Если вы катались зимою на лыжах под Зеленогорском, то, может быть, встречали этого человека. Он самый старший из лыжников, старейшина лыжной рати. Ему давно уже пошел девятый десяток, однако он ходит на лыжах каждый день.
Может быть, вам довелось однажды увидеть парус швертбота на одном из больших и пустынных озер в лесном новгородском краю — и вы подивились сединам кормчего.
Может быть, вы встречали этого человека в порыжевшей от времени мичманке «времен гражданской войны», в столь же исторически древнем бушлате — где-нибудь на Финляндском вокзале или в вагоне электрички.
Может быть, вы читали книгу Евгения Николаевича Фрейберга «Корабли атакуют с полей»? Ее написал командир передового отряда Волжской флотилии, созданной в 1918 году по инициативе Ленина, совершившей легендарный поход из Кронштадта на Каспий, один из первых красных адмиралов.
Мичман старого флота, Евгений Николаевич Фрейберг отдал себя на службу революции, всласть повоевал с деникинцами на Волге и затем с колчаковцами на Байкале — он служил на Байкальской военной флотилии. Фрейбергу суждено было стать первым красным начальником Командорских островов и затем — исследователем полярных земель.
Солдат революции, путешественник, охотник, знаток природы, писатель, Фрейберг и поныне полон сил, жизнелюбия, творческих замыслов. Да вот поезжайте как-нибудь в зимний денек в лыжные заповедные места под Зеленогорском — вы обязательно там повстречаетесь с этим удивительным человеком.
Читателям «Авроры» предлагается глава из книги воспоминаний Евгения Николаевича Фрейберга.
Среди лесов и болот Архангельской области приютилась маленькая деревенька. Несколько ветхих избушек, засыпанных почти до крыш снегом, разбросаны по опушке соснового бора. Вдоль домов змеилась заснеженная дорога, уходящая за огородами в лес. На краю деревни стоял большой дом, в котором жил лесник Кротов.
Много лет прошло с тех пор, как здесь поселился военный матрос первой статьи Петр Кротов. Корабль, на котором он служил, броненосец «Князь Потемкин-Таврический», участвовал в восстании Черноморского флота, но после подавления его не сдался, а ушел в Румынию. Там корабль был разоружен, а матросы разбрелись по белу свету.
После долгих скитаний и мытарств на чужбине Кротов вернулся в свою родную Новгородчину, но был арестован и после суда выслан в Архангельский край.
Он долго работал на лесозаготовках, но потом устроился лесником, поставил хороший дом и женился.
Единственный его сын, Иван Кротов, пошел по стопам отца. Он был призван в Балтийский флот и служил на линейном корабле «Севастополь».
Темной громадой высился на ржавой поверхности мха лесной остров. Высокие ели и сосны вздымались куполом из его середины, по краям росли старые дуплистые осины, убежище дерзких и отважных хищников — куниц.
Старая волчица уже много лет подряд выводила там детенышей. Она устроила логово под корнями упавшего дерева, на сухом песчаном бугре. В темном лесу еще лежал снег, а в волчьем гнезде было сухо и тепло. Там копошились пять серых пушистых комочков.
Легкий ветерок, дувший с болота, внезапно донес до волчицы запах человека. Этот запах быстро усиливался, и вскоре она услышала чавканье шагов идущего по болоту человека.
Бесшумно покинула логово и словно растаяла в дремучей чащобе леса.
Волчата остались одни. Им передалась тревога матери, и они, прижавшись плотно друг к другу, образовали бесформенный буроватый ком, похожий на старый мох.
Долог и тяжел был путь к Черному острову. На краю его Петр остановился, не зная, куда идти. И словно в ответ на его мысли звонко закричали журавли.
«Журавли народ грамотный! — подумал он. — На волчьей тропе гнездиться не будут. Значит, надо идти в другую сторону».
Лесник решительно двинулся вдоль ручья. Весенняя большая вода выступила из ручья и залила мшистые берега. Вскоре он увидел тропинку. Она выходила из камышей и обрывалась у воды. «Волчья тропа! Логово где-то близко!» Он снял с плеча ружье и взвел курки. Зорко вглядываясь в чащу, лесник двинулся по тропинке. Вдруг легкий ветерок, дувший ему в спину, переменился, и лесника обдало запахом гниющего мяса. «Логово рядом!» — обрадовался он. С ружьем наготове он тихо двинулся навстречу ветру и сразу же увидел логово с неподвижными, застывшими от ужаса волчатами.
