Фрося положила трубку…

Так, этот вопрос выяснила, безусловно с Андрейкой будет полегче преодолеть это сумасшедшее расстояние до приютившегося в глубинах Сибири Таёжного, а то в дороге от одиночества и дум можно отупеть.

Сердечный всё же мой мальчик, хоть и прячется за ширмой позёра.

Нечего сказать, хорошая я мама и бабушка, надо же, от свалившихся новых переживаний даже не спросила про его Алесика и про их отношения с Настей.

Ладно, в самолёте будет предостаточно времени поговорить с сыном, хоть сможет немного отвлечься от тягостных дум.

Чемодан она ещё успеет собрать, надо в первую очередь, позвонить в аэропорт, узнать ближайший рейс на Иркутск и есть ли в наличии билеты.

Потом необходимо смотаться в магазин прикупить для Сёмки пельмени и сосиски, он же парень у неё неприхотливый, с такой, как она мама, привык к подобной еде, ей же вечно некогда заниматься готовкой.

Хорошо ещё, что во времена мамы Клары у них дома частенько была приготовленная еда, хотя и та, на этом сильно не заморачивалась.

Диспечер аэропорта её расстроила окончательно.

После того, как она туда дозвонилась, наяривая в течение часа, ей сообщили, что ближайший самолёт на Иркутск через три дня, а завтра утром есть только рейс на Новосибирск, и то, надо поспешить с покупкой билета, остались считанные.

Делать нечего, полетим в Новосибирск, оттуда пересядем на другой самолёт или поездом доберёмся до Иркутска, затем в Сосновск и в Таёжный, одним словом, мрак.

Вспомнилось, как почти двадцать лет назад, они с Андреем больше чем десять суток добирались до этого Таёжного и ничего, особо не жаловались.

Андрейке она звонить больше не будет, что зря обсуждать маршрут, когда никакого выбора просто нет.

Из кассы аэропорта и пробежавшись по магазинам, Фрося вернулась домой уже далеко за полдень.

Как ни странно, Семёна застала сидящего за учебниками:

— Мамуль, звонил Андрейка, он уже выехал в Москву.

— Молодчина, для него сорваться с места ничего не стоит.

Ты обедал?

— Да, у меня оставались талоны от соревнования и я перекусил в столовке.

— Ну, мы с тобой нигде не пропадём, как там в басне — и под каждым ей листом, был готов и стол и дом…

Это точно про нас.

Фрося грустно улыбнулась сыну:

— Я взяла билеты на завтрашнее утро, правда, только до Новосибирска, Андрей даже об этом не знает.

— Мамуль, а насколько ты уезжаешь?

— Не знаю, я пока ничего не знаю, я тебе оттуда обязательно буду звонить.

Неожиданно Фрося вспомнила про Марка и про его предупреждение на счёт хранимых у неё в кресле денег и золота.

Она внимательно посмотрела на Сёмку и глубоко задумалась:

— Мам, ты чего так смотришь на меня, будто я украл у тебя миллион?

— Сёмочка, а ты умеешь хранить важные тайны, такие, о каких ты даже догадаться не можешь, но только скажу тебе, что это, как военная тайна, но за неё твоя мать может сесть в тюрьму на длительный срок.

— Мама, зачем ты у меня такое даже спрашиваешь, ведь я за тебя и на смерть пойти могу.

— Ну, вот этого совсем не надо.

Я в тебе не сомневалась, просто надо было с чего-то начать этот разговор, идём со мной.

Фрося завела сына в зал и как, когда-то Ане открыла свой тайник в кресле Вальдемара, который до верху был плотно набит пачками денег.

Сёмка присвистнул:

— Вот это да! И эти бабки все твои?

— Нет, Сёмочка, наши.

Так, я тебя очень прошу, не задавай мне лишних вопросов, на большинство я всё равно не смогу тебе ответить, лучше слушай внимательно.

Завтра мы с Андреем улетим в далёкую Сибирь, а через два дня наступит суббота.

Ты сложишь в свой рюкзак деньги из этого кресла, сколько в него поместится, туда же положишь вот эти золотые монеты, вот эти украшения, другие не трогай, и вот эти ордена и медали Ицека, я обязана их сохранить для него.

Вызовешь такси, поедешь один и только один, с собой заберёшь все стоящие на окнах в баночках рассады, сложи их в большую сумку и оставь её открытой, чтоб таксист видел, что ты везёшь.

Когда приедешь на дачу, все эти баночки с рассадой выставь на подоконники и столы, полей их, и, желательно, чтоб это ты делал каждую субботу или воскресенье, а если у тебя получится и чаще, вернусь домой из Сибири и мне тогда надо будет их высадить на участке.

Не перебивай меня мой мальчик, дослушай до конца.

Деньги раздели на несколько частей и спрячь надёжно, что под крышей, что в сарайчике, что под полом… тут я тебе даю пространство для фантазии.

Я долго думала, куда девать золото и вот, что надумала, если посчитаешь мою идею дурацкой, скажи, возражать не буду.

Семён улыбнулся.

— Мам, давай продолжай, я уже с тобой ничему не удивляюсь.

— Так вот, все эти побрякушки мы сложим в банку из-под кофе, ты постараешься залезть в печку, в дымоходе выбьешь топором один из кирпичей, всунешь туда эту банку и куском кирпича заставишь, хорошо было бы ещё, если Бы ты после этого замазал новые швы цементом.

— Мам, ты, где такое прочитала или сама придумала?

— Не смейся, но, действительно, сама придумала.

И Фрося ласково улыбнулась сыну.

— А, что плохо?

— Что ты, совсем неплохо, у меня уже чешутся руки всё это обтяпать, я словно герой детективного фильма.

— Эх, Сёмочка, Сёмочка, только роль у тебя здесь отрицательная, прости меня, мой мальчик.

— Мама, ты просила не задавать тебе тяжёлых вопросов, я и не буду, потому что о многом сам начал догадываться.

Не буду сейчас или когда-нибудь тебя осуждать или обсуждать, ты можешь вполне быть уверенной, что ни одной живой душе я не открою нашу тайну, тем более, милиции.

Ты мне веришь?

— Сёмочка, если бы не верила, то и не доверилась бы.

Так, пока не забыла…

После того, как кирпич поставишь на место, распали и, как следует протопи печку, и так делай в каждый свой приезд на дачу.

— Мамочка, я догадался, чтобы сажей покрылся кирпич и не видно было, что его вынимали.

— Садись, пять с плюсом.