Фрося проснулась от чьего-то присутствия рядом и одурманивающего запаха кофе.

Она резко распахнула глаза.

В кресле, напротив дивана, где она спала, сидел, одетый к выходу в школу её сын и потягивал ароматный напиток, попутно откусывая с наслаждением от толстого куска батона, намазанного сливочным маслом и мёдом.

— Привет, сынок, вижу, отсутствием аппетита не страдаешь.

— Мамуль, прости, что разбудил, но я очень по тебе соскучился.

— Он ещё здесь?

— Да, сидит на кухне, пьёт кофе и курит.

— Ты, мне хочешь и можешь что-нибудь объяснить?

— Мам, мне сейчас нужно убегать в школу, приду и вечером наговоримся от души, но думаю, что дядя Марк многое из того, что я расскажу, сейчас сам тебе разъяснит.

Сёмка запил последний кусок батона кофе, нагнулся над лежащей на диване матерью и поцеловал её в щёку:

— Мамуль, я тебя очень люблю и очень тобой горжусь.

И не дав ответить или что-нибудь спросить, выбежал из комнаты.

Приняв душ, в домашнем халате и тапочках, с закрученным на голове полотенцем, Фрося зашла на кухню.

Там по-прежнему возле открытого окна с неизвестно какой по счёту чашкой кофе и сигаретой сидел на табуретке Марк:

— А, Фрося, не злись на меня, я скоро уйду, просто нам необходимо ещё раз серьёзно поговорить, это, в первую очередь, очень важно для тебя.

— А я ни капельки не злюсь, а если бы ты вдруг ушёл не попрощавшись, то очень бы расстроилась.

— Фросик ты не предсказуема, я думал, что хорошо разбираюсь в людях и особенно в тебе, в твоих привычках, взглядах и характере, но на сей раз на твой счёт глубоко ошибся, а ведь мы за эти четыре года провели рядом столько незабываемых дней.

— Марик, ты, когда уезжаешь?

— Приблизительно через две недели.

— Поклянись, что этот серьёзный между нами разговор до самого твоего отъезда, на сей раз будет последним, я устала с тобой прощаться наяву и мысленно, мне легче будет вспоминать великолепного любовника, блестящего ухажёра и плакать, чем видеть такого на себя не похожего и до боли в сердце жалеть тебя.

— Фросенька, не надо меня жалеть, я по-прежнему здоровый, богатый и очень тебя люблю.

— Правда, любишь?

— Четыре года назад, когда мы с тобой волею проведения оказались в Вильнюсе и в ресторане, когда ощутил твоё тело во время танца в своих объятиях, я почувствовал к тебе безумное влечение, но это была ещё не любовь, ведь я тогда смог устоять и не наделать глупостей.

Прошло короткое время и я стал понимать, что не могу без тебя дышать, не могу долго не видеть, не могу думать мысленно не советуясь с тобой, не говоря уже о безумном сексуальном влечении, вот тогда понял, ЭТО, И ЕСТЬ ЛЮБОВЬ…

— Марик, зачем ты рвёшь моё сердце?

— Милый мой Фросик, своё я уже окончательно разорвал.

Если бы я только мог, плюнуть на всё и всех, взять тебя за руку и утащить за собой на другой конец света, и начать нашу жизнь с чистого листа, я бы это сделал без особых раздумий, но мы оба отлично понимаем, что это осуществить невозможно.

Самое страшное для нас, что нет у меня никаких возможностей остаться в этой стране, ведь если я останусь, начинать нам придётся с чистого листа только, как минимум, через десять лет, а этого нам обоим вряд ли захочется.

Фрося подошла к Марку, вынула из его пальцев на половину скуренную сигарету, затушила в пепельнице, взяла за руку и подняла с табуретки на ноги:

— Маричек, а мы можем обо всём важном и серьёзном поговорить лёжа в постели?

Лукавый взгляд Фроси прожёг сердце Марка насквозь.

Он нежно притянул к себе любимую женщину и будто пробуя на вкус, коснулся своими приоткрытыми губами её готовых к поцелуям влажных губ.