— А, вот где вы! Место неплохое выбрала ваша матка, — добродушно произнес Петр. — Но где же ваши родители? Бросили вас? Ай, как нехорошо! Но мне они не очень нужны, обойдемся и без них! Он засунул зверенышей в мешок, завязал его и закинул на спину. Вскоре вышел на край острова, выломал там палку и двинулся через мох к дальнему лесу, зубчатой стеной темневшему по горизонту.
В деревню лесник вернулся в сумерках.
На линейном корабле «Севастополь» шла утренняя приборка.
Я принял дежурство по кораблю и, чтобы не мешать уборке, зашел в боевую рубку. Рассеянно перелистал вахтенный журнал и с удовлетворением отметил, что никаких происшествий за ночь не произошло.
— Разрешите войти, господин мичман? — Толстая бронзовая дверь приоткрылась, и в просвете показалось веселое, чуть скуластое лицо комендора моей башни.
— А! Кротов! — обрадовался я. — То есть, виноват, товарищ Кротов!
— Так точно, вашскородье! Виноват — господин мичман!.. А вот я по какому делу... Помните, еще зимой вы интересовались насчет волков? Так вот, получил от отца письмо. Пишет, что нашел волчье логово и двух волчат оставил. Теперь сомневается, как их сюда переправить. Я бы сам съездил, да очередь моя в отпуск еще не скоро! Отец сообщает, что волчата как собаки, очень забавные!
— Какие тут волки! — воскликнул я. — Не знаешь, что завтра будет. Вон как начальство меняется. Вчера флаг командующего был на «Павле Первом», а сегодня уже на «Петропавловске!» Время. Кротов, сложное, и без волков голова кругом идет! Ничего не выйдет, так и напишите отцу.
— А вы поговорите с командиром — может, он и отпустит на несколько дней! Только не говорите, что за волками.
Я ничего не ответил, но вечером все-таки зашел к командиру.
Тот был в расстроенных чувствах:
— Командир на корабле сейчас ничто! Всем распоряжается судовой комитет, к нему и обращайтесь! Я предпочел бы иметь на корабле стаю волков вместо тысячи двухсот матросов, не верящих ни в бога, ни в черта! Господа из Временного правительства кричат про войну до победного конца, а кому нужен такой конец?! Да и кто теперь воевать будет?! Сами господа министры, что ли?!
Я с удивлением смотрел на взбешенного капитана первого ранга. Выходит, что и командир не в восторге от теперешнего правительства, но с кем же он тогда? Этого я так и не понял.
Кротова я разыскал в кубрике и рассказал ему про разговор с командиром.
— Ну и что? — удивленно возразил матрос. — Пойдем к председателю комитета. Это Парфенов из первой роты, вы его знаете!
На следующее утро комендор Кротов весело прощался со мной:
— Сколько времени проезжу, не знаю! Поезда на Мурманск как будто ходят через день. Сорок верст от станции пешком идти, но это не страшно, доберусь! Засиделись на корабле, хорошо будет пройтись. Счастливо оставаться, господин мичман!
Кротов уехал, а я сразу же забыл о нем и не вспоминал. Стремительно летели бурные дни весны семнадцатого года, не до него было. Но как-то, возвращаясь из города, я увидел у пристани большую овчарку. «Какая красота, настоящий волк! — подумал я и вдруг вспомнил своего приятеля матроса: — Сколько уж дней прошло, а его все нет!»
Я возвратился на корабль и, проверяя список матросов для распределения по тревогам, вновь вспомнил Кротова.
В каюте было душно. Я читал список, и словно в тумане мелькали знакомые лица матросов, обслуживающие мою третью двенадцатидюймовую башню.
В дверь каюты кто-то постучал. Это был Кротов, бодрый и веселый. Он поставил на палубу корзину, скинул покрышку, и из нее, к моему удивлению, выскочили два буровато-серых звереныша. Они сразу же принялись играть, неуклюже подпрыгивая и падая.
— Чудо чудное! Да это же форменные щенята — все ухватки у них собачьи, просто удивительно! — поразился я.
— Теперь-то они ручные, а раньше, отец рассказывал, как змеи шипели и кусались. Погладить себя не давали!
— Задание я выполнил, господин мичман! — заключил Кротов. — Теперь просьба к вам: не обижаться на меня, ежели они вас схарчат, когда вырастут! Разрешите идти?
— Огромное вам спасибо! — Я крепко пожал руку матросу. — Обижаться не буду, даже если отгрызут мне голову!
Он ушел, а волчата продолжали возиться, не обращая на меня никакого внимания. Потом забрались в корзину и уснули.
