Фрося налила из термосов себе чай, Марку кофе, и, отвернувшись к окну, глубоко задумалась с остывающей кружкой в руках.

Предложение Марка было до крайности неожиданным и в какой-то степени заманчивым, но как на него отреагировать она пока не знала.

Конечно, какую бы она сама не нашла себе работу, та могла ей гарантировать только минимальную или чуть больше зарплату.

Иначе и быть не может, образования можно сказать никакого, возраст, приближающийся к пенсионному, даже опыта работы в торговле по-настоящему нет, не считать же торговлю в поселковой лавке и на базаре за опыт, чтобы работать в столичном магазине.

Безусловно, она могла бы найти себе работу в овощном магазине или на какой-нибудь фабрике, но тут Марк совершенно прав, эта пахота, не приносящая хорошую зарплату, а только физическую усталость.

Она уже давно привыкла жить, не считая особенно деньги, не всегда легко зарабатывала, но с лёгкостью тратила.

В послевоенные годы, практически всё население СССР испытывало материальные трудности, зарплаты ведь были копеечные.

Многих выручала деревня, куда они ездили почти все выходные и проводили отпуска, а затем сумками тащили в город мясо и овощи.

А вот ей, наверно, всё же где-то везло, начиная с того момента, когда поменяла золото у евреев в Вильнюсе, она больше никогда не задумывалась о нехватке денег, хотя и работала до приезда в Москву, как ломовая лошадь.

С улыбкой вспомнила старого Соломона, который быстро и ловко справился с её делом, а в довершении всего ещё попутчика дал для надёжности доставки большой суммы в Поставы.

Так, в её жизни появился Ицек, который скоро уедет от неё навсегда в Израиль.

С лёгкой руки и надёжного совета раввина Рувена, она наладила торговлю на рынке, и получилось очень даже удачно — деньги стали водиться и подозрений это не вызывало, глядя на безбедную жизнь её семьи.

Почитай тридцать лет без малого она самостоятельно пробивается в этой жизни, начиная с момента, когда они с Алесем тайно покинули ночью Поставы и укрылись с детьми от досужих глаз в деревенской глуши.

А потом понеслось — золото Вальдемара и Ривы, налаженное хорошее хозяйство и торговля на базаре, щедрые подарки и крупная сумма денег от Семёна, а затем, совсем не бедная жизнь на всём готовом у мамы Клары.

Что теперь…

В заветном кресле Вальдемара, в тайнике, по-прежнему хранятся оставшиеся четыре золотые монеты старого ксёндза, все драгоценные украшения Ривы, не считая только проданной броши, там же хранится и крупная сумма, которой вполне может хватить на два жигуля.

У неё есть хорошая трёхкомнатная квартира в Москве, к ней вот ещё добавилась подмосковная дача, в принципе, можно спокойно дотянуть до старости.

Стасик и Андрейка ребята материально обеспеченные хорошо, на их счёт можно не волноваться.

У Анечки финансовые дела, скорей всего, сейчас не блестящие, но её гордый муж, быстрей будет сухим хлебом питаться, но у тёщи не возьмёт и крупицы.

Это же надо, на похороны привезли деньги…

Дурачки, оторвали от деток, а может быть ещё и задолжали.

Ничего, потихоньку всунет Ане тысячу, другую, будет полной дурой, если откажется.

Рано или поздно, они уедут в свой Израиль, там, скорей всего, бедствовать не будут, всё же ребята с головами, да, и Рива этого не допустит, большое дело, когда есть на кого опереться вначале пути.

Сёмочка подрастает, на него тоже всё больше будут увеличиваться расходы, тем более, если он поступит в институт, а иначе нельзя, его бабушка другой мысли даже не допускала.

Из глубоких раздумий вывел голос Марка:

— Ну, продала корову или купила?

— Послушай, Марик, я не буду сейчас задавать тебе никаких вопросов, они, скорей всего, возникнут по ходу нашей совместной работы.

Честно тебе признаюсь, мои старшие дети не одобрят этот род моей новой деятельности и мама Клара, безусловно, не одобрила бы, но я согласна…

— Отлично, с этого момента мы компаньоны, всё вырученное в Вильнюсе делим пополам и в дальнейшем, я тебя не обижу, но есть условия — про нашу, как ты сказала, деятельность, ни одной живой душе ни слова, включая самых близких родственников.

В Москве сильно не рисуешься, за пределами живи по королевски и умоляю, подальше от политики, на этот счёт волнует твой зятёк…

Фрося перебила:

— Твои предупреждения считаю лишними, я в послевоенные страшные годы очень даже хорошо поднялась на ноги, а у меня два мужа отбывали срок в лагерях, как предатели Родины, все мои близкие где-то живут в Польше, больше десяти лет я прожила бок о бок с ксёндзом, и это далеко не весь перечень моих грехов перед властями, но я же устояла, ни разу не привлекалась, у меня хватило средств выучить трёх детей, и поверь, кое-что ещё осталось в кубышке.

Но, согласна с тобой, у денег есть свойство исчезать, когда их не пополняешь.

Если бы ты только знал, сколько я потеряла денег в шестьдесят первом и не повесилась, а очень скоро опять зажила другим на зависть…

На этот раз перебил её Марк:

— Фрося, я же в тебе нисколько не сомневаюсь, кое-что слышал, о тебе и раньше приглядывался, но приблизиться, когда рядом была железная Клара, не осмелился, да, и ты, тогда бы не согласилась, тебе это было не к чему.

Фрося вдруг обратила внимание, что она ведёт с Марком вполне бойкий разговор и совершенно не напрягается, он теперь ей показался очень даже симпатичным человеком, и она решилась на давно заготовленную просьбу:

— Я понимаю, что ты будешь спешить возвратиться в Москву к семье и работе, но очень тебя попрошу, на обратном пути заедем хоть на несколько часиков к моему старшему сыну в Поставы, там в эти дни должна рожать моя невестка.

— Да какие могут быть разговоры, заедем, посмотрю, как ты жила раньше.

— Хорошо жила, мне стесняться нечего, я никогда не скрывала, что я баба деревенская.

— Да, ладно тебе, пол Москвы из деревни понаехали, а теперь к ним и не подступиться, посмотри только на мою тёщу, рафинированная москвичка из Городка.

Так переговариваясь и смеясь, они проскочили Поставы, и меньше чем через два часа въезжали уже в Вильнюс.