В один из дней такая комиссия нагрянула в дом, где жила Фрося. Её родственника обвинили в незаконных сборищах, в подрывной деятельности против советской власти, в сокрытии золота и драгоценностей. После обыска и изъятия компромата судьба этой семьи была предрешена — сутки на сборы и в дальнюю дорогу.

Один из членов этой комиссии, участвующей в обыске, был Степан, он отвёл Фросю в сторону и шепнул:

— Фрося, уходи быстрей отсюда, а иначе загремишь со своими родственничками, хватай, что под руки попадётся, я помогу тебе выйти через чёрный ход со двора…

Он вывел растерянную девушку на улицу и посоветовал, прежде чем вернуться назад в избу к другим членам комиссии:

— Слышь, Фрося, дождись меня около костёла, я скоро приду, и мы решим твоё будущее…

Степан привёл девушку к себе в дом, где он жил один и предложил без обиняков:

— Выходи за меня замуж, и это нужно провернуть как можно скорей, чтобы не было пересудов…

Разве такого предложения и объяснения ожидала девушка, но положение Фроси и в самом деле было незавидным. Что оставалось ей? Возвращаться в деревню и ждать Алеся или вернуться в дом к родственнику и разделить его участь, отправившись в изгнание? Не лучше ли было принять предложение от человека, который ей не был противен, и, более того, она питала к нему вполне дружеские чувства. Любви не было, но она на этот раз проявила несвойственную ей слабость:

— Стёпушка, как же я буду жить с тобой в одной хате до свадьбы?..

Степан нахмурился:

— За кого ты меня принимаешь, я разве не ведаю, где мы живём и сколько вокруг досужих языков…

Степан и правда не позволил себе никакого насилия по отношению к испуганной девушке, более того, завёл её в хату, а сам ушёл жить в кузню.

— Ты не думай, у нас будет всё по-людски со свадьбой и прочим, а ты пока тут хозяйничай, обвыкай…

Фрося не часто встречалась со своим женихом, тот или работал, или заседал в различных комиссиях, но, сталкиваясь иногда во дворе, она ловила на себе его похотливые взгляды, и по сердцу пробегал холодок, то ли от страха, то ли от отвращения. Она уже точно для себя решила, что полюбить жениха вряд ли сможет, но всё же надеялась, что со временем привыкнет, живут же так многие бабы и ничего.

Вместе с ней в доме обосновалась мать Степана, и это во многом спасало ситуацию, и без того сплетен хватало, городишко-то маленький. Летом сорокового года сыграли скромную свадьбу, на которой не оказалось родственников Фроси, а только Степанова родня, руководители местной власти и несколько ребят и девушек из бедных семей, развлекавшихся вместе с молодожёнами когда-то на завалинке.

На свадебном столе было всё, как положено. Он был заставлен традиционными для этих мест закусками, всюду между блюдами красовались бутыли с самогоном, местными винами и наливками, и даже напротив высокопоставленных гостей блестели сургучом пробки от бутылок казённой водки. Молодёжь и подвыпившие пожилые люди лихо отплясывали под аккомпанемент местных знаменитых музыкантов еврейского происхождения. Скрипка, кларнет и барабаны в руках виртуозов творили чудеса, зазывая танцующих в круг на польку, лявониху и другие зажигательные танцы, а в перерывах молодёжь под общий смех состязалась в частушках под залихватскую гармошку.

И вот последний пьяный гость покинул двор, родственницы и соседки, наскоро кое-как прибрав со столов, разбрелись по своим дворам, а на крылечке осталась сидеть молодая пара — Степан в новом костюме и Фрося в нарядном белом свадебном платье с фатой, покрывающей её шикарные волосы. В печальных глазах невесты застыли слёзы, а сердце готово было выскочить из груди, кровь пульсировала в висках вместе с неотвязной мыслью: «Боже мой, что я наделала, что я наделала…»

Степан выкурил подряд две цыбарки, взял Фросю за руку и молча завёл в дом. Они прошли в заднюю комнату, жених сорвал фату и впился жадно в сочные губы невесты, а Фросе вспомнился в этот момент нежный поцелуй Алеся перед отъездом в Варшаву, и сердце защемило тоской.

Степан резко отстранился и стал быстро раздеваться, многозначительно поглядывая на зардевшуюся Фросю. Под грузным телом мужчины заскрипела кровать, она взглянула в его сторону и увидела, что тот уже лежит, накрывшись до груди лёгким одеялом.

— Стёп, а Стёп, отвернись, пожалуйста, неловко как-то…

Но Степан даже и не подумал, он лежал на боку, положив на согнутую руку голову, и, ухмыляясь, разглядывал оробевшую невесту:

— Ну-ну, давай быстрей, и так столько время рядом ходил, как кот около сметаны… — и загоготал.

Фрося стыдливо сняла свадебное платье и, обнажённая, быстро юркнула с другой стороны кровати, натянув одеяло до глаз.

Они полежали молча некоторое время, потом Степан притянул к себе упругое тело невесты, подмял под себя, и, неловко раздвинув ей ноги, вошёл в девственные глубины, до сих пор не ведавшие соития с мужчиной…

Пронзительная боль от низа живота, казалось, прострелила в голову, суетливые и резкие толчки в глубине её тела отзывались ударами пульса в висках, но вдруг эта пытка закончилась, и на Фросю накатила мысль, а как же это произошло бы с Алесем… И из глаз по щекам побежали к губам горькие слезинки.