«Да, но где же я буду их держать?! — спохватился я. — Наверное, на палубе! Не запирать же в клетку таких хороших ребяток! Устрою их под орудийной башней, а потом уж доложу командиру. Скажу, что это щенята овчарки! Не спишет же он их за борт! Пока же побудут в каюте, пусть привыкнут!
Решив этот сложный вопрос, я побежал на камбуз. Кок наполнил мне миску жирным флотским борщом.
— Ты что же, Евгений Николаевич, — окликнул меня на трапе лейтенант Салмин, — на особое питание зачислился? Или тебе врачи прописали добавочный паек, чтобы лучше стрелял?
— Вместо того чтобы зубы скалить, — на ходу ответил я, — приходи ко мне вечером на крестины!
— Что, на крестины?! — удивился лейтенант. — В какую же ты веру собираешься креститься? Вот новое дело!
— Придешь, и тогда узнаешь! Заходи!
Я незаметно юркнул в каюту, поставил миску на палубу и вышел, закрыв дверь на ключ.
Через некоторое время я заглянул в каюту и ахнул. Вся палуба была залита борщом, а волчата забрались на письменный стол и, стоя на задних лапах, старательно объедали края картины, висящей на переборке. Следы их лап четко отпечатались на чертежах и фотокарточках, лежащих на столе. А жирные пятна от борща виднелись даже на стеклах иллюминаторов. Подушки и одеяло тоже были пропитаны борщом.
«Ничего себе они разделали каюту! Вот не было у бабы хлопот, купила себе порося!» — вспомнил я старую поговорку.
— Ну, ребятки, — сердито сказал я волчатам, — ежели вы не умеете вести себя прилично, живо в корзину! — Я посадил их в корзину, они нетерпеливо покрутились в ней и улеглись, наблюдая внимательно за мной. А я занялся уборкой.
Вечером в моей каюте собрались гости. Пришли товарищи по охотам — лейтенант Смирнов, командир четвертой двенадцатидюймовой башни, и лейтенант Скалов, минный офицер, оба любители природы и животных.
— Э-э! — протянул Смирнов, войдя в каюту. — У тебя действительно какой-то праздник. — Он кивнул головой на бутылку вина, стоящую на столе. — Сколько же тебе лет стукнуло?
— Мне — нисколько, а вот им, — рукой показал я на корзину, — сегодня ровно три месяца. Знакомьтесь! — Я приподнял крышку, и зверята, ослепленные ярким светом, проснулись. Они с любопытством уставились на моряков, а черные влажные носы усиленно втягивали незнакомые запахи.
— О-о! Какая прелесть! — воскликнул Смирнов. — Да это же чистокровные сибирские лайки! Где ты их достал?
В это время одна из «лаек» перекинула лапы через край корзины и мягко скользнула на палубу. Потом потянулась, выгнув колесом спину, и сладко зевнула.
— Что за порода! — удивился лейтенант. — Это какие-то жирафы! Никогда не видел собак с такими длинными ногами!
— И не увидишь! — подтвердил я. — Потому что это не собаки, а волки!
— Как волки?! — в свою очередь изумился Скалов. — Неужто самые настоящие? Так они тебя съедят! Волка же сколько ни корми, он все в лес смотрит!
— Вот с этим я не согласен! — возразил я. — Собака тоже не с неба свалилась, а из волчьего племени вышла. Все законно! Однако, господа, представление состоялось, и теперь следует перейти к официальной части нашего торжественного заседания. Но перед тем выпьем по глотку вина — не знаю, как у вас, а у меня глотка вовсе пересохла! — Я наполнил стаканы вином.
— Выпьем за то, чтобы наши крестники, когда вырастут, сохранили бы свою волчью красоту, но характером походили бы на собак! Только я боюсь, что трудно будет приучить их к людям, — заметил я. — Особенно когда так много народу!
Наоборот, это хорошо — скорее привыкнут! Но я считаю, — сказал Смирнов, — что от командира следует скрыть их лесное происхождение. Пусть думает, что это собаки.
— Все это хорошо, господа, но бутылку мы кончили, а имен-то нашим питомцам еще нет! Как же их назовем?
— За именами дело не станет! Например, Рек и Рея — разве плохо?! — предложил Скалов.
— Рея слово корабельное, Рек — не очень понятно, что означает, но подойдет! — согласился я. — Итак, Рек и Рея!
