Марк в сопровождении двух элегантных женщин вошёл в ярко освещённый зал ресторана «Прага».

Изысканная разодетая публика в этот ранний для ресторанного вечера час только начала занимать заранее заказанные места.

За семенящим администратором Марк, Фрося и Аня проследовали в дальний угол, где уютно расположился для них заказанный столик.

Проходя по широкому проходу, Марк то и дело раскланивался со знакомыми.

Сопровождающие его женщины ловили на себе удивлённые и восторженные взгляды, недоумевая, кто эти колоритные красавицы, с каких артистических подмостков они сошли на публику, и какая у них связь с этим доставалой, от которого многие представители слабого пола из богемных кругов сходили с ума или нуждались в его многообразных услугах.

Не успели ещё толком рассесться за столом, как рядом с ними оказался официант, расставивший быстро приборы, бутылки с сухим вином и лимонадом, рядом водрузив графинчик с армянским коньяком.

Буквально через несколько минут стол был заставлен холодными закусками и Марк попросил официанта не докучать им в ближайшие два часа.

Фрося повела взглядом по сторонам и чуть поёжилась:

— Марк, а нельзя было выбрать ресторан поскромней, где у тебя поменьше знакомых, такое чувство, что продырявят спину глазами.

— Фросенька, а почему я должен прятать от знакомых таких красавиц, пусть поговорят и захлебнутся в домыслах.

Посмотри через плечо чуть налево через пять столиков от нас — это Володя Высоцкий рычит и машет руками, похоже, в очередной запой уходит.

А видишь, вон там высокий, худой, в очках с белой шевелюрой…

— Марк, это ведь Шурик?

— Совершенно верно, Александр Демьяненко.

Ане повезло больше, она сидела лицом к залу и чем больше заполнялся ресторан, тем чаще на её глаза попадались знакомые по телевиденью и кино знаменитые люди.

Голос Марка вывел их из ступора:

— Так, милые дамы! Фросенька, мы с тобой твой любимый армянский, а вот, Аня, мне кажется предпочитает сухое…

— Марк Григорьевич для вас есть что-то неизвестное или для вас не постижимое?

— Есть, есть, но пытаюсь устранить этот недостаток.

И они все втроём залились смехом.

— Так, в первую очередь я хочу предложить тост за удачу, без неё всё меркнет в этой жизни.

После того, как они выпили уже по третьей, Марк вдруг отставил свою тарелку, сложил руки на столешнице и вопросил:

— Девочки, я бы очень хотел услышать от вас подробный рассказ о посещении сурового заведения, думаю, что на это я имею право.

Мать с дочерью переглянулись.

— Анютка, начинай ты, ведь я попала в кабинет значительно позже и сама далеко не всё до конца поняла.

— Когда я зашла в кабинет ни жива, ни мёртва от страха, меня очень вежливо встретил капитан Евгений Николаевич и сразу же расположил к себе своей учтивостью.

Поначалу он задавал особо ничего не значащие вопросы, интересовался семьёй, моей бывшей учёбой в институте и работой в больнице.

Поинтересовался, с кем я дружила в студенческом и рабочем коллективе, и кого я посещала вне рабочее время.

Казалось в этих вопросах нет ничего предосудительного, чтоб могло сильно меня насторожить, и вдруг, он спросил в лоб, как, где и в чём я помогала своему мужу в деятельности порочащей Советскую власть и подрывающей устои социалистического строя.

Мы с Мишей часто обговаривали между собой, что если, не дай бог, попадём в подобную ситуацию, что и как мне отвечать на допросах.

Фрося не выдержала:

— Анютка, так ты добровольно залезла в это дерьмо, а я то думала, что ты и знать толком ничего не знаешь.

— Мама, у нас с Мишей не было друг от друга секретов.

Марк взглядом попросил Фросю успокоиться, а Аню продолжать:

— Короче, я заявила, что не совала нос в дела мужа, занималась детьми, домом и медициной, даже после увольнения продолжала изучать новинки в этой области.

В принципе, это не расходилось с правдой, я ведь действительно не люблю политику, а жила в основном своей профессией и детьми.

Ну, а затем он резко перешёл к нашему заявлению на выезд в Израиль и к моему происхождению, делая упор на Риву Янковскую и моей связи с ней.

Я ему сказала, что в этом вопросе намного больше моего знает моя мама, которая ждёт меня на улице, и тогда он позвонил куда-то и через некоторое время появилась ты.

— Марк, я не могу сказать, что этот симпатичный капитан грубо вёл себя по отношению ко мне, как раз наоборот, но все его вопросы были с какой-то подковыркой, поэтому ухо надо было держать востро, хотя мне точно не было чего скрывать, особенно мои отношения с зятем.

— Подожди мама, я совсем забыла сказать, что Евгений Николаевич однозначно дал мне понять, что Мишу ожидает большой срок заключения, и что он не видит особых препятствий для моего выезда в Израиль к моей биологической матери, которая подключила всевозможные рычаги внешнеполитических ведомств.

Он достаточно ясно дал понять, что развод с Мишей будет самым правильным решением и он берётся довести это до сведенья моего мужа.

— Анна, я полностью согласен с капитаном и твоей мамой, тебе надо подумать о себе и о твоих детях.

Ты, не можешь долгие годы пока твой Миша будет в заключении гробить свою молодость, талант и будущее.

— Но я не могу сама подать на развод, это подло.

— Будем уповать на благородство твоего мужа и я думаю, что он отлично отдаёт себе отчёт в том, что, находясь за пределами Советского Союза, ты окажешь ему более значительную помощь, и развяжешь ему руки для борьбы за досрочное освобождение.

Ничего вам не помешает после того, как он вырвется из нашей страны, соединиться с тобой и упрямство в данном вопросе считаю глупостью.

Я знаю, что даже участникам угона самолёта в Ленинграде, стали делать послабление, а многие проходившие по Ленинградскому процессу, не являющимися зачинщиками, уже получили право на выезд на постоянное жительство в Израиль…

— Марк Григорьевич, давайте подождём, ведь капитан сказал, что мне должно придти письмо с уведомлением о решении Миши.

Марк нахмурил брови:

— Я постараюсь сделать так, чтобы до него в камере дошли мотивы и доводы для этого мужского поступка.

— Марик, а как нам вести себя всё это время пока придёт письмо?

— Для начала нальём, потом выпьем и пойдём танцевать.

Заиграла спокойная мелодия и Марк скосил взгляд на Фросю, указав глазами на Аню:

— Нет, нет, Марк Григорьевич, вам будет гораздо приятней танцевать с моей мамой, а мне дайте, пожалуйста, сигаретку.

— Анютка, ты куришь?

Мамочка, бывает балуюсь, не смотри на меня так, я ведь у тебя уже достаточно взрослая.