Утром позвонил по телефону вездесущий Марк и сообщил Фросе, что он скоро подъедет к ним, и поможет сделать покупки для дачи.
Дело в том, что он тоже получил строгое задание от Сони, завести туда для матери и дочек продукты и сменную одежду.
Фрося передала эту новость Ане, не скрывая радости:
— Анютка, мы сможем сэкономить уйму времени и сил…
Дочь, не преминула съязвить:
— Мамуль, мне кажется, тут время и силы не при чём, ты рада, что снова скоро увидишь предмет своего обожания…
— Послушай дочь, мои отношения с мужчинами, тебя совершенно не касаются, а, особенно, эти гнусные намёки в сторону Марка.
Все твои измышления беспочвенны, но если даже в них была бы заложена правда, то и тогда, это моё личное дело, я сама себе судья и адвокат.
— Мама, а чего ты злишься на мои шутки, я, что бегаю и кричу на всю округу, просто предостерегаю, у тебя уже сто лет так не горели глаза.
Фрося вдруг как-то вся обмякла:
— Доченька, мне надо самой в себе разобраться.
Думаешь, я не понимаю, что у нас нет с Марком будущего, но, поверь, нет и настоящего, он ещё не пол словечком не обмолвился на эту тему, ни одним движением не выказал своего желания закрутить со мной роман, а ты, лезешь и лезешь с этим в душу, поэтому и злюсь.
Я тебе уже говорила, у нас завязались деловые отношения, нравится тебе или нет, это уже совсем другое дело, но и это мы уже обсуждали…
— Мамуль, хоть ты и злишься, а я всё же выскажусь до конца, мы же с тобой подруги.
Поверь, у меня нет никакой дочерней ревности или бабьей зависти, в своё время я радовалась, когда у тебя на горизонте появился Виктор, я была совсем не против, если и с дядей Алесем у вас снова что-нибудь похожее на любовь получилось.
Я бы была самая счастливая дочь, если бы какой-то вдовец или разведённый обратил бы на тебя внимание и у тебя бы, так же горели глаза, как сейчас, но это ведь другой случай…
— Ну, не выдумывай…
— Мамуль, это видно невооружённым глазом и хорошо, если это вижу только я.
Но, и это ещё не всё, я же наблюдаю, какими глазами он смотрит на тебя, и это не выдумки, я же взрослая женщина, и такие вещи трудно не заметить.
— Анютка, я тебе уже сказала, мне надо самой во всём разобраться, я уже тебе сообщала, что очень скоро мы с Сёмкой уезжаем к Аглае, и это мне даст возможность на расстоянии всё перечувствовать, и, возможно, успокоиться…
— Мам, ты всё же меня бросаешь одну…
Фрося со смехом обняла тридцатилетнюю дочь:
— Как осуждать мать и встревать в её сердечные дела, так, ты очень даже взрослая, а тут затосковала, словно сиську от младенца отнимаю, как только без меня Маечку соорудили.
— Мама, ты повторяешься, с этой своей пошлостью, я от тебя такого раньше никогда не слышала.
— Ну, не злись, не злись, хотела, чтобы ты улыбнулась, а то ты у меня чересчур серьёзная и правильная.
— Мамуль, ты же понимаешь в каком я сейчас состоянии и, что в любой момент могут возникнуть чрезвычайные обстоятельства, а я одна, совершенно, остаюсь одна…
Улыбка слетела с лица Фроси:
— Дочушка, я уезжаю ненадолго, максимум на две недели, а если возникнут какие-то трудности или вопросы, с которыми тебе будет сложно самой справиться, повторяю, обращайся смело к Марку, я его об этом попрошу, но он и так тебе не откажет.
— Ах, мама, если бы у меня был такой сильный характер, как у тебя, а мне всё время нужна опора.
Вот, Миша не находится сейчас рядом со мной и я вся в растерянности, а тут ещё ты, хочешь от меня уехать…
— Я тебе уже сказала, отдыхай пока на даче, вернусь, и мы постараемся устроить твою жизнь в Москве, надо подумать о школе для Риты, про садик для Маечки, и тебя ведь тоже надо трудоустроить, не будешь же сидеть на мамином горбу.
Аня натянулась, как тетива лука, но, увидев озорные огоньки в глазах матери, улыбнулась в ответ:
— Мамуль, я ведь могу и санитаркой вместо тебя, всё поближе к медицине.
— Ну, и отлично, мысль, кстати, неплохая.
— Ой, мама, мы с тобой совсем заболтались, Марк Григорьевич сигналит, слышишь.