Директор Федеральной резервной системы Соединенных Штатов Америки. Власть его безгранична и неоспорима. Стоит президенту назначить его, а сенату это назначение утвердить, как он становится совершенно независим, точно так же, как члены Верховного суда, утвержденные в должности, выходят из-под контроля электората. Правда, директора назначают лишь на четыре года, и в конце этого срока президент может заменить его, но случается такое не часто. Если президент отважится заменить действующего директора против его воли, он рискует навлечь на себя гнев ведущих банкиров, всегда имеющих возможность вызвать панику на рынке ценных бумаг. Уолл-стрит чрезвычайно высоко ценит независимость директора, и президент волей-неволей вынужден с этим считаться.

Картер Филипелли сидел один во главе огромного стола из красного дерева, стоящего посреди официального зала заседаний Федеральной резервной системы. Он ожидал появления остальных девятнадцати участников заседания Комитета по открытому рынку, или, как попросту называют его на Уолл-стрит, КОР. По идее, орган это влиятельный, но Филипелли следил за тем, чтобы члены его не слишком задирали нос.

Обстановка холодного и внушительного зала заседаний мало способствовала непринужденному обмену мнений, и Филипелли использовал стерильную чистоту помещения в своих целях. Нахохлившиеся на люстре мрачные медные орлы, начищенные так, что даже при тусклом освещении большого зала был виден их блеск, нависали над длинным столом. На стенах висели карты двенадцати округов ФРС, границы которых рассекали страну на какие-то странные, ломаной формы, участки. Позади Филипелли располагался огромный камин; в нем по меньшей мере лет десять лежало несколько здоровенных поленьев. На камине устроился еще один медный орел, превышающий размерами своих собратьев на люстре. Одним когтем он стискивал стрелы, другим — оливковую ветвь. Пахло здесь, как в старинной библиотеке: книгами и плесенью.

Филипелли громко рассмеялся, и смех его эхом разнесся по огромному залу. Он и был директором ФРС, то есть одним из самых могущественных людей в мире. Встречая время от времени вялое сопротивление одного-другого члена КОР, Филипелли определял монетарную политику Соединенных Штатов, контролируя процентные ставки и гигантские валютные запасы страны. Он мог поднять ставки, чтобы замедлить инфляцию и, вызвав таким образом спад производства, породить опасения и даже панику; точно так же он мог и понизить ставки, способствуя экономическому росту и увеличению содержимого коллективного кармана страны на миллиарды долларов.

Большинство американцев не осознают, какой властью наделен директор ФРС, не подозревают о том, что он наделен властью совершенно самостоятельно принимать решения, не имея никаких ограничений, то есть своими руками делать людей богатыми или бедными. Конечно, это подрывает самые основы демократии, и, естественно, столь откровенное пренебрежение американской системой правления не рекламируется ни крупнейшими политическими партиями, ни Уолл-стрит. Быть может, это единственная вещь на свете, где эти три составляющие действуют в полном согласии друг с другом. И это понятно. Если бы люди докопались до структурной сути Системы и ее бесконтрольной деятельности, они потребовали бы перемен, а это означало бы национальную катастрофу. Директора ФРС, как бы его ни звали, не могут сковывать демократические процедуры: не следует ожидать от него и реакции на мгновенные колебания современных финансовых рынков.

Именно эта гигантская мощь побуждает финансовых аналитиков и инвесторов всего мира пристально следить за каждым движением Филипелли. Любая реплика, невинное замечание, всякий чих может вызвать на рынках планеты бум или панику. Он снова рассмеялся. Удивительная все же страна Америка: здесь из бедной итальянской семьи, которая лишь два поколения назад выбралась из самого сердца Бруклина и теперь живет где-то в глуши, в одном из городишек Алабамы, выходит человек, поднимающийся до таких головокружительных высот, причем совершенно ненасильственным путем. Быть может, на самом деле важно, с кем он ходил в один детский сад.

Обычно директор Федеральной резервной системы и президент страны работают каждый сам по себе. Но президент Буфорд Дж. Уоррен, некогда сенатор-демократ от Алабамы и чужак в Вашингтоне, по его собственным словам, оказался нетипичным для своей должности. Он не собирался следовать традициям только потому, что это традиции. Заняв место в Овальном кабинете, президент решил, что, поскольку страна переживает тяжелые экономические невзгоды, вызванные огромным дефицитом федерального бюджета, необходимо принять соответствующие меры.

