Д. Чернышев

Один из самых значительных персонологов современности — это, несомненно, Альберт Бандура, американский ученый канадского происхождения.

«Люди не ведут себя как флюгера, постоянно меняя направление в зависимости от того, каким социальным влияниям они подвергаются в данный момент» (Bandura, 1995b, p. 350).

В отличие от радикальных бихевиористов, он считает, что личность формируется поведением человека, его индивидуальными характеристиками (особенно важную роль здесь играет мышление — cognition) и влиянием окружающей среды и что все эти факторы действуют совместно, а научение не обязательно предполагает вознаграждение. Согласно социально-когнитивной теории (social-cognitive theory) Бандуры, мы можем учиться, наблюдая за действиями другого человека. Например, мы смотрим на фокусника, представляющего какой-нибудь трюк, замечаем, как он это делает, а потом дома сами повторяем его фокус. Очевидно, в первую очередь научение необходимо нам самим, чтобы что-то делать. Кроме того, в теории Бандуры большое внимание уделяется способности человека мыслить и познавать и гораздо меньшее, скажем, по сравнению со Скиннером, — факторам окружающей среды. Бандура подчеркивает также идею о том, что подкрепление (reinforcement) может быть и косвенным, то есть мы можем укрепиться в нашем стремлении к учению, видя, как другой получает свою награду. С радикальным бихевиоризмом теория Бандуры расходится и в точке зрения на отношения между подкреплением и мышлением. В то время как Скиннер придерживается точки зрения, что научение невозможно без подкрепления, Бандура утверждает, что не может быть подкрепления без предшествующей ему способности познавать. Для того чтобы нечто укрепило нас в наших намерениях, мы должны иметь представление о связи между действиями и их последствиями. Обусловленность, таким образом, не есть только непосредственный результат событий, происходящих в окружающем мире, мышление и познавательная способность также имеют значение.

 

Биографический экскурс.

Альберт Бандура (Albert Bandura) родился 4 декабря 1925 года на севере канадской провинции Альберта, в городке Мундара, настолько маленьком, что в нем была единственная школа, где и учился будущий теоретик человеческого поведения. После окончания школы Бандура провел лето на Аляске, работая на строительстве скоростной магистрали, которая сооружалась во время Второй мировой войны, чтобы связать Аляску с основной территорией Соединенных Штатов. Он оказался среди рабочих парней, многие из которых демонстрировали психические отклонения различной степени. Хотя наблюдение за этими рабочими пробудило в Бандуре интерес к психопатологии, окончательное решение стать психологом он не принял до тех пор, пока не поступил в Университет Британской Колумбии в Ванкувере.

По словам Бандуры, его решение посвятить себя психологии было в большой степени делом случая. Будучи студентом, он часто ездил в университет вместе со своими приятелями — студентами других факультетов, занятия у которых начинались раньше, чем у него. Вместо того чтобы бездельничать в эти утренние часы, Бандура стал посещать класс психологии, который как раз в то время открылся. Он увлекся и неожиданно для себя решил избрать психологию в качестве специализации.

Окончив университет всего за три года, Бандура стал искать учебное заведение, имеющее хорошую теоретическую программу по клинической психологии. Научный руководитель порекомендовал ему университет штата Айова, и поэтому Бандура уехал из Канады в Соединенные Штаты. В 1951 году он получил степень магистра, а в следующем — докторскую степень в области клинической психологии. Еще год он проходил стажировку в Консультационном Центре города Уичита в штате Арканзас, а в 1953 году стал преподавателем Стэнфордского Университета, где, за исключением годичного перерыва, и работает до настоящего времени.

В то время, когда Бандура еще учился в университете, он познакомился с Вирджинией Варнс. У них родились две дочери — Мэри и Кэрол.

Почти все ранние публикации Бандуры относятся к клинической психологии и посвящены в основном психотерапии и тесту Роршаха (Rorschach test). В 1958 году он работал вместе со своим первым аспирантом Ричардом Уолтерсом (Richard H. Walters) над подготовкой книги об агрессивных правонарушителях. В следующем году вышла их книга «Подростковая агрессия» (Adolescent Agression, 1959). С этого времени Бандура стал печатать работы по широкому кругу вопросов, часто в соавторстве со своими студентами и аспирантами. Его наиболее монументальный труд «Социальные основы мысли и действия» (Social Foundations of Thought and Action) вышел в 1986 году.

Бандура получил множество премий и наград, в том числе стипендию Гугенхейма (Guggenheim Fellowship) в 1972 году, и в том же году награду «За выдающийся вклад в науку» от двенадцатой (клинической) секции Американской Психологической Ассоциации (АПА). В 1974 году его избрали президентом АПА; в 1977 году он получил премию имени Джеймса Маккина Кэтелла (James McKeen Cattell); в 1980 году он был избран членом Американской Академии Наук и Искусств и также в 1980 году получил награду «За выдающиеся достижения» Международного Общества по Исследованию Агрессии». В настоящее время Бандура — профессор Стэнфордского университета, возглавляет кафедру психологии на отделении общественных наук в колледже Дэвида Старра Джордана.

 

Основные концепции.

Практически не рассматривая роль биологических факторов в формировании личности, Бандура постулировал, что человек — это продукт научения, в ходе которого он способен усваивать разнообразные поведенческие паттерны.

Помимо пластичности сознания (plasticity), которая позволяет менять стили поведения, важнейшим человеческим качеством является мышление (cognition), позволяющее использовать символические структуры, например язык, познавать явления окружающего мира и осмыслять поведение, хотя бы частично определяя, какие события окружающей среды будут восприняты, получат оценку и станут основой для действия.

Однако действия индивида не определяются исключительно внутренними побуждениями, такими как инстинкты, потребности или намерения, или же, как считал Скиннер, только внешними по отношению к человеку силами. Хотя личность и поведение человека зависят от внешних событий, они не определяются этими событиями безусловно. Не окружающая среда сама по себе определяет нашу деятельность, а наше восприятие явлений окружающей среды есть один из факторов, влияющих на поведение. В данных границах люди могут выбрать такую манеру поведения, которая повысит вероятность предсказуемого ответа от окружающей среды. Следовательно, поведение — не только функция, но и независимая переменная, оказывающая влияние и на среду, и на личность. Бандура сформулировал тройственную модель реципрокного детерминизма (reciprocal determinism), согласно которой поведение человека есть результат взаимодействия личностных факторов, включая мышление и познавательную способность (cognition), явлений окружающей среды и действий самого человека.

Реципрокный детерминизм

Согласно теории реципрокного детерминизма, поведение человека формируется действиями трех переменных величин: окружающей среды, самого поведения и личностных особенностей. При этом поведение отчасти является функцией окружающей среды, а окружающая среда отчасти зависит от поведения. Третий фактор, влияющий на поведение, — личность, под которой Бандура понимает, в первую очередь, внутренние характеристики, например мышление (cognition), способность запоминать и предвидеть события. Мышление человека определяет, с какими явлениями окружающей среды он встретится, какую оценку он вынесет этим событиям и как он организует их для последующего использования.

«Так как концепции людей, их поведение и их окружение взаимно детерминированы, индивиды не являются ни беспомощными объектами, контролируемыми силами окружения, ни совершенно свободными существами, которые могут делать все, что им вздумается» (A. Bandura «The self system in reciprocal determinism». AP № 3, 1978, p. 356–357).

Три реципрокных фактора не равняются друг другу по силе и не вносят одинаковый вклад. Относительное влияние поведения, окружающей среды и личности определяются тем, какой из факторов триады наиболее силен в данный конкретный момент (Bandura, 1982 а).