Первая ночь в каюте с волками прошла без приключений. Раз только я проснулся от холода. Свежий ночной воздух струился из иллюминатора, а одеяло лежало на полу, и на нем мирно спали волчата. Я осторожно перенес их в корзину, но лишь только стал снова засыпать, как одеяло тихо поползло с койки. Я открыл глаза и увидел, что зверята вцепились в одеяло зубами и изо всех сил тащат к себе.
— Вот что, ребятишки! — рассердился я. — Одеяла по штату вам не полагается, так как все-таки вы волки, а не котята. Вот вам!
В угол каюты я бросил меховую жилетку и перетащил туда зверьков.
— Спите здесь до подъема флага, — сказал, — а ко мне не лезьте!
Но, проснувшись утром, я убедился, что они там не спали. Вместо мягкой и теплой подстилки они стаскали под стол всю мою одежду и на ней устроились. Белоснежный мой китель приобрел какую-то дымчатую окраску!
Вернувшись перед обедом, я увидел, что зверята мирно лежат под столом, и в каюте полный порядок. Но вдруг на палубе увидел маленький кусочек желтой кожи. «Откуда эта кожа?! — недоумевал я, разглядывая следы острых зубов по краям куска.— Неужели это от моих боксерских перчаток?!» Посмотрел на переборку, где они висели,— там их не оказалось! А под волчатами, спящими на моем белом кителе, вся палуба была покрыта слоем мелко изгрызанной кожи. Это было все, что осталось от моих новых перчаток!
«Несколько дней еще надо перетерпеть, а на палубе уж с ними никаких хлопот не будет, — решил я. — Пушки им будут не по зубам!
Очень скоро волчата почувствовали себя хозяевами в своем новом логове, и когда я приходил домой, весело бросались ко мне, виляли хвостами и ласкались. Они даже пытались заглядывать в иллюминатор.
Однажды, когда я дежурил по кораблю, ко мне подбежал вахтенный матрос.
— Господин мичман! Разрешите доложить! Из иллюминатора вашей каюты какие-то рожи выглядывают! Глаза сверкают!
Я подошел к борту и увидел в иллюминаторе волчьи морды...
— На место! — тихо приказал я. Головы скрылись, но тут же снова появились. — Что я сказал?! — сердито повторил я. — На место! Живо!
Головы исчезли, и после этого я стал закрывать иллюминатор.
Волчата быстро подрастали, и жизнь в каюте с ними становилась невозможной. Я решил, что пришло время улучшить их жилищное положение, да и самому отдохнуть от довольно беззастенчивых сожителей. На следующий день я наметил совершить великое переселение волчьего племени.
Рано утром, задолго до подъема флага, я вынес своих питомцев на палубу. Волчата испугались, поджали хвосты, со страхом поглядывали вокруг и ни на шаг не отходили от меня. Но вот Рея что-то зачуяла, подняла голову и, нюхая воздух, крадучись поползла по палубе. Рек, конечно, последовал за ней. У камбуза, откуда разносились вкусные запахи, зверята остановились. Вдруг дверь камбуза распахнулась, и в ней показался кок в ослепительно белом наряде. Волчата в диком страхе бросились прочь и по дороге чуть не сбили с ног матроса, который только что вышел на палубу и еще не очухался от сна. Они подбежали ко мне и только тогда обернулись, но страшная белая фигура уже исчезла.
После вкусной каши, которой я накормил волчат, они забрались под орудийную двенадцатидюймовую башню, улеглись там и оттуда стали наблюдать за проходящими мимо людьми.
Июньское солнце ласково светило с безоблачного неба и нагревало стальные броневые плиты башни. Волчата свернулись клубочками и заснули. Только вечером они вылезли из своего укрытия и отправились на прогулку.
Зверята быстро привыкли к палубной жизни, и даже шум сотен топающих и бегущих ног их не тревожил. Но когда началась большая утренняя приборка и по палубам побежали веселые бурлящие ручьи, они струхнули и бросились поспешно вниз по трапу. Услышав шум в коридоре, я открыл дверь, и в каюту ввалились перепуганные и мокрые зверьки. Но прошло несколько дней, и они уже не боялись хлещущих из растянутых шлангов потоков воды. Зверята бегали по мокрой палубе и играли. Особенно нравилось им вцепляться в длинные космы швабр и на них кататься под дружный смех матросов.
Однажды, когда я дежурил по кораблю, ко мне подошел Кротов.
— Удивительно, господин мичман, какие памятливые эти волки! До сих пор меня помнят и часто наведываются ко мне в кубрик. А недавно стали мы бороться с Петровым, так они на него набросились — еле их удержал! Неделя прошла, а они все на него скалятся. Чуть подойдет ко мне — они рычат. Петров сахаром их задабривал и мясо из камбуза таскал — никакого толку! Сахар съедят, а потом все равно зубы скалят...