Через три месяца после избрания Уоррена, когда истек срок полномочий действующего директора, президент пренебрег традицией и уволил этого малого, призвав на его место своего старого дружка Картера Филипелли, в ту пору главного управляющего крупнейшим в Алабаме сберегательным и ссудным банком. Филипелли понадобился президенту для того, чтобы он взял под строгий контроль центральный банк страны и помог реализовать внутреннюю и внешнюю экономическую политику. И вот теперь, проведя у руля три года, презрев первоначальные прогнозы финансовых умов, которые в один голос твердили, что президентское назначение на такой пост исключительной важности столь неопытного человека обрекает страну на неизбежный крах, пережив потрясения на Нью-Йоркской фондовой бирже и падение государственных ценных бумаг на рынках — ответ Уолл-стрит на объявление о назначении Филипелли директором, — он стал одним из наиболее уважаемых людей в Вашингтоне. Не любимых, но именно уважаемых. Благодарить за это следовало президента, и Филипелли останется ему верен до конца дней своих.

По двое, по трое в зал заходили члены КОР. Едва переступив порог тяжелой двери из мореного дуба, они обрывали все разговоры и медленно направлялись на предназначенные им места. Зал производил устрашающее впечатление даже на этих влиятельных людей, потому и замолкали они, оказавшись здесь. Наконец все, кроме одного, уселись на стулья с жесткой прямой спинкой.

По регламенту КОР собирался на заседания восемь раз в год, но, если того требовали обстоятельства рынка, назначались и внеочередные встречи. Главная задача Комитета заключалась в определении необходимых мер (если такая необходимость возникала вообще) по ускорению либо замедлению роста американской экономики. В зону его ответственности входило и поддержание здорового состояния банков — участников Системы, а также терапия финансовых рынков в моменты сбоя. В Комитет входили сам Филипелли, шесть губернаторов ФРС, двенадцать президентов банков и секретарь. Правом решающего голоса обладали лишь восемь членов — Филипелли, шесть губернаторов и президент Нью-Йоркского федерального банка Уэнделл Смит. На постоянной основе в голосовании участвовали двенадцать членов Комитета — остальные восемь голосов формировались в порядке ротации из числа одиннадцати президентов банков, расположенных за пределами Нью-Йорка.

Филипелли оглядел зал, задержавшись взглядом на каждом из участников встречи персонально, и каждый, не дожидаясь, когда этот пронзительный взгляд скользнет дальше, сдержанно кивнул в ответ. В принципе голоса членов Комитета обладали одинаковым весом, но Филипелли поставил себя так, что само голосование превращалось фактически в пустую формальность. Он правил работой Комитета железной рукой, не оставляя места для споров и возражений. Изысканностью манер Филипелли не отличался и всегда был готов пощипать перышки у своих коллег. Он заручился негласным (впрочем, не являвшимся секретом) обещанием президента приструнить любого члена КОР, если тот пойдет против директора.

Стоило кому-нибудь высказаться неподобающим, с его точки зрения, образом, как следовал твердый и незамедлительный ответ. Филипелли прерывал оппонента либо мощным ударом большого черного молотка, либо презрительным фырканьем, либо заявлял о том, будто время оратора истекло. Пусть его считают деревенщиной и невежей — наплевать. Он приехал в Вашингтон дело делать, и пока у него это отлично получается.

Большие старинные часы у двери пробили девять раз. Дождавшись, пока стихнет звук последнего удара, Филипелли живо поднялся с места, снял свой простой пиджак, повесил на спинку стула и, усаживаясь, закатал рукава голубой рубахи. Собравшиеся смотрели на него; никому бы и в голову не пришло избавиться от пиджака, не говоря уж о том, чтобы закатать рукава рубахи.

