От жуткой вести у Фроси замерло сердце, сдавило виски, а в горле словно застрял острый кол.

Она сдавленным голосом спросила у сватьи Аглаи:

— Когда и как это случилось, почему мне не сообщили?

— Ах, Ефросинья Станиславовна, да, уже почитай, как месяц прошёл, как они, мой сват со своим другом милиционером ушли в тайгу на охоту и пропали, а неделю назад их случайно нашли убитыми.

Лидочка, как узнала от Наташи о произошедшем, так сразу же улетела в Таёжный.

— Скажите, пожалуйста, а Лида вам звонила оттуда?

— Да, она через три дня возвращается, сами понимаете, я за время её отсутствия совсем замоталась с двумя малышами, в садик, из садика, а после работы тоже надо ими заниматься, а я ведь уже не молодая, хорошо ещё, что мой сынок прекрасный папаня, а так бы совсем замудохалась.

Дальше выслушивать эти излияния болтливой женщины было выше всякого терпения.

— Вы, меня извините, мне трудно сейчас разговаривать, я никак не могу прийти в себя после вашей ошеломляющей новости, до свиданья.

Фрося положила трубку и оцепенела.

Она стояла в прихожей тупо уставясь на телефонный аппарат.

Душа отказывалась принять эту ошеломляющую прискорбную новость — Коля, милейший Коля, спокойный, добродушный, никогда не поднимающий голоса, работящий, мало пьющий, а главное, верный и надёжный друг Аглаи, безропотно сносящий все выходки вздорной жены, а ведь в той темперамента хватало на десятерых, убит, трудно было даже это представить.

Как теперь будет жить подруга, оставшись вдовой, совершенно одинокой, без родственников и хороших друзей в этом богом забытом сибирском посёлке?!

Ах, да, похоже, и Василия Митрофановича убили, такого толкового и справедливого милиционера ещё поискать надо, а каким он был замечательным человеком.

К сожалению, уже был.

Сёмка выглянул из своей комнаты, желая позвать мать, чтоб продемонстрировать свою новую музыкальную игрушку, но увидев её, стоящую в оцепенении с глазами полными слёз, сразу понял, она только что по телефону получила ужасное известие:

— Мамочка, что с тобой, что случилось?

— Сёмочка, в Таёжном убили моих друзей, Колю, мужа Аглаи и Василия Митрофановича, милиционера, я тебе о нём рассказывала.

И тут, словно прорвало плотину, Фрося осела на пол и разразилась рыданиями.

Подбежавший к ней Сёмка, бережно поднял мать с пола на ноги, нежно обнял за плечи и повёл в ванную.

Он своей рукой мыл ей лицо холодной водой, не успокаивая, а говоря ей самые нужные слова в данную минуту:

— Мамочка, я знаю, какое это для тебя горе, ты не можешь в такое тяжёлое время для твоей подруги оставаться вдалеке от неё.

Завтра покупай билет на ближайший самолёт и отправляйся в Сибирь.

За меня не волнуйся, ты же знаешь, что я привычный оставаться один, без тебя в доме.

Обещаю, что всё будет в порядке, а ты собирай чемодан и ложись спать, уже поздно, а утром у тебя столько дел.

Фрося от слов сына постепенно успокоилась от слёз, вытерла полотенцем лицо и внимательно посмотрела на Сёмку:

— Сынок, а ты у меня оказывается совсем повзрослел, я даже не заметила когда.

Ты, совершенно прав, я в такое тяжёлое для неё время обязана быть рядом с подругой. Завтра утром позвоню Андрею, ты ведь говорил мне, что он в Питере, возможно, тоже захочет полететь отдать дань уважения близким убиенных, и поклониться могилам его добрых приятелей.

Ведь Коля и Вася с юного возраста столько раз брали его на охоту и рыбалку.

Они во многом скрасили Андрейкино пребывания в Таёжном, когда мы приехали практически на пустое место.

Коля вовсе питал к Андрейке отцовские чувства и мечтал, что он станет для него зятем.

Да, я пойду спать, не знаю, усну или нет, но, по крайней мере, полежу и разберусь в своей голове, что-то там всё перепуталось.

Фрося лежала уставившись в темноту, думая, вспоминая и тихо плача.

Слёзы стекали на подушку, она их не вытирала, разве поспеешь за ними, когда душа разрывается от горя.

К своему стыду ей больше всего было жалко Аглаю.

Как теперь ей с этим дальше жить, ведь у её девочек своя жизнь, свои семьи, а той быть приблудой равносильно смерти, а то и хуже.

Трудно представить Аглаю, живущую в семье у какой-нибудь из дочерей, она же не будет спокойно наблюдать, если ей что-то будет не по нутру, а это скандалы, а это обиды, а это война.

В этих горестных размышлениях Фрося даже не заметила, как уснула.

Чуть свет она внезапно проснулась и в ту же секунду, память кинула её во вчерашнюю ошеломляющую новость, которая огорошила, и ввела в жуткую печаль.

Нет, раскисать нельзя, надо действовать, быстро подниматься, звонить Андрею, узнавать про билеты и собирать чемодан.

На протяжении всех этих навалившихся внезапно дум, её неотвязно преследовала, может быть, не подходящая к случаю, мысль о Марке.

Наверное, так уготовано судьбой, а с ней спорить бесполезно, всё равно проиграешь, а хлопот себе наживёшь — ведь они с Марком собирались после Сёмкиных выпускных экзаменов в школе, уехать вдвоём на две недели на юг, провести напоследок вместе незабываемые для обоих дни.

Когда она теперь вернётся в Москву, в каком будет настроении и, самое главное, где в это время будет находиться Марк?!

От этой внезапно пришедшей страшной мысли, она даже присела на кровати — да, такое может случиться, они больше не увидятся.

Ах, а чтобы изменилось, если бы они ещё какое-то количество раз как-то пересеклись, ещё несколько раз помиловались, а что потом… всё равно, скорая разлука.

Ладно, скорей всего, до отъезда они уже не повстречаются, но на всякий случай Мирабу она всё же позвонит, да и в любом случае, надо сообщить Марку о своём внезапном отъезде.

Вот, как неожиданно всё перевернулось, не надо больше думать, как предупредить Аглаю о тех несчастных мехах.

Фрося проводила сына в школу, а сама набрала Ленинградский номер телефона Насти.

К её радости к аппарату подошёл сам Андрей:

— Здравствуй сынок, как я рада, что застала тебя.

— Мамань, привет, привет, по твоему голосу не скажешь, что тебя обуревает радость, такое чувство, что тебя пощекочи и ты заплачешь.

Чтобы и впрямь не разрыдаться, Фрося скороговоркой выпалила:

— Андрейка, убили Колю и Васю, я завтра лечу к Аглае.

И тут, Фрося, действительно, заплакала в голос.

На другом конце провода застыла гнетущая тишина и казалось ей не будет конца.

Только по прерывистому дыханию сына в трубке, Фрося догадывалась, что их не разъединили.

Наконец, раздался хрипловатый тихий голос Андрея:

— Мама, возьми, пожалуйста, два билета на завтра, я вылетаю вместе с тобой.