В учебниках обычно приводится один и тот же, ставший уже классическим пример реципрокного детерминизма — интеракция маленького ребенка и его отца. Ребенок просит купить ему пирожное; с точки зрения отца, это — событие окружающей среды. Если бы отец автоматически (не размышляя) купил пирожное, то эти двое влияли бы на поведение друг друга в скиннеровском смысле. Поведение отца определялось бы окружающей средой и, в свою очередь, оказывало бы обратное воздействие на окружающую среду, а именно на ребенка. Однако, согласно теории Бандуры, отец способен обдумывать последствия, которые он получит, вознаграждая или игнорируя поведение своего отпрыска. Отец может подумать: «Если я куплю пирожное, он на время перестанет плакать, но в следующий раз, скорее всего, опять будет упрямиться до тех пор, пока я не дам то, что он потребует. Поэтому сейчас я не куплю пирожное». Таким образом, отец воздействует как на окружающую среду (ребенка), так и на собственное поведение (отказ исполнить просьбу ребенка). Последующее поведение ребенка — окружающая среда отца — вносит вклад в формирование его мышления и поведения. Если ребенок прекратит ныть и требовать пирожное, у отца могут появиться другие мысли. Например, он может так оценить свое поведение: «Я поступил правильно, поэтому я — хороший отец». Кроме того, изменения в окружающей среде дают ему возможность повести себя по-другому. Таким образом, последующее поведение отца определяется реципрокным воздействием окружающей среды, мышления и предыдущего поведения.

Модель реципрокного детерминизма схематически представлена на рисунке 22.1, где B означает поведение (behavior), E — внешнюю по отношению к человеку среду (environment), P представляет личность (person), включая ее социальное положение, биологические характеристики, такие как пол, рост и физическая привлекательность, а кроме того, психику, включая мышление, память, суждения, предсказания и т. п.

Рис. 22.1. Концепция реципрокного детерминизма Бандуры. Человеческая деятельность — это продукт взаимодействия (B) поведения, (P) свойств личности и (E) окружающей среды. (Источник: Albert Bandura, 1994b, Social cognitive theory and mass communication. In J. Bryant & D. Zillmann (Eds.), Media effects: Advances in theory and research (p. 62). Hillsdale, NJ: Erlbaum.)

Приведенный пример можно рассмотреть, используя данную диаграмму. Во-первых, просьба ребенка воздействует на поведение отца (E —> B) и частично определяет мышление отца (E —> P), поведение отца помогает сформировать поведение ребенка, то есть его окружающую среду (B —> E), его поведение действует и на его собственные мысли (B —> P), а его мышление частично определяет его поведение (P —> B). Для завершения цикла необходимо, чтобы P (личность) влияла на E (среду). Каким образом может мышление отца прямо, не воплотившись сначала в его поведение, изменять окружающую среду? Оно не может этого делать. Но символ P означает не только мышление, он представляет всю личность. В этом случае отец, благодаря достоинствам своей роли и родительского статуса, а возможно, в связи со своим ростом и физической силой, производит на маленького ребенка впечатление решительности. Таким образом, окончательное определение завершено (P —> E).

«Люди, независимо от своего поведения, посредством физических характеристик (черты лица, раса, пол, внешняя привлекательность) и социальных атрибутов, роли и статуса, вызывают различные реакции окружающей среды» (1978 b, p. 346).

Детерминизм и случайность.

Употребляемое Бандурой слово «детерминизм» не должно ввести читателя в заблуждение. Детерминированной системой принято называть систему, в которой функция перехода состояний и выходная функция по заданному начальному состоянию и заданной последовательности входных сигналов однозначно определяют новые состояния и выходы. С такой кибернетической точки зрения, человеческое поведение, по Бандуре, является детерминированной системой. Однако, в отличие от Скиннера, видящего причину любой человеческой деятельности в явлениях окружающей среды, Бандура никогда не был абсолютным детерминистом и не считал детерминизм и свободу действий несовместимыми. Не принимая при этом концепцию абсолютно свободной воли, он, в отличие от других теоретиков, придавал очень большое значение случайным событиям (fortuitous events), в частности случайным встречам (chance encounters).

Любой из факторов реципрокной триады — поведение, личность или окружающая среда в результате случайного события может непредсказуемо измениться в любой момент времени, и человек, благодаря своей пластичности, тоже изменится.

Таким образом, человеческое поведение оказывается не детерминированной, а стохастической системой, и это делает точные предсказания практически невозможными. Тем не менее случайные встречи воздействуют на людей только в точке E схемы реципрокного детерминизма и добавляют свое влияние к множественному взаимодействию личности, ее поведения и окружающей среды. В этом смысле они влияют на нас так же, как и запланированные события. Как только случайная встреча происходит, человек начинает строить свое поведение по отношению к новому знакомому на основе истории своих предыдущих подкреплении, ожидании от этого знакомства и реакции на него других людей.

Система «я».

Будучи убежденным бихевиористом и в первую очередь интересуясь человеческим поведением, Бандура не был склонен рассматривать, подобно К. Роджерсу, сложные концепции личности, а утверждал, что существуют лишь отдельные самопредписания (self-precepts). Так же как и Б. Ф. Скиннер, Бандура отказывается признавать существование внутри нас автономного агента, который формирует наше поведение так, чтобы оно соответствовало изначальной концепции себя. Но, хотя у человека и нет независимого «я», способного манипулировать окружающей средой с помощью волевых усилий, он все же имеет возможность саморегуляции.

«Если бы наше поведение определяли только внешние награды и наказания, люди вели бы себя как флюгера» (Bandura, 1986, р. 335).

Используя рефлективное мышление, он может управлять событиями окружающей среды и производить своими действиями какие-то результаты. Кроме того, хотя личностные характеристики являются в значительной степени результатом научения и могут быть достаточно сложными и разнообразными внутри одной личности, в речи, самовыражении, чертах поведения есть некая последовательность, которую трудно объяснить только условиями окружающей среды. Личность играет очень важную роль в теории реципрокного детерминизма, и Бандура постулировал существование некой системы «я» (self system), действующей на основе как поведения, так и окружающей среды — набора когнитивных структур, включающих восприятие, оценку и регуляцию поведения. Система «я» позволяет нам видеть и выражать в символах наше поведение, а также оценивать его на основе как воспоминаний о прошлых подкрепленных или неподкрепленных действиях, так и предполагаемых будущих результатов. Затем, используя эти когнитивные процессы в качестве отправной точки, мы можем в какой-то мере осуществлять самоуправление и саморегуляцию (self-regulation).

Именно саморегуляция и самоэффективность являются важнейшими внутренними факторами, влияющими на человеческое поведение.

Саморегуляция.

По Бандуре, саморегуляция — это одна из важнейших характеристик человеческой личности, влияющих на поведение. В рамках реципрокного детерминизма, люди реактивно (reactively) пытаются уменьшить расхождение между своими достижениями и своей целью, и, уничтожив это расхождение, проактивно (proactively) ставят перед собой новые, более высокие цели.

«Люди побуждают себя к действию и управляют собственными действиями путем проактивного руководства (proactive control), устанавливая себе цели, которые создают положение неравновесия, а затем мобилизуя свои способности и усилия на основе предварительных оценок того, что требуется для достижения цели» (1994 b, р. 63).

Предположение Бандуры, что люди ищут состояния неравновесия, похоже на концепцию Скиннера, согласно которой люди побуждаемы стремлением создавать напряжение, по крайней мере, в той же степени, что и стремлением уменьшать его.

Бандурой были выделены две группы взаимовлияющих факторов саморегуляции — внешние и внутренние. Во-первых, у нас есть некоторая способность манипулировать внешними факторами, которые включаются в схему реципрокного взаимодействия. Во-вторых, мы можем следить за своим поведением и оценивать его в свете как близких, так и дальних целей.

В качестве внешних факторов саморегуляции Бандура выделяет стандарты, по которым мы можем оценивать свое поведение. Эти стандарты создаются не одними только внешними силами. Явления окружающей среды взаимодействуют со свойствами личности, формируя индивидуальные стандарты оценки. Из наставлений родителей и учителей мы узнаем о ценности честного и дружелюбного поведения; путем непосредственного опыта мы учимся больше ценить тепло и сухость, чем холод и сырость; наблюдая за другими, мы вырабатываем множество стандартов для оценки своих действий. Во всех этих трех случаях то, каким стандартам мы научимся следовать, зависит от личностных характеристик, но и влияния окружающей среды также играют роль.

Кроме того, внешними факторами саморегуляции являются подкрепления (reinforcement) человеческой деятельности. Внутреннее вознаграждение не всегда является достаточным, мы также нуждаемся в стимулах, происходящих из внешней среды, более сильных, чем самоудовлетворение. Бандура рассматривает с этой точки зрения как подкрепления со стороны общества (материальная поддержка или одобрения и поощрения окружающих), так и маленькие вознаграждения, которые человек делает себе сам, после достижения промежуточных целей. Однако если человек вознаграждает себя за неадекватные действия, это обычно приводит к санкциям от окружающей среды. Когда то, что мы делаем, не соответствует собственным внутренним стандартам, мы склонны воздерживаться от самовознаграждений.

Внутренние или личностные факторы саморегуляции в свете концепции Системы «я» Бандура (1986, 1991 b) рассматривает гораздо подробнее, выделяя три необходимых условия: самонаблюдение (self-observation), процесс вынесения суждений (judgmental process) и активная реакция на себя (active self-reaction).

Самонаблюдение

Контроль за своими действиями, пусть и неполный, — это обязательное условие поведения. Мы избирательно выделяем некоторые стороны нашего поведения и игнорируем все остальные. То, что мы видим, зависит от наших интересов и других изначальных понятий о себе. В ситуациях, когда нужно что-то сделать или чего-то добиться, мы обращаем внимание на качество, объем, скорость или оригинальность нашей работы; в межличностных ситуациях для нас важны коммуникативность и соответствие нашего поведения общественной морали.

Процесс вынесения суждений

Процесс вынесения суждений (judgmental process) помогает нам регулировать свое поведение с помощью мышления. Мы способны не только рефлективно размышлять, но и выносить суждения о ценности наших действий на основе целей, которые мы перед собой ставим. Процесс вынесения суждений зависит от личных стандартов, образцов для сравнения, ценности данной деятельности для нас и от того, в чем мы видим причину достижений.

Большинство наших действий мы оцениваем, сопоставляя их с образцами для сравнения (standard of reference). Мы судим о наших успехах в сравнении с тем, чего добился какой-то определенный человек, или сверяя их со стандартными нормами, как, например, в некоторых играх, где надо набрать определенное число очков, чтобы закончить партию. Кроме того, мы используем наши собственные предыдущие достижения в качестве образца для сравнения с нашими настоящими достижениями и оцениваем последние на этой основе.

Личные стандарты (personal standards) позволяют нам оценивать наши достижения, не сравнивая их с тем, что делают другие. Сильно заторможенный в развитии десятилетний ребенок может быть очень рад, научившись завязывать шнурки. Он не станет меньше ценить свой успех только оттого, что другие дети могут делать то же самое в более раннем возрасте.

Кроме личных стандартов и образцов процесс вынесения суждений зависит также и от того, какую изначальную ценность (value) мы придаем нашей деятельности. Если мы не считаем очень ценным умение мыть посуду или вытирать пыль, мы не будем тратить много времени и усилий, пытаясь развить в себе эти способности. С другой стороны, если мы высоко ценим продвижение в бизнесе или достижение какого-то уровня профессиональной подготовки и образования, мы положим много сил, чтобы добиться успеха в данной области.

«После того как данный уровень поведения достигнут, он больше не требуется, и человек начинает искать нового самоудовлетворения. Люди хотят повысить нормы поведения после успеха и понизить их, чтобы приблизиться к более реалистичному уровню, после неоднократных неудач» (Bandura, «Social-learning theory», NY, 1977, p. 132).

И наконец, саморегуляция зависит от того, что мы считаем причиной нашего поведения, то есть от суждений о причинах своих достижений (performance attribution). Если мы верим, что наш успех зависит от наших собственных усилий, то будем гордиться своими свершениями и стараться работать лучше, чтобы достичь наших целей. Но если мы ищем причину наших достижений во внешних условиях, мы будем получать меньше удовлетворения от хорошего результата и, возможно, не будем прилагать больших усилий, чтобы добиться своей цели. С другой стороны, если мы считаем себя ответственными за собственные неудачные или неправильные действия, то проявим большую готовность к саморегуляции, чем если бы мы утверждали, что во всех наших провалах и страхах виноваты силы, неподвластные нам (Bandura, 1986, 1991b).

Активная реакция на себя

Третий, и последний, фактор саморегуляции — активная реакция на себя (active self reaction). Мы испытываем положительные или отрицательные эмоции, в зависимости от того, насколько наше поведение соответствует нашим личным стандартам.

Мы устанавливаем стандарты, которые, когда наша деятельность им отвечает, способны регулировать наше поведение с помощью таких самопродуцируемых (self-produced) наград, как гордость и самоудовлетворение. Когда нам не удается соответствовать собственным стандартам, наше поведение вызывает у нас чувство неудовлетворенности и заставляет нас осуждать себя.

«Реакции самооценки приобретают и сохраняют критерии поощрения и наказания в зависимости от реальных последствий. Люди обычно удовлетворены собой, если испытывают гордость от своих успехов, но недовольны собой, когда что-то осуждают в себе» (A. Bandura, «Social-learning theory», NY, 1977, p. 133).

Понятие личностно опосредованных (self mediated) результатов находится в остром противоречии с убеждением Скиннера, что последствия поведения определены окружающей средой. Бандура выдвинул гипотезу, что мы работаем для того, чтобы заслужить награду и избежать наказания в соответствии с установленными нами самими стандартами. Даже если награды вполне осязаемы, они часто сопровождаются личностно опосредованными неосязаемыми стимулами, такими как сознание успеха.

Выборочная активация и отключение внутреннего контроля.

После того как люди вырабатывают общественные и моральные стандарты, они регулируют свое поведение посредством двух основных типов санкций: (1) общественных санкций и (2) собственных внутренних санкций (Bandura, 1994b). Общественные санкции делают людей менее склонными нарушать правила поведения, потому что они опасаются общественного порицания или других неблагоприятных внешних последствий. Собственные внутренние санкции (internalized self-sanctions) предотвращают действия несогласные с личными стандартами с помощью как выборочного включения (selective activation), так и отключения внутреннего контроля (disengagement of internal control).

Бандура (1994 b) утверждает, что «люди обычно не допускают предосудительного поведения до тех пор, пока не оправдают для себя моральную сторону своих действий» (р. 72). Тем не менее у человека нет автоматического внутреннего контролирующего агента, такого как сознание или суперэго. Саморегуляторные (self-regulatory) функции действуют не автоматически, а только когда они включены, эту концепцию Бандура назвал выборочным включением. То, что человек рассматривает как уместное в одной ситуации, в другой он может считать неуместным. Как и когда люди включают свои саморегуляторные способности, зависит как от их самооценки, так и от условий окружающей среды. Когда человек ясно понимает, что какие-то действия не соответствуют его стандартам самооценки или могут нанести вред другим людям, он выбирает другой способ поведения. В иной ситуации человек может оценивать такие же действия как уместные и безвредные для других и соответственно будет вести себя. Таким образом, люди выборочно включают различные варианты поведения согласно своему пониманию ситуации. Концепция выборочного включения Бандуры аналогична идее выборочного невнимания (selective inattention) Салливана. Салливан использовал термин «выборочное невнимание», говоря о том, что люди отказываются видеть вещи, которые они не желают видеть.

Второй самореагирующий (self-reactive) механизм поведения Бандура обозначил как отключение внутреннего контроля. Когда мы встречаемся с двусмысленной ситуацией — не входящей прямо в противоречие с нашими личными стандартами, но и не очень-то им соответствующей, — то мы можем отделить в своем сознании наше поведение от его негативных последствий. Отключение внутреннего контроля, как и выборочное включение, позволяют нам предпринимать действия, предосудительные с точки зрения общества и морали, сохраняя при этом свои моральные стандарты. Такое поведение выгодно для самого человека, но приносит вред остальным.

Процесс отключения внутреннего контроля не является бессознательным и автоматическим, скорее его следует определить как сознательно опосредованный. Он не предохраняет личность ни от требований инстинктов, ни от внешних угроз, а вместо этого позволяет нам в двусмысленных ситуациях уменьшить ответственность или избежать ее, оправдывая для себя поведение обычно чуждое нашим стандартам самооценки. В отличие от самосохранительных тенденций, эти действия не направлены прямо на других людей, а предпринимаются для оправдания такого своего поведения, которое в других условиях казалось бы нам бессмысленным и стыдным.

На рис. 22.2 изображены различные механизмы, с помощью которых самоконтроль отключается или выборочно включается. Во-первых, мы можем переопределять природу поведения путем морального оправдания своих действий или навешивания на них ярлыков. Во-вторых, мы можем смещать или распылять ответственность, отказываясь признавать связь между нашими действиями и их результатами. В-третьих, мы можем искажать, умалять или игнорировать последствия нашего поведения. В-четвертых, мы можем обвинять или дегуманизировать жертву.

Рис. 22.2. Механизмы, с помощью которых внутренний контроль выборочно включается или отключается от оценки предосудительного поведения в различные моменты процесса регуляции. (Источник: Social Foundations of Thought and Action, Bandura, Albert, © 1986.)

Переопределение поведения.

С помощью переопределения поведения (redefinition of behavior) мы оправдываем для себя в других случаях недопустимые действия, перестраивая свое сознание так, что это позволяет нам уменьшить свою ответственность или вообще избежать ее. Мы можем снять с себя ответственность за свое поведение, по крайней мере, тремя способами (см. левый верхний прямоугольник на рис. 22.2).

Первый из них — это моральное оправдание (moral justification), когда преступное в других случаях поведение представляется необходимым для самозащиты или даже достойным. Бандура (1991 а) приводил в качестве примера историю героя Первой мировой войны сержанта Алвина Йорка, который был последовательным противником убийства и верил, что убивать аморально. После того как батальонный командир процитировал ему место из Библии, где перечислены условия, при которых убийства морально оправданы, и после долгой молитвы Йорк признал, что убийство вражеских солдат необходимо для самозащиты. Переопределив таким образом убийство, Йорк стал одним из величайших героев в американской истории, убив и взяв в плен более ста немецких солдат.

Второй метод уменьшения ответственности через переопределение неправомерного поведения состоит в том, чтобы извлекать пользу из оправдывающих сравнений (palliative comparisons) между своими действиями и еще большими преступлениями, совершенными другими. Ребенок, который портит школьное здание, может извинять себя тем, что другие разбили еще больше окон. Политики обвиняют своих оппонентов в том, что те больше использовали в своей избирательной кампании деньги фирм, производящих сигареты, чем они сами.

Третий способ переопределения поведения — использование словесных ярлыков (euphemistic labels). Политики, давшие обещание не повышать налоги, рассуждают об «увеличении дохода государства», а не о налогах, некоторые из нацистских лидеров называли убийство миллионов евреев «очищением Европы» или «окончательным решением», а профессиональные киллеры говорят об «исполнении контракта».

Смещение или распыление ответственности

Другой способ отделить действия от их последствий — смещение или распыление ответственности (см. нижний прямоугольник на рис. 22.2). С помощью смещения (displacement) мы уменьшаем в своем сознании последствия наших действий, возлагая ответственность на внешние причины. Сотрудница утверждает, что ее начальник ответственен за неэффективность ее работы; нацистские военные преступники обжаловали свои приговоры, утверждая, что они только выполняли приказы высших начальников.

Схожая процедура — распыление ответственности (diffusion of responsibility), то есть распространение ее на такое количество людей, что в конечном счете никто ни за что не отвечает. Государственный служащий может распространять ответственность за свои действия на всю бюрократическую систему, используя фразы: «Так делается везде» или: «Такова политика».

Искажение и игнорирование результатов своих действий

Третий способ избежания ответственности состоит в искажении (distorting) или замутнении (obscuring) связи между поведением и его вредными последствиями (см. центральный верхний прямоугольник на рис. 22.2). Бандура (1986, 1991 b) выделял, по крайней мере, три возможности искажения или замутнения вредных последствий деятельности человека. Во-первых, мы можем преуменьшать последствия своего поведения. Например, водитель едет на красный свет и сбивает женщину, переходящую дорогу. В то время как пострадавшая лежит на мостовой, истекая кровью, водитель говорит: «Она не тяжело ранена. Она сейчас придет в себя».

Во-вторых, мы можем не замечать или игнорировать последствия своего поведения, скажем, тогда, когда мы не видим сразу вредоносных последствий своей деятельности. Во время войны главы государств и армейские генералы редко сами видят тотальные разрушения и смерти, происшедшие в результате их решений.

И наконец, мы можем искажать (distort) или неправильно истолковывать (misconstrue) последствия наших действий: например, отец бьет ребенка так жестоко, что у того остаются синяки, и объясняет свое поведение тем, что ребенку необходима дисциплина, чтобы вырасти порядочным человеком.

Обвинение жертв

Четвертый путь, которым мы можем уйти от ответственности за свои действия, — дегуманизация (dehumanizing) жертв или возложение вины на них (см. правый верхний прямоугольник на рис. 22.2). Во время войны люди часто не рассматривают врага как человеческое существо и поэтому не испытывают чувства вины за убийство вражеских солдат. В разные периоды американской истории афроамериканцы, индейцы, латиноамериканцы, гомосексуалисты, нищие, старики становились дегуманизированными жертвами. В других обстоятельствах рассудительные и добрые люди разрешали себе творить насилие и всяческие издевательства по отношению к этим группам, избегая ответственности за свое поведение.

Когда преступник не дегуманизирует жертву, он зачастую обвиняет ее в своих неподобающих действиях. Насильник может говорить, что жертва своим поведением или манерой одеваться провоцировала его на преступление. Продавец может обсчитывать покупателей и утверждать, что те сами виноваты в своей доверчивости.

Самоэффективность.

Бандура определяет самоэффективность как «убеждения человека относительно его способности управлять событиями, воздействующими на его жизнь» (1989, с. 175). Наши действия в конкретной ситуации зависят от взаимного влияния окружающей среды и нашего сознания, в особенности от сознательных процессов, связанных с убеждениями, что мы можем или не можем осуществить некоторые действия, необходимые для того, чтобы изменить ситуацию в лучшую для нас сторону. Бандура (1986) назвал эти ожидания самоэффективностью (self-efficacy).

«Убеждения человека относительно его личной эффективности влияют на то, какой способ действия он выберет, как много будет прилагать усилий, как долго он устоит, встречаясь с препятствиями и неудачами, насколько большую пластичность он проявит по отношению к этим трудностям» (1986, р. 65).

По мнению Бандуры, сила, управляющая человеком, находится не во внешней по отношению к нему среде, а происходит из взаимодействия окружающей среды, его собственного поведения и его личности. Самоэффективность является важной личностной характеристикой и, в сочетании с конкретными целями и знанием о том, что надо делать, может существенно влиять на будущее поведение (Bandura, 1988 b, 1994 а).

Самоэффективность — не то же самое, что наши ожидания относительно результатов или последствий своих действий. Бандура (1986, 1995 b) отличает самоэффективность от предположений о результате (outcome expectations). Самоэффективность — это уверенность человека в том, что он может осуществить некоторые конкретные действия, тогда как предположения о результате относятся к тому, что он думает о возможных последствиях своей деятельности.

Самоэффективность — это не глобальное понятие. Она меняется от ситуации к ситуации в зависимости от умений, необходимых для различной деятельности, от присутствия или отсутствия других людей, от того, что мы думаем о способностях этих других людей, особенно если мы считаем их более умелыми, чем мы сами, от нашей предрасположенности скорее потерпеть неудачу, чем добиться успеха, а также от нашего физического состояния, в особенности когда мы испытываем усталость, тревогу, апатию или подавленность.

Самоэффективность не относится к способности реализовать основные двигательные функции, такие как ходьба, способность дотягиваться или хватать. Также эффективность не подразумевает, что мы действительно можем осуществить означенные действия без чувства тревоги, страха или подавленности, она всего лишь суждение, верное или неверное, о том, можем ли мы выполнить требуемые действия. И наконец, суждения об эффективности — не то же, что желание или стремление (Bandura, 1982с).

Высокая или низкая самоэффективность в сочетании с благоприятными или неблагоприятными условиями окружающей среды позволяет сделать четыре возможных варианта предсказаний (Bandura, 1982с). Когда самоэффективность высока и условия окружающей среды благоприятны, наиболее вероятен успешный результат. Когда низкая эффективность сочетается с благоприятными условиями, человек может впасть в депрессию, видя, как другие преуспевают в делах, которые для него самого кажутся слишком сложными. Когда люди с высокой самоэффективностью встречаются с неблагоприятной ситуацией, они обычно умножают свои усилия, стараясь изменить окружающую среду. Они могут использовать протест, социальную активность или даже силу, чтобы добиться необходимых перемен, но если все их попытки проваливаются, тогда, как предполагает Бандура, они либо откажутся от своего способа действий и найдут другой, либо будут искать более благоприятную среду. И наконец, когда низкая самоэффективность сочетается с неблагоприятной окружающей средой, человек ощущает апатию, считает себя беспомощным и склонен мириться со своим положением. Например, мелкий служащий с низкой самоэффективностью, знающий, как трудно стать президентом компании, будет чувствовать нерешительность, не захочет и не сможет предпринимать какие-либо реальные попытки добиться аналогичных, но меньших целей.

Но хотя представления самоэффективности оказывают мощное влияние на нашу деятельность, нельзя тем не менее считать, что поведение определяется только этими представлениями. Самоэффективность, совместно с окружающей средой, предыдущим поведением и другими характеристиками личности, среди которых особенно важны ее ожидания относительно результатов своих действий, определяют наше настоящее поведение.

В тройственной модели реципрокного детерминизма, согласно которой окружающая среда, поведение и личность взаимно влияют друг на друга, самоэффективность относится к характеристикам личности (P).

Факторы самоэффективности

Самоэффективность возникает, увеличивается или уменьшается в зависимости от одного из четырех факторов или от их комбинации: (1) опыта непосредственной деятельности, (2) косвенного опыта, (3) мнения общества, (4) физического и эмоционального состояния человека (Bandura, 1995 а). Информация о себе самом и об окружающем мире, полученная из перечисленных источников, обрабатывается сознанием и, совместно с воспоминаниями о прошлом опыте, воздействует на представления о самоэффективности. Кроме того, самоэффективность подвергается влиянию внутренних стандартов поведения.

Непосредственный опыт

Наиболее сильное воздействие на самоэффективность оказывает опыт непосредственной деятельности (mastery experiences), то есть воспоминания о том, что нам приходилось делать в прошлом (Bandura, 1986, 1995 а). Как правило, успешные действия повышают самоэффективность, тогда как неудачи способны понизить ее. Из этого общего утверждения следуют шесть выводов.

«Те, кто обладает сознанием высокой самоэффективности, мысленно представляют себе удачный сценарий, обеспечивающий позитивные ориентиры для выстраивания поведения и осознанно репетируют успешные решения потенциальных проблем» (A. Bandura «Regulation of cognitive processes through perceived self-efficacy», DP № 25, 1989, p. 729).

Во-первых, успешное выполнение задачи повышает самоэффективность в прямой зависимости от ее сложности. Хорошо подготовленный теннисист не увеличит намного свою самоэффективность, выиграв у заведомо более слабого партнера, но значительно повысит ее, сыграв вничью с сильным соперником.

Во-вторых, успех, достигнутый самостоятельно, имеет большее воздействие, чем то, что совершено с посторонней помощью. Победа команды в спортивном соревновании меньше воздействует на личную эффективность игроков, чем индивидуальные спортивные достижения. В-третьих, неудача больше всего понизит самоэффективность тогда, когда мы знаем, что провалили свою лучшую попытку. Когда мы делаем что-то вполсилы и терпим неудачу, это не так уменьшает нашу самоэффективность, как когда мы прилагаем все старания и все равно у нас ничего не получается. В-четвертых, если мы волновались или были чем-то огорчены, когда потерпели неудачу, то она меньше повлияет на нашу самоэффективность, чем если бы мы чувствовали себя в это время хорошо. В-пятых, неудачи в том возрасте, когда человек уже имеет твердые представления о собственной состоятельности, действуют не так сильно, как неудача, пережитая в раннем детстве. И шестое — случайные неудачи не оказывают большого воздействия на самоэффективность, особенно у людей, которым свойственна уверенность в успехе.

«Те, кто считает себя неспособными добиться успеха, более склонны к мысленному представлению неудачного сценария, и сосредотачиваются на том, что все будет плохо. Уверенность в неспособности добиться успеха ослабляет мотивацию и мешает выстраивать поведение» (A. Bandura «Regulation of cognitive processes through perceived self-efficacy», DP № 25, 1989, p. 729).

Косвенный опыт

Вторая причина, изменяющая самоэффективность, — косвенный опыт (vicarious experiences), полученный из наблюдения схожих ситуаций. Когда мы видим, как другие преуспевают, наша самоэффективность повышается (Bandura, Adams, Hardy, & Howells, 1980), а когда мы узнаем, что некто, равный нам по способностям и подготовке, потерпел неудачу, наша самоэффективность понижается (Bandura & Inouye, 1978). Косвенный опыт не имеет большого влияния, если образец, который мы наблюдаем, не похож на нас. Когда старый, малоподвижный и боязливый человек видит, как молодой, энергичный, смелый гимнаст идет по проволоке под куполом цирка, предположения такого зрителя относительно способности артиста повторить трюк, конечно, вряд ли изменятся.

Как правило, наблюдение за другими не так существенно для повышения уровня эффективности, как собственный опыт, но оно может оказывать мощное воздействие в случае, если самоэффективность понижается. Когда человек видит, что пловцу примерно равного с ним уровня не удалось переплыть бурную речку, он скорее всего раздумает предпринимать подобные попытки. Последствия таких косвенных переживаний могут сказываться иногда всю жизнь.

Общественное мнение

Самоэффективность также может возникать или ослабевать благодаря общественному мнению (Bandura, 1995 а). Хотя воздействие этого источника ограничено, при определенных условиях мнение, высказанное другими, может повысить или понизить самоэффективность (Chambliss & Murray, 1979). Во-первых, мы должны верить тому, кто высказывает свое отношение. Увещевания или критика от источника, пользующегося нашим доверием, оказывают более сильное действие, чем слова человека, которому мы не доверяем. Второе условие, необходимое для повышения самоэффективности через общественное поощрение, состоит в том, что действия, которые человека побуждают произвести, должны находиться в пределах его реальных возможностей. Никакие словесные уверения не изменят мнение человека о том, насколько он способен перепрыгнуть через забор трехметровой высоты.

Бандура (1986) предполагает, что результативность внушения прямо связана с тем, какой статус и авторитет имеет для нас человек, высказывающий свое мнение. Статус и авторитет, конечно, не одно и то же. Например, если психотерапевт внушает пациенту, страдающему фобией, что тот может ехать на переполненном эскалаторе, это скорее повысит его самоэффективность, чем подбадривания от жены или детей. Но если тот же психотерапевт говорит своим пациентам, что они способны заменить перегоревший переключатель, это вряд ли повысит их самоэффективность по отношению к данной деятельности. Кроме того, общественное поощрение наиболее действенно, когда оно сочетается с собственным успешным исполнением. Одобрение окружающих может убедить человека попробовать что-либо сделать, и если у него это получится, тогда как его достижение, так и полученные им похвалы увеличивают его самоэффективность.

Физическое и эмоциональное состояние

Последний источник изменения самоэффективности — физическое и эмоциональное состояние человека (Bandura, 1995 а). Сильные эмоции, как правило, мешают деятельности; когда человек испытывает сильный страх, острую тревогу или находится в состоянии стресса, его уверенность в своей эффективности обычно понижается. Актер в школьной пьесе знает свою роль и хорошо играет на репетиции, но понимает, что из-за страха, который чувствует перед премьерой, вполне может забыть все слова. Иногда, в некоторых ситуациях, состояние эмоционального напряжения, если оно не очень сильно, связано с повышением качества нашей деятельности, поэтому небольшое волнение, испытываемое актером перед премьерой, может пойти на пользу его самоэффективности. Почти все мы, если только не боимся, способны успешно ловить змей. Мы без труда могли бы крепко схватить змею позади головы, но страх, связанный с ловлей змей, подавляет нас и сильно уменьшает наше ожидание успеха в этой сфере деятельности.

Психиатры давно знают, что уменьшение тревоги или увеличение физической раскрепощенности облегчают выполнение задачи. Влияние эмоционального напряжение зависит от нескольких факторов. Во-первых, конечно, уровень напряжения — обычно чем сильнее волнение, тем меньше самоэффективность. Второй фактор — представления человека о том, насколько его эмоции связаны с действительностью. Если человек знает, что его опасения имеют под собой реальную основу, например если он едет по скользкой горной дороге, его личная эффективность может повышаться. Однако если человек сознает абсурдность своей фобии, например боязни открытых пространств, тогда его волнение приводит к снижению самоэффективности. И наконец, природа самой задачи вносит свой вклад. Эмоциональное напряжение может помочь успешно сделать что-либо простое, но, как правило, мешает выполнению сложных задач.

Коллективная эффективность

Когда теория Бандуры достигла достаточной степени развития, он, как и Фрейд, Адлер, Скиннер, Роджерс и другие теоретики личности, заинтересовался глобальными общественными и национальными проблемами. Отчасти этот интерес выразился в его концепции коллективной эффективности. Коллективная эффективность (collective efficacy) относится к уверенности людей в том, что их общие усилия могут вызвать социальные перемены. Она происходит не из коллективного «сознания», а скорее из личных эффективностей многих людей, работающих вместе.

Бандура полагает, управляют своей жизнью не только через индивидуальные самоэффективности, но и посредством коллективной эффективности. Например, человек, который бросил курить или изменил свою диету, может иметь высокую самоэффективность относительно сохранения своего здоровья, но он вместе с другими людьми может при этом чувствовать низкую коллективную эффективность относительно возможности бороться с загрязнением окружающей среды, вредными условиями труда или инфекционными болезнями. Тем не менее личная и коллективная эффективность — не противоположные понятия. Скорее они дополняют друг друга, изменяя образ жизни людей.

Бандура (1995 а) перечисляет несколько факторов, отрицательно влияющих на коллективную эффективность. Во-первых, мы живем в транснациональном мире; случившееся в одной части Земли, сказывается на жизни людей в других странах, вызывая у них ощущение собственной беспомощности. Такие явления, как, например, уничтожение амазонской сельвы, международная торговая политика или истончение озонового слоя, могут влиять на жизнь каждого человека и подрывать веру людей в их способность построить для себя лучший мир.

Во-вторых, новейшие технологии, которые непонятны нам и неподвластны нашему контролю, способны понизить уровень коллективной эффективности. В прошлом многие водители были уверены, что они способны поддерживать свой автомобиль в рабочем состоянии. С появлением компьютерного управления в современных автомобилях многие люди, имеющие ограниченные познания в механике, потеряли не только личную эффективность относительно своей способности ремонтировать машину, но также в немалой степени и коллективную эффективность относительно возможности обратить вспять движение ко все большему усложнению автомобиля.

Третий фактор, подрывающий коллективную эффективность, — это запутанный социальный механизм с бюрократической прослойкой, препятствующей любым изменениям в обществе. Встречаясь с постоянными неудачами в попытках что-либо изменить или понимая, как много требуется времени, чтобы добиться каких-то заметных перемен, люди теряют охоту вообще предпринимать какие-либо действия. И тогда многие из них «вместо того чтобы усовершенствовать средства для построения собственного будущего… неохотно передают управление в руки технических специалистов и общественных деятелей» (Bandura, 1995a, р. 38).

В-четвертых, огромный размах и величина проблем, с которыми сталкивается человечество, способны подорвать коллективную эффективность. Войны, голод, перенаселение, преступления и природные катастрофы — вот только немногие из глобальных проблем, оставляющих нас с чувством беспомощности. Но Бандура считал, что, несмотря на эти громадные международные проблемы, изменения в лучшую сторону возможны, если люди будут настойчиво повторять свои совместные усилия и не позволят сбить себя с толку. «Само время требует общественных инициатив, которые создают чувство коллективной эффективности и необходимы, чтобы люди могли влиять на условия, формирующие их жизнь и жизнь будущих поколений» (Bandura, 1995 а, р. 38).

Научение.

По мнению Бандуры, большинство наших знаний мы получаем, наблюдая за другими людьми. Он писал, что «практически все знания, полученные из непосредственного опыта, могут точно так же происходить из наблюдения за поведением других людей и его последствиями для них» (1986, р. 19).

«Люди должны развивать свои основные способности в течение длительного времени и всю жизнь вырабатывать новые умения, чтобы добиваться необходимых им перемен» (Bandura, 1986, p. 20).

«Если бы мы могли учиться только на результатах собственных действий, процесс интеллектуального и социального развития был бы очень медленным, не говоря уж о том, что чрезвычайно скучным» (Bandura, 1986, р. 47).

Бандура (1986) обсуждает два основных типа научения — научение путем проигрывания (enactive) и научение путем наблюдения (observational).

Научение путем проигрывания

Научение путем проигрывания — это наиболее примитивный способ научения, который свойственен не только человеку, но и большинству животных. Именно этот тип научения обычно рассматривается бихевиоризмом. Всякое действие, которое производит организм, сопровождается какими-то последствиями. Некоторые из этих последствий приятны, другие — не нравятся, а третьи просто не ощущаются или не осознаются и поэтому не имеют значительного воздействия.

Однако если бихевиористы настаивают на том, что результаты поведения автоматически зависят от позитивных или негативных подкреплений, то Бандура отрицает такую точку зрения. Сложное человеческое поведение требует сознательного осмысления, чтобы его последствия могли влиять на личность. Например, чтобы словесное подкрепление имело значение, человек должен сперва выслушать его и понять. При этом значение, воспринятое получающим подкрепление, может отличаться от того, которое придавал своим словам дающий его. Например, преподавательница бальных танцев хвалит своих учеников за выполнение особенно сложного движения, надеясь подбодрить их и подтолкнуть к тому, чтобы они и дальше улучшали свой уровень. Однако ее слова могут иметь обратное влияние на учеников, которые могут вообразить, что раз уж они действительно такие замечательные танцоры, учительница могла бы и не хвалить их за такое простое движение.

С точки зрения концепции научения путем проигрывания, последствия поведения служат по крайней мере трем целям. Они (1) сообщают информацию, (2) мотивируют будущее поведение, (3) подкрепляют настоящее поведение (Bandura, 1977).

Во-первых, последствия наших реакций информируют нас о том, какого эффекта мы можем добиться своими действиями. Мы можем сохранять эту информацию и использовать ее как руководство в будущей деятельности.

Вторая функция последствий — мотивация предполагаемого поведения. Человек способен символически представлять будущие результаты и действовать соответственно. Он не только обладает внутренним пониманием, но может также и предвидеть. Не обязательно испытать все неприятности, связанные с холодом, чтобы принять решение надеть пальто, собираясь на улицу в морозный день. Вместо этого мы предвидим воздействие холодной сырой погоды и одеваемся соответственно. Символическое представление неудобства служит стимулом для того, чтобы подумать о том, чтобы надеть пальто, а также повышает вероятность того, что мы действительно его наденем.

В-третьих, последствия служат для подкрепления поведения, эта функция была подробно описана Скиннером и другими сторонниками теории подкреплений. Бандура, однако, не соглашался с ними, заявляя, что хотя действия могут иногда быть бессознательными и автоматическими, усвоение сложных образцов поведения существенно упрощается благодаря вмешательству сознания. Бандура утверждал, что научение бывает гораздо более эффективным, когда обучающийся сознательно включен в обучающую ситуацию и понимает, какое поведение принесет желаемые последствия.

Научение путем наблюдения

Свойственный только человеку и являющийся наиболее важным способ обучения — это, по мнению Бандуры, научение путем наблюдения. Бандура считает, что наблюдение (observation) позволяет нам учиться, не производя при этом никаких действий. Мы наблюдаем явления природы, растения, животных, водопады, движение Луны и звезд и так далее, но особенно важным для социально-когнитивной теории является предположение, что мы учимся, наблюдая за поведением других людей. В этом Бандура расходится со Скиннером, который придерживался мнения, что основным материалом психологической науки является реально разыгрываемое (enactive) поведение. Он также отличается от Скиннера убеждением, что подкрепление не обязательно для научения. Бандура говорит, что хотя подкрепление облегчает научение, оно не является его необходимым условием. Мы можем, например, учиться, наблюдая за другими людьми; которые получают подкрепления.

«Люди развили повышенную способность научения через наблюдение, что позволяет им расширить свои знания и навыки на основе информации, переданной путем моделирования. Действительно, в сущности, все феномены научения через прямой опыт могут появиться косвенно при наблюдении за поведением людей и его результатами» (Bandura, 1989a, Social cognitive theory).

Наблюдение за другими избавляет нас от необходимости производить бесчисленное множество действий, за которыми может не последовать подкрепления или даже может последовать наказание. Тем самым научение путем наблюдения гораздо более эффективно, чем научение путем непосредственного опыта (проигрывания). В качестве примера можно привести детей, которые смотрят на телевизионных героев и затем повторяют то, что они видели или слышали. Им не нужно проигрывать наугад случайные варианты поведения в надежде,. что какой-то из них будет вознагражден.

Бандура выдвинул предположение, что ядром научения через наблюдения является уподобление (modeling), а кроме того, выделил четыре процесса, которые служат этому виду научения: внимание, запоминание, воспроизводство поведения и мотивация.

Уподобление

Уподобление — больше, чем повторение действий другого, и подразумевает символическое представление информации и хранение ее для использования в будущем (Bandura, 1986, 1994b). Научение путем уподобления включает в себя усвоение некоторых черт наблюдаемого поведения и отторжение других, а также обобщение одного наблюдения на другие случаи. Другими словами, уподобление включает мыслительные процессы, а не является простой мимикрией или имитацией.

Бандура выделяет три обстоятельства, определяющих, сможет ли человек в данной конкретной ситуации научиться чему-то путем уподобления образцу. Такими обстоятельствами являются: свойства объекта, свойства наблюдателя и последствия формируемого наблюдателем поведения.

Во-первых, важны свойства объекта. Мы более склонны уподобляться людям, обладающим высоким статусом, чем тем, кто имеет низкий статус, компетентным личностям, а не неумелым и некомпетентным, сильным, а не беспомощным.

Во-вторых, свойства наблюдателя также воздействуют на его склонность уподобляться. Люди, которым недостает положения в обществе, навыков или силы, более склонны уподобляться другим. Дети уподобляются другим чаще, чем взрослые люди, и новички — чаще, чем опытные профессионалы.

В-третьих, на наблюдателя могут оказывать воздействие последствия формируемого им поведения. Чем больше ценности наблюдатель придает поведению, тем больше вероятность, что он ему научится. Также научение может ускориться, если наблюдатель видит перед собой образец, получающий суровое наказание: например, если мы увидим, как другой получил серьезный шок, дотронувшись до электрических проводов, это преподаст нам ценный урок.

«Понять, как люди учатся имитировать, — значит понять, как необходимые подфункции развиваются и действуют» (A. Bandura, «Behavior theory and and the models of man». AP № 29, 1974, p. 864).

Внимание

Первый из процессов, обслуживающих научение через наблюдение, — это внимание. До того как мы сможем уподобиться кому-либо, мы должны обратить внимание на этого человека. Какие факторы управляют вниманием? Во-первых, так как мы имеем больше возможностей наблюдать людей, с которыми часто общаемся, мы скорее всего обратим внимание в первую очередь на этих людей. Во-вторых, привлекательные образцы скорее будут замечены, чем непривлекательные: фигуры, популярные на телевидении, в спорте или в кино часто привлекают большое внимание. Природа самого поведения также влияет на наше внимание — мы замечаем поведение, которое полагаем важным для себя и из которого думаем извлечь пользу.

Запоминание

Наблюдение за поведением модели не будет эффективным, если человек не запомнит его. Для того чтобы наблюдения привели к созданию новых образцов поведения, эти образцы должны быть символически представлены в памяти. Бандура выделяет два основных способа запоминания: образное и вербальное кодирование. Символическое представление не обязательно должно быть словесным, так как некоторые наблюдения сохраняются в виде образов, которые могут быть вызваны в отсутствие физической модели. Этот процесс особенно важен в детском возрасте, когда речевые навыки еще не сформировались.

Вербальное кодирование значительно ускоряет процесс научения через наблюдение. С помощью языка мы можем словесно оценивать поведение, которое наблюдаем, и решать, что мы отвергнем, а что захотим попробовать. Вербальное кодирование также помогает нам символически репетировать поведение, то есть снова повторять себе, как мы будем делать что-то, когда нам представится случай. Эти репетиции могут повлечь за собой действительное исполнение выученных действий, к тому же они помогают процессу запоминания.

Воспроизводство поведения

Следующим этапом научения через наблюдение является перевод символически закодированной в невербальных образах или в словах информации в соответствующее поведение. После того как мы обратили внимание на образец и запомнили то, что мы увидели, мы сами воспроизводим это поведение. В ходе превращения мысленных представлений в соответствующие действия мы должны задать себе несколько вопросов о поведении, которое мы воспроизводим. Сначала мы спрашиваем: «Как это сделать?» Получив ответ с помощью символических репетиций, мы пытаемся претворить наше новое поведение в действительность. В это время мы контролируем себя, задавая вопрос: «Что я делаю?» И наконец, мы оцениваем свою деятельность, спрашивая «Правильно ли я это делаю?» На этот последний вопрос не всегда легко ответить, особенно если он относится к двигательным навыкам, как, например, в балете или в прыжках в воду с трамплина, когда мы не можем в действительности видеть себя со стороны. Однако Кэрол (Carrol) и Бандура (1982, 1985) нашли, что самоконтроль с помощью видеозаписи облегчает обучение двигательным навыкам.

Мотивация

Как уже было сказано, важнейшим обстоятельством, определяющим, будет ли происходит в конкретной ситуации научение через уподобление, являются последствия наблюдаемого поведения — то, какое подкрепление получила модель. С другой стороны, научение путем наблюдения наиболее эффективно, когда обучающийся имеет какую-либо причину, чтобы захотеть воспроизвести данное поведение. Внимание и представление могут быть полезными в научении, перейти же к действиям легче, когда есть причина воспроизвести данный конкретный вариант поведения. Хотя наблюдение за другими может научить нас, как делать что-то, мы можем не иметь желания производить необходимые действия. Один человек может наблюдать, как другой работает бензопилой или чистит пылесосом ковер, и не иметь никакой нужды воспроизводить какую-либо из этих деятельностей. Большинство сторонних наблюдателей обычно совсем не хотят подражать строительному рабочему, которого они видят.

Однако когда мы видим и запоминаем подкрепление, полученное моделью, то ситуация в корне меняется. Так, наблюдение за тем, как некто бывает наказан за свое поведение, уменьшит вероятность того, что мы сами попробуем сделать что-либо подобное. Например, если на ваших глазах одноклассник, пытавшийся задать вопрос, получил строгое внушение от профессора, вы, вероятно, научитесь не задавать вопросы в этом классе. Таким образом, уподобление делается возможным благодаря наблюдению за соответствующей деятельностью, подходящему кодированию событий для представления в памяти, действительному воспроизводству поведения и достаточной мотивации.

Мышление.

Люди обладают громадной способностью к символическому творчеству, которая служит им «мощным инструментом для понимания окружающей среды, а также для создания и регулирования событий окружающей среды, затрагивающих практически каждый аспект их жизни» (Bandura, 1994b, p. 62). Использование символов, особенно языка, позволяет нам «превращать мимолетные переживания во внутренние образцы, служащие руководством к будущим действиям» (Bandura, 1986, р. 18). Такая трансформация придает некоторую последовательность и структуру системе «я» (self system). Без этой способности люди всего лишь реагировали бы на возбуждения, исходящие от органов чувств и не могли бы предсказывать события, создавать новые идеи и использовать внутренние стандарты для оценки своих настоящих переживаний. Люди обладают способностью рефлективного самосознания (reflective self-consciousness), они не просто мыслят, но могут думать о мышлении. «Люди формируют убеждения относительно того, что они способны сделать, они предвидят возможные последствия предполагаемых действий, ставят перед собой цели и таким образом планируют свою деятельность, чтобы она принесла желаемый результат» (Bandura, 1991b, p. 248).

 

Итоги главы.

— Социально-когнитивная теория Бандуры придерживается точки зрения, что деятельность человека есть продукт множественного действия событий окружающей среды, поведения человека и свойств его личности, особенно мышления. Бандура рассматривает деятельность людей в терминах реципрокного детерминизма (reciprocal determinism), который предполагает тройственное взаимодействие окружающей среды, поведения и личности (Bandura, 1977, 1982а, 1986).

— Три реципрокных фактора не обязательно вносят одинаковый вклад в мышление и поведение. В разное время и при разных обстоятельствах любой из них может оказаться наиболее сильным. Но ни один из факторов не определяет поведение всегда. Все три действуют постоянно, влияя друг на друга.

— Два важных фактора окружающей среды, которым теоретики других направлений часто не уделяют должного внимания, — это случайные встречи (chance encounters) и случайные события (fortuitous events). Бандура считает, что многие из влияний, имеющих решающее воздействие на нашу жизнь, берут начало в этих незапланированных и неожиданных событиях. Однако как только такие события происходят, они входят в тройственную модель так же, как и запланированные события.

— Как существа, обладающие мышлением, мы способны использовать символы, и особенно язык, чтобы превратить кратковременные переживания в относительно постоянные образцы поведения. Это придает некоторую стабильность системе «я» (self system). Под системой «я» подразумеваются сознательные структуры, позволяющие нам замечать, оценивать и регулировать свое поведение.

— Мы имеем ограниченную способность к саморегуляции и можем использовать для этого как внешние, так и внутренние факторы. Внешние факторы дают нам стандарты для оценки своего поведения (standards for evaluating our behavior), а также внешние подкрепления (external reinforcement) в форме наград, получаемых от других. Внутренние факторы саморегуляции включают: 1) самонаблюдение, 2) процесс вынесения суждений и 3) реакцию на себя.

— Процессы саморегуляции, однако, специфичны и действуют только тогда, когда они включены. Посредством выборочного включения (selective activation) и отключения внутреннего контроля (disengagement of internal control) мы можем отмежеваться от вредных последствий наших действий. Четыре основных метода выборочного включения и отключения внутреннего контроля — это: 1) переопределение своего поведения, 2) смещение или распыление ответственности, 3) игнорирование или искажение последствий своего поведения и 4) обвинение самих жертв в их страданиях.

— Наша деятельность, как правило, более успешна, когда мы обладаем высокой самоэффективностью (self-efficacy), то есть большой уверенностью в своей способности произвести действия, которые приведут к желаемому результату в данной конкретной ситуации. Самоэффективность повышается или понижается благодаря 1) непосредственному опыту, то есть успешным собственным действиям, 2) косвенному опыту, 3) общественному одобрению или порицанию и 4) физическому и эмоциональному состоянию человека.

— Коллективная эффективность (collective efficacy) означает уверенность группы людей в том, что они могут совместными усилиями добиться социальных перемен.

— Бандура полагает, что человек может учиться, не производя сам никаких действий. Он называет этот процесс научением через наблюдение (observational learning) и отличает его от научения через проигрывание (enactive learning). Для того чтобы научиться посредством наблюдения, мы должны: 1) обратить внимание на образец, которому собираемся следовать, 2) организовать и хранить свои наблюдения, 3) попробовать выполнить новые для себя действия, 4) иметь причину повторять поведение модели.

— Научение через проигрывание имеет место, когда мы встречаемся с последствиями своей деятельности. Эти последствия могут сообщать нам информацию, мотивировать будущее поведение или подкреплять настоящее.

 

Ключевые понятия.

Выборочная активация (Selective activation). Концепция, согласно которой не существует автоматического внутреннего контролирующего агента, такого как сознание или суперэго. Саморегуляторные (self-regulatory) функции действуют, только когда они включены.

Искажение результатов своих действий (Distorting, obscuring). Функция отключения внутреннего контроля, включающая преуменьшение, игнорирование последствий и неправильное истолкование своего поведения.

Мышление (Cognition). Внутренняя структура, частично определяющая, какие события окружающей среды будут восприняты, получат оценку и станут основой для действия.

Отключение внутреннего контроля (Disengagement of internal control). Психологический механизм, благодаря которому мы можем отделять в сознании наше поведение от его негативных последствий. Бандура выделяет такие функции, как: переопределение природы поведения, смещение или распыление ответственности, искажение, умаление или игнорирование последствий нашего поведения, обвинение или дегуманизация жертвы.

Переопределение поведения (Redefinition of behavior). Функция отключения внутреннего контроля, включающая в себя моральное оправдание (moral justification), оправдывающее сравнение (palliative comparisins) и использование словесных ярлыков (euphemistic labels).

Реципрокный детерминизм (Reciprocal determinism). Теория, согласно которой поведение человека есть результат взаимодействия личностных факторов, включая мышление и познавательную способность (cognition), явлений окружающей среды и действий самого человека.

Саморегуляция (Self-regulation). Возможность управления событиями окружающей среды и собственным поведением. Бандура разделяет две группы факторов саморегуляции. Внешние факторы: подкрепления и стандарты; внутренние факторы: самонаблюдение (self-observation), процесс вынесения суждений (judgmental process) и активная реакция на себя (active self reaction).

Самоэффективность (Self-efficacy). Суждения людей относительно их способности вести себя релевантно специфической задаче или ситуации. В качестве причин изменения самоэффективности Бандура рассматривает опыт непосредственной деятельности (mastery experiences), косвенный опыт (vicarious experiences), общественное мнение, а также физическое и эмоциональное состояние человека.

Система «я» (Self system). Набор когнитивных структур, включающих восприятие, оценку и регуляцию поведения.

Смещение или распыление ответственности (Displacement or diffusion of responsibility). Функция отключения внутреннего контроля, ответственность за свои действия возлагается на внешние причины или распространяется на большое количество людей.

 

Библиография.

Bandura A. (1974), Behavior theory and and the models of man. American Psychologist, 29, p. 864.

Bandura A., (1977), Social-learning theory, Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall.

Bandura A., (1978 b), The self system in reciprocal determinism. American Psychologist № 3, p. 356–357.

Bandura A., (1986), Social foundations of thought and action: A Social cognitive theory. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall.

Bandura A. (1989), Regulation of cognitive processes through perceived self-efficacy, DP № 25, p. 729.

Bandura A., (1991 a), Social cognitive theory of moral thought and action. In W. M. Kurtiness (Ed.) Handbook of moral behavior and development, Vol. 1 (pp. 45–103), Hillsdale, NJ: Erlbaum.

Bandura A., (1991 b), Social cognitive theory of self-regulation. Organizational Behavior and Human Decision Processes, 50, 248–287.

Bandura A., (1994 a), Social cognitive theory and exercise control over HIV infection. NY: Plenum Press.

Bandura A., (1994 b), Social cognitive theory and mass communication. In J. Bryant & D. Zillmann (Eds.), Media effects: Advances in theory and research (p. 62). Hillsdale, NJ: Erlbaum.

Bandura A., (1995 a), Exercise of personal and collective efficacy in changing societes. Cambridge: Cambridge University Press.

Bandura A., (1995 b), On rectifying conceptual ecumenism. In J. E. Maddux (Ed.). Self-efficacy, adaptation, and adjustment (pp. 347–375), NY: Plenum Press.

Bandura A., Adams N. E., Hardy A. B, & Howells G. N., (1980) Test of the generality of self-efficacy theory. Cognitive Therapy and Research, 4, 39–66.

Chambliss C. A. & Murray E. J., (1979), Cognitive procedures for smoking reduction: Simptom attribution versus efficacy attribution. Cognitive Therapy and Research, 3, 91–9.

Feist J., Feist G., (1998), Theories of Personality, McGraw-Hill.