Только резко очерченные и жесткие черты лица придавали Филипелли внушительный вид. Сложения он был среднего, да и роста тоже — пять футов девять дюймов. Однако именно черты его лица производили на людей впечатление устрашающее. Черные, как вороново крыло, волосы, гладко зачесанные назад с помощью геля, оставляли открытым широкий, несколько скошенный лоб. Но на затылке они топорщились, как иглы у дикобраза. Под тонкой, словно лезвие бритвы, линией бровей глубоко сидели живые карие глаза. Нос у Филипелли был длинный и заостренный, губы грозно сжаты, и вообще всем видом своим он напоминал огромного орла на камине, нахохлившегося у него за спиной.

Черный молоток с позолотой с грохотом опустился на стол.

— Заседание объявляется открытым. — Хоть и родился Филипелли на Юге и прожил там всю жизнь, говорил он в нос, что выдавало бруклинские корни.

Восемнадцать членов Комитета, все как один, выпрямились на стульях, пытаясь придать своим лицам мрачное, как у Филипелли, выражение. Никто не преуспел в этом.

— Девять часов, начинаем по расписанию, — с нажимом заговорил Филипелли. — Президент Нью-Йоркского округа Федеральной резервной системы Смит лишил нас удовольствия видеть его сегодня. — Филипелли указал на свободный стул. — О причинах своего отсутствия он не удосужился уведомить меня. Тем не менее, приступаем к рассмотрению повестки дня. Благодарю всех за пунктуальность. Президент округа Миннеаполис, Обрехт. Сегодня вы будете голосовать вместо Сми...

— Я здесь, директор Филипелли. — Слово «директор» Уэнделл Смит иронически выделил. Он непринужденно вошел в зал, приветливо улыбнулся присутствующим, а Обрехту, явно обрадованному его появлением, пожал руку и, понизив голос, извинился. После чего неторопливо проследовал на свое место.

Члены Комитета переглянулись и дружно откинулись на спинки стульев. Облегчение испытал не только Обрехт. Смит был вторым по влиятельности членом КОР, и, если бы не его появление, Филипелли асфальтовым катком прошелся бы по сегодняшнему заседанию.

Филипелли наблюдал, как Смит открывает свой кожаный портфель и раскладывает перед собой какие-то бумаги. Он ненавидел и презирал этого человека. Смит принадлежал к истеблишменту северо-востока и всячески подчеркивал это. Отдаленный родич Джона Д. Рокфеллера, Смит построил себе особняк в Дарьене, этом городке богачей в штате Коннектикут, где и жил со своей женой Трейси. Он имел состояние как минимум сорок миллионов долларов — больше, чем все остальные члены Комитета, вместе взятые, — и богатства своего отнюдь не стеснялся. Не раз и не два Филипелли слышал, как на официальных мероприятиях ФРС Смит рассказывает о своем замке в Швейцарии, яхте в Палм-Бич, целом гараже «роллс-ройсов» и прочем. Этот светловолосый, голубоглазый, высокий — шесть футов два дюйма, — всегда загорелый, но без особо выразительных черт мужчина одевался дорого, но не вызывающе. Исключение составляли галстуки и подтяжки, которые действительно бросались в глаза. Костюмы Смит носил однобортные, с манжетами. Из дорогих вещей — только часы и массивное золотое обручальное кольцо. Уэнделл Смит представлял собой типичного янки с хорошим происхождением.

Искоса посмотрев на Смита, непринужденно усаживающегося на свое место рядом с председательским, Филипелли постучал по отполированной крышке стола.

— Можно начинать? — иронически осведомился он.

Смит вежливо кивнул, не выказав никаких чувств. А чувства эти ничем не отличались от тех, которые Филипелли испытывал по отношению к нему. Только Смит никогда не демонстрировал их, считая это недостойным джентльмена.

При взгляде на коротышку-итальянца губы у Смита слегка искривились. Он считал Филипелли обыкновенным выскочкой. Филипелли носит дешевые костюмы, напомаживает волосы гелем, пользуется одеколоном, на запястье у него браслет, и даже каким-то жалким розоватым кольцом не гнушается. Смит поморщился. И этот человек — директор Федеральной резервной системы. Далеко же ушла Америка. Слишком далеко.

