Городской почтамт встретил Фросю умиротворяющей тишиной.
В этот утренний час в небольшом душном помещении почти никого не было.
Фрося заказала разговор с Москвой и присела на жёсткую лавку в ожидании, когда её вызовут в какую-нибудь из трёх кабинок.
Ждать пришлось долго, почти час, за это время Фрося сто раз мысленно проиграла начало разговора с матерью Семёна.
Она отвергала вариант за вариантом и всё равно так и не нашла ту подходящую ниточку за которую можно было бы зацепиться, и раз за разом посещала мысль, а для чего она вообще заварила эту кашу…
Не смотря на томительное ожидание голос девушки, вызывающий её в третью кабину для разговора с Москвой, прозвучал так неожиданно, что она вздрогнула.
Фрося резко поднялась с лавки, вошла в тесную кабинку переговорного пункта, сняла трубку и тихо выдохнула:
— Алло, это Клара Израилевна?
— Здрравствуйте, я говоррю с Фрросей?
— Да, это я…
Фрося с удивлением и волнением слушала низкий голос женщины с рокочущей буквой р…
— Уважаемая Фррося, я получила удивительное письмо из Вильнюса от их местного рраввина Пинхаса, в которром он поведал мне, что нашлись следы моего несчастного мальчика и что у тебя есть для меня важные, на этот счёт, сведенья.
— Да, я последняя, кто видел живым вашего сына…
— Рраскажи, рраскажи доррогуша, я не смогла отыскать следы своего рребёнка в течение шести лет, после того, как веррнулась в Москву…
Женщина закашлялась в трубку, голос был не то простуженный, не то прокуренный.
И Фрося с ужасом в этот момент подумала, что как раз шесть лет назад и умер Семён.
Женщина прокашлялась:
— Доррогуша, ррасскажи мне о нём, как он выглядел, какой у него был харрактер, отчего он умерр?
— Вы, меня простите, но я заказала всего пять минут разговора, и поэтому буду говорить коротко.
— Говорри, говорри детка.
— С Семёном я познакомилась в Сибири, где он работал заготовителем пушнины и как-то случилось так, что он подвозил меня на своей рабочей машине в местный районный центр.
Мне трудно и неудобно об этом говорить, но вскоре после этой поездки у нас зародились друг к другу любовные чувства.
К сожалению, наши отношения с ним длились недолго, в апреле пятьдесят седьмого, он неожиданно покинул те места, никого не поставив в известность о причине поспешного отъезда.
Семён оставил мне прощальное письмо с некоторой долей надежды, многочисленные подарки и большую сумму денег.
Я тут же кинулась на его розыски, узнав от местных врачей, что у него зашевелился осколок и открылась тяжелейшая рана в районе сердца, которую он получил во время войны…
Простите меня, но я не могу продолжать подробно рассказывать, заканчивается время, меня предупредили, что осталась всего одна минута, поэтому вкратце — по дороге я выяснила, что беременная, искала его в Москве, а нашла в Киеве ещё живого, но через сутки он умер на моих руках, не произнеся ни слова, а только посмотрел на меня в последний раз своими печальными влюблёнными глазами…
И я тогда поклялась, что оставлю по нему след на земле.
У меня есть от него ребёнок, его сын и ваш внук, которого тоже зовут Семёном.
Я похоронила вашего сына здесь в Поставах…
Фрося вдруг услышала в трубке едва сдерживаемые рыдания, хриплый кашель и сквозь них сдавленный голос:
— Деточка, прриедьте ко мне, умоляю тебя, прриедте…
Фрося не успела ничего ответить расстроенной женщине, их разъединили.
Подбежав к девушке на коммутаторе, попросила вновь их соединить, но та ответила, что надо опять ждать пока дадут связь с Москвой и что Фросе ещё повезло, что она достаточно быстро получила этот разговор, а сейчас уже вовсю рабочий день, и ждать можно и два часа, а можно и вовсе не дождаться.
Нет, столько ждать она не может, да и к чему…
Что она ещё сможет добавить к вышесказанному, а тем более по телефону.
Клару Израилевну ей было откровенно жалко, кто его знает, может зря они вскрыли затянувшуюся уже с годами рану, а теперь она кровоточит и, наверное, не меньше, чем у Ривы…
Что же делать, что же делать?!
Что делать — будто не знаю, что делать, надо срочно ехать в Москву!