Я и сам удивлялся памяти своих питомцев. Много времени уже прошло с тех пор, как они покинули каюту и выглядывали в иллюминатор. А на днях они спустились на срез кормовой палубы и сразу вспомнили — стали тянуться к иллюминатору, прыгать, словно хотели вновь попасть в каюту, где провели первые дни неволи.
— Они отлично понимают, как кто к ним относится, — продолжал Кротов. — Кок погрозил им как-то поварешкой, так теперь они и близко к нему не подходят. А он им и мясо и косточки подкидывает — все равно не признают его! Очень памятливый народ!
Единственно к чему не смогли привыкнуть волки — это к пушечным выстрелам, когда корабль выходил в море для учебных стрельб.
После первого же залпа они бросались к люкам, кубарем скатывались по трапам и прятались в жилой палубе. Стрельба заканчивалась, корабль возвращался на рейд, а волчата долго еще отсиживались в укромных уголках корабля и не показывались.
Матросы и офицеры прекрасно знали, какие странные собаки появились на корабле. Не знал этого только командир, да ему и некогда было этим интересоваться — забот у него и так хватало. Временное правительство отдавало приказы, а Центробалт, выборная флотская организация, их отменял. Так же случалось и на корабле. Командир отдаст распоряжение, а судовой комитет подумает и... застопорит!
Было от чего прийти в отчаяние.
Моя каюта находилась на юте, недалеко от командирской кают-компании. Как-то утром я услышал сердитый крик командира:
— Вахтенный! Позовите ко мне мичмана Фрейберга! — По коридору дробью рассыпались торопливые шаги, и в дверь каюты постучали.
— Господин мичман! Командир вас зовет! — поспешно доложил вахтенный матрос.
Я выскочил и, еще не дойдя до командирского помещения, услышал возмущенный голос командира корабля.
— Уберите ваших собак! — закричал он, увидев меня. — Сидят и как волки зубами щелкают! Черт знает, что такое! Безобразие!
В кают-компании командира на мягких кожаных креслах сидели Рек и Рея, и когда рассерженный капитан первого ранга к ним приближался, щелкали зубами и делали страшные рожи.
— Вы что, мичман, нарочно их приучили на начальство бросаться? В первый раз вижу таких собак! Крокодилы какие-то, а не собаки!
— Никак нет, господин капитан первого ранга, это же щенята! Они вас испугались и со страху зубами щелкают. Посмотрите, какой у них испуганный вид! — поспешно сказал я.
— Что вы мне рассказываете! — сердито кричал командир. — Испугались! Они меня испугали, эти чертовы собаки! Прибежали, как к себе домой, забрались на кресла и еще зубы скалят! Уберите их, и чтобы больше это не повторялось! Все!
— Рек! Рея! Ко мне! — приказал я и удивился, когда увидел, как неохотно волчата сползли с кресел и покинули каюту.
«Нашли себе товарища для игр! — подумал я. — Хорошо еще, что командир не разобрался, что это за собаки!»
А через несколько дней командиру вновь пришлось подивиться талантам моих питомцев.
Он вышел на палубу, когда солнце погружалось в серые воды залива. Был штиль, и вода отливала серебром. И вдруг тишину вечера прорезали какие-то странные тоскливые звуки.
— У-у... о-о...а... о-у-у-у! — Эти звуки начинались с низких тонов, потом повышались и заканчивались каким-то рокочущим ревом.
— Вахтенный! — крикнул командир. — Это что еще за сирена? Совсем по-волчьи воет! Передайте старшине катера, чтобы немедленно заменил. Курам на смех такой сигнал!
— Никак нет, господин капитан первого ранга, это не сирена! Это Рея, наверное, по берегу соскучилась и затянула песню! — разъяснил подбежавший матрос.
— Что за Рея? Собака мичмана Фрейберга, что ли?
— Так точно! Собака! — с трудом сдерживая смех, подтвердил вахтенный.
А на следующий день я порадовался, что командир съехал на берег. После обеда я прогуливался по палубе, с тоской посматривая на скучное серое небо и свинцовую воду, как вдруг у второй башни раздался дикий вопль:
— Нельзя!.. Нельзя!.. Ах ты пакость! Отдай мясо, отдай! Ворюга проклятая! Сейчас же отдай!
Из-за башни не спеша вывернулась Рея с большой бараньей ногой в зубах, а рядом с ней бежал Рек. Уши у него были прижаты и, изредка оборачиваясь, он показывал кому-то свои блестящие клыки. За волками бежал рассерженный кок. Он свирепо потрясал поварешкой и кричал:
— Вот я тебя, лесная душа! Мало тебе от меня перепадало косточек, мало я вас, гадов, кормлю, а ты еще пакостишь! За борт тебя, чертовку, спишем, если не хочешь по-хорошему жить! Отдай ногу.
Рея гордо подбежала ко мне с добычей. Потом положила на палубу мясо и только тогда обернулась к своему преследователю.
— Это что же, господин мичман?! — кричал он. — Сегодня она барана съест, а завтра за меня примется! Хорошую свободу нам господа дали! Тьфу!
В дождливые, ненастные дни Рек и Рея почти все время проводили в кубриках и неохотно показывались на палубе. Они забирались в кают-компанию и там отлеживались на мягких коврах. Во время завтраков и обедов они переходили в соседнее помещение, где была столовая, и там ожидали подачек. В стране было голодно, и скудного морского пайка с трудом хватало для людей. Кормить животных стало трудно, и потому никто не протестовал, когда мои питомцы попрошайничали у сидящих за столом офицеров. Вместе с волчатами кают-компанию стал посещать большой добродушный водолаз Джек.
Однажды за завтраком, когда все заняли свои места за столом, старший офицер, хозяин кают-компании, Ставицкий обернулся и ударил в гонг, висящий за его спиной на переборке.
— Господа! — сказал он. — Не кажется ли вам, что за последнее время наша кают-компания стала похожа на зверинец? Вы знаете, что я люблю животных, что я даже немного охотник, но все хорошо в меру. А собаки Евгения Николаевича так щелкают зубами, что того и гляди откусят кому-нибудь руку. Вы-то все знаете, что это за собаки! — Он улыбнулся и посмотрел на меня. — Да и вообще это непорядок, когда животные толкутся здесь во время принятия пищи. Безразлично, дикие это собаки или нормальные! В кают-компании им не место! Согласны?! Так вот, я предлагаю изгнать всех зверей и надеюсь, что каждый из вас примет в этом активное участие! Все!
Я с удивлением взглянул на старшего офицера. Выступление добрейшего Сергея Петровича, моего друга и товарища по охоте, казалось, было направлено главным образом против меня — хозяина волков. Но мне вспомнились косые взгляды некоторых офицеров, и я успокоился. Старший офицер, наверное, был вынужден так поступить. «Ничего страшного! — решил я. — Буду сам собирать со столов остатки, стесняться нечего!» Но волчата не хотели покидать уютную, теплую кают-компанию. Их выгоняли, а они возвращались и прятались под креслами и диванами. Вначале они попробовали искать защиты у своего хозяина, но я сердито их отстранял: «Вон отсюда! Нельзя! Уходите!»
Звери слушались, убегали ненадолго и вновь появлялись. Так продолжалось два дня. Я знал, что звери не понимают, почему так изменилось к ним отношение людей. Я хорошо знал, как они злопамятны, и боялся, что с ними ничего не сделаешь, если они озлобятся.
Но вот однажды, спустившись в кают-компанию к чаю, после подъема флага, я удивился странной тишине, царившей там. Офицеры мрачно смотрели на меня и молчали.
— Полюбуйтесь! — бесстрастно произнес старший офицер, кивнув головой на соседнее помещение, где была гостиная.
Я вошел туда и ужаснулся. В гостиной творилось что-то невообразимое! Все было перевернуто, изорвано и испачкано... Мягкие кожаные кресла, в которых так хорошо было дремать после ночных вахт, были разодраны и загажены. Звери умудрились запачкать их высокие спинки. От ковров была начисто оторвана бахрома, края были изгрызаны. Большая настольная лампа валялась на палубе, а шелковый абажур был разорван на мелкие кусочки. На лакированной крышке рояля везде виднелись следы грязных маленьких лап. Зверята пытались грызть даже клавиши. Везде были следы волчьей мести...
Волчата, конечно, не могли предполагать, что оказывают плохую услугу своему хозяину и что их месть в основном обрушится на меня.
А мне пришлось порядочно поработать, чтобы восстановить порядок. На мое счастье, в эту работу включился мой бывший вестовой Пинегин, веселый голубоглазый помор. Вдвоем мы убрали и вымыли все помещение и даже залатали разорванную кожу на креслах.
После этого волчата уже не появлялись в кают-компании. Они поселились под третьей орудийной башней и проводили там все время. К офицерам они стали относиться недоверчиво, но по-прежнему слушались меня.
Памятью волки обладали прекрасной и потому быстро запоминали слова команды, которым я их обучал. Они легко усвоили так называемую заднюю поноску. Для этого я ранним утром выходил на палубу, привязывал волков, а сам уходил на другой конец корабля и прятал там какую-нибудь вещь. Потом возвращался, спускал волков и говорил: «Потеряно, потеряно!» Волки бросались по следу, находили спрятанное и приносили мне. За это получали кусочки сахара. Но эту науку они усвоили не сразу. Вначале я заставлял их приносить брошенную палку. Это была игра, и волчата весело бегали по палубе, стремительно бросаясь за палкой. При прогулках по берегу с волками я часто незаметно бросал перчатку или платок и шел дальше. Пройдя метров двести-триста, останавливался и, показывая волкам след, говорил: «Потеряно! Потеряно!» Волки, словно па крыльях, неслись обратным следом и быстро приносили брошенную вещь.
Лейтенант Смирнов, которому принадлежал черный водолаз Джек, только удивлялся.
— Смотри, как они у тебя здорово ходят рядом! — восхищался он. — Неужели они умнее собак?! Просто удивительно! Мой Джек до сих пор не признает никаких команд — бегает там, где ему вздумается.
— Работать надо, работать! — наставительно говорил я Смирнову.
Наступила зима. Бухта замерзла, и грозными громадами застыли во льду линейные корабли.
Вскоре я стал гулять с волками по заливу. Немного отойдя от корабля, я спускал их с поводков и любовался их быстрым бегом и легкими прыжками. Звери не убегали далеко и быстро привыкли возвращаться на зов. Очень скоро они научились ходить рядом.
На окраинах города, часто из подворотен, с яростным лаем выбегали собаки. Но стоило им на дороге прихватить волчий след, как они поджимали хвосты и в панике удирали. А волкам они были безразличны! Так же волки относились и к людям — вовсе не обращали на них внимания. Но однажды я очень испугался. Рея, идя впереди, вдруг бросилась на ребенка, который неожиданно появился в калитке садика. Мальчик упал в снег, и мне показалось, что Рея схватила его.
— Назад, Рея! Назад! — в ужасе закричал я. Но мальчик поднялся и... улыбнулся! Он с восторгом смотрел на большого серого зверя, который, умильно виляя хвостом, старался лизнуть его в лицо. Трехлетний малыш доверчиво гладил крохотной ручонкой лобастую голову Реи и ничуть не боялся. После этого я уж не пугался, когда зверят окружали дети и, размахивая руками, кричали: «Волки! Волки! Смотрите, ребята, волки! Верно, дяденька?»
Интересно, что только дети каким-то чутьем узнавали волков. Взрослые равнодушно проходили мимо и лишь изредка какой-нибудь ценитель собачьей красоты спрашивал:
— Это сибирские лайки или овчарки? Красивые собаки!
За пять месяцев волки выросли и стали красивыми, сильными зверями. Они очень любили прогулки по берегу, но справляться с ними становилось нелегко. Они так сильно тянули, что невольно мне пришла мысль приучить их возить санки.
Я поделился этой мыслью со Скаловым и Смирновым. Оба они одобрили эту затею.
— Если верить Джеку Лондону, то лучшие ездовые собаки у него происходили от волков! — подтвердил Скалов. — Они ведь много сильнее и выносливее собак. Надо попробовать! Я с удовольствием к вам присоединюсь!
Но когда мы рассказали о нашем намерении Кротову, он замахал руками.
— Что вы, товарищи командиры! Ничего из этого не выйдет! Не будут они возить! Ради игры, может, и повезут, но чтобы всерьез... Нет, на это волки неспособны — они слишком умны!
— Сегодня же отправлюсь на берег и куплю ремни для упряжки. А потом увидим, на что волки способны! — решил я.
Весь вечер я кроил и шил упряжь. А утром Рек и Рея щеголяли в новом «обмундировании». Широкие лямки опоясывали им грудь и крепились к среднему основному ремню — потягу. Но когда я привязал волчат к маленьким санкам, они испугались. От малейшего скрипа полозьев волки останавливались и оглядывались. После этой неудачной попытки несколько дней я водил волков на поводке, не снимая с них упряжи. Затем вновь привязал их к санкам. Волки так стремительно бросились вперед, что я еле их удержал. По команде они остановились. Это была уже победа! Волки будут возить!
Постепенно я стал увеличивать нагрузку саней. Но стоило мне самому сесть на санки, как волки заупрямились и вперед не побежали. Как ни уговаривал я их, ничего не выходило. Звери прыгали на меня, ласкались, но ремень не натягивали. Пришлось позвать на помощь лейтенанта Скалова.
— Николай Николаевич! — обратился я к нему. — Будь добр, подержи их, а я пойду вперед. Когда подниму руку, садись и командуй!
Я побежал по заснеженному льду бухты, и звери внимательно следили за мной, но не двигались. Вскоре я остановился и поднял руку. Скалов едва успел вскочить на санки, как волки стремглав бросились вперед. Бешено мчащаяся упряжка мигом оказалась около меня.
— Тише вы, окаянные! — еле отбивался я от радостно прыгающих волков. — Хватит вам!
— Ну и неслись они! — в восторге заметил лейтенант. — Вот это езда! Красота!
Потом мы поменялись — я остался с волками, а Скалов побежал вперед. По команде они стремительно бросились за бежавшим офицером. Им определенно понравилась эта игра, и через несколько дней они безотказно возили по бухте одного человека. Такие команды, как «вперед» и «стой», волки прекрасно выполняли, но с поворотами дело было сложнее.
— Хуг!.. Хуг!.. Хуг!.. — надрывно кричал я, когда надо было повернуть налево. Волки только сильнее натягивали потяг и продолжали бежать прямо.
— То-ой!... То-ой! — протяжно подавал я команду остановиться. Санки останавливались, я отводил волков назад, вновь пускал их по тому же пути, и вновь они проносились мимо.
Пришлось команду подкреплять кусочками сахара. Я бросал его в ту сторону, куда надо было свернуть. Рея, бегущая передовой, на ходу схватывала сахар и сразу же ложилась на прежний курс — возвращалась обратно на дорогу. Но как-то раз, схватив лакомый кусочек, побежала дальше по новому направлению. Вскоре волчица делала нужные повороты, усвоив таким образом все команды, необходимые при езде на собачьих упряжках. Легкий и быстрый бег достался волкам от поколений предков. Ведь лютой зимней порой, в долгую ночь, волки пробегают десятки километров в поисках пищи!
Иногда я брал волков и уходил в лес. Сумерки заставали меня на заснеженной лесной дороге, далеко от города.
С наступлением темноты мои волки как-то странно оживлялись. Они делали огромные прыжки с дороги, начинали носиться вокруг и убегали в лес. «Все! — думал я, — больше к их не увижу!» Но проходило немного времени, звери по следам догоняли меня, радостно прыгали, ласкались и вновь исчезали...
Я понял, что это наступало время их охот, веление крови... Но смогут ли они быть такими же верными помощниками на охоте, как их родственники — собаки?
Ради этого как-то в праздничный день я пошел в лес с охотником-финном, у которого была гончая собака, и взял Река.
Собака погнала зайца, а я выбрал место и встал. Ко мне подошел Рек и улегся невдалеке. Гон шел прямо на меня...
С ружьем наготове я ждал зайца и краем глаза наблюдал за Реком. А он спокойно лежал и даже не поднимал головы. Заяц прошел мимо, и я его не видел. Рек по-прежнему был безучастен... Собака сошла со слуха, и я переменил место. Рек за мной не пошел и остался лежать. Несколько раз я менял места, стараясь перехватить зайца, но он забрался в густой ельник и там кружил. Подошел Рек и улегся у моих ног. Ни заяц, ни собака его не интересовали.
Волки охотятся ночью — может быть, в этом причина того, что Рек не пожелал участвовать в моей охоте?..
На этом я закончил свои эксперименты по воспитанию волков. Я убедился, что они умнее собак, легко поддаются дрессировке и могут быть надежными друзьями человека...
С моряками из Кронштадта я отправился на Волгу, когда там начал хозяйничать взбунтовавшийся корпус чехословацких военнопленных; воевал с офицерскими полками Деникина и казаками Врангеля; преследуя Колчака, попал в Сибирь.
А волки, которых, покидая корабль, я оставил лейтенанту Скалову, тоже приняли участие в гражданской войне. Они успешно применили на деле познания, полученные на корабле: перевозили по зыбким болотам пулеметы особого отряда моряков, действовавшего против интервентов на севере Мурманской области. Рек, защищая лейтенанта Скалова, перегрыз горло диверсанту; учительницу, заподозренную интервентами в связи с отрядом, спас от расстрела.
Но все это уже не относится к моим личным воспоминаниям о волках. Есть рассказ об их приключениях — давно написанный мною со слов участников героического похода балтийских моряков.