— Чрезвычайно признателен вам, президент Смит. — Филипелли закатил глаза. — Первым пунктом у нас сегодня идет бостонский сберегательный банк «Транстар». Как вы знаете, этот банк погорел на недвижимости в Новой Англии и, несмотря на все усилия, сейчас неплатежеспособен. Дабы предотвратить худшее, нам надо взять дело в свои руки. Президент Флинн, вы согласны? — Филипелли посмотрел на Мэри Флинн из Бостонского округа ФРС. Ему явно не хотелось задерживаться на этом вопросе.

Мэри Флинн откашлялась.

— Можно сказать и так. Хотя ничего катастрофического нет, нужен лишь небольшой залог, триста, максимум четыреста миллионов.

— А стоит ли так спешить? — вмешался Смит, не склонный соглашаться слишком быстро. — Источники сообщают мне, что «Транстар» располагает возможностями привлечь заемный капитал. Почему бы, повременив пару недель, нам не сберечь налогоплательщикам триста-четыреста миллионов? — говорил Смит в аристократической манере, скупо отмеряя слова.

Члены Комитета повернулись к нему. Как президент Нью-Йоркского округа, он стоял ближе к инвестиционным банкам и финансовым рынкам, чем кто-либо из них, включая Филипелли. А как человек богатый, полагали члены Комитета, Смит разбирался в инвестициях.

Филипелли побарабанил пальцами по столу. Он не желал вступать в дискуссию по этому поводу.

— Надо полагать, этот самый заемный капитал как раз у вас и найдется?

Харолд Батлер, президент округа Атланта, ухмыльнулся. Только он из всех членов КОР поддерживал Филипелли открыто и безоговорочно, за что и заслужил прозвище Лепорелло. Филипелли и Батлер были давними друзьями.

Смит поджал губы. Это обычная тактика Филипелли, один из его приемов. Членам Комитета запрещается заниматься подобного рода банковскими операциями, чтобы избежать конфликта интересов, и директору это отлично известно. Он просто пытается вывести Смита из равновесия. На каждом заседании происходит подобное.

— Я отвергаю эти инсинуации, директор Филипелли.

— Ничего удивительного, — засмеялся Филипелли, — вы вообще все во мне отвергаете.

— Тут вы правы, так оно и есть, — ответил Смит. Он охотно поиграл бы с этим деревенщиной-недомерком, с удовольствием лишний раз сказал бы ему правду в лицо.

Члены Комитета опустили головы. Никогда еще собрание не принимало личного оттенка столь стремительно. Разумеется, все знали, что Филипелли и Смит не переваривают друг друга, но обычно им удавалось сдерживать эмоции.

— Ну так что, есть необходимость в дальнейшем обсуждении этого вопроса? — Филипелли пристукнул кулаком по столу. Ему хотелось побыстрее двигаться дальше.

— Не думаю, — откликнулся Батлер. — Для меня все ясно.

— Снимаю свое возражение, — сказал Смит. Нет смысла, решил он, ломать копья по этому поводу. Он посмотрел на улыбающегося Батлера. Ну и осел.

— Отлично. Кто за то, чтобы выдать «Транстар» кредит? Против? — Филипелли даже не потрудился оторваться от блокнота и посмотреть, как голосуют. — Господин секретарь, прошу занести в протокол: принято одиннадцатью голосами против одного. Следующий пункт повестки дня. — Филипелли поднял голову. — Процентные ставки. Давайте поговорим на эту тему.

Сразу не откликнулся никто. Смит обежал глазами присутствующих, надеясь, что ему не придется быть первым. Сегодня лучше играть в защите, чем в нападении. Так, может, и голосов побольше собрать удастся.

В конце концов слово взяла Мэри Флинн. Она сегодня уже участвовала в драчке, и ей было немного легче, чем другим, снова лезть в пекло.

— Господин директор, — начала она, — следуя вашим четким указаниям, мы в течение последних трех лет проводили жесткую политику сдерживания высоких темпов инфляции, мешающей развитию наших рынков в то время, когда вы были назначены на свой пост. Но, имея в виду инфляционные показатели последних шести месяцев — а они практически нулевые, — может, нам стоит задействовать некоторые резервы и таким образом обеспечить рост экономики? Насчет моего округа у меня в этом смысле нет ни малейших сомнений. — Мэри огляделась, ища поддержки коллег.

