была одним из чудес, явленных им.

— Она просто изумительна.

— Да, а что с той девушкой, которой принадлежала книга?

— Она передала книгу Агилару, а потом встретилась с загадочным персонажем по имени Василис Каламатиано.

— Знаю его. Обыкновенный разбойник. Мы как-то нанимали его для поиска реликвий, украденных у нас. Насколько я помню, с ним встречался комиссар Билетти. Надо бы попросить у него информацию на этого грека. Что эта девица от него хотела?

— Пока непонятно. Но до этого она вместе с неким священником виделась с профессором средневековой истории Леонардо Колаяни, который раньше работал на грека. Похоже, они собирались найти какой-то документ, связанный с Евангелием от Иуды, но оставили эту затею.

— Может быть, наоборот — вышли на след, который искали? Да, кстати, вы упомянули какого-то священника?

— О поисках этой барышни, как я уже говорил, нам ничего не известно. Что касается священника, то, по сведениям организации, это Максимилиан Кронауэр, племянник кардинала.

— Так-так. Пусть отец Корнелиус постоянно следит за этой девицей и сообщает нам обо всем. В ближайшие недели я не желаю получать никаких неприятных сюрпризов. Помните, вы обязаны завершить все дела к моменту созыва конклава. Я займусь наблюдением за кардиналом Кронауэром.

— Если отец Корнелиус выяснит, что эта девушка продолжает лезть куда не следует?

— Тогда нам останется лишь применить суровую кару. Церкви не нужны новые скандалы. Образ Святого престола должен оставаться чистым и незапятнанным. Если девица откроет что-то, способное сбить церковь с ее неумолимой поступи, то наш долг — вмешаться в это. Вы меня поняли?

— Да, ваше преосвященство.

Монахини снова вошли в столовую, толкая тележку с десертом, включавшим миндальные пирожные, неаполитанский пирог струффоли, сладкое вино и кофе. Затем они оставили священнослужителей в одиночестве.

— Мы опять одни, монсеньор Мэхони, и вот что я вам скажу. Если Святой Дух избрал меня вершить судьбы церкви в последние десятилетия нашего века, то я хочу рассчитывать на вас в своем нелегком труде.

— Ваше преосвященство, вы знаете, что я верно служу вам и Господу.

— Знаю, дорогой Мэхони. Поэтому и приготовил для вас самую ответственную задачу. Если Святой Дух сделает правильный выбор, то я намерен сосредоточить разведку, безопасность и все подобные вопросы в руках единого большого ведомства, управляемого одним человеком. Швейцарская гвардия, жандармерия, организация, контрразведка — все они поступят под его, то есть под ваше, начало. Вы будете входить с еженедельным докладом к понтифику, то есть ко мне, и больше ни к кому.

— Для меня огромная честь служить вам, ваше преосвященство.

— Знаю, дорогой Мэхони. Восхитительный был обед! Держите под контролем миссии отца Альварадо и отца Корнелиуса. Еще раз повторю: не хочу никаких сюрпризов, особенно во время конклава.

— Моя верность вам неоднократно испытана. Можете положиться на меня, ваше преосвященство. Я буду молиться за вас. Господь услышит праведную молитву.

— Дорогой Мэхони, люди иногда говорят: «Молись не о том, чтобы Господь тебя услышал, а о том, чтобы ты услышал Его». Не забывайте об этом.

Мэхони снова и снова обдумывал все то, что услышал от Льенара.

«Если он станет Папой, то в моих руках окажется громадная власть. Швейцарцы, жандармерия, организация!.. Никому еще не доводилось командовать всеми сразу».

Воодушевленный епископ сел за стол, чтобы позвонить в Казино дельи Спирита.

— Добрый день, госпожа Мюллер. Это монсеньор Мэхони.

— Добрый день, монсеньор.

— Мне нужно поговорить с отцом Альварадо.

— Он молится. Стоит ли его беспокоить?

— Позовите его. Дело крайне важное.

Через пару минут в трубке раздался голос Альварадо:

— Fructum pro fructo.

— Silentium pro silentio. Я получил новые инструкции от великого магистра. Вы должны вылететь в Вену, если Делмер By откажется вернуть нам книгу Иуды.

— Где она сейчас?

— В Гонконге, но, по-моему, мы ее просто так не получим даже после визита, нанесенного нашим братом его супруге.

— Когда мне отправляться?

— Завтра утром. Но предварительно я поговорю с этим By насчет книги. Ожидайте приказа и передайте брату Корнелиусу, что он должен следить за Афдерой Брукс, бывшей владелицей книги. Похоже, она все еще собирает сведения о происхождении еретического Евангелия. Это может нанести ущерб нашим интересам.

— Где она сейчас?

— Неизвестно. Но пусть брат Корнелиус наблюдает за домом Василиса Каламатиано, известного как Грек. Он живет в Женеве, на рут де Флориссан. Дом усиленно охраняется. Брат Корнелиус останется там, пока не появится Афдера Брукс. После этого он должен не выпускать ее из вида, сделаться, так сказать, ее тенью, и сообщать нам о каждом ее шаге. Если эта девушка превратится в угрозу для нас, то она будет подвергнута суровому наказанию.

— Я передам все отцу Корнелиусу и буду ждать от вас новостей насчет Вены.

— Fructum pro fructo, брат Альварадо.

— Silentium pro silentio, брат Мэхони.

Мэхони не обладал хладнокровием Льенара, но все же умел выражать свои мысли в четкой, недвусмысленной форме.

Сознавая, что за ним стоит огромная сила, епископ набрал номер Делмера By. Только при этом условии можно было получить доступ к прямому номеру одного из богатейших и влиятельнейших людей на планете.

— Кто звонит?

— Монсеньор Эмери Мэхони, секретарь кардинала Огюста Льенара.

— Что вам от меня нужно? Кто дал вам этот номер?

— Мы знаем все обо всех, господин By.

— Скажите этому сукину сыну, вашему шефу, что однажды мы встретимся. Пусть он тогда молит своего бога о быстрой и легкой смерти. Он приказал изуродовать мою жену, самое драгоценное, что у меня есть. Я изуродую его бога. Все узнают, что говорится в Евангелии от Иуды.

— Не советовал бы, господин By. Наша рука достанет везде, куда достает взгляд Господа. Cun finis est licitus etiam media sunt licita.37

— Бросьте эту вашу латынь, которую никто не понимает! Скажите своему шефу, что он никогда не получит книгу. Если кардинал учинит еще что-нибудь против меня, то мой ответ будет ясным и четким.

— Это все?

— Нет. Скажите ему, что я всеми доступными мне средствами буду распространять слова Иуды по всему миру. Поглядим, где после этого окажутся ваша церковь и ваш Ватикан. Каждое утро кардинал Льенар будет читать в газетах все новые заголовки. Потом я поговорю с моими друзьями в китайском правительстве о необходимости запрета католической церкви в этой стране. Там будет видно, к кому они скорее прислушаются: ко мне или к Льенару.

— Очень хорошо, господин By. Я передам ваши слова его преосвященству.

— Передайте. Кстати, монсеньор Мэхони, о miserum te si intelligis, miserum si no intelligis.38

Мэхони повесил трубку. Все это значило, что миллионер не отдаст книгу добровольно. Епископу надо было принимать решение самостоятельно.

Он опять позвонил в Казино дельи Спирити.

— Вам даны большие полномочия, брат Альварадо, кроме одного. Нельзя убивать эту шлюху, пока мы не раздобудем книгу. Вы меня поняли?

— Да, брат Мэхони, отлично понял.

В это же время в ватиканских садах, вдали от любопытных глаз, вели свой разговор Льенар и Корибант.

— Что вы желаете от своего верного слуги, ваше преосвященство?

— У нас осталась нерешенная проблема.

— Какая же?

— Фоскати.

— Как вы предполагаете ее решить?

— У него есть слабое место — дочь Даниэла. Возможно, нам придется нажать с этой стороны, чтобы побудить его к молчанию.

— Если он все же не станет молчать?

— Тогда мы нажмем посильнее.

— Что сделать с девочкой?

— Можно, к примеру, похитить ее на время, чтобы отец крепко держал рот на замке. Я не хочу вдаваться в подробности. Делайте то, что считаете нужным.

— Не слишком ли это строгое наказание?

— Низшие натуры боятся прибегать к наказанию, заурядные смиряются с необходимостью, высшие без колебаний делают это. Я из числа последних, мой дорогой Корибант. Теперь исполняйте поручение — и чем скорее, тем лучше.