Владивосток встретил авантюрных путешественниц солнечным теплом и приятным морским бризом.

Погода в приморском городе очень отличалась от среднесибирской и подруги в своих тёплых одеяниях сразу же разомлели от жары.

Такси по рекомендации водителя, быстро доставило к одной из лучших гостиниц в городе с приличествующем названием «Адмирал».

Фрося оставила подругу недалеко от входа караулить чемоданы, а сама отправилась во внутрь, пробить свободный номер, как когда-то это делал Марк.

Она подошла к стойке администратора, когда рядом с ним никого не было, вложила в свой паспорт четвертную банкноту и попросила предоставить им хороший номер на двоих.

Администратор, а точнее женщина выполнявшая эту роль, глядя Фросе в глаза заметила:

— Сударыня, хорошие номера все заняты, но я могу для вас сделать особое одолжение, поселив в переполненную гостиницу, но в номер на четверых.

Фрося незаметно для окружающих подсунула в сторону зарвавшейся администраторши ещё одну купюру того же содержания.

Женщина радостно заулыбалась и сердечно защебетала:

— Милочка, чемоданы можете пока оставить у меня под стойкой, через часик-другой явитесь и ваш номер-люкс будет буквально вылизан.

По вам барышня сразу видно, что явилась к нам птица высокого полёта.

Когда что-нибудь понадобится, обращайтесь без стеснений, всё, что в наших силах, мы постараемся предоставить и оказать вам всяческие услуги.

Да, школа Марка не пропала даром, хотя в экстремальных ситуациях, она и раньше до встречи с ним, могла всунуть взятку, с которой в их стране открывались самые закрытые двери.

Фрося вышла на улицу и сразу же ей бросилось в глаза расстроенное лицо Аглаи:

— Подружка, ну, что опять случилось, чего смотришь на меня таким затравленным взглядом?

— Фрось, я тут подслушала разговоры некоторых выходящих из гостиницы людей, они утверждают, что во всём городе невозможно найти ни одного свободного номера и отсюда они тоже вышли не солоно хлебавши.

— Что ты говоришь, а я и не знала, что существует такая проблема?!

Идём, поставим чемоданы у администратора, а сами погуляем парочку часиков по городу, а затем вернёмся заселяться.

Аглая не стала ничего говорить в ответ на реплику Фроси, а потрусила рядом с ней поминутно качая головой, видимо, мысленно ведя с подругой бесконечный диалог.

В ближайших к гостинице магазинах они прикупили себе на первое время лёгкую, подходящую для тёплого весеннего дня одежду и обувь и стали мечтать, как после душа в своём номере переоденутся в обновки.

Войдя в холл гостиницы, Аглая просто диву давалась, видя, как радостно приветствует их слащавая администраторша, какие знаки внимания она оказывает Фросе, заливаясь сладкоголосым жаворонком над своей стойкой.

Поднявшись на лифту на свой третий этаж, идя по длинному гостиничному коридору с чемоданами в руках, Аглая отпыхиваясь от быстрой ходьбы следом за стремительной Фросей громким шёпотом вещала:

— Ну, с тобой и впрямь не пропадёшь, тебя же встречают тут, как Людмилу Гурченко, может спутали с кем…

Фрося только улыбалась, молча поворачивая ключ в замке и распахивая дверь их номера, Аглая зашла и ахнула:

— Вот это да, я в таких хоромах ещё не живала, да, скажи ты наконец, за какие заслуги мы это с тобой получили, говори, а иначе я с ума сойду от любопытства.

— Аглашенька, неужели ты не знаешь, что деньги в нашей стране открывают почти все двери и многие души, давай лучше разыграем, кто первый бежит в душ.

После принятия водных процедур в стерильной чистоты ванной комнате, подруги с наслаждением развалились немного отдохнуть на расставленные по обе стороны шикарного номера полутороспальные кровати, между которыми стояли тумбочки с настольными лампами.

На противоположной стороне комнаты, высился лакированный трельяж с большими зеркалами и платьевой шкаф.