Скрывая улыбку, Смит прикрыл рот ладонью. Слова Мэри Флинн музыкой прозвучали бы в ушах Грэнвилла. Стоит ФРС хотя бы приоткрыть шлюзы, как инвестиционные банки оживут и снова начнут зарабатывать серьезные деньги. Смит прикусил губу. Конечно, даже если удастся переиграть Филипелли на процентных ставках, остается открытым вопрос выкупов и укрупнений. Тут директор будет стоять до конца, не позволит снова играть в эти маленькие игры. На этот счет и он, и президент страны ясно высказали свою позицию.

Филипелли покосился на Смита, затем вновь перевел взгляд на Мэри Флинн. У него появилось точно такое же ощущение, что и у Смита, а именно, что члены Комитета вот-вот размякнут и проголосуют за более быстрые темпы роста.

— Следует ли понимать вас так, президент Флинн, что вы намерены выйти из состава Федеральной системы и записаться на курсы повышения квалификации по банковскому инвестированию? — осведомился он.

— Это несправедливо, директор, — вмешался Смит, не дав ответить Флинн. Долее сдерживать себя он не мог. — Едва мы здесь собираемся, как вы начинаете втаптывать в грязь инвестиционные банки. Между тем они играют весьма важную роль в нашей экономике.

— Деньги им нужны, вот и все, — огрызнулся Филипелли. — Наплевать им на экономику, лишь бы карманы набить наличными.

Смит предпочел пропустить этот выпад мимо ушей.

— Слушайте, Картер, давайте все же откроем шлюзы и снова дадим стране возможность жить лучше.

Все посмотрели на Смита. В этом зале редко обращались друг к другу по имени. Странно, но в привычку вошли официальные обращения, что, по-видимому, должно было свидетельствовать о серьезности происходящего.

Филипелли склонился над столом и прицелился пальцем в Смита.

— Состоянием, в котором пребывает ныне экономика, а это есть состояние силы и стабильности, наша страна обязана мне. Быть может, темпы роста ВВП и не назовешь космическими, но с тех пор, как в Овальном кабинете Белого дома находится президент Уоррен, инфляция упала с восьми процентов до двух. И знаете почему? Потому что я не побоялся выпустить пар из котла, поднимая процентные ставки и борясь с инфляцией. А вы все прятались у меня за спиной. — Филипелли с силой ткнул себя пальцем в грудь. — Теперь экономика стабилизировалась, инфляция практически сошла на нет, и я не дам ей возродиться! Я положил слишком много сил, чтобы избавиться от нее! — Филипелли выпрямился. Он чувствовал, что вот-вот взорвется, а это поставит в неловкое положение президента Уоррена. — Я не позволю вам превратить нашу экономику, работающую на простых людей, в инструмент удовлетворения интересов ваших приятелей с Уолл-стрит. — Филипелли произнес эти слова почти бесстрастно и положил ладони на стол.

Смит ненавидел Филипелли всеми фибрами души, но он не позволит этому типу спровоцировать себя. По крайней мере, здесь, в этом зале.

— Господин директор, — заговорил он все так же сдержанно, — давайте пренебрежем личными разногласиями и подумаем о стране. Давайте попытаемся поработать на благо...

— Не кормите меня этим калом! — оборвал его Филипелли. Войну нервов выиграл Смит. — Вас интересует одно, Уэнделл. Только одно. И это одно имеет имя. Уэнделл Смит. Меня тошнит от тебя, сукин сын ты эдакий! — Последние слова эхом разнеслись по большому залу, и Филипелли тут же пожалел, что они вырвались у него. Это была ошибка. Не следовало говорить такого.

Уэнделл Смит поднялся, вежливо раскланялся со всеми, кроме Филипелли, и молча направился к двери. Казалось, что с каждым его шагом оскорбительная выходка Филипелли раздвигала стены этого помещения. Еще немного, и она вырвется наружу, став достоянием гласности.

Директор проводил Смита взглядом, затем повернулся к оставшимися. По их лицам было видно, что они потрясены. А через несколько минут мониторы компьютеров растиражируют этот эпизод, и вот тогда-то наступит час расплаты. На сей раз он зашел слишком далеко.