События вокруг Фроси разворачивались стремительно.

Аглая с самого утра уехала в Сосновск за товаром и, конечно же, за нужными для неё сведеньями. Фрося проводила Андрейку в школу, а сама занялась домашними делами. Отделение милиции по договоренности с Василием Митрофановичем в последнее время она убирала после обеда, да и работы там всего было на два часа. Наводя порядок в доме, Фрося ушла в свои думы настолько глубоко, что лёгкий стук в дверь заставил её вздрогнуть.

Она никого не ожидала в этот час и удивлённая пошла открывать нежданному гостю. Распахнув дверь, она увидела на пороге Алеся, ничего не говоря, отодвинулась в сторону и пропустила его в дом. Тот боком протиснулся мимо женщины, словно боясь до неё дотронуться, снял шапку и затоптался на пороге. Фрося, закрыв дверь, прошла в комнату, присела к столу, посмотрела пристально на бывшего мужа:

— Ну, что топчешься, снимай куртку и присаживайся, рассказывай, что привело тебя ко мне…

Алесь присел, суетливо устраиваясь на табурете напротив бывшей жены, поднял на неё глаза, изучая несколько секунд лицо и заговорил:

— Фрося, выслушай меня, пожалуйста…

Она молча смотрела на него, не проявляя нетерпения и он осмелев, продолжил:

— К великому моему огорчению, не всё у нас получилось, как мы этого хотели, как это виделось издали.

В большей степени, в нашей размолвке моя вина, но не отрицай, есть и твоя. Ты разыграла из себя оскорблённую добродетель, а могли бы здесь сразу зажить нормальной семейной жизнью и сыну было бы хорошо, и мы бы опять обрели потерянные чувства…

Фрося резко вскинула голову, но тот замахал руками, призывая не мешать договорить:

— Нет, нет, не перебивай, у меня важные новости и серьёзное предложение. Вчера меня вызывал к себе Василий Митрофанович, вручил казённое письмо, в котором сообщалось, что рассмотрено ходатайство гражданки Ефросиньи Станиславовны Госпадарской по делу гражданина Цыбульского Алеся Яновича, рассмотрено там-то и там-то, в составе таких-то и таких-то и принято решение амнистировать последнего, учитывая его хорошее поведение, прилежный труд в лагере, жизнь без замечаний на поселении, и прочее и прочее… короче говоря, я получил справку об освобождении, могу в ближайшее время уехать отсюда на все четыре стороны, не считая некоторых крупных городов Советского Союза. Фрося заулыбалась, выражая радость от новости и желая поздравить Алеся, но тот опять поднял руки, прося дать ему высказаться до конца:

— Так, вот Фросенька, ты опять в моей судьбе сыграла значительную роль и нет смысла сейчас рассыпаться в благодарностях, потому что их может быть гораздо больше, но всё зависит только от тебя. До летних каникул осталось меньше, чем полтора месяца, думаю уже отработать, хочется по человечески расстаться с коллективом школы, довести своих учеников до конца учебного года, где они сейчас здесь найдут преподавателя сразу по трём предметам, да и нашему сыну надо также завершить учебный год.

Оставаться здесь добровольно я не хочу, правда и в других местах не много есть людей, кто меня ждёт, кто во мне особо нуждается. Моё намерение уехать отсюда, продиктовано в первую очередь тем, что здесь я потерял себя, потерял тебя, потерял спокойное семейное будущее.

Фросенька, я не буду ходить вокруг, да около, а перехожу к главному… Уже ни для кого в посёлке не секрет, что твой Сёмочка охладел к тебе и это не диво, ты, что первая его жертва. Да, ходят слухи, что он вовсе отсюда сбежал, говорят, что дом свой продал и с работы уволился. Ты, не смотри на меня так презрительно, у меня нет злорадства, просто излагаю голые факты. Я не спал сегодня всю ночь, много передумал и пересмотрел в своих поступках, и поведении. Я пришёл к тебе сделать важное предложение, от которого выиграют все и мы с тобой и наши дети. Что было, то было, не стоит ворошить кое-что негативное, возникшее между нами, в этом не мы виноваты, а это сумасшедшее время, не от нас зависящие события и человеческий фактор, но всё можно если не исправить, то залатать.

Мы ещё можем успешно устроить для нас и детей нормальное будущее, в котором будем рядом, я и ты.

Пройдём бок о бок вместе дальше по жизни, мне верится, что вернутся, пусть не прежние, но сердечные отношения, ведь были у нас с тобой счастливые дни и ты ещё, вон какая цветущая женщина.

Я готов хоть сегодня перейти к тебе сюда пожить до нашего с тобой отъезда домой. Обещаю, что никаких компаний без тебя, никаких карт, пьянок и даже брошу курить.

Клятвенно обещаю, что ни одним словом не попрекну тебя за связь с Семёном, ведь у меня и у самого рыльце в пуху.

Мы спокойно соберёмся и в июне тронемся вместе домой в наши Поставы. Слава богу, едем не на пустое место и дом, и хозяйство есть у нас, а к осени я обязательно куда-нибудь устроюсь на работу, хоть в школу, хоть в кантору. А есть у меня и ещё задумка, тут знающие люди просветили, что я имею право на выезд в Польшу, где у меня ведь есть родственники, я там родился и насколько знаю, у тебя тоже найдутся близкие, вот и сбежим с этой страны, которая нам сделала столько добра, так обласкала, что я её покину без всякого сожаления…

Алесь с каждым своим высказанным словом становился всё увереннее. Фросе даже показалось, что он расправил плечи, в глазах появился прежний огонь, в голосе чувствовалась убеждённость, вера в то, о чём он говорит и, конечно же, было видно, как к этому разговору он тщательно готовился, всё продумал и взвесил до мелочей. Всё выглядело в его речи аргументировано, излагал доходчиво и полновесно, не оставляя даже лазейки для дополнительных вопросов.