Алесь пришёл в себя и мутным взглядом оглядел комнату. Рядом с ним на полу сидела Фрося и прикладывала к его разбитой голове железное полотно топора. В дальней комнате заходились от плача Стасик с Аней.
Алесь взял топор из её рук и кивнул в сторону плача:
— Фрось, иди успокой ребятишек, я тут сам управлюсь…
Она подскочила и побежала к орущим малышам. Через короткое время всё в доме пришло в относительный порядок, накормленные дети вновь спали, а расстроенные молодые люди приводили в надлежащий вид разгромленную избу.
Фросе совершенно не было жалко отнятого золота, но запасы провианта их резко уменьшились, хотя Алесь заверил:
— Не расстраивайся из-за этого, голодать мы не будем, завтра я постараюсь возместить с лихвой утраченные продукты. Как я и собирался, поеду в город на базар и куплю запланированное и многое другое. Но теперь я боюсь оставлять тебя одну с детьми в деревне, ведь это не последние окруженцы, продвигающиеся по лесам на восток.
Эти отморозки изъяли у меня все немецкие деньги, что были при мне, и поэтому придётся вначале вернуться в Поставы за деньгами, а лишь потом я смогу поехать на базар… К сожалению, мне придётся выехать завтра рано утром. Но, боже мой, как я теперь боюсь оставлять тебя одну.
В ответ Фрося взяла в руки топор и положила возле входных дверей:
— Пусть только сунутся, раскрою им башки, пущу вход без сомнений, это не грех — постоять за себя и за детей. Алесик, береги себя, ведь тебе придётся мотаться по дорогам…
— Не волнуйся, у меня есть документ, с которым я могу свободно перемещаться по Белоруссии…
— С этим документом тебя быстро красноармейцы расстреляют, будь осторожен, пулю можно схлопотать и от тех, и от других.
Днём она прошлась по деревне и узнала, что разграбили не только их дом, это была большая группа отступающих окруженцев, и что в одном доме была изнасилована одинокая молодая женщина, а в другом дед Панас стал оборонять своё добро, кинулся с топором на солдата, и тот заколол его штыком.
Бабы сидели у гроба Панаса, плакали и сокрушались, что нет им защиты от этих бандитов, и не знают они теперь, кого больше бояться, — немцев, полицаев или этих мародёров.
Несмотря на всё пережитое у Алеся и Фроси опять была сладкая ночь любви. Их истосковавшиеся тела жадно навёрстывали упущенное.
Ранним утром Фрося кормила грудью попеременно детей, а Алесь смотрел на неё влюблёнными глазами. Он не мог отвести взгляда от её одухотворённого при кормлении лица, от её полных красивых грудей и нежно шептал ей всякие глупости, от которых она рдела красным маком и опускала смущённо ресницы, прикрывая от удовольствия горящие синим пламенем глаза.
Вернувшись после доения коровы, она обнаружила Алеся, стоящего на коленях рядом с кроватью, забавляющегося с детьми. Он им что-то ворковал нежным голосом, гладя по сытым животикам, и новая волна любви пробежала по сердцу молодой матери.
Алесь уехал, а на душе у Фроси стало очень неспокойно, и как-то сразу всё стало валиться из рук. Незваные слёзы набегали и набегали на глаза, ей было грустно и скучно без любимого.
Она теперь была настороже, оглядывалась и прислушивалась, но в округе стало тихо, — видимо, сентябрьские холодные ночи остудили пыл бандитов, или все окруженцы уже покинули здешние места, а, может быть, их всех уже переловили немцы…
Наконец под вечер явился уставший Алесь. Ещё издалека заслышав подъезжающую подводу, Фрося выбежала к нему навстречу, как была босиком, и повисла на шее. Он нежно целовал свою любимую и на руках занёс назад в избу.