К их услугам были представлены апартаменты из двух комнат.

Они вскоре переместились в зал и уселись в громоздкие кресла.

Здесь также находился диван в тон, журнальный столик, холодильник и большой телевизор.

Аглая водя босой ногой по толстенному ковру, заметила:

— Фрось, а во что выльется нам эта роскошь и на кой фик нам такая сдалась?

— Аглашенька, неужели ты ещё не поняла, что наша жизнь ничего не стоит, а ты жалеешь деньги, за которые в нашей стране опасно что-то толковое купить.

Понятно, подобная роскошь мало кому из советских граждан по карману, но мы то можем себе это позволить, так почему отказывать себе в такой радости.

Признаюсь тебе честно, что могла бы без всякого для себя урона сходу приобрести для тебя в Москве даже трёшку, но попробуй только сунуться куда-нибудь с этими деньжищами без связей, тебя тут же загребут.

Если у нас всё здесь прокатит, как мы задумали, ты тоже отхватишь бабок и не мало, так ты даже в своём Таёжном не сможешь развернуться, тут же органы заинтересуются, а где это уважаемая гражданочка бабла отхватила.

Смотри, с какими муками твоя Лида справила свою кооперативную квартиру и это не из-за того, что не было денег, а потому что надо было выстоять огромную очередь.

Ей сердечной пришлось больше десятка лет маяться, живя в двухкомнатной вместе с родителями мужа, его братом и народив двух деток.

В таких скотских условиях, как только детей умудрились зачать.

Ты, Аглашка счастливая мать, не живёшь, как многие другие вместе со своими замужними дочерьми, от них не зависишь, а более того, каждой из них вывалила пухленькую пачечку на улучшение жилищных условий.

Наверное, за это тебя Наташкин муженёк и не терпит, что в ножки должен кланяться, а его обуревает гордыня.

— Фрось, куда это тебя понесло, вот наблатыкалась рядом со своим крутым полюбовничком, впору в Верховном Совете выступать, а не передо мной распинаться.

Можно подумать, я сама всего этого не понимаю.

Прожили с Коленькой тридцать лет в Таёжном, ни в чём не нуждались, не в чём себе не отказывали, а что там можно было себе позволить и для чего.

Мы с ним по советским меркам совсем не хило зарабатывали, ну и что, деньги, как вода, сквозь пальцы протекали.

Ни разу с ним не были на югах, не носили дорогие одежды и не спали на шикарных гарнитурах, и, казалось бы, так и должно быть, ведь так большинство народа живёт и не ропщет.

Я говорю большинство, а ведь, на самом деле, таких меньшинство, а почти все тянут лямку от получки до получки, все деньги уходят на уборную или на водочку, а другие радости видят только по телевизору.

Фрося удивлённо смотрела на Аглаю, та её сейчас явно поразила своей тирадой.

— Ну, подружка, каждая из нас уже лет на пять тюремного срока наговорила.

И они прыснули со смеха, быстро мысленно проанализировав только что сказанное.

Фрося глянула на свои золотые часики, первый подарок Марка:

— Глаха, пора уже одеваться к обеду, пойдём продегустируем гостиничный ресторан, влезай в новые одёвки, подкрась немного мордаху и вперёд.

Женщины не стали сильно разодеваться, но выглядели достаточно презентабельно в новых лёгких платьях, в туфлях на каблуках, свежие, причёсанные и довольные жизнью.

Фрося так и не уговорила подругу надеть одни из её золотых серёжек с бриллиантами.

Та отмахнулась, даже не слушая доводы:

— Да, остань ты со своими побрякушками, век их не носила и не собираюсь, узнают меня и такую.

Конечно, подруги очень разнились своим внешним видом, умением подать себя в нарядной одежде, в украшениях и манерой поведения.

В этом не было ничего удивительного, ведь Фрося за время проживания в Москве поднаторела в этом изрядно, а с появлением в её жизни Марка, так и вовсе превратилась в светскую львицу.

