Глава 9. Династия дверников
Прямо в прихожей, нервной скороговоркой, мадам привратница повела рассказ о том, как некий дверник, то бишь, дверных дел мастер, женился на молоденькой красотке, а та не безродной оказалась — девица была внебрачной дочерью какого-то царского родственника, не очень дальнего. Об этом узнали многие, но шумиху раздувать никому не захотелось. Двернику дали хлебное место при дворе, а он и рад-радёшенек! От того союза родились благородные дети, а как иначе, ведь от благородной красотки они…
— Вы будете знакомить меня с предками по фотографиям? — спросил Мася, заметив медальон, висевший на старухиной груди. На эмалевой поверхности было изображение Анны, точной копии «мамы Ляли».
Старуха, приосанившись, вальяжно указала на дверь кухни.
— Поешь сначала, там, в духовке, уточка, а потом я тебя кое-куда отведу…
— Я не голодный, забегал в Мак-Доналдс, давайте сразу знакомиться!
— Нет, порядок есть порядок. Твои родичи на обед едали утку, запечённую с яблоками, а потом пили морс из свежих или мороженых ягод. Морс тоже стоит на кухне, в хрустальном графине, на подоконнике. Ступай туда и через «не хочу» приступай к трапезе. А я немного полежу в библиотеке, почитаю, отдохну… Разговор у нас длинный получится…
Максимка со вздохом пошёл на кухню, заглянул в духовку. Пахло вкуснятиной! Пожалуй, что и после Мак-Доналдс такое сьешь, и много! А потом запьёшь чудесным морсом. Графин на подоконнике переливался всеми оттенками драгоценного граната. Или рубина. Или нет… Яхонта!
Слово «яхонт» вспомнилось неожиданно, чьим-то голосом звякнуло в ушах, отозвалось стариной. Он слышал его от бабушки Марины, думал, что это очень редкий камень, а потом выяснилось, что яхонтами называли многие драгоценные каменья…
Послеобеденный переход в зазеркалье не потряс ни шиком, ни многолюдьем: ни толпы, ни громадных, сродни пещерам, холлов. Вместо всего этого была одна-единственная комнатка, зато уютная.
— А где же вертушка?
— Какая?
— Ну, типа гостиничная, битком набитая…
— Ты смотри! Такую мелочь — а помнит! Удалой выйдет из тебя правитель, наблюдательный. Что касаемо вертушки, так всё наше зазеркалье — одна огромная вертушка. Стоит мысленно запланировать поход в какое-нибудь место, сразу же тебе под нос необходимый вариант.
— Даже лабиринты преисподней?
— Даже они — если мне туда надо. Тебе их не подсунут, сколько ни мечтай, так что будь спокоен! Честно говоря, меня всё это раздражает, ибо дают видеть только то, что нужно сей момент, что-нибудь повседневное, банальное, фантазии не приветствуются.
— Кем не приветствуются?
— Теперешним правителем. Он чрезвычайно башковит, но чрезвычайно подл. Гений и злодейство сочетаются в нём преотлично! Всё то, что ты у нас видел, чему удивлялся — его разработки. Но изобретая «чудеса», он заботится только о себе, о своей выгоде. Стань ты нашим Правителем — тогда сможешь свой порядок диктовать, пользуясь наработками предшественника…
— А если он не согласится? Это же его «ноу-хау»…
— Заставим!
— Как?
— Главному доложим, он-то уж заставит…
— Хм… А почему же Главный не заставит его сейчас?
— Сначала нужно отловить злодея, найти место, где он прячется и привезти сюда…
— Всё равно не понимаю… Злодей что — не боялся будущего наказания, когда скрывался?
— У нас Правителей за бегство не карают. Заочное правление только в плюс…
Старуха, задумавшись, сделала несколько огромных глотков из фляги, из-за чего речь её сделалась менее связной.
— Ведь и Главный, по сути, тот же заочник… Многие приписывают ему мелкие делишки: спаньё с дамами в развратных позах, стращание поэтов-алкоголиков. Мало кто из дамочек после сорока не хвастался «ночью с Дьяволом», мало кто из писак не видел «чёрного человека», садящегося ночью на кровать. Бесовскую работу на него навешивают, а он и злится. Вот откуда прозвище: «человеконенавистник», «завистник рода человеческого»… Дуракам всегда мерещится, что им завидуют… Эх, дурачье! У всех на койках не пересидишь! Коек много, столь же много, сколь и дурачья…
— Но ведь ваш теперешний… беглец… он ведь… вор? Вы ведь так говорили? И за это ему тоже не будет наказания?
— От кого?
— Ну, от Главного…
— А ему плевать… Ему лишь бы вся «матчасть» пребывала в целости, лишь бы шарик раньше времени не раскололся, а кто из мелкоты у кого что украл — ему по барабану… Плева-а-ать… Плева-а-ать… Там убыло — так здесь прибыло… Здесь убыло — там прибыло… А бесам — радость… Вот кому весело, так весело! Вот, кто искушает да по коечкам валяется и под видом «ангелов» во снах является…
Бабка уже лыка не вязала. Максимка сделал вид, что не заметил этого, перевёл разговор в другое русло.
— Так я буду Правителем Города? Типа мэра?
— Да! Только о мэрстве твоём в верхнем мирке знать не будут… Не бу-у-удут…
— Как это?
— Тайно руководить удобнее… много удобнее…
Неожиданно старуха встряхнулась, достала из кармана другую флягу, типа «антидот», хлебнула из неё, сделалась трезвой.
— Ладно, пошли, отведу тебя туда, где твои родственнички во славе пребывают! Марш за мной!..
Как уже было сказано, вместо громадного холла с вертушкой и напомаженной толпы, в этот раз за зеркалом, прямо за дверью шкафа, обнаружилась маленькая скромная комнатёнка, типа прихожей, только без вешалок и полочек. Совершенно пустая, с одной-единственной дверью, довольно обшарпанной. Через ту дверь вошли в соседний покой, который был побольше, но тоже убранством не отличался: голые стены были сплошь уставлены… дверьми! Будто там денно и нощно трудились мастера-дверники, и лишь на секунду вышли, перекусить, руки вымыть.
— А где рабочие? — поинтересовался Мася.
— Они здесь, незримо присутствуют…
— Это и есть мои родственники? Благородных кровей?
— Кое-кого из них ты, возможно, помнишь, а уж похоронил ты — из последнего десятка почти каждого, тебя ведь регулярно на похороны таскали…
Вторая комната тоже оказалась проходной, за ней располагался маленький уютный тупичок, стены которого были украшены фотками рабочих и крестьян, как в музее революции.
— Почитай надписи, вникни в детали!
Максимка начал вглядываться в буковки под каждым фото.
— Егор, сын Петра… Пётр, сын Владимира… Владимир, сын Прохора… Прохор, сын Ивана…
Старуха хитренько прищурилась.
— Ну, что странного заметил? И заметил ли?
— Ха! Между отцом и сыном разница — всего ничего, лет пять! А вот тут — вообще два года!..
— Однако, ошибки нет! У твоих предков, особенно у тех, что видели царя, был заведен крепкий обычай — непременно усыновлять друг друга. Брат брата мог усыновить, и не одного…
— Зачем?!
— Грубо говоря — для «накрутки». Одно поколение — это лет двадцать, как минимум, за сто лет всего пять поколений проходит, а им было к спеху, ужасно к спеху, хотели сто лет в двести превратить!
— Не понимаю…
— Постепенно поймёшь. И ещё одна традиция была: урабатываться до смерти! Мужья трудились круглосуточно, а жёны вечно на сносях ходили — тоже адская работа…
— А как же гигиена труда? — Мася помнил это выражение из школы.
— Им было не до гигиены, липовые «поколения» надо было наполнять нелиповым трудом, всего за пару лет каждый обязался вырабатывать жизненную норму, вот и вкалывали — год за десять! А теперь слушай с самого начала…
Старуха начала длинное повествование о том, как во время революции 1917 года и позже, в годы гражданской войны, арестовывали и уничтожали абсолютно всех родственников царской семьи, включая и внебрачных отпрысков.
— Мало кому спастись удалось, да и те давно за границей корни пустили. А Максим Дверников, твой прапрапрапрадед, ухитрился с семьёй в имении матери схорониться. Там и клятву дал: если выживет, будет работать втройне, лишь бы династию расширить, приумножить и… максимально растянуть во времени!
— А последнее-то зачем? Время-то у всех одно… Зачем самих себя и других обманывать? Их же всё село звало мартышками — за мартышкин труд, а кое-кто сектантами величал!
— Старуха глянула на него с усмешкой, покачала головой, вздохнула:
— Со стороны вся их трудолюбивая компания смахивала на секту, но в реальности… Ладно, так и быть, раскрою все тайны, ты ведь не из болтливых, ась?
— Дык, я же ещё и подписку давал!
— Ха! Многие дают подписку, а потом спьяну всё вываливают, в первой же весёленькой компании, вот как друзья твои — Свиридка-Токио и Лиза-Село! Думают, если я здесь, а они на Обводном, так не вижу и не слышу ничего…
— Что-то не припомню таких кличек! Кто это?
— Это два оболтуса в летах, которые тебя, под видом дальнего родственничка, доставили к Ляле с Юрой!
— Так рыжая — не моя тётка?!
— Нет.
— Класссс! А я было хотел расстроиться…
— Знала, что обрадуешься, потому и разоблачила их в твоих глазах. Нужны они мне были, позарез нужны для той операции, а никого другого под рукой не оказалось. Я ведь за съём квартиры не плачу, выходит — граблю хозяев. Так пусть хоть машинёшку новую получат, думаю, а я за неё Главному потом отдельный ответ держать буду…
Мася занервничал, аж испариной покрылся.
— Вы обещали тайну — так валяйте, я не проболтаюсь!..
Начала старуха с большого далека, с истории Василия Блаженного, легендарного святого, который мог, плеснув стакан водички через плечо, потушить какой-нибудь пожарчик — километров этак за пятьсот от места, где трапезничать изволил. И ещё много историй выпалила, вся соль которых заключалась в достижении огромных результатов путём затраты маленьких усилий.
— Всё зависит от масштаба личности. Иной пыжится, тужится, напрягается и — ничего, а иной — мизинцем шевельнёт, и на другом конце планеты гора рушится…
— А у меня масштаб какой?
— Правильно мыслишь, — крякнула старуха, — масштаб у тебя примерно тот же, что и у всех в вашем роду, у Дверниковых…
Максим напрягся, начал вспоминать… Было дело! Масштабное! Однажды пожелал поэтишке, унизившему его в стенгазете, чтоб он двоек нахватал, так тот потом долго дневник родителям показать боялся. И ещё случались случаи, но о них как-то неудобно было вспоминать.
— Думаешь, почему я в обносках хожу? — продолжила мадам. — Ведь и у меня масштаб не хухры-мухры! Возьми я из казённых средств хоть одну копейку — она в моих руках обретёт в цену миллиона. Я ведь у всех на виду, меня почитают, так что воровкой слыть не хочется. Как увидят, что я разоделась-расфуфырилась, сразу станут подсчитывать, сколько украла. Пример дурной брать начнут!
— Думаете?
— Уверена! А Главный — тот и вовсе в дерюжке ходит! Правильно! Зачем ему себя самого объегоривать? Возьмёт лишнее — получится, что у себя украл! Он же…
— Князь мира сего?
— Да! Матерьяльная часть вся его, хотел бы — уж так выпендрился бы!..
Мася снова вспомнил про обещанную тайну.
— А… А при чём тут, всё-таки, моя родня? Вы про них какие-то секреты знаете или пошутили?
Прежде чем ответить, старуха собрала со стен все фотографии, освободила от рамок, сложила в лёгонькую стопочку, сунула в полиэтиленовый пакет.
— Идём назад, на кухне всё объясню, за чаем!..
Через пять минут уже были на кухне. Бабка не только чай заварила, но и ватрушек напекла — всё происходило как в ускоренном кино. Разлившийся ванильный аромат окочательно расположил к таинственным беседам.
Во время кулинарного сеанса Максим разглядывал фотографии предков. Затем бережно сложил их в стопку и определил в пакет.
— Поаккуратней с фотодокументами! Они послужат вместо орденов — такой же мощный артефакт, поисковик невероятной силы! — сказала, старуха, сняв фартук. Она присела у стола, тут же присосавшись к фляге. Чай с ватрушками был предназначен для Максима. Тот, не тратя времени, бросился наворачивать любимые деликатесы. Откуда бабка знала о его слабости к ватрушкам? Гипнотизёрша, медиумша, что и говорить.
Мася не спешил задавать вопросы. Зачем? Старуху и так не надо было за язык тянуть.
— Ты уже много слышал тут всякого-разного, но я лучше повторюсь, чтоб легче переваривалось. Информация-то крупная, совершенно неожиданная…
Мадам кивнула на пачку фотографий.
— Эти люди — тоже символ героизма, совокупный идеал труженика, самоотверженного хозяйственника. Иногда главное — не результат работы, а намерение, с которым она выполняется, плюс вдохновение, плюс… как бы это сказать…
— Драйв?
— Совершенно верно! Их подлинные изображения, не ксероксные, равны по силе коллекции Харитоныча. Примерно равны, я проверяла. Казалось бы, пачка фотобумаги с картинками, но в ней заряд недюжинной силы. А ордена, особенно их полная коллекция, брызжут ни с чем не сравнимой энергией военной славы, энергией подвига… Вот тебе вся тайна о твоей родне! Разочарован?
— А как вы догадались, что за подлинными орденами надо идти именно к Харитонычу?
— Васька-Синюшник доложил, мой агент у вас там, наверху! Кстати, твой сосед по коммуналке…
— Может, по лестничной площадке?
— Э-э-э, нет, тот на площадке жить не будет, — прикинулась дурочкой старуха, — Васенька любит тепло, у него ревматизм…
Тут опять пришлось Максимке широко разинуть рот и не закрывать до самого конца повествования.
— Вы, верхние людишки, любите за границами шастать, иные даже эмигрируют, и с превеликим удовольствием, а мы, которые пониже, любим в ваш, в верхний мирок эмигрировать. Сначала на разведку, а потом уж и на постоянку… К вам рвутся те, кто посмелее, пошустрее, у кого ай-кью повыше. У нас тут тоже разные экземпляры водятся, верней, водились раньше…
Мадам опять хлебнула из фляги и, уже с горестной физиономией, продолжила:
— А сейчас одно жлобьё осталось, ай-кью практически на нуле… Вон, даже в привратники набрать не можем толком — одна понурая сволочь, ленивая, неблагодарная, с претензией…
— Словом, те, кто пошустрее, которые с ай-кью, наверху благоденствуют, работёнку хорошую находят, штоле? — хихикнул Мася.
— По-разному бывает! Эмигранты ваши тоже по-разному устраиваются — кто в няньки нанимается, кто в уборщики, а кто — на шею садится старенькому мужичку, внаглую захребетничает! Вот и Васенька наш присосался к соседу вашему, к алкашу, слабинку почувствовал, теперь оба выпивают…
— Выходит, Харитоныч пьёт за двоих?
— Да! Как твоя мама Ляля вечно за двоих кушает… Уже третьего ребёнка носит, если не ошибаюсь?
— Да…
— Это хорошо, лишь бы здоровья хватало, русской нации дети нужны, а иначе — скоро вымрет матушка-Россия…
— Подождите-подождите! — замахал руками Мася. — Мне тут в голову смешное пришло — вдруг забуду!
— Ну, и говори, чтоб не забылось…
— Получается, что Васенька внутри старенького мужичка сидит, и что Харитоныч наш… беременный?
— Не совсем так, но очень похоже, верно подметил, ты — молодец, чувство юмора у тебя отменное!
Масе захотелось дальше пошутить, типа ещё одни аплодисменты сорвать:
— А те дяденьки, которые в мешках и с верёвками на пузе, они тоже за беременных сойти могут?
По лицу старухи сразу стало видно, что шутка не особенно удалась. Она сделала многозначительную паузу. Затем произнесла:
— Видишь ли, ты ещё ребёнок, чтобы в открытую о взрослых судить. У кого-то, может, обмен веществ нарушен, а кто-то носит живот для солидности…
— К примеру, если он маленького роста?
— Да. С животом — всё ж не фитюлька. Но самое коварное в любой внешности, что она обманчива. Мы вот предыдущего правителя именно по внешности выбирали, думали — чем старее и пузатее, чем похожее он на Главного, тем лучше, а он… Гнилым внутри оказался!
— А как вы его ловить-то собираетесь?
— Для этого надо ехать за границу, говорят, будто он в Швейцарии прячется, и что внешность сильно изменил, и даже возраст! Но найти его нужно непременно. И привезти сюда. А без этого Главный не согласен менять правителя. Ритуал есть ритуал. Без ритуалов трудно владычествовать, особенно если заочно. А очно править слишком муторно, чересчур энергозатратное дело с каждым сюсюкаться…
— Кто на поиски отправится?
— Угадай!
— Я?!
— Да. Но не в одиночку…
— Ммм… Неужто папу Юру со мной командируете?
— А кого ж ещё! Кто в языках силён? Кто в Европах бывал? То-то… Вооружу его мощнейшим поисковиком и — в путь!
Мадам схватила фотографии, прижала к впалой груди…