Затем они разгружали подводу, на которой в мешке хрюкали два поросёночка, и в клети хлопали крыльями полдюжины курей. Привёз Алесь и другие продукты, пополнив исхудавший после ограбления запас. Когда он снял в избе пиджак, Фрося увидела на ремне кобуру с пистолетом и в испуге уставилась на мужа, но тот успокоил её, что оружие выдал ему комендант после его рассказа об окруженцах, ведь скрыть разбитые голову и губы было невозможно, да и лишним не будет, мало ли что…
Назавтра Алесь укатил на целую неделю в город, ведь ему надлежало каждое утро являться на службу. Вовсю шли уже сентябрьские дожди, и просёлочную дорогу изрядно разбило, а рисковать с властями было чревато неприятностями.
На этот раз Фрося отпустила его с лёгкой душой, зная, что любимый приедет к ней на выходные. К его приезду в субботу она готовила баню, в которую они на этот раз пойдут вместе как муж и жена.
И опять шум подъезжающей подводы, и опять Фрося бежит навстречу Алесю и повисает на его шее, и соседка тётя Маня, увидев это, заулыбалась во весь свой беззубый рот. Уже через полчаса вся деревня будет знать, как их Фроська встречает мужа, такую любовь не часто можно было встретить в деревне, где в основном сватали девиц, и далеко не всегда за любимых парней. В ходу была фраза: поженятся — слюбятся.
Дети накормлены, корова надоена, проверены новые постояльцы сарая.
Фрося радостно сообщила Алесю, что поросята прожорливые, а куры уже начали нести яйца на новом месте, и это хорошее подспорье в их хозяйстве.
Взявшись за руки, они весело побежали в баню и стали поспешно раздеваться, уже нисколько не стесняясь друг друга.
Не заходя в натопленную баню, Алесь страстно обнял обнажённую Фросю и впился истосковавшимися губами в её податливые зовущие уста…
Баня подождёт. Стоя в предбаннике, они с неистовостью предавались соитию, и ничего в этом не было удивительного, их желание подогревала молодость, нерастраченность чувств и, конечно, безумная любовь друг к другу.
Потолок старой баньки чуть не рухнул от неистового крика Фроси, они медленно отпрянули, часто дыша и вытирая пот со лба.
Облокотившись о полку, Алесь неожиданно натолкнулся рукой на маленький свёрток. В свете керосинки он приблизил его к глазам и посмотрел на Фросю:
— А что это такое? Может быть, твои родственники забыли, и лежит здесь с давних времён…
Фрося заулыбалась:
— Алесик, послушай историю этого свёрточка. Представляешь, уже больше месяца я не могу удосужиться посмотреть, что там находится.
Когда в первый раз развернула пелёнки, чтобы перепеленать Аню, после того, как забрала её у Ривы, на пол упал этот свёрток. Мне тогда было не до него, и в пылу сборов я совсем забыла о нём.
А когда убегали из Постав, нечаяннно наступила на него и второпях сунула в карман, а затем выложила, когда мылась в бане, и снова забыла. Давай вместе посмотрим, открывай…
Алесь развернул плотную тряпицу, и в его руках оказался кожаный мешочек. Затем раскрыл мешочек, и их взору предстали золотые вещи…
Он доставал по одной вещице. На ладони Фроси легли довольно-таки массивные серьги с камешками — скорей всего, это были бриллианты… колечко, и тоже с большим камнем, — и, похоже, тоже с бриллиантом… такими же камнями усыпанная золотая брошь…
Затем Алесь положил на ладонь Фроси два обручальных кольца, по видимости, Меира и Ривы, а в самом низу лежала тоненькая цепочка с маленькой шестиконечной звёздочкой…
Фрося удивлённо смотрела на эти красивые золотые вещи, а в голове стоял звон, и сквозь него пробивался шёпот Ривы:
— Её зовут Хана… Там, в пелёнках, всё для тебя, только цепочку одень Ханочке, когда она вырастет, береги её, сбереги её, сбереги мою девочку…