Она часто вспоминала посещение ресторана в Ленинграде в компании Виктора и как она там, изошла сто потами, увидав разнообразные приборы на столе.

Сегодня её этим уже не испугаешь и более того, она умела ловко управляться всеми вилками и ножами, а чего удивляться, двенадцать лет уже москвичка, а какие у неё были учителя…

Фрося категорически отказала подруге в заказе выпивки:

— Аглашенька, с первого дня в гостинице, ты хочешь обратить на себя внимание неприглядным поведением.

Ты, что не понимаешь, что с водкой под обед, мы будем походить на двух старых шлюх, приехавших словить последний шанс на интимную близость.

— Скажешь тоже, но спорить не буду, придётся в этих вопросах довериться тебе, куда там мне, бабке из Таёжного до столичной фифы.

— Аглая, это ирония или шутка?

— Считай, то и другое, а на самом деле, голая правда и не дуйся, я без злости.

После обеда они не стали разлёживаться в номере, а вышли в город, прогуляться по набережной.

С моря дул тёплый порывистый ветер, ероша волосы, поднимая подолы платьев и освежая солёной влажностью лица.

На встречу и обгоняя их вдоль парапета прогуливалось в свете наступающего вечернего сумрака много праздного люда.

Здесь были вальяжные, солидные пары, стайки весело переговаривающихся молодёжных компаний, но главное внимание Фроси привлекали моряки, а точнее, морские офицеры с иностранных судов, которых она узнавала по не русской речи и, безусловно, по внешнему виду.

Последние пару лет Марк настаивал, чтобы Фрося засела за изучение английского языка, утверждая, что он обязательно в жизни понадобится и хотя бы слегка изъясняться, ей не повредит.

В частых совместных, долгих поездках он пытался ввести ей в мозги необходимые для начального общения общепринятые фразы, отдельные обиходные слова на английском, превращая эти уроки в своеобразную игру.

Она вначале принимала его натиск в этом вопросе в штыки, а затем, как-то втянулась и даже дома иногда вытаскивала заветную тетрадь, куда выписывала новые слова и целые фразы, и штудировала, злясь и смеясь над собой.

Во многих вопросах она доверяла Марку беспрекословно.

Сейчас, прогуливаясь по набережной Владивостока, она мысленно улыбалась, вспоминая с теплом своего потеренного любовника.

Нет, она не будет его оплакивать, он жив и здоров, и более того, от всей души она ему желает в будущем только счастья и удачи.

Аглашка и чуть раннее Андрей, пытались внушить ей к нему ненависть, упрекая его во всех смертных грехах, но он ведь всегда был с ней предельно искренен и с самого начала предупреждал об опасности их деятельности.

Она знала на что шла, а то, что неожиданно так их развернула жизнь, так стоит ли за это сетовать на него, может ещё будет благодарить, что своим отъездом, спасся сам и её не затащил на скамью подсудимых.

Фрося не винила себя за то, что так резко разорвала их отношения, неделя или месяц больше или меньше её уже не устраивали, надо как можно быстрей вырвать его из своего сердца, а в памяти пусть он останется ярким пламенем и сильной личностью, а не жалким и растерянным человечком, в которого он быстро превращался под натиском навалившихся на него сложных обстоятельств.

Фрося вздрогнула от резкого толчка в плечо и голоса подруги:

— Вот, иду и наблюдаю за тобой, то хмуришься, то улыбаешься, даже губы у тебя начали шевелиться, глянешь, и подумаешь, что баба умом поехала.

Что это тебе уже в голову зашло, не иначе своего распрекрасного полюбовничка вспомнила.

— Аглашка, а ведь ты угадала, я действительно сейчас была с ним.

— Вот, дурёха, оглянись лучше и посмотри, как на тебя пялятся мужики, и не просто мужики, а сплошь капитаны.

Фрося залилась смехом.

— Аглашка, капитан в моей жизни уже был, надо что-то новенькое и свеженькое.

И вдруг до её слуха дошла речь на знакомом с детства родном языке — двое стоящих возле парапета офицеров